СОКОЛОВА Л.В.

РУССКАЯ ПРОЗА 1920-1930-Х ГОДОВ (ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ)

УЧЕБНОЕ ПОСОБИЕ

Книга является пособием для студентов-филологов по курсу «История русской литературы ХХ века». Она представляет собой первую часть, за которой последует продолжение («Литературный процесс 1920-1950-х годов», «Литературный процесс 1950-1990-х гг.»). Предметом рассмотрения в данной книге оказываются основные тенденции в развитии русской прозы 1920-1930-з годов. В пособии не ставится цель отразить всю многоплановую картину литературного процесса 1920-1930-х годов, внимание акцентируется на смене художественных парадигм в русской прозе данного периода, когда, с одной стороны, реализм как творческий метод уже не мог претендовать на роль универсальной эстетики, а с другой – утверждается художественное сознание модернистского типа с присущей ему поэтикой. Пособие включает четыре раздела: в первом разделе дается общая характеристика литературного процесса 1920-1930-х годов; во втором – раскрывается идейно-художественное новаторство художественно-исторической прозы 1920-1930-х годов; в третьем – рассматривается трансформация жанра романа-эпопеи в творчестве М.Шолохова, А.Толстого, И.Шмелева; в четвертом – предметом анализа становятся ключевые романы «онтологической прозы» (М.Булгаков, А.Платонов).

Пособие предназначено для студентов-филологов, а также для всех, кто занимается русской литературой.

…………………………………………………………………………….

ХУДОЖЕСТВЕННО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРОЗА 1920-1930-х ГОДОВ (основные тенденции)

ЭПОПЕЯ И РОМАН-ЭПОПЕЯ В РУССКОЙ ПРОЗЕ 1920-1930-х ГОДОВ (М.ШОЛОХОВ, А.ТОЛСТОЙ, И.ШМЕЛЕВ)

……………………………………………………………………………..

ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОЗА: ЭВОЛЮЦИЯ РУССКОГО ФИЛОСОФСКОГО РОМАНА 1920-1930-х ГОДОВ (М.БУЛГАКОВ, А.ПЛАТОНОВ)

………………………………………………………………………………

РУССКАЯ ПРОЗА 1920-1930-х годов (общая характеристика)

Социокультурная ситуация 1920-1930-х годов. 1920-е годы отмечены сменой действующих лиц на литературной сцене. В эмиграции оказываются многие представители старшего поколения русских писателей (И.Бунин, А.Куприн, И.Шмелев, Б.Зайцев, А.Ремизов, Д.Мережковский, М.Осоргин, В.Ходасевич и др.). Авансцену занимает литературная молодежь (Л.Леонов, М.Булгаков, Вс.Иванов, И.Бабель, А.Фадеев, К.Федин, Артем Веселый, Б.Лавренев, В.Катаев и др.). В пору творческой активности вступают также начавшие писать еще до революции Е.Замятин, Б.Пильняк, М.Пришвин, А.Толстой, Б.Пастернак, рождаются «новые» произведения М.Горького. Происходит резкая поляризация идейно-эстетических устремлений.

Литературный процесс 1920-х годов «полицентричен», его развитие определяется интенсивным творческим взаимодействием многочисленных группировок, само наличие которых было обусловлено, с одной стороны, следованием традиции Серебряного века, а с другой стороны было результатом естественного идейно-эстетического самоопределения писателей. Среди многочисленных групп были те, что оставили свой след в литературном процессе 1920-х годов: «Серапионовы братья», «Перевал», ЛЕФ, РАПП, ОБЭРИУ.

В феврале 1921 года в петроградском Доме искусств сложился кружок «Серапионовы братья»: Вс.Иванов, М.Слонимский, М.Зощенко, В.Каверин, Л.Лунц, К.Федин, поэты Е.Полонская и Н.Тихонов. Близки к «серапионам» были Е.Замятин и В.Шкловский. Защита «серапионами» традиционных представлений об искусстве, о самоценности творчества, об общечеловеческой, а не узкоклассовой значимости литературы была своего рода ответом на взгляды, вульгаризирующие искусство. Подобную позицию занимали ЛЕФ и РАПП, видевшие в литературе оружие политической борьбы и навязывающие ей функции пропаганды и агитации. Предшественником рапповского и лефовского классового подхода к искусству был Пролеткульт – самая массовая литературно-художественная и просветительская организация начала 1920-х годов. К октябрю 1917 года она насчитывала в своих рядах около 400 тысяч членов, издавала 20 журналов. В основу деятельности Пролеткульта была положена так называемая «организационная теория» А.А.Богданова, суть которой сводилось к тому, что любое искусство отражает опыт и миросозерцание лишь одного класса и непригодно для другого. Вся предшествующая литература, шедевры русской классики XIX века созданы не пролетариатом – значит не нужны ему; из этого делался вывод о немедленном создании новой пролетарской культуры.

Следует отметить, что спор в межгрупповой полемике разгорался по трем важнейшим вопросам: концепция личности; вопрос об отношениях искусства к действительности; вопрос о новой пролетарской литературе и ее творцах.

Наиболее радикальные позиции по этим вопросам занимали футуристы. Футуризм, искусство будущего, как мыслили его теоретики, сложился еще в 1910-е годы, но не имел тогда четкой организационной структуры. Существовало несколько групп: эгофутуристы (И.Северянин, И.Игнатьев), Центрифуга (Б.Пастернак, Н.Асеев), кубофутуристы (Давид и Николай Бурлюки, В.Хлебников, В.Маяковский, А.Крученых, В.Каменский). Именно кубофутуристы выпустили два сборника, эпатирующие литературную общественность: «Дохлая луна» и «Пощечина общественному вкусу».

В 1923 году в Москве возникает группа ЛЕФ (левый фронт искусства) , основанная футуристами и воспринявшая и развившая в новых культурно-исторических условиях футуристическую идеологию. Во главе ЛЕФа становится Маяковский, а ее членами – Б.Пастернак, Н.Асеев, В.Каменский, А.Крученых, Третьяков, Кирсанов. В 1929 году Маяковский переходит в РАПП, и ЛЕФ как группировка практически перестает существовать.

Идейно-эстетические установки лефовцев выражены в манифесте «Перспективы футуризма», опубликованном в журнале «ЛЕФ» в 1921 году. Эстетические взгляды футуристов определялись теорией «искусства-жизнестроения», которая трактовала художественную деятельность как форму деятельности организационной, единственная функция которой состояла в скорейшем приближении нового общественного бытия. Подобный утилитаризм, низводящий искусство до уровня агитки или дизайна, приводил лефовцев к теории «литературы факта», утверждавшей в качестве важнейшей и единственной функции литературы распространение производственного опыта: художественная литература замещалась документалистикой. Это приводило к отрицанию крупных жанровых форм, в частности романа (у рабочего нет времени читать длинные выдуманные истории) и к утверждению малых документальных жанров – очерка, заметки, корреспонденции. В эстетических декларациях лефовцев личность художника низводилась до уровня подмастерья, который получает определенный социальный заказ своего (или чужого класса) и художественно воплощает не им выработанную определенную классовую идеологию. Этот подход и сформировал концепцию личности, предложенную литературе лефовцами: они утверждали «отчетливо функционирующего человека», вся ценность которого определялась тем, насколько он ощущал себя «существенным винтом своего производственного коллектива».

Как четкая организация со своей структурой РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей) оформилась в январе 1925 года на первой Всесоюзной конференции пролетарских писателей. Рапповцы представляли тот полюс общественного сознания, который отстаивал классовое в противовес общечеловеческому, поэтому размышляли они исключительно о пролетарской литературе. В литературно-идеологических манифестах рапповцев утверждалась идея разделения и литературы, и всего искусства по жестким классовым границам. Жесткие и непреодолимые классовые границы, воздвигнутые рапповцами внутри искусства, не только лишали литературу самой ее сути – общечеловеческого содержания, но и определили крайне рационалистичный подход к человеку. «Личность интересует писателя как человеческий материал, имеющийся в распоряжении господствующего класса. Проблема человека – это, в сущности, проблема социального подбора, проблема пригодности человека к эпохе», - писал в 1928 году один из рапповских критиков В.Ермилов в книге с характерным названием «За живого человека в литературе».

Оппозицию рапповцам сумели составить «перевальцы». Организационно Всесоюзное объединение рабочее-крестьянских писателей «Перевал» оформилось в 1924 году (А.Воронский, Д.Горбов, А.Лежнев и др.). Идейно-эстетическая концепция «Перевала» была связана с интересом к будущему. За перевалом времени они стремились различить «элементы завтрашней морали», «новый гуманизм», «новый подлинный коммунизм», «нравственность завтрашнего дня». Эта опора на будущее объективно вела к утверждению общечеловеческого начала в искусстве, которое противопоставлялось сиюминутности. «Художник должен уметь сочетать временное с вечным, - подчеркивал А.Воронский. – Только тогда его вещи и становятся достоянием будущего…». Ориентация на будущее, с точки зрения которого рассматривается настоящее, обусловило практически все лозунги «перевальцев», предложенные ими искусству 1920-х годов. Символ их веры выражался тремя важнейшими тезисами: искренность, эстетическая культура, гуманизм.

Искренность – этот лозунг был направлен против теории социального заказа, обоснованного теоретиками ЛЕФа. Художник – не кустарь-одиночка, он не может взять социальный заказ, как берет портной заказ на пальто. Художник в ответе за идеологические построения, которые содержатся в его произведениях, и не вправе выполнять чуждый ему социальный заказ: неискренность приводит к искажению нравственной основы и творчества, и общества в целом.

Эстетическая культура. В эстетической теории «перевальцев» главным является идея выделенности художника из мира, его умение видеть дальше и больше других, его пророческая миссия, утверждаемая классической русской литературой . «Искусство, - писал А.Воронский, - всегда стремилось и стремится возвратить, восстановить, открыть мир, прекрасный сам по себе, дать его в наиболее очищенных и непосредственных ощущениях.Эту потребность художник чувствует, может быть, острее других людей потому, что в отличие от них он привыкает видеть природу, людей, как если бы они были нарисованы на картине; он имеет дело преимущественно не с миром как таковым, а с образами, с представлениями о мире».

Как было уже отмечено, литература 1920-х годов «полярна», представляет собой борьбу полюсов, и полюса эти обозначены очень ярко в идейно-эстетической полемике РАПП с «Перевалом». С одной стороны - крайний рационализм, ультраклассовость, понимание искусства как орудия политической борьбы, с другой – отстаивание общечеловеческих ценностей в противовес классовым. В схватке РАПП и «Перевала» проявились не только разные взгляды на искусство, но и разные категории, которыми мыслили оппоненты. Рапповцы стремились перенести в литературную критику социально-политические лозунги классовой борьбы; «перевальцы» же обращались к предельно широким образам-символам. Один из них – образ «сокровенной богини Галатеи» (так называлась книга критика Д.Горбова, ставшая знаменем «Перевала»). Мир Галатеи – это мир искусства, мир, существующий наравне с миром реальным, вещным, ощутимым. Предметы и факты реальной действительности, втянутые художником в мир Галатеи, говорил Горбов, получают иное, нереальное значение: они предстают там знаком некой идеальной эстетической системы, созданной замыслом художника. Прорыв в мир сокровенной богини Галатеи, мир идеального и прекрасного, и есть общественная задача искусства.

Лозунг гуманизма трактовался «перевальцами» как идея самоценности человеческой личности. Речь идет о формуле «моцартианства» , то есть о концепции творческой личности, которую предлагали литературе критики «Перевала». Идея «моцартианства», то есть эмоционального, искреннего, глубоко личного восприятия действительности возникла в связи с тем, что эстетическим кредо «перевальцев» стала повесть Петра Слетова «Мастерство» (1929). Скрипичный мастер Луиджи, один из героев повести, воплощает в себе моцартианское начало творчества; его ученик Мартино – тупой и жестокий изувер, ослепляет своего учителя, становится его палачом, ибо ему недоступна сама идея высшей гармонии, которой живет Луиджи.

Вопрос о сущности и задачах искусства становится ключевым и в художественной идеологии группы ОБЭРИУ (Объединение реального искусства), возникшей в 1928 году. Творчество обэриутов было гротескным и фантастическим развитием открытий, сделанных модернистской литературой , - своего рода гротеском гротеска, фантастикой фантастического, поэтому сами они называли свои творческие эксперименты «заумью», «чушью».

Декларация «ОБЭРИУ» была опубликована в начале 1928 года. В группу входили Д.Хармс, А.Введенский, К.Вагинов, Н.Заболоцкий, И.Бахтерев, Б.Левин; близок к ним был Н.Олейников. Название группы указывает на принципиальное нарушение обэриутами общепринятой логики, даже логики сокращений: буква У в конце не является словоопределителем, а добавлена для смеха и улыбки, как бы по детской логике: потому, что кончается на «у». Реальное искусство обэриуты понимали вовсе не как реалистическое; первой и истинной реальностью было для них, скорее, искусство, а не каждодневная действительность. «Истинное искусство стоит в ряду первой реальности, - писал Д.Хармс, - оно создает мир и является его первым отражением».

Обэриуты работали на стыке взрослой и детской литературы, составив авторский коллектив ленинградского детского журнала «Еж». Основой их творческого метода стало перенесение во взрослую литературу детских представлений, далеко не самых хороших и добрых, поэтому жизнь их героев напоминает кукольную жизнь; с ними происходит то, что могло произойти с детскими куклами, которые, впрочем, названы взрослыми именами. Так, в рассказах Д.Хармса герои отрывают друг у друга ноги и руки, при этом не испытывая боли («Охотники»), бьют друг друга по голове … огурцом («Что теперь продают в магазинах»), легко убивают друг друга («Машкин убил Кошкина»).

Перенесение кукольных отношений в мир реального формирует поэтику абсурда , основой которой, по словам А.Введенского, становится ощущение бессвязности мира и раздробленности времени. Абсурд – отсутствие связности повествования, логики сюжета, естественных психологических рефлексов у кукольных героев, трагического восприятия смерти, непроясненность грани между живым и неживым – становится принципом построения художественного мира в творчестве обэриутов. «Одна муха ударила в лоб бегущего мимо господина, прошла сквозь его голову и вышла из затылка», - начинает свою прозаическую миниатюру Д.Хармс, в первой же фразе формулируя нереальность и абсурдность создаваемого художественного мира, но господин «лишь был весьма удивлен: ему показалось, что в его мозгах что-то просвистело, а на затылке лопнула кожица и стало щекотно». Эта ситуация становится предметом его саморефлексии: «Что бы это такое значило? Ведь совершенно ясно я слышал в мозгах свист. Ничего такого мне в голову не приходит, чтобы я мог понять, в чем тут дело. Во всяком случае, ощущение редкостное, похоже на какую-то головную болезнь. Но больше об этом я думать не буду, а буду продолжать свой бег». В этой попытке «самоанализа» проявляется суть обэриутовской эстетики: писатель вместе со своим персонажем отказывается от объяснений странного мира, неподвластного попыткам «понять, в чем тут дело», эти вопросы, вполне естественные для реалистической литературы не только не получают ответа, но даже не ставятся, так как писателю прежде всего важно донести до читателя «редкостное ощущение» - ощущение бессвязности, фрагментарности мира и раздробленности времени.

Таким образов, наличие литературных групп в литературном процессе 1920-х годов воплощало на организационном уровне возможность по-разному относиться к литературному делу , воспринимать его как дело индивидуальное и частное.Однако на рубеже 1920-1930-х годов разгромом заканчиваются дискуссии о группе «Перевал», а в начале 1930-х годов постановление ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций» распускает все литературные группировки, происходит «огосударствление» литературы, то есть процесс сращения искусства с идеологией, который привел к деформации роли искусства в обществе.

Характер литературного процесса советского времени определяют новые отношения между литературой и властью. Советская власть с самого начала бала склонна рассматривать литературу как явление партийно-государственной жизни, литературе навязывались не свойственные ей пропагандистские и идеологические функции. На первых порах, в 1920-е годы, идет борьба двух противоположных тенденций. С одной стороны, естественная тенденция многовариантного литературного развития (отсюда и обилие литературных групп как организационного выражения множественности различных эстетических ориентаций). С другой стороны – стремление власти, выраженное в культурной политике партии, привести естественное многоголосие к вынужденному монологу. Чертой между двадцатыми и тридцатыми годами стал 1934 год – год первого съезда советских писателей, на котором в докладе А.М.Горького был сформулирован новый художественный метод - социалистический реализм. Литературная полифония вошла в противоречие с другими формами общественной жизни, которые тяготели к монологизму.

Объективно-исторической почвой для появления метода социалистического реализма явилась социокультурная ситуация начала ХХ века, именно в это время обнаружилась практическая необходимость в появлении литературы, которая бы непосредственно включилась в общественную деятельность, разработала бы концепцию нового героя – активного борца за революционное преобразование общества. Такой герой появился в горьковских произведениях «Мать» и «Враги» (1906), которые обозначили новые перспективы развития художественного творчества. После революции 1917 года и создания нового советского государства соцреалистически-тенденциозная литература была провозглашена образцом, а догматизация и даже канонизация социалистического реализма на первом съезде советских писателей в 1934 году превратила это живое явление в нормативную структуру , которая стала чрезвычайно деформировать возможности творческого развития литературы и искусства. Соцреализм стал догмой, под знаком которой развивалась советская литература 1934-1956 годов, а в 1990-е годы ХХ века он уже стал историческим явлением.

Историко-литературная система соцреализма утвердилась в 1930-е годы как «монокультура», и в этом большую роль сыграл идеологический диктат по отношению к тем, кто не принял эстетику этого художественного метода. В современном литературоведении существует множество концепций соцреализма, среди которых можно выделить несколько ключевых.

М.М.Голубков обосновал концепцию социалистического реализма в литературе первой половины ХХ века, заметив, что «что становление социалистического реализма опиралось не только на формулируемые сверху законы литературного развития, но и на внутренние процессы, характеризующие состояние реалистической эстетики», что «социалистический реализм – исторически обусловленное и эстетически оформленное явление». Исследователь высказал интересную мысль о том, что между классическим реализмом XIX века и социалистическим реализмом XX века (этой эстетической системе М.М.Голубков дает название нормативизм ) была в 20-е годы новая реалистическая эстетика или новый реализм, который достиг своей художественной вершины в произведениях Л.Леонова («Дорога на океан», «Скутаревский»), М.Горький («Жизнь Клима Самгина»), К.Федина («Похищение Европы», «Санаторий Арктур») и М.Шолохова («Тихий Дон»). В 1930-е годы эти две эстетические системы сосуществовали, «в последующие периоды новый реализм как бы вытесняется нормативизмом, и литература 1940-50-х годов не дает материала, даже приблизительно сопоставимого по творческой значимости с художественными открытиями двух предшествующих десятилетий».

К.Кларк в своем исследовании «Советский роман: история как ритуал» попыталась объяснить причины возникновения нового метода и нового героя: чрезвычайное время (первая мировая война, три революции, гражданская война) «требовало нового героя. На смену статичным жертвенным революционерам должен был прийти человек действия… Динамика «возбужденной жизни» привлекала многих интеллектуалов к революции…Образ героя, которого выдвинула эпоха и которому писатели пытались найти «имя», утверждался в советских преданиях десятилетие». В обществе «как будто устали от «маленьких людей», трезвой реальности, и захотелось чего-то высокого. Эта волна достигла пика в середине 1930-х годов в образах супергероев и драматических обстоятельств, и появились Левинсон («Разгром» А.Фадеева), Павел Корчагин («Как закалялась сталь» Н.Островского), Воропаев («Счастье» П.Павленко). Общество получило литературу, которая создала миф о сильном и справедливом государстве, о руководителях, которые пекутся о благе народа, и, наконец, о счастливой жизни этого народа. Положительным героем этой литературы стал персонаж, способный активно действовать, понимающий, что надо делать (это был вечный вопрос, который мучил русскую литературу и на который никто не мог дать такого определенного ответа, какой дал социалистический реализм).

Н.Л.Лейдерман отмечал ущербность социалистической парадигмы: «Во-первых, она сводит личность к социальной функции, а горизонты эстетического идеала ограничивает миром сугубо социальных ценностей…В соцреализме исчезает всемирный метафизический горизонт, в координатах которого искусство испокон веку определяло критерии подлинно человеческого, то есть духовного бытия». Во-вторых, эстетическая программа соцреализма возвращала художественное сознание к нормативному, подчиняя его диктату заранее заданных идеологических ориентиров.

А.Д.Синявский (А.Терц) дал такую характеристику соцреализму: « Это не классицизм и не реализм. Это полуклассическое полуискусство не слишком реалистического совсем не реализма». По мнению исследователя, терминология соцреализма с самого начала была реалистической: его теоретики говорили и о типичном герое, и о типических обстоятельствах, и о правде жизни, но фактически все это сводилось к определенному шаблону. Реальное исследование жизни было не нужно – нужна была пропаганда официальной социальной и политической системы. Размышляя о типе положительном герое соцреализма, исследователь приходит к выводу, что « в положительном герое произошел обрыв, а не продолжение традиций русской классической литературы»: по сравнению с фанатично правильным героем литературы соцреализма герой литературы XIX века был мягок, полон сомнений, угрызений совести, внутренний противоречий. В литературе соцреализма произошла переоценка «лишнего человека», склонного к самоанализу, он превратился в 20-е годы в отрицательный персонаж, потому что в это время формировался тип иного положительного героя литературы соцреализма - активного, деятельного, не знающего сомнений (и отрицательными персонажами становились романтический Мечик из фадеевского «Разгрома», мучающийся сомнениями горьковский Клим Самгин, Николай Кавалеров со своим поэтическим мышлением из романа Ю.Олеши «Зависть»).

Разноречивость трактовок соцреализма обусловлена тем, что данная проблема глубоко и болезненно связана со всей историей русской литературы и культуры советского периода. Сложность проблемы состоит в том, что сначала была литература, а потом возникла теория метода. Вульгаризировав живую литературную практику, теория деформировала общую картину литературного процесса 1920-30-х годов.

В 20-е годы ХХ века литературный процесс был полицентричен и многообразен: литература социалистического реализма взаимодействовала с альтернативными эстетическими системами, другими творческими методами. Их сосуществование влекло за собой многообразие стилевых форм в литературе – таких, как фольклорный сказ А.Неверова, городской жаргон М.Зощенко, нейтральный стиль (классическое слово) М.Горького, А.Толстого, А.Фадеева, орнаментальная проза Б.Пильняка, Ю.Олеши, Ю.Тынянова и др.

В 30-е годы появляется новая художественная парадигма, которую исследователи Н.Лейдерман и М.Липовецкий условно называют постреализмом, а теоретик литературы В.Хализев онтологической прозой. Проза 1920-30-х годов в лице ее крупнейших представителей – М.Булгакова, А.Платонова, М.Пришвина и др. – создала произведения, в которых человек соотносится не столько с жизнью общества, сколько с космическими началами, универсальными законами миропорядка и высшими силами бытия .

Основные тенденции в русской прозе 1920-1930-х годов.

В русской прозе 1920-1930-х годов современные литературоведы выделяют несколько важных направлений: «неклассическая проза» , связанная с освоением и творческой трансформацией художественных завоеваний символизма и авангарда (Вс.Иванов, Б.Пильняк, А.Серафимович, Е.Замятин, Ю.Олеша, С.Клычков и др.); проза с реалистической доминантой , развивающаяся в русле взаимодействия классических и модернистских тенденций (Л.Леонов, М.Шолохов, К.Федин, А.Толстой и др.); онтологическая проза (М.Булгаков, А.Платонов, М.Пришвин и др.); литература социалистического выбора (А.Фадеев, В.Катаев, Н.Островский и др.).

В начале 1920-х годов возникли контуры явления, которое можно назвать «неклассической прозой» , в которой логика причинно-следственных сцеплений, принцип конкретно-художественного изображения, стабильность авторской позиции сменились сюжетной недосказанностью, монтажной композицией, сближением языка прозы и поэзии. Переворот в структуре повествования дополнился колебанием между уровнем автора, повествователя и персонажей, введением различных точек зрения, стремлением пропустить действительность через несколько индивидуальных сознаний; подобная структура текста служила аналогом поэтике «недоговоренности» на речевом и композиционном уровнях, приводя к вариативности модели мира.

В литературе 1920-х годов можно выделить три важные стилевые тенденции. Традиционному литературному, так называемому «нейтральному» стилю, свойственному реалистическому направлению, противостояли две стилевые тенденции, которые исследователи склонны называть «новым словом», - сказ и орнаментальная проза. Для «нового слова» характерно отношение к речи как к предмету изображения: изображаются не только события, характеры, но и то, как об этом говорится. В связи с этим важной становится фигура рассказчика, повествователя. Этот образ дается не в сюжете; его характер, особенности сознания характеризует его речь.

Сказ – форма повествования, которая ориентирована на чужое сознание, на социально иной тип мышления. Поэтому сказ всегда социально окрашен, выражает точку зрения определенного социума. Сказ и сказовые формы повествования явились формой внимания к «чужому» слову, «чужому» сознанию. Выйдя «на улицу», столкнувшись с «вавилонским столпотворением» речевых стилей, проза не могла пройти мимо возможности вобрать в себя языковую стихию, запечатлеть «переселение» и «смешение» языков: языка лозунга, военного приказа, народного митинга, просторечья разбушевавшейся народной стихии, народной песни и классического романса, молитвы и революционной частушки. С помощью сказа доминанта художественного видения перемещалась в сознание героя. При этом сказ мог выступать в качестве жанрообразующего фактора, так появляется сказовая новелла: «Марья-большевичка» А.Неверова, «Соль», «Письмо» и другие сказовые новеллы И.Бабеля, рассказы М.Зощенко, «Председатель реввоенсовета республики», «О Колчаке, крапиве и прочем» и «Шибалково семя» М.Шолохова, «Филькина карьера» Артема Веселого» и др.

«Чужое слово выступало как способ создать речевой образ рассказчика и передать своеобразный тип мировидения, показать сдвиг языковых систем, их сопряжение. Разностилье служит и свидетельством «взорванности» народного сознания, и средством анализа этой взорванности; писатели показывают, из каких элементов складывается опыт их героев, под действием каких факторов он организуется.

Характерны в этом плане языковые аномалии в рассказе М.Шолохова «Председатель реввоенсовета республики». Ситуация, которой более всего уделяет внимание рассказчик (он же – главное действующее лицо), довольно проста: человек достойно ведет себя перед лицом врага. Сказ обнаруживает, что достоин внимания не только героический поступок, достойны внимания процессы, совершающиеся в сознании простого человека, еще не законченные, происходящие на глазах. Шолоховский сказ, основой которого является говор донского казачества, включает в себя просторечье, диалектизмы, слова и выражения фольклорного происхождения («и потух в глазах белый свет», «упал я на сыру землю»), военную терминологию («на мирном положении», «осадное кругом положение», «калибр» и т.д.). В его речи много политических терминов, которые он еще не до конца освоил или освоил по-своему. Таковы термины «республика» (свой хутор он провозглашает республикой, объявив войну банде) и «автономия», которую он требует от хуторян соблюдать «от имени всех пролетарьятов в хуторе». История с «республикой», «председателем реввоенсовета» этой республики и объявленной им «автономией», за которую он получает выговор от военкома, представляет собой сюжет в сюжете. За курьезной интерпретацией новых терминов – новые представления о власти, о государстве, о своем отношении к государству. Так. например, когда «председатель реввоенсовета» обращается к хуторянам, обыгрывается несоответствие ситуации и форм речи: в официальном обращении представителя власти к населению звучит просторечье, политическая терминология переплетается с диалектизмами. Однако таким образом достигается не только комический эффект, но обнаруживается характер взаимоотношений с новой властью; Шолохова интересует прежде всего сочетание разных лексических пластов, например – «советская власть – мать наша кормилица». Первый термин родился в начале ХХ века, второй – на сотни лет раньше; их сочетание дает резкий стилистический диссонанс, содержательный эффект которого очень важен: это отношение героя к революции, к родной земле, знак сопряженности нового с глубокой традицией.

Похожая информация.

Рассечённая на три части, две явные и одну неявную (по крайней мере для советского читателя), русская литература XX века все-таки оставалась во многом единой, хотя русское зарубежье знало и свою, и советскую, а с определенного времени немало произведений задержанной на родине литературы, советский же широкий читатель до конца 80-х годов был наглухо изолирован от огромных национальных культурных богатств своего века (как и от многих богатств мировой художественной культуры).

Издавна писатель в России почитался учителем жизни. Литература была больше, чем только и просто художественная словесность. И при царях, и особенно при коммунистах она во многом заменяла россиянину, а тем более советскому человеку и философию, и историю, и политэкономию, и другие гуманитарные сферы: в образах зачастую «проходило» то, что не было бы пропущено цензурой в виде прямых логических утверждений. Власти, со своей стороны, охотно пользовались услугами лояльных им литераторов. После 1917 года «руководящая функция литературы получает исключительное развитие, оттеснив и религию, и фольклор, пытаясь непосредственно строить жизнь по рекомендуемым образцам...» Конечно, была и сильнейшая непосредственная идеологическая обработка советского человека, но газет он мог и не читать, а к советской литературе хотя бы в школе приобщался обязательно. Советские дети играли в Чапаева, правда, уже после появления кинофильма, юноши мечтали походить на Павла Корчагина и молодогвардейцев. Революцию советские люди представляли себе прежде всего по поэмам Маяковского (позже – по кинофильмам о Ленине и Сталине), коллективизацию – по «Поднятой целине» Шолохова. Отечественную войну – по «Молодой гвардии» Фадеева и «Повести о настоящем человеке» Бориса Полевого.

И официально возвеличенный Горький, и другие «пытались более или менее честно и искренно служить своему народу, обществу, государству и в результате все оказались (хотя каждый по-своему) жертвами сталинской авторитарной системы. Репрессированы были либо они сами, либо их произведения, либо подлинный смысл их творчества. Последнее в значительной степени относится к творчеству официальных «основоположников советской литературы» Горького и Маяковского (а также Шолохова), освещавшемуся апологетически, но либо весьма избирательно, либо тенденциозно и односторонне.

В 1932 году возникло понятие основного метода советской литературы – социалистического реализма. Задним числом, но небезосновательно к нему были отнесены и многие более ранние произведения. начиная с «Матери» Горького.

Соцреализм оставался реализмом, пока идеализировал несуществующее будущее (это по-своему делали и «критические» реалисты от Гоголя до Чехова), но с 30-х годов стал превращаться в откровенный нормативизм и иллюстрирование политических лозунгов, сталинского заявления о том, что «жить стало лучше, жить стало веселей». Идеализация далеко не идеальной реальности не могла быть реализмом, но соответствующая литература сохранила прежнее наименование – литературы социалистического реализма.

Иногда так же назывались произведения, чья принадлежность к соцреализму даже в его собственно реалистической ипостаси довольно сомнительна, например «Тихий Дон» и «Василий Тёркин». К нему относятся «Жизнь Клима Самгина» и «Дело Артамоновых» Горького, ранние произведения Фадеева, Леонова и др., «Пётр Первый» Толстого, первая книга «Поднятой целины» (хотя и сочетающая реализм характеров и частных обстоятельств с нормативным утверждением обстоятельств глобально-исторических) и «Судьба человека» Шолохова, «За далью – даль» и даже «задержанная» поэма «По праву памяти» Твардовского.

Сложнее с Маяковским. Талантливые поэмы «Владимир Ильич Ленин» и «Хорошо!» – не реализм, ни социалистический, ни «тенденциозный» (собственный термин Маяковского). В первой вообще определяющим принципом является не метод как таковой, а жанр поэмы-плача. Это скорбное надгробное слово, которое никогда не претендует на истинность, но лишь на выражение чувств говорящего. Искусство здесь состоит в том, чтобы нечто банальное сказать совершенно небанально. Это Маяковскому удалось. А в финале «Хорошо!» – прямое обращение к идеалу будущего, не выдаваемому за действительность.

Выродившийся же соцреализм, т.е. нормативизм и идеологизированная иллюстративность, дал в основном антиискусство.

Советская литература 1920 -1930 -х годов Основные принципы: партийность, диалектический материализм, исторический оптимизм, то есть социальный утопизм, создание мифа о скорой победе мировой революции. А. В. Луначарский: «поэт, который не является агитатором, вообще не заслуживает никакого внимания, да и не может быть такого поэта» , поэт должен «сеять крепкие семена нашей классовой мудрости» .

Советская агитационная поэзия Демьян Бедный «Проводы» 1918 год «Не ходил бы ты, Ванёк, Да в солдаты!» «Будь такие все, как вы, Ротозеи, Что б осталось от Москвы, От Расеи? » «С Красной Армией пойду Я походом, Смертный бой я поведу С барским сбродом. Что с попом, что с кулаком – Вся беседа: В брюхо толстое штыком Мироеда!» «Русь родная, вольный край, Край советский!»

Александр Жаров 1904 -1984 В 1918 г. – секретарь комсомольской ячейки, делегат Третьего съезда Российского Коммунистического Союза Молодёжи, на котором выступил Ленин с лозунгом «Учиться, учиться и учиться!» Комсомольский поэт, автор гимна советских пионеров «Взвейтесь кострами» (1918). «Взвейтесь кострами, Синие ночи! Мы, пионеры, Дети рабочих. Близится эра Светлых годов. Клич пионера: «Всегда будь готов!»

Эдуард Багрицкий 1895 -1934 «Смерть пионерки» (1932): Красное полотнище Вьётся над бугром. «Валя, будь готова!» Восклицает гром. Валя в синей майке Отдаёт салют. «Я всегда готова!» Слышится окрест. На плетёный коврик Упадает крест.

Героико-романтический миф о гражданской войне Николай Тихонов (1896 -1979). Сб. «Орда» (1921), «Брага» (1922). Поэтизация подвига. «Баллада о гвоздях» (1922): Адмиральским ушам простукал рассвет: «Приказ исполнен. Спасённых нет» . Гвозди б делать из этих людей: Крепче б не было в мире гвоздей.

Неоромантизм в комсомольской поэзии Михаил Светлов (1903 -1964). «Гренада» (1925): Я хату покинул, Пошёл воевать, Чтоб землю в Гренаде Крестьянам отдать. Прощайте, родные! Прощайте, семья! «Гренада, Гренада моя!» Пробитое тело Наземь сползло, Товарищ впервые Оставил седло. Я видел: над трупом Склонилась луна, И мёртвые губы Шепнули: «Грена…»

Миф о рождении нового мира и человека Александр Малышкин. Повесть «Падение Даира» (1921) – о взятии Перекопа, образ коллективного героя (массы красноармейцев) и вожака («каменный» командарм). Дмитрий Фурманов. Роман «Чапаев» (1923) – легендарная личность В. И. Чапаев, комиссар Клычков (идеолог нового мира). Александр Серафимович «Железный поток» (1924) – стилизация под «Тараса Бульбу» . Командир Кожух – человек новой породы. Александр Фадеев. Роман «Разгром» (1926). Командир партизанского отряда Левинсон – человек особой породы, преодолевает человеческие слабости. Подвиг Метелицы (схвачен белогвардейской контрразведкой). Интеллигент Мечик – предатель. Николай Островский. Роман «Как закалялась сталь» (1934). Павка Корчагин – кочегар, комсомолец, красноармеец, чекист – непобедим перед ударами судьбы (боль, слепота). Современный Прометей делает из своей жизни модель поведения советского человека. Корчагин – делегат Шестого съезда Российского Коммунистического Союза Молодёжи.

«Как закалялась сталь» (1934) «Самое же главное – не проспал горячих дней, нашёл своё место в железной схватке за власть, и на багряном знамени революции есть и его несколько капель крови» . «Умей жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой. Сделай её полезной!»

«Как закалялась сталь» (1934) Часть 2. Глава 3. «Самое дорогое у человека – это жизнь. Она даётся ему один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жёг позор за подленькое и мелочное прошлое и чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире – борьбе за освобождение человечества» .

Революционно-героическая драма 1920 -1930 -х годов Константин Тренёв. «Любовь Яровая» (1926). Михаил служит у белых, жена Любовь – у красных, стреляет в мужа. Борис Лавренёв. «Разлом» (1928). Татьяна Берсенева выдаёт мужа, капитана крейсера «Заря» («Аврора»), участника контрреволюционного заговора. Всеволод Вишневский. «Оптимистическая трагедия» (1933). Женщина-комиссар из матросов-анархистов сформировала революционный полк, который разбил противника. Комиссар убита, приказ выполнен, финал оптимистичен.

Борис Пильняк (Вагау) 1894 -1938 Роман «Голый год» (1921). Поэтизация революционной стихии, показал «звериный лик революции» . Слияние в революции стихийного и программного. Симпатии отдаёт не «людям в кожаных куртках» , воплощающих революционную волю («могёт энегрично фукцировать»). Параллелизм между природной и социальной жизнью, Петровской и Октябрьской революцией. «Повесть непогашенной луны» (1926) – тираж журнала «Новый мир» конфискован. Проблема произвола тоталитарной власти. 1929 г. – за издание в Берлине повести «Красное дерево» снят с должности председателя Всероссийского союза писателей. 1937 г. – арест за организацию террористического заговора против членов правительства. 1938 г. – расстрелян. Посмертно реабилитирован.

Исаак Бабель (Бобель) 1894 -1940 «Конармия» (1922 -1926) – 37 новелл. Характеры красноармейцев противоречивы: удаль и звериная жесткость. «Письмо» (убийство брата и отца, любовь к жеребцу Стёпе). «Соль» (красноармеец застрелил женщину, выдававшую свёрток соли за ребёнка). 1939 г. – арест. 1940 г. – расстрел, кремирован. 1954 г. – реабилитирован «за отсутствием состава преступления» .

Владимир Зазубрин (Зубцов) 1895 -1937 «Два мира» (1921) – о жестокостях гражданской войны. 1923 -1928 г. живёт в Новониколаевске (Новосибирске), председатель Союза сибирских писателей. Повесть «Щепка» (1923). Не была напечатана по идеологическим соображениям. Первая публикация в журнале «Сибирские огни» (1989. № 2). С 1928 г. – травля, освобождён от работы в журнале, исключён из партии. Переезд в Москву. 1937 г. арест, расстрелян в тюрьме.

«Щепка» О Ней и о Ней Показан механизм террора ЧК, человек показан как «щепка» , отбрасываемая волнами революционных бурь и перемен. Предгубчека Срубов поражён несоответствием революционных идеалов и средств их осуществления. Два лика революции: красный (великие цели) и серый (будни, террор). Чекист Исаак Кац, товарищ по гимназии и университету, расстрелял отца Срубова, работа расстрельщика ожесточает, запивается. Понимает, что волна репрессий поглотит и его: «Мусорщик с метлой уже пришёл» .

Борис Лавренёв (Сергеев) Повесть «Сорок первый» (1926) Трагическая любовь 18 -летней рыбачки Марютки, красноармейца-снайпера, и интеллигентного белогвардейского поручика Говорухи-Отрока. Революция дала возможность Марютке ощутить собственное достоинство. Пишет стихи: «складаю, на народовать не хотят» . Марютка выполняет революционный долг (убивает белогвардейца), а душа сопротивляется: «Что я наделала? »

Константин Федин Роман «Города и годы» (1924) Входил в литературную группу «Серапионовы братья» . 1959 -1971 г. возглавлял Союз советских писателей. «Города и годы» . Время с 1914 по 1922 г. Начинается с развязки: 1922 -1919 -1914 -1916 -1917 -1920 -е годы. Столкновение дух идеологий, двух государств (Германия, Россия), двух народов (первая мировая война), двух героев: русский художник Андрей Старцов и немецкий художник, затем коммунист Курт Ван. Проблема: герой и время. Андрей не сумел войти в своё (жестокое) время, живёт по вечным заветам дедов. Героя переехало колесо истории. Убит бывшим другом, «проволочным» человеком Куртом.

Антисоветская публицистика М. Горький. «Несвоевременные мысли. Заметки о революции и культуре» (1918). А. Ремизов. «Слово о погибели русской земли» (1917), «Заповедное слово русскому народу» (1918). Л. Андреев. «SOS» (1919). А. Аверченко. «Дюжина ножей в спину революции» (Париж, 1921).

Алексей Николаевич Толстой 1883 -1945 1918 -1922 г. – эмиграция в Германию. Трилогия «Хождение по мукам»: роман «Сёстры» (1919 -1922), «Восемнадцатый год» (1928), «Хмурое утро» (1941). Герои: сёстры Катя и Даша, Рощин, Телегин переходят на сторону Красной Армии. Повесть «Гадюка» (1928) – героиня, участница гражданской войны, в условиях нэпа оказалась лишним человеком. Роман «Пётр I» (1930 -1945) – образ царяработника, царя-созидателя, трудящегося на благо всей державы.

Александр Грин (Гриневский) 1880 -1932 Повесть «Алые паруса» (1923). Ассоль и Грей – особые люди, «иное» видение мира. Романы: «Блистающий мир» (1923), «Золотая цепь» (1925), «Бегущая по волнам» (1928), «Дорога никуда» (1930). Романтический герой привносит в мир идеальное начало.

Илья Ильф (Файнзильберг) Евгений Петров (Катаев) Роман « 12 стульев» (1928). Роман «Золотой телёнок» (1931). Авантюрно-приключенческие романы с фигурой удачливого плута. Одновременно Остап Бендер – герой сатирического романа. Он является «лакмусовой бумажкой» , проявляющей сущность людей, с которыми он соприкасается.

Николай Эрдман 1900 -1970 Сатирическая комедия «Мандат» (1925). Поставлена в театре В. Э. Мейерхольда. 100 спектаклей за год. Сатирическая комедия «Самоубийца» (1930). Запрет на постановку. 1932 г. – арест во время съёмок фильма «Весёлые ребята» . 3 года ссылки в Енисейск и Томск. 1954 г. – принят в Союз советских писателей.

Николай Эрдман «Мандат» (1925) Семья Гулячкиных живёт в страхе за своё дореволюционное прошлое (владели магазином, прачечной). Квартира превращена в коммуналку. Вынуждены жить оборотнической жизнью человека «редиски» (сверху красный, внутри белый). Двойная картина: портрет Карла Маркса – Вечер в Копенгагене. Семья решает, что Павел должен стать коммунистом. Самозванство героя: сам пишет себе мандат. Как и Хлестаков, входит в социальную роль: «требую, чтобы меня все в доме боялись» , «Держите меня мамаша, или иначе я с этой бумажкой всю Россию переарестую!»

«Мандат» (1925) Гулячкин от гулять, веселиться, бунтовать. Бунт против всеобщего расчеловечивания жизни: «Жил человек, был человек, и вдруг человека разжаловали» . Оборотная сторона главенства социальной роли над внутренним «я» , опасность спекуляции общественным положением. Трактовки пьесы: разоблачение мещанства – разоблачение уродливой системы власти – духовная драма человека, потерявшего привычный мир и тоскующего по нему.

Николай Эрдман «Самоубийца» (1931) Безработный Семён Подсекальников (подсекается жизнью). Трагедия маленького человека, вынужденного жить в абсурдной системе. Среда равнодушна и бесчувственна к живому человеку. Героя уговаривают стать жертвой, пострадать за правду. Сквозь маску самозванца просвечивает живая душа. Бунт героя против навязанной ему социальной роли.

Павел Васильев 1910 -1937 Поэма «Песня о гибели казачьего войска» (19291932) – трагическая судьба белоказачьей армии атамана Б. Анненкова в гражданскую войну. Поэма «Соляной бунт» (1933) – о расколе казачества. Поэма «Кулаки» (1936) – о трагических событиях коллективизации. 1935 г. – исключён из Союза советских писателей. 1937 г. арест, расстрел. Посмертно в 1956 г. реабилитирован.

Павел Васильев «Лагерь» (1933) Война гражданская в разгаре, И в городе нежданный гам, Бьют пулемёты на базаре По пёстрым бабам и горшкам. На сеновале под тулупом Харчевник с пулей в глотке спит… И гармонист из сил последних Поёт во весь зубастый рот, И двух в пальто в овраг соседний Конвой расстреливать ведёт.

Александр Кочетков Баллада о прокуренном вагоне 1932 год: С любимыми не расставайтесь! С любимыми не расставайтесь» Всей кровью прорастайте в них – И каждый раз навек прощайтесь! Когда уходите на миг!. .

Литература русской эмиграции первой волны Марк Алданов (Ландау). Книга «Толстой и Роллан» (1915). Роман «Святая Елена, маленький остров» (1921) – о последних днях жизни Наполеона. Любимец фортуны бросает в речку камешки. Приумножает на острове человеческий и политический опыт. Наполеон: «Революция ведь всегда делается ради бедных, а бедные-то от неё страдают больше других» , «Я наблюдал революцию вблизи, и потому её ненавижу. Хотя она меня родила. Порядок – величайшее благо для общества» . Роль случая в истории. Наполеон приходит к выводу, что победам обязан случаю. Наполеон мировой славы не добивается. Старик-малаец Тоби, садовник острова, не знает о славе Наполеона.

Василий Никифоров-Волгин 1901 -1941 1927 г. – в Таллине на конкурсе молодых авторов получает первую премию за рассказ «Земной поклон» . Сборники «Земля именинница» (1937), «Дорожный посох» (1938). 1940 г. в Эстонии установлена Советская власть. 1941 г. – арестован органами НКВД, расстрелян в Вятке «за издание книг, брошюр и пьес клеветнического антисоветского содержания» . Реабилитирован в 1991 году.

Василий Никифоров-Волгин «Дорожный посох» (1938) Повесть «Дорожный посох» . «Из воспоминаний детства: Крещение. – Кануны Великого Поста. – Радуница и др. Рассказ «Солнце играет» - антирелигиозная кампания комсомольцев, воздействие евангельского Слова на души людей. Рассказ «Мати-пустыня»: красноармеец перед смертью в монастыре исповедует грехи, причащается и примиряется с Богом.

Борис Зайцев 1881 -1972 Сборник «Тихие зори» (1906). Рассказ «Аграфена» (1908). Повесть «Голубая звезда» (1918). Христофоров кроткий человек, проводник между Богом и людьми. С 1922 г. в эмиграции во Франции. Сб. рассказов «Улица Святого Николая» (1923). Житийные портреты: «Преподобный Сергий Радонежский» (1925), «Алексей, Божий человек» .

Борис Константинович Зайцев «Преподобный Сергий Радонежский» (1925). Нравственно-психологический мир Сергия, высота национального характера. Сергий воспитывал свободных духом людей. Образ Святой Руси не доступен для разрушительных исторических стихий. Очерки «Афон» (1927), «Валаам» (1935).

Борис Зайцев Роман «Золотой узор» (1926) – родители несут Крест на могилу растреляного чекистами сына. Роман «Дом в Пасси» (1935) – о судьбах русских эмигрантов. Тетралогия «Путешествие Глеба» (1937 -1953). Глеб вырастает в безбожной среде. Поиск пути, истинных ориентиров: от эгоцентризма к бытию в близости Бога. Рассказ «Река времён» (1964). Разные пути в монашество: отец Андронник – учёный, отец Савватий – «настоящий кондовый коренной монах» .

После 1917 г. литературный процесс развивайся по трем противоположным и часто почти не пересекающимся направлениям.

Первую ветвь русской литературы XX в. составила советская литература - та, что создавалась в нашей стране, публиковалась и находила выход к читателю. С одной стороны, она показала выдающиеся эстетические явления, принципиально новые художественные формы, с другой - данная ветвь отечественной литературы испытывала на себе самое мощное давление политического пресса. Новая власть стремилась утвердить единый взгляд на мир и па место человека в нем, что нарушало законы живой литературы, вот почему этап с 1917 г. по начало 1930-х гг. характеризуется борьбой двух противоположных тенденций. Во-первых, это тенденция многовариантного литературного развития, а отсюда - обилие в России в 1920-е гг. группировок, литературных объединений, салонов, групп, федераций как организационного выражения множественности различных эстетических ориентации. Во-вторых, стремление власти, выраженное в культурной политике партии привести литературу к идеологической монолитности и художественному единообразию. Все партийно-государственные решения, посвященные литературе: резолюция ЦК РКП(б) "О Пролеткультах", принятая в декабре 1920 г., постановления от 1925 г. "О политике партии в области художественной литературы" и от 1932 г. "О перестройке литературно-художественных организаций" - были направлены на выполнение именно этой задачи. Советская власть стремилась культивировать одну линию в литературе, представленную эстетикой социалистического реализма, как она была обозначена в 1934 г., и не допускать эстетических альтернатив.

Вторая ветвь литературы рассматриваемого периода - литература диаспоры, русского рассеяния. В начале 1920-х гг. Россия познала явление, невиданное в таких масштабах ранее и ставшее национальной трагедией. Это была эмиграция в другие страны миллионов русских людей, не желавших подчиниться большевистской диктатуре. Оказавшись на чужбине, они не только не поддались ассимиляции, не забыли язык и культуру, но создали - в изгнании, часто без средств к существованию, в чужой языковой и культурной среде - выдающиеся художественные явления.

Третью ветвь составила "потаенная" литература, созданная художниками, которые не имели возможности или принципиально не хотели публиковать свои произведения. В конце 1980-х гг., когда поток этой литературы хлынет на журнальные страницы, станет ясно, что каждое советское десятилетие богато рукописями, отложенными в стол, отвергнутыми издательствами. Так было с романами А. Платонова "Чевенгур" и "Котлован" в 1930-е гг., с поэмой А. Т. Твардовского "По праву памяти" в 1960-е, повестью "Собачье сердце" М. А. Булгакова в 1920-е. Бывало, что произведение заучивалось наизусть автором и его сподвижниками, как "Реквием" А. А. Ахматовой или поэма "Дороженька" А. И. Солженицына.

Формы литературной жизни в СССР

Полифония литературной жизни в 1920-е гг. на организационном уровне нашла выражение во множественности группировок. Среди них были группы, оставившие заметный след в истории литературы ("Серапионовы братья", "Перевал", ЛЕФ, РАПП), но были и однодневки, появившиеся, чтобы выкрикнуть свои манифесты и исчезнуть, например группа "ничевоков" ("Группа - три трупа" - иронизировал по этому поводу И. И. Маяковский). Это был период литературных споров и диспутов, вспыхивавших в литературно-артистических кафе Петрограда и Москвы в первые послереволюционные годы - время, которое сами современники в шутку назвали "кафейным периодом". В Политехническом музее устраивались публичные диспуты. Литература становилась своего рода реальностью, подлинной действительностью, а не бледным ее отражением, поэтому-то столь бескомпромиссно протекали споры о литературе: они были спорами о живой жизни, ее перспективах.

"Мы верим, - писал Лев Луни, теоретик группировки "Серапионовы братья", - что литературные химеры - особая реальность <...> Искусство реально, как сама жизнь. И. как сама жизнь, оно без цели и без смысла: существует, потому что не может не существовать".

"Серапионовы братья". Этот кружок сложился в феврале 1921 г. в Петроградском доме искусств. В него вошли Всеволод Иванов, Михаил Слонимский, Михаил Зощенко, Вениамин Каверин, Лев Лунц, Николай Никитин, Константин Федин, поэты Елизавета Полонская и Николай Тихонов, критик Илья Груздев. Близки к "серапионам" были Евгений Замятин и Виктор Шкловский. Собираясь в комнате М. Л. Слонимского каждую субботу, "серапионы" защищали традиционные представления об искусстве, о самоценности творчества, об общечеловеческой, а не узкоклассовой значимости литературы. Противоположные "серапионам" по эстетике и литературной тактике группировки настаивали на классовом подходе к литературе и искусству. Самой мощной литературной группировкой данного типа в 1920-е гг. была Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП).

1921-1929 годы были в целом весьма плодотворным периодом в истории русской советской литературы, хотя уже в это время наметились первые признаки сопротивления свободе литературного самодвижения (середина 1921 г. - смерть А. Блока и расстрел Н.С. Гумилева; август-ноябрь 1922 - высылка инакомыслящих философов, литераторов, научных деятелей за границу; 1924 - закрытие ряда «неофициальных» журналов). Несмотря на все эти явления, литература 1920-х годов сохраняла многообразие творческих направлений и группировок, редкое жанровое и тематическое богатство. Главный смысл, пафос литературного движения 1920-х годов заключался в поисках новых путей, новых форм. Модернистские течения взаимодействовали с реалистическими. В прозе 20-х годов на стыке модернизма и реализма получил развитие орнаментальный стиль, насыщенный особой экспрессией, метафоричностью; он так или иначе отразился в «Железном потоке» А. Серафимовича, «Голом годе» Б. Пильняка, в «Падении Дайра» А. Малышкина и др. Стилистические искания писателей-«орнаменталистов» соприкасались с западноевропейской литературой «потока сознания»; имели они и российские истоки, восходящие к символистской прозе. Многообразие выразительных и изобразительных средств языка и стиля, изобретательность в композиции и сюжетной организации произведения, полная свобода творческой фантазии - все это заслуженно принесло двадцатым годам славу времени «великого эксперимента» и выдающихся художественных произведений. В прозе - это книги М. Булгакова, М. Горького, М. Зощенко, А. Платонова, М. Шолохова; в поэзии - С. Есенина, Н. Клюева, О. Мандельштама, В. Маяковского, М. Цветаевой; в драматургии - М. Булгакова, В. Маяковского, Н. Эрдмана. Рядом с этими именами по праву могут быть поставлены десятки других.

Зловещим предзнаменованием грядущих перемен в литературе стали опубликованные в газете «Правда» (январь 1927 г.) «Злые заметки» Н.Бухарина, направленные против «есенинщины»; еще раньше, в мае 1926 г., казалось бы, в самый расцвет «большевистского плюрализма» совершалась беспрецедентная до той поры акция - после опубликования в «Новом мире» «Повести непогашенной луны» Б. Пильняка весь тираж журнала был изъят и перепечатан. 1929 год положил конец периоду относительно свободного развития литературы. В этом году с самых первых месяцев начинается не только идеологическое, но и репрессивное преследование литературных инакомыслящих. С этого года - раньше с пафосом, а теперь с горькой иронией именуют его годом «великого перелома» - начинается процесс унификации литературы под давлением партийных директив. Разрыв с корневой системой культуры приводил многих писателей к утрате собственного лица, к тотальной зависимости от очередных директив и указаний.

2.1. Литературные группировки 1920-х годов («Перевал», «Серапионовы братья», «РАПП» и др.)

В 1924 г. в Москве вышла книга «От символизма до «Октября», составленная Н.Л. Бродским и Н.П. Сидоровым. В нее вошли литературные манифесты, декларации, программы двенадцати объединений, групп, редакций и т.п. Среди них - «Серапионовы братья», «Кузница», ЛЕФ, имажинисты, конструктивисты, ничевоки, экспрессионисты, биокосмисты и т.д. Заявили о себе РАПП, попутчики, «Перевал». Такое огромное количество группировок и течений свидетельствовало о напряженном характере литературного процесса, о его разнообразных тенденциях. Некоторые из этих объединений оказались эфемерными («ничевоки» - крайне «левое» течение футуризма), другие приобрели значительный вес в литературной жизни страны. «Кузница», например, объединяла поэтов пролетарского происхождения (среди них особенно выделялся талантливый В.В. Казин) и просуществовала с 1920 по 1931 год; ЛЕФ (Левый фронт искусств, 1922-1929) выдвинул теорию «социального заказа» (художник - только мастер, выполняющий задания своего класса), а также «революцию формы» - типичный лозунг деятелей авангардного направления. Лефовцы (В. Маяковский, Н. Асеев, В. Каменский, Б. Пастернак, О. Брик) опирались на эстетику футуризма с его пафосом отрицания традиционных форм искусства и жизненных ценностей «старого мира». «Серапионовы братья» (1921-1929) объединяли петроградских литераторов М. Зощенко, Вс.В. Иванова, В.А. Каверина, Л.Н. Лунца (талантливого прозаика-сатирика, ушедшего из жизни в 23 года), Н.С. Тихонова, К.А. Федина. Название группы было позаимствовано у Э.Т.А. Гофмана; гофмановские мотивы, фантастика и гротеск проникали в прозу многих писателей 1920-х годов, в том числе в прозу Лунца и раннего Каверина.

«Серапионы» отстаивали право писателя на художественный эксперимент, на свободу творческой фантазии. Они утверждали принципиальную аполитичность искусства, его независимость от каких-либо тенденций.

К середине двадцатых годов определились три основные противоборствующие силы - РАПП, «Перевал» и попутчики.

Образованию Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП) предшествовало в конце 1922 г. появление нового вульгарно-социологически ориентированного литературного объединения «Октябрь», предъявившего претензии на идеологическое «пролетарское» руководство литературным процессом. Группа «Октябрь» стала издавать журнал «На посту», программа которого была поддержана партийными верхами и легла в основу «пролетарского» литературного движения, в том числе и РАПП. Эта организация ориентировалась на творчество рабочих и крестьян и быстро стала массовой. Вульгарный социологизм и догматизм в суждениях о художественных произведениях, тон литературной команды в обращении с несогласными, тенденциозные оценки ряда писателей и др. - все это не позволило РАПП занять лидирующее положение в литературе. Особенно агрессивна РАПП была по отношению к попутчикам - так называли писателей, которые хотя и сотрудничали с новой властью, были выходцами из интеллигенции и недостаточно, с точки зрения РАПП, овладели марксистской идеологией. Многие попутчики (сам термин принадлежал Л.Д. Троцкому; см. его книгу «Литература и революция»), а среди них С.А. Есенин, В.В. Маяковский, Б.Л. Пастернак, А.П. Платонов, Ю.К. Олеша, И.Э. Бабель - так и не заслужили рапповского аттестата на благонадежность. Даже М. Горький не пользовался у них особым доверием - в 1929 г. рапповцы объявили его «рупором замаскировавшегося классового врага».

А.К. Ворронский возглавлял группу «Перевал», наиболее решительно противостоящий притязаниям РАПП на руководство литературой. «Перевал» возник в конце 1923 г. при журнале «Красная новь» (гл. редактор - А.К. Воронский). В этом журнале (1927, №2) была опубликована декларация «Перевала», подписанная более 60 писателями (среди них Э. Багрицкий, М. Пришвин, А. Малышкин и др.). Декларация была направлена в первую очередь против тенденциозности, сектантства и администрирования РАПП. Одновременно члены «Перевала» выступали и против формализма лефовцев за сохранение преемственной связи советской литературы с лучшими традициями русской и мировой классики.