Введение

Заключение

Введение

Детство как важнейшая нравственно-философская и духовно-нравственная тема постоянно волновало отечественных писателей. К ней обращались такие выдающиеся мастера, как С.Т. Аксаков, Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, А.П. Чехов, Д.Н. Мамин-Сибиряк, В.Г. Короленко, Н.Г. Гарин-Михайловский, И.А. Бунин и др. Литературоведами изучается феномен детства в творчестве разных писателей: в контексте литературы XVIII-XIX столетий от Н.М. Карамзина к Л.Н. Толстому (Е.Ю. Шестакова, 2007), М.Ю. Лермонтова (Т.М. Лобова, 2008), И.А. Бунина (Е.Л. Черкашина, 2009) и т.д.

Тема детства занимала не только русских писателей ХIХ в., но и писателей ХХ и ХХI вв. В начале ХХ в. ребенок стал восприниматься как знаковая фигура эпохи. Он оказался в центре творческих исканий многих художников слова Серебряного века. Достаточно даже поверхностного взгляда на литературу того времени, чтобы отметить всю серьёзность и принципиальность обращения к этой теме. Мир детства привлёк И.А. Бунина и Л.Н. Андреева, Б.К. Зайцева и И.С. Шмелёва, А.И. Куприна и А.М. Горького, Е.И. Чирикова и А.С. Серафимовича, А.М. Ремизова и М.И. Цветаеву.

Художественная концепция детства в русской литературе имеет значение одной из ключевых проблем современного литературоведения. Универсальные черты и свойства данной концепции сказываются и в произведениях, специально созданных для детей, и в произведениях общей литературы, в которых развивается тема детства. Эти положения определяют актуальность темы данной работы.

Литературоведческая тенденция в период от последней четверти XX века к началу XXI века проявляется в переходе от освещения тем, посвященных творчеству классиков детской литературы (например, А.П. Гайдара, А. Барто, К. Чуковского, В. Катаева, А. Алексина и др.) к попыткам представить литературу о детстве и для детей панорамно, на широком историческом материале, а также стремление к изучению воплощения темы детства в творчестве современных писателей (П. Санаева, Л. Петрушевской, Ю. Вознесенской и др.).

Объект исследования - повесть П. Санаева "Похороните меня за плинтусом".

Предмет исследования - идеи, составляющие тему детства в данном произведении и художественные способы их реализации.

Цель работы: исследовать развитие темы детства в повести П. Санаева "Похороните меня за плинтусом".

Цель исследования определила следующие задачи работы:

) изучить формирование темы детства в русской классической литературе;

) исследовать мир глазами ребенка в повести П. Санаева "Похороните меня за плинтусом".

Практическая значимость исследования состоит в том, что оно может быть использовано в курсе "Истории русской литературы", филологического анализа художественного текста. Кроме того, курсовая работа может стать основой для продолжения исследования в данном направлении.

1. Художественная концепция детства в отечественной литературе

Под художественной концепцией детства подразумевается система образов-идей о детстве и "детском", складывающаяся под воздействием общественно-исторического и литературно-эстетического контекста в творчестве отдельных писателей на протяжении некоторого исторического периода. Художественная концепция детства есть система, процесс и вместе с тем результат проявления черт и свойств концепта "детство" (как он сложился к началу отдельно взятого периода) в конкретных литературных формах.

По мнению И.С. Кона, "отнесение "открытия детства" к строго определенному историческому периоду вызывает у многих историков сомнения и возражения. Тем не менее все ученые согласны с тем, что новое время, особенно XVII и XVIII вв., ознаменовалось появлением нового образа детства, ростом интереса к ребенку во всех сферах культуры, более четким хронологическим и содержательным различением детского и взрослого миров и, наконец, признанием за детством автономной, самостоятельной социальной и психологической ценности". В Средние века внутренний мир ребенка и психоэмоциональная специфика детства еще не были освоены литературой.

В литературе классицизма детские образы еще не занимали сколько-нибудь значительного места, так как классицизм "интересует всеобщее, образцовое в людях, и детство предстает как возрастное уклонение от нормы (не-зрелость), так же как сумасшествие - психологическое отклонение от нормы (не-разумие)".

В XVII в. тема детства - преимущественно поэтическая, но в следующем столетии она отступает из поэтического "центра". В эпоху Просвещения можно отметить появление интереса к детям в литературе, но он носит в основном прозаический, воспитательный характер. Авторы "в своих демократических устремлениях стали писать не только для третьего сословия, выводя литературу за пределы аристократического, избранного круга, но и для детей (низших в возрастной иерархии), видя в них благодатную почву, на которой могут взойти достойные плоды разумности и добронравия".

"Детские и юношеские годы занимают все больше места в просветительских автобиографиях и "романах воспитания", изображаясь как период формирования, становления личности героя. Однако детство, отрочество и юность для просветителей - еще не самоценные этапы жизни, а только подготовка к ней, имеющая главным образом служебное значение".

М. Эпштейн и Е. Юкина, описывая образы детства, констатируют, что "только романтизм почувствовал детство не как служебно-подготовительную фазу возрастного развития, но как драгоценный мир в себе, глубина и прелесть которого притягивает взрослых людей. Все отношения между возрастами как бы перевернулись в романтической психологии и эстетике: если раньше детство воспринималось как недостаточная степень развития, то теперь, напротив, взрослость предстала как ущербная пора, утратившая непосредственность и чистоту детства". Об этом же пишет И.С. Кон: "В романтических произведениях фигурирует не реальный, живой ребенок, а отвлеченный символ невинности, близости к природе и чувствительности, недостающих взрослым". У сентименталистов и романтиков детство выглядит безмятежной порой счастья. Но исследователь также отмечает: "Культ идеализированного детства не содержал в себе ни грана интереса к психологии подлинного ребенка <…> Постулировав существование и самоценность мира детства, романтизм идеализировал его, превратив ребенка в миф, который последующим поколениям предстояло исследовать и тем самым развенчивать".

Коренной переворот, произведенный романтиками, не только определил новые формы литературы для детей, но и ввел тему детства в литературу для взрослых. В русскую литературу тема детства вошла "как признак интенсивного самосознания личности и нации, отдалившихся от своих стихийных, бессознательных истоков - и обернувшихся к ним".

В первой половине XIX века "создавался образ детства с четкими национальными чертами, растворялись признаки сословной принадлежности ребенка". Сформировались каноны образа русского детства - изображение зимы, деревенской жизни и народных забав, чувствительного и доброго ребенка.

Стоит отметить, повесть-сказку "Черная курица, или Подземные жители" (1828) А. Погорельского, в которой автор показывает самоценность детского возраста, богатство душевного мира ребенка, его самостоятельность в определении добра и зла, направленность творческих способностей. Образ Алёши - главного героя повести - открывает целую галерею образов детей - в автобиографических повестях С.Т. Аксакова, Л.Н. Толстого, Н.М. Гарина-Михайловского, в XX веке - А.Н. Толстого, М. Горького и многих других писателей. "Со времени опубликования "Черной курицы." одной из ведущих идей русской литературы стала главная мысль А. Погорельского: ребенок легко переходит из мира мечты и наивных фантазий в мир сложных чувств и ответственности за свои дела и поступки".

Во второй половине XIX века детство как лирическая тема, открытая в творчестве Шишкова, Жуковского, Пушкина, Лермонтова, получила окончательное утверждение. "При этом божественные, ангельские черты в образе ребенка сменяются чертами сугубо реалистическими, хотя образ ребенка не утрачивает своей идеальности. Если поэты первой половины века видели в ребенке идеал современной им эпохи, который сходит на нет по мере взросления, то в восприятии их поздних преемников ребенок идеален в смысле его будущих деяний на благо общества".

К концу XIX века в отдельное тематическое направление выделяются рассказы о детях-сиротах, бедняках, маленьких тружениках. Писатели стремятся привлечь внимание к катастрофическому положению детей, погибающих духовно и физически в тисках буржуазно - капиталистического века. Эта тема звучит в произведениях таких писателей, как Мамин-Сибиряк, Чехов, Куприн, Короленко, Серафимович, М. Горький, Л. Андреев. Тема тяжелого детства проникает и в популярные святочные рассказы, либо подчиняясь сентиментальной идее благотворительности, либо опровергая ее (например, рассказ М. Горького "О девочке и мальчике, которые не замерзли" (1894)). Привлекают внимание писателей и психологические проблемы детей, растущих в так называемых "приличных" семьях. Лев Толстой, Чехов, Достоевский, Куприн, Короленко в своих произведениях проводят подробнейший анализ возрастной психологии детей, факторов воспитательного влияния, обстановки, окружающей ребенка.

Эпоху между 1892 и 1917 годами принято называть Серебряным веком.

Детство в этот период становится одной из ведущих тем литературы. Реалист М. Горький и неореалист Л. Андреев "искали ответ на загадку будущего, исходя из социальных условий детства; они показывали, как "свинцовые мерзости" уходящей в прошлое жизни закаляют детский характер (повесть "Детство" (1913-1914) М. Горького) или губят детскую душу недостижимостью мечты о лучшей жизни (рассказы "Ангелочек" (1899), "Петька на даче" (1899) Л. Андреева)". Темам народного страдания и нравственного самоопределения ребенка посвящали свои произведения и другие писатели реалистического направления: П.В. Засодимский, А.И. Свирский, А.С. Серафимович, А.И. Куприн.

В 20-х годах проблема детей-беспризорников, обозначившаяся с началом Первой мировой войны, обострилась до крайности. Есенин одним из первых написал о них (стихотворения "Папиросники" (1923) и "Русь бесприютная" (1924)).

В 30-х годах "пестрота художественных тенденций сменилась единым "социалистическим реализмом" - творческим методом, предполагавшим, что писатель добровольно следует идеологическому канону изображения действительности. Ранний соцреализм исключал тему дореволюционного детства".

"Чем более авторитарной становилась русская культура, тем меньше оставалось места в пространстве образа героя для художественного психологизма и, как следствие, ребенок изображался как маленький взрослый. Образ сводился к безличному знаку, сюжет - к форме действия. Ребенок подобен взрослому во всем, направление его жизни строго параллельно жизненной устремленности взрослого".

50 годы События Великой Отечественной войны и послевоенное восстановление страны определили весь строй жизни и всю культуру этого времени. Многие поэты создавали в своих стихах образы детей, лишенных войной детства, страдающих, погибающих от голода и обстрелов. Эти детские образы "становились символами самой жизни, уничтожаемой войной (например, А. Ахматова "Памяти Вали", 1942)". В стихах и прозе поздних военных лет часто появляется образ ребенка-мстителя (З. Александрова "Партизан", 1944). Подросток - труженик тыла появился в годы войны прежде всего в поэзии (С. Михалков, А. Барто) В прозе такой образ впервые был создан Л. Пантелеевым. Участие детей в восстановлении хозяйства, разрушенного войной, также находит отражение в творчестве многих писателей. "Труд, семья и школа становятся в послевоенный период ведущими темами".

Окончательно сформировал литературную традицию, в русле которой разрабатываются представления о детях - участниках, героях и жертвах глобальных цивилизационных процессов А. Приставкин в своей повести "Ночевала тучка золотая" (1987) .

2. Тема детства в повести П. Санаева "Похороните меня за плинтусом"

2.1 Автобиографическая основа повести

Павел Санаев - известный российский писатель, сын актрисы Елены Санаевой, его отчимом был популярнейший советский артист и режиссер Ролан Быков. Однако в детстве, до 12 лет, Павел Санаев жил вместе с бабушкой и дедом.

В 1992 году Павел Санаев окончил ВГИК, сценарный факультет. Судьба Павла неслучайно связана с кино - 1982 году он сыграл в роли очкарика Васильева в замечательной киноленте Ролана Быкова "Чучело". Уже после был кинофильм "Первая утрата", который стал лауреатом кинофестиваля в Сан-Ремо.

Режиссеру Павлу Санаеву принадлежат киноленты "Последний уик-энд", "Каунасский блюз" и "Нулевой километр". В 2007 году был издан одноименный роман по фильму "Нулевой километр". В 2010 году издана книга "Хроники раздолбая", а "Похороните меня за плинтусом" экранизирована режиссером Сергеем Снежкиным. П. Санаев был официальным переводчиком таких кинолент, как "Джей и Молчаливый Боб наносят ответный удар", "Остин Пауэрс", "Властелин Колец", "Очень страшное кино".

П. Санаев родился в 1969 году в Москве. До двенадцати лет он жил у бабушки, это было очень тяжелое время, о нем он и рассказывает в книге "Похороните меня за плинтусом".

Это время, прожитое под строгим присмотром авторитарной, безрассудно обожающей внука бабушкой, по словам автора, были платой за книгу. "Похороните меня за плинтусом" - книга очень личная, имеет автобиографическую основу, хотя многое в ней выдумано и преувеличено автором: "Моя повесть не абсолютная автобиография. Это литературное произведение на основе реальных событий моего детства". Например, последний монолог бабушки перед закрытой дверью квартиры Чумочки является вымышленным, т.е. это была попытка повзрослевшего Санаева понять и простить бабушку за все. Однако тема домашней тирании оказалась близка современным читателям, а в образе бабушки-деспота многие увидели и своих близких родственников.

Книга была напечатана в 1996 году. Критики отнеслись к ней благосклонно, но она была почти незамечена читательскими массами. А в 2003 году пришел настоящий бум на произведения Павла Санаева. Его книга выходила большими тиражами более пятнадцати раз. В 2005 году автор был удостоен премии "Триумф-2005".

Повесть "Похороните меня за плинтусом" начинается так: "Я учусь во втором классе и живу у бабушки с дедушкой. Мама променяла меня на карлика-кровопийцу и повесила на бабушкину шею тяжкой крестягой. Так я с четырех лет и вишу…" .

Под карликом-кровопийцей имеется в виду Ролан Быков, который представлен в книге глазами своей тёщи. Однако именно он первым прочел отрывки рукописи (писать повесть Санаев начал еще в юности) и, одобрив, вдохновил Павла на продолжение. Ролан Антонович увидел в повести литературную ценность, творческое начало, а не просто автобиографические заметки, и именно ему посвятил свою книгу П. Санаев.

Елена Санаева была полностью предана мужу (Р. Быкову). Она ездила с ним на съемки в разные города, заботилась о его здоровье. Ради него Елена даже рассталась с сыном Павлом, оставив его жить у бабушки с дедушкой. По официальной версии: "Быков много курил, а у ребенка была астма…". Свекровь тоже считала, что в ее квартире чужому ребенку не место (Санаева с мужем долго жили в квартире матери Р. Быкова). От разлуки с матерью мальчик сильно страдал, Е. Санаева не находила себе места. Были моменты, когда она возвращалась после встреч с сыном и очередного скандала с матерью (а эти скандалы стали уже неотъемлемой частью свиданий) и готова была броситься под поезд метро. Она ничего не могла поделать.

Однажды Е. Санаева выкрала собственного сына. Тайком, выждав момент, когда мать вышла в магазин, она быстро увела ребенка с собой. Но сын сильно заболел, ему требовались особые лекарства и уход, а ей нужно было уезжать с Роланом Быковым на съемки. Павел вновь вернулся к бабушке.

Актриса смогла вернуть сына только, когда ему исполнилось 11 лет. Отношения Павла с Р.А. Быковым поначалу не складывались. Паша ревновал мать к Быкову, боролся за ее внимание, которого ему так не хватало в раннем возрасте, по детски провоцируя и нередко испытывая терпение отчима. Однако позже их отношения наладились, П. Санаев очень уважал Р. Быкова.

2.2 Система персонажей в повести

Главной темой повести является тема детства. Повествование в книге ведется от первого лица, от имени Саши Савельева, маленького мальчика, рассказывающего о собственных поступках, личностном восприятии жизни.

"Меня зовут Савельев Саша. Я учусь во втором классе и живу у бабушки с дедушкой. Мама променяла меня на карлика-кровопийцу и повесила на бабушкину шею тяжкой крестягой. Так я с четырех лет и вишу".

"В школу я ходил очень редко. В месяц раз семь, иногда десять. Самое большое - я отходил подряд три недели и запомнил это время как череду одинаковых, незапоминающихся дней. Не успевал я прийти домой, пообедать и сделать уроки, как по телевизору уже заканчивалась программа "Время", и надо было ложиться спать" .

Мама оставила Сашу жить у бабушки с дедушкой. Мальчик видит её только во время кратких свиданий, причем мама с бабушкой постоянно ссорятся. Скандалы повторяются, они становятся неотъемлемой частью жизни Саши:

"Разговор, начатый бабушкой неторопливо и дружелюбно, медленно и незаметно переходил в скандал. Никогда не успевал я заметить, с чего все начиналось. Только что, не обращая внимания на мои просьбы дать с мамой поговорить, бабушка рассказывала про актрису Гурченко, и вот уже она швыряет в маму бутылку с "Боржоми". Бутылка разбивается о стену, брызгает маме по ногам шипящими зелеными осколками, а бабушка кричит, что больной старик ездил за "Боржоми" в Елисеевский. Вот они спокойно обсуждают уехавшего в Америку Бердичевского, и вот бабушка, потрясая тяжелым деревянным фокстерьером с дедушкиного буфета, бегает за мамой вокруг стола и кричит, что проломит ей голову, а я плачу под столом и пытаюсь отскрести от пола пластилинового человечка, которого слепил к маминому приходу и которого они на бегу раздавили" .

Подобными скандалами заканчивался каждый приход мамы. Ребёнок в такие дни надеялся, что всё может завершиться благополучно, но этого не происходило. Детские ожидания не оправдывались:

"… каждый раз я до последнего момента надеялся, что всё обойдётся. Не обходилось" .

Тяжело даже представить, в каком постоянном напряжении, ожидании скандала, крика и брани находился Саша.

Когда в семье конфликты и ссоры, больше всех страдает, конечно, ребенок. Саша тяжело переживает разлуку с мамой, их редкие встречи для него - праздник:

"Редкие встречи с мамой были самыми радостными событиями в моей жизни. Только с мамой было мне весело и хорошо. Только она рассказывала то, что действительно было интересно слушать, и одна она дарила мне то, что действительно нравилось иметь. Бабушка с дедушкой покупали ненавистные колготки и фланелевые рубашки. Все игрушки, которые у меня были, подарила мама. Бабушка ругала ее за это и говорила, что все выбросит" .

Ребенок становится разменной монетой в отношениях матери и бабушки. Мать не может его забрать, а бабушка и не собирается его отдавать.

Безусловно, Саша любит свою маму. Он ласково называет её "моя Чумочка" и прямо говорит:

"Я любил Чумочку, любил ее одну и никого, кроме нее. Если бы ее не стало, я безвозвратно расстался бы с этим чувством, а если бы ее не было, то я вовсе не знал бы, что это такое, и думал бы, что жизнь нужна только затем, чтобы делать уроки, ходить к врачам и пригибаться от бабушкиных криков. Как это было бы ужасно и как здорово, что это было не так. Жизнь нужна была, чтобы переждать врачей, переждать уроки и крики и дождаться Чумочки" .

Таким образом, встречи с мамой, короткие минуты счастья, становятся для Саши смыслом жизни. Потеря мамы для него становится потерей собственной жизни:

"Когда мама наконец пришла, я бросился к ней на шею и обнял, как вернувшуюся ко мне жизнь" .

"…Совсем иначе было, когда меня целовала мама. Прикосновение ее губ возвращало все отнятое и добавляло в придачу. И этого было так много, что я терялся, не зная, как отдать что-нибудь взамен. Я обнимал маму за шею и, уткнувшись лицом ей в щеку, чувствовал тепло, навстречу которому из груди моей словно тянулись тысячи невидимых рук. И если настоящими руками я не мог обнимать маму слишком сильно, чтобы не сделать ей больно, невидимыми я сжимал ее изо всех сил. Я сжимал ее, прижимал к себе и хотел одного - чтобы так было всегда" .

Данные строки просто умиляют. Ребёнок передаёт своё чувство к матери. Очень показательно, что делает он это не словами, а на уровне эмоций: любовь так сильно переполняет сердце Саши, что просто не хватает нужных слов.

Страх потерять маму становится самым главным страхом для ребёнка:

"Я все время боялся, что с мамой случится что-то плохое. Ведь она ходит где-то одна, а я не могу уследить за ней и предостеречь от опасности. Мама могла попасть под машину, под поезд метро, на нее мог напасть убийца с заточенной спицей в рукаве, о котором говорила бабушка. Глядя ночью в окно на темную улицу, где зловеще мерцали белые фонари, я представлял, как пробирается к себе домой мама, и невидимые руки из моей груди отчаянно простирались в темноту, чтобы укрыть ее, уберечь, прижать к себе, где бы она ни была.

Я просил маму не ходить поздно вечером, просил осторожно переходить улицу, просил не есть дома, потому что бабушка уверила меня, будто карлик-кровопийца подсыпает ей в ужин яд, и ненавидел свое бессилие, из-за которого не мог быть рядом и проверять, как она меня слушается" .

Образ "невидимых рук", не раз возникающий в воображении ребёнка, становится связующим между ним и матерью. Эти невидимые руки обнимают, передавая всю безграничность любви, защищают, оберегают от опасности и не отпускают далеко. Именно по той причине, что Саша не мог быть постоянно рядом с мамой и возникают эти "невидимые руки", которые, словно пуповина, связывают родные души.

Минуты встреч Саши с мамой настолько коротки, что он начинает ценить даже крошечные вещи, подаренные ею, и даже слова, сказанные родным человеком:

"Я запоминал каждое сказанное мамой ласковое слово и был в ужасе, представляя, что слово "лошадка" последнее, что придется мне запомнить" .

Саша очень трепетно относился к каждому подарку от мамы:

"Но я любил ее не за эти вещи, а эти вещи любил, потому что они были от нее. Каждая подаренная мамой вещь была словно частицей моей Чумочки, и я очень боялся потерять или сломать что-нибудь из ее подарков. Сломав случайно одну из деталей подаренного ею строительного набора, я чувствовал себя так, словно сделал маме больно, и убивался весь день, хотя деталь была не важная и даже часто оставалась лишней. Потом дедушка ее склеил и, оставив внутри себя связанные с мамой переживания, она превратилась в драгоценность - подобных у меня было несколько, и я дорожил ими больше всего. Такими драгоценностями были случайно доставшиеся от Чумочки мелочи. В игрушке я видел прежде всего вещь, а потом маму. <…> Мелочи я держал в небольшой коробке, которую прятал за тумбочкой, чтобы ее не нашла бабушка. Коробка с мамиными мелочами была для меня самой большой ценностью, и дороже была только сама мама" .

Особенно дорожил мальчик стеклянным шариком:

"В мелочах, вроде стеклянного шарика, который Чумочка, порывшись в сумке, дала мне во дворе, я видел маму и только. Эту маленькую стеклянную маму можно было спрятать в кулаке, ее не могла отобрать бабушка, я мог положить ее под подушку и чувствовать, что она рядом. Иногда с шариком-мамой мне хотелось заговорить, но я понимал, что это глупо, и только часто смотрел на него" .

Для того чтобы изредка видеть маму, Саше приходилось изворачиваться, подстраиваться под бабушку, угождать ей:

"Выгнав маму, бабушка захлопывала дверь, плакала и говорила, что ее довели. Я молча соглашался. Никогда не укорял я бабушку за происшедшее и после скандала всегда вел себя так, словно был на ее стороне. Иногда я даже со смехом вспоминал какой-нибудь момент ссоры.

Как она от тебя вокруг стола бегала, - напоминал я.

И не так еще побегает, сука! Кровью харкать будет! Пришла уже, небось. Дай-ка позвоню ей, скажу еще пару ласковых" .

Но такое поведение Саши можно оправдать. И дальше он сам объясняет:

"Бабушка была моей жизнью, мама - редким праздником. У праздника были свои правила, у жизни - свои" .

Таким образом, ребёнок лишается настоящего детства. Саша не может быть всегда искренним, не может открыто выражать свои чувства, мысли, переживания. Он понимает, что праздники проходят, а жизнь остается и по-другому быть не может. За праздник жизнь не отдают. И когда его напрямую ставят перед вопросом, с кем ему жить, мальчик, не веря в возможность жизни-праздника, отказывается от счастья, чтобы сохранить, как он думает, всем жизнь: себе, маме, бабушке.

Мама - олицетворение доброты, ласки, счастья, радости. Любовь её к сыну - искренняя, тёплая, настоящая. Она всегда думает о том, чтобы рядом с нею сыночку было хорошо, уютно, весело, интересно. Но она не может противостоять бабушкиной злой воле и вырвать Сашу из этого ада - просто не умеет сделать этого, хотя видит, что мальчик страдает.

Бабушка Саши - домашний деспот, тиран в семье, у неё очень тяжелый характер. Нина Антоновна постоянно чем-то недовольна, бранит всех и вся, во всех неудачах она винит окружающих, но только не себя. Своего любимого внука она называет "проклятая сволочь", "вонючая смердящая сволочь", "мразь", "скотина", "падаль", "кретин", "идиот", "тварь", "гад" и др., мужа - "гицель", дочь - "сволочь", "идиотка" и т.д. Ребенок постоянно слышит брань, для него подобная манера общения становится нормой:

" - Сво-олочь… Старик больной ездит достает, чтобы ты тянул как-то, а ты переводишь! <…>

А ты дакай, дакай! Одну сволочь вырастили, теперь другую тянем на горбу. - Под первой сволочью бабушка подразумевала мою маму. - Ты всю жизнь только дакал и уходил таскаться. Сенечка, давай то сделаем, давай это" .

" - Мразь!!! - заорала она. - Вставай немедленно, или я тебя затопчу ногами!!!" .

" - Уйди, гнида, не путайся под ногами!" .

Подобные ругательства калечат детскую психику, разрушают личность, заставляют ребёнка думать, что он хуже всех, самый больной и несчастный, ни на что не способный. Эти черты характера проявились в санатории, во взаимоотношениях со сверстниками, когда Саша не смог противостоять старшему, более сильному мальчику.

"Прежде чем начать следующий рассказ, мне хотелось бы сделать некоторые пояснения. Уверен, найдутся люди, которые скажут: "Не может бабушка так кричать и ругаться! Такого не бывает! Может быть, она и ругалась, но не так сильно и часто!" Поверьте, даже если это выглядит неправдоподобно, бабушка ругалась именно так, как я написал. Пусть ее ругательства покажутся чрезмерными, пусть лишними, но я слышал их такими, слышал каждый день и почти каждый час. В повести я мог бы, конечно, вдвое сократить их, но сам не узнал бы тогда на страницах свою жизнь, как и не узнал бы житель пустыни привычные взгляду барханы, исчезни вдруг из них половина песка" .

Маленькому Саше бабушка запрещает практически все: играть во дворе с друзьями, быстро бегать, есть мороженое и т.д. Бабушка совершенно искренне считала, что она поступает правильно, что мальчик болен, поэтому его нужно оберегать от всего. Такое воспитание травмировало его психику, порождало развитие различных фобий у мальчика:

"Я спросил, как железная дорога выглядит, мама описала ее, а потом я сказал, что боюсь Бога.

Что ж ты трусишка такой, всего боишься? - спросила мама, глядя на меня с веселым удивлением. - Бога теперь выдумал. Бабушка, что ли, настращала опять?" .

"Я был очень завистлив и страшно завидовал тем, кто умеет что-то, чего не умею я. Так как не умел я ничего, поводов для зависти было много. Я не умел лазить по деревьям, играть в футбол, драться, плавать. Читая "Алису в стране чудес", я дошел до строк, где говорилось, что героиня умеет плавать, и от зависти мне стало душно. Я взял ручку и приписал перед словом "умеет" частицу "не". Дышать стало легче, но ненадолго - в тот же день по телевизору показали младенцев, умеющих плавать раньше, чем ходить. Я смотрел на них испепеляющим взглядом и втайне желал, чтоб ходить они так и не научились.

Больше всего я завидовал "моржам". <…> "У, оскалился, зараза! - подумал я. - Хоть бы ты замерз там!" .

Ребенок разрывается между мамой и бабушкой, он вынужден подчиняться бабушке, которую боится, и предавать мать:

" - Сейчас она вернется, скажи, что тебе неинтересно сказки какие-то слушать, про петушка… - зашептала бабушка, появившись в комнате вскоре после того, как из нее вышла мама. - Пусть она сама в говнах ходит, что она за дурачка тебя держит. Скажи, что тебя техника интересует, наука. Имей достоинство, не опускайся до кретинизма. Будешь достойным человеком, все тебе будет - и магнитофон, и записи. А будешь, как недоросль, байки дешевые слушать, будет к тебе и отношение такое …

Что ж ты ребенка против меня настраиваешь? - осуждающе сказала мама, войдя в комнату с тарелкой творога. - Что ж ты покупаешь его? Он слушал, у него глаза загорелись. Как он может сказать, что ему неинтересно было? Зачем ты так? Иезуитка ты!" .

Сашино отношение к бабушке пронизано в первую очередь страхом. Например:

"Обзывать бабушку специально я больше не пробовал, а во время ссор так ее боялся, что мысль об отпоре даже не приходила мне в голову" .

Ребенок боится бабушку, даже ненавидит, но он не понимает, что она тоже любит его. Любовь бабушки слепа, эгоистична, деспотична:

"…Это он по метрике матери своей сын. По любви - нет на свете человека, который любил бы его, как я люблю. Кровью прикипело ко мне дитя это. Я когда ножки эти тоненькие в колготках вижу, они мне словно по сердцу ступают. Целовала бы эти ножки, упивалась! Я его, Вера Петровна, выкупаю, потом воду менять сил нет, сама в той же воде моюсь. Вода грязная, его чаще чем раз в две недели нельзя купать, а я не брезгую. Знаю, что после него вода, так мне она, как ручей на душу. Пила бы эту воду! Никого, как его, не люблю и не любила! Он, дурачок, думает, его мать больше любит, а как она больше любит, а как она больше любить может, если не выстрадала за него столько? Раз в месяц игрушку принести - разве это любовь? А я дышу им, чувствами его чувствую! Засну, сквозь сон слышу - захрипел, дам порошок Звягинцевой. <…> кричу на него - так от страха, и сама себя за это кляну потом. Страх за него, как нить, тянется, где бы ни был, все чувствую. Упал - у меня душа камнем падает. Порезался - мне кровь по нервам открытым струится. Он по двору один бегает, так это словно сердце мое там бегает, одно, беспризорное об землю топчется. Такая любовь наказания хуже, одна боль от неё, а что делать, если она такая? Выла бы от этой любви, а без нее зачем мне жить, Вера Петровна? Я ради него только глаза и открываю утром" .

Данный отрывок из разговора бабушки со своей знакомой как нельзя лучше характеризует ее отношение к внуку.

Даже в отдельных фразах, брошенных вскользь, можно уследить тёплые чувства бабушки к своему внуку:

"Я скорее сама землю есть буду, чем тебе несвежее дам" .

"Больной, покинутый ребёнок, пусть хоть одна отрада у него будет, магнитофон этот сраный. Заслужил мальчик страданиями своими" .

"А как смириться с этим, когда сама его люблю до обморока! Он скажет "бабонька", у меня внутри так и оборвется что-то слезой горячей радостной" .

"Он последняя любовь моя, задыхаюсь без него. Уродлива я в этой любви, но какая ни есть, а пусть поживу еще" .

Данные слова подтверждают, что за всей грубостью, жестокостью, деспотизмом кроется любовь бабушки к ребёнку. Особенно показателен в этом отношении эпизод, повествующий о болезни Саши, где бабушка искренне проявляет ласку, заботу и участие к своему внуку:

" - Плохо чувствуешь себя, Сашенька? - спросила бабушка, убирая руку. - Болит что-нибудь?

Нет, не болит.

А что? Может, слабость такая, знаешь, ломит все?

Нет у меня слабости. Прилег просто и уснул.

Ну вставай, - сказала бабушка и вышла из комнаты.

Вставать не хотелось. Я согрелся в кровати и действительно, здесь бабушка угадала, испытывал слабость.

"Может, мне где-нибудь ломит?" - подумал я и, закрыв глаза, стал прислушиваться к своим ощущениям.

Ой, как ломит под мышкой! Прямо как будто там сверлят дырку. И сильнее, сильнее.

Я открыл глаза. Бабушка совала мне под мышку градусник, поворачивая его туда-сюда, чтобы он встал получше. Оказывается, я снова уснул.

Сейчас тутульки смерим, - сказала бабушка, поставив наконец градусник, как ей хотелось. - Ты, когда был маленький, говорил "тутульки". А еще ты говорил "дидивот", вместо "идиот". Сидишь в манежике, бывало, зассанный весь. Ручками машешь и кричишь: "Я дидивот! Я дидивот!" Я подойду, сменю тебе простынки. Поправлю ласково: "Не дидивот, Сашенька, а идиот". А ты опять: "Дидивот! Дидивот!" Такая лапочка был.

Бабушкина рука, нежно гладившая меня по голове, вздрогнула.

Господи, температура жарит, лоб горит. За что этот ребенок несчастный так страдает? Пошли мне, Господи, часть его мук. Я старая, мне терять нечего. Смилуйся, Господи!" .

" - Сашуня, кашки поешь, - сказала бабушка, поставив на тумбочку рядом со мной тарелку пшенной каши. - Давай сначала ручки и мордашку вытрем влажным полотенчиком. Ну, привстань.

Я вытер руки и лицо влажным полотенцем, потом сухим. <…>

Я доел кашу и, обессилев, откинулся на подушку. На лбу выступила прохладная испарина, но это было приятно. Бабушка дала мне таблетки, поправила подушку, спросила:

Что тебе еще сделать?

Почитай, - придумал я.

Спустя несколько минут бабушка с книгой в руках сидела у меня на кровати. Она вытерла мне лоб и стала читать. Мне неважно было, какую она взяла книгу. Смысла слов я не улавливал, но было приятно слушать голос тихо читавшей бабушки. Я и не думал, что, когда она не кричит, голос у нее такой приятный. Он успокаивал, отгонял головную боль. Хотелось слушать как можно дольше, и я слушал, слушал и слушал." .

Другой близкий человек Саши - дедушка. Дедушка - артист, он очень часто уезжает на гастроли, любит рыбалку. Однако он обладает слабым характером, поэтому терпит ругательства бабушки, во всем ей потакает. Саша своим непосредственным детским взглядом замечает все достоинства и недостатки деда, мальчик понимает, что искать поддержки у деда бесполезно, т.к. он почти никогда не возражает бабушке и безропотно сносит ее ругательства:

"Я пролепетал, что не мы с дедушкой разбили чайник, и оглянулся в поисках поддержки. Но дедушка вовремя смылся за газеткой" .

" - А ты дакай, дакай! Одну сволочь вырастили, теперь другую тянем на горбу. - Под первой сволочью бабушка подразумевала мою маму. - Ты всю жизнь только "дакал" и уходил таскаться. Сенечка, давай то сделаем, давай это. "Да. Потом." Потом - на все просьбы одно слово!

Глядя в тарелку, дедушка сосредоточенно жевал котлету" .

Дедушка оказывается абсолютно равнодушным к ребёнку, он сосредоточен только на своих заботах.

Отчим, в повести представлен как "карлик-кровопийца". Только так называла его бабушка. Мальчик слышал о нем всегда что-то плохое от бабушки, поэтому в воображении ребенка рисуется страшный образ, он начинает его бояться. Например:

"Прямо на нас вышел из-за угла карлик-кровопийца. Это был он, я сразу узнал его, и в горле у меня пересохло.

А я вот полчаса хожу вас ищу, - сказал карлик, зловеще улыбнувшись, и протянул ко мне страшные руки.

Сашуха, с днем рождения! - крикнул он и, схватив меня за голову, поднял в воздух!" .

Саша боится отчима, ему кажется, что он улыбается "зловеще", потому что он ничего не знает об этом человеке, а бабушка говорит о нем только плохое.

Самый главный и любимый человек в жизни Саши Савельева - его мама. Мальчик очень сильно любит ее, страдает от разлуки с ней, мечтает видеть ее каждый день. У Саши одна мечта - жить с мамой. Однако жизнь ребенка полна разочарований, поэтому он уже почти не верит в осуществление своей мечты. Тогда у мальчика возникает странная идея - он думает, что хорошо бы было, чтобы, когда он умрет, его бы похоронили "за плинтусом" в квартире мамы:

"Я попрошу маму похоронить меня дома за плинтусом, - придумал я однажды. - Там не будет червей, не будет темноты. Мама будет ходить мимо, я буду смотреть на нее из щели, и мне не будет так страшно, как если бы меня похоронили на кладбище" .

" - Мама! - испуганно прижался я. - Пообещай мне одну вещь. Пообещай, что, если я вдруг умру, ты похоронишь меня дома за плинтусом.

Похорони меня за плинтусом в своей комнате. Я хочу всегда тебя видеть. Я боюсь кладбища! Ты обещаешь?

Но мама не отвечала и только, прижимая меня к себе, плакала" .

Саша Савельев живет в тяжелой атмосфере, он уже в раннем возрасте сталкивается с ненавистью, черствостью, - все это отражается на его психике. Поэтому не приходится удивляться тому, что мальчику приходят в голову такие странные мысли. Так и возникло название повести.

Начинается повесть с небольшого вступления, из которого мы узнаём, от чьего лица будет идти повествование и с чего оно будет начато. Здесь мы наблюдаем, безусловно, детскую речь, но с отдельными фразами, которые явно заимствованы из лексикона бабушки: "Мама променяла меня на карлика-кровопийцу и повесила на бабушкину шею тяжкой крестягой" .

Глава "Купание" начинается с повествования о процессе купания бабушкой Саши. По рассказу ребёнка мы замечаем, какое у него больное воображение:

"Я смутно понимал, что значит "отыграюсь", и почему-то решил, что бабушка утопит меня в ванне. С этой мыслью я побежал к дедушке. Услышав мое предположение, дедушка засмеялся, но я все-таки попросил его быть настороже. Сделав это, я успокоился и пошел в ванную, будучи уверенным, что если бабушка станет меня топить, то дедушка ворвется с топориком для мяса, я почему-то решил, что ворвется он именно с этим топориком и бабушкой займется" .

" - Ну, давай шею.

Я вздрогнул: если будет душить, дедушка, пожалуй, не услышит. Но нет, просто моет." .

Затем идёт небольшое объяснение, почему Саша не мылся сам:

"Вам, наверное, покажется странным, почему сам не мылся. Дело в том, что такая сволочь, как я, ничего самостоятельно делать не может. Мать эту сволочь бросила, а сволочь еще и гниет постоянно, вот так и получилось. Вы, конечно, уже догадались, что объяснение это составлено со слов бабушки" .

Объяснение, конечно, составлено со слов бабушки, но всё-таки здесь говорит уже взрослый человек, то есть автор.

"Стоять на полу было нельзя, потому что из-под двери дуло, а все болезни начинаются, если застудить ноги. Балансируя, я старался не упасть, а бабушка меня вытирала. Сначала голову. Ее она тут же завязывала полотенцем, чтобы гайморит не обострился. Потом она вытирала все остальное, и я одевался <…> колготки - синие шерстяные, которые дорого стоят и нигде не достать…" .

И снова включается детское воображение:

"В ванной такая жара, что я стал красный, как индеец. Сходство дополняют полотенце на голове и пена на носу. Заглядевшись на индейца, оступаюсь на шатком стуле и лечу в ванну. ПШ-ШШ! БАХ!" .

В главе "Цемент" рассказ ведётся маленьким Сашей, но в нём нетрудно заметить небольшие вставки от автора-повествователя:

"Потеть мне не разрешалось. Это было еще более тяжким преступлением, чем опоздать на прием гомеопатии! Провинности хуже не было! Бабушка объясняла, что, потея, человек теряет сопротивляемость организма, а стафилококк, почуя это, размножается и вызывает гайморит. Я помнил, что сгнить от гайморита не успею, потому что, если буду потный, бабушка убьет меня раньше, чем проснется стафилококк. Но, как я ни сдерживался, на бегу все равно вспотел, и спасти меня теперь ничто не могло" .

"Почему я идиот, я знал уже тогда. У меня в мозгу сидел золотистый стафилококк. Он ел мой мозг и гадил туда" .

" - Полный! - с уверенностью восклицает бабушка, и чувство гордости за внука переполняет ее: второго такого нет ни у кого" .

"Так вот, когда савельевский идиот добрался наконец до дома и дрожащей рукой позвонил в дверь, оказалось, что бабушка куда-то ушла. Ключей у меня, конечно, не было - идиотам их доверять нельзя <…>" .

В главе "Парк культуры" наиболее чётко можно разделить автора и главного героя и отметить очень яркое проявление детского восприятия мира. Начинается глава с замечания автора:

"Моя бабушка считала себя очень культурным человеком и часто мне об этом говорила. При этом, был ли я в обуви или нет, она называла меня босяком и делала величественное лицо. Я верил бабушке, но не мог понять, отчего, если она такой культурный человек, мы с ней ни разу не ходили в Парк культуры. Ведь там, думал я, наверняка куча культурных людей. Бабушка пообщается с ними, расскажет им про стафилококк, а я на аттракционах покатаюсь" .

Здесь очень ярко звучит явно не детская, а взрослая ирония.

Следующие два небольших абзаца - это детские мечты об аттракционах. В них переданы волнения души ребёнка: желание покатать, зависть пассажирам, восторг от "разноцветных сиденьиц", "огромной карусели", "маленьких электрических автомобильчиков"; размышления о том, "кто куда полетит, если оборвутся цепочки карусели, что будет, если вагончик американских горок сойдет с рельсов, как сильно может ударить током от искрящих автомобильчиков" .

"Как же я радовался, когда бабушка согласилась! Я уже видел себя за рулем автомобильчика, предвкушал, как под веселую музыку буду получать острые ощущения на какой-нибудь человекокрутящей машине и, только мы прошли ворота парка, потянул бабушку в сторону, где, по моим предположениям, должны были быть аттракционы" .

В парке ребёнка поразило колесо обозрения: "Я огляделся вокруг и увидел то, чего по непонятной причине не увидел сразу, - огромное колесо, похожее на велосипедное, высилось из-за деревьев. Оно медленно вращалось, и расположенные по его ободу кабинки совершали круг, поднимая желающих высоко вверх и опуская их вниз. Эта штука называлась "колесо обозрения"" ; американские горки: "…я же ничего не видел, кроме американских горок, показавшихся впереди. Веселое улюлюканье катающихся и грохот вагончиков на виражах оглушили нас, когда мы подошли ближе…" ; автомобильчики: "Следующим аттракционом, о котором я подумал: "Эх, прокачусь!", были автомобильчики. О них я мечтал больше всего" .

Саша думал: "Эх, прокачусь!", - но ему так и не удалось покататься. Он уже шёл печальный, но вдруг "зажглась искра надежды" - лодочная прогулка. Но вновь бабушка разбивает эту надежду: " - Потонем к черту, пошли отсюда" . От этих слов в душе ребёнка всё рушится: ""Все! Вот я в парке, столько мечтал об этом, столько ждал этого и вот." прокатился" и на том, и на этом", - отчаявшись, думал я" . Но не долго разочарование Саши - бабушка предлагает ему мороженое. Это вызывает восторг у ребёнка:

"Я развеселился. Мороженое я никогда не ел. Бабушка часто покупала себе эскимо или "Лакомку", но запрещала мне даже лизнуть и позволяла только попробовать ломкую шоколадку глазури при условии, что я сразу запью ее горячим чаем. Неужели я сейчас, как все, сяду на скамейку, закину ногу на ногу и съем целое мороженое? Не может быть! Я съем его, вытру губы и брошу бумажку в урну. Как здорово!" .

А следующий за этим поход в игровые автоматы, можно сказать, возвращает Сашу к жизни: "Ну тогда еще ничего." - подумал я про свою жизнь, а когда увидел зал игровых автоматов, услышал оттуда "пики-пики-трах" и узнал, что бабушка согласна зайти и дать мне "пятнашек" поиграть, решил, что жизнь эта вновь прекрасна" .

" - Еще разочек, я ведь и не поиграл толком! Так никого и не спас! - стал я ее упрашивать.

Пойдем. Хватит.

Ну один раз еще - и все! Только спасу кого-нибудь!" .

Но она непреступна.

"С улыбками проходили мимо люди и, глядя на меня, недоумевали: второй такой унылой физиономии не нашлось бы во всем парке. Пока мы ехали домой, я был, как грустная сомнамбула<…>" .

Глава "Железноводск" начинается с того, как Саша повествует о том, что пошёл в первый класс. Несмотря на то, что повествование ведётся от лица ребёнка, мы всё же замечаем, что в нём звучит взрослая оценка всей ситуации и снова отчасти ироническая:

" - На год позже пойдешь, - говорила она. - Куда тебя сейчас, падаль, в школу. Там на переменах бегают такие битюги, что пол ходуном ходит. Убьют и не заметят. Окрепнешь немного, тогда пойдешь.

Бабушка была права. Через год, когда я пошел в школу, мне пришлось подивиться ее проницательности. На перемене я столкнулся со средних размеров битюгом. Битюг ничего не заметил и побежал дальше, а я улетел под подоконник и затих. Спиной я ударился о батарею, и дыхание мое, казалось, прилипло к ее массивным чугунным ребрам. Несколько секунд я не мог вдохнуть и сгустившуюся перед глазами красноватую серость с ужасом принял за смертную пелену. Пелена рассеялась, и вместо скелета с косой надо мной склонилась учительница. <…> С того дня я каждую перемену сидел в запертом классе и вспоминал бабушку, которая хотела, чтобы я перед школой окреп. Наверное, если бы я пошел учиться с семи лет, неокрепшим, она по сей день привязывала бы к той батарее букетики цветов, как привязывают их к дорожным столбам родственники разбившихся шоферов. Но я пошел с восьми, успел окрепнуть, и все обошлось" .

"Я очень боялся бабушкиных проклятий, когда был их причиной. Они обрушивались на меня, я чувствовал их всем телом - хотелось закрыть голову руками и бежать как от страшной стихии. Когда же причиной проклятий была оплошность самой бабушки, я взирал на них словно из укрытия. Они были для меня зверем в клетке, лавиной по телевизору. Я не боялся и только с трепетом любовался их бушующей мощью" .

Затем идёт повествование о поездке Саши с бабушкой в санаторий. Сначала мы читаем о детском впечатлении, полученном от первого "знакомства" с туалетом в поезде:

"Это было здорово! Блестящая крышка убиралась вниз, под круглым отверстием мелькали шпалы, туалет наполнялся звонким грохотом, который медленно нарастал, если нажимать на педаль плавно, а если стучать по ней, залетал отрывками, напоминавшими какие-то отчаянные выкрики. Шпалы сливались в сплошное мельтешение, но иногда удавалось зацепиться за одну из них взглядом, и тогда они словно на миг останавливались. Можно было даже рассмотреть между ними отдельные камни" .

Только ребёнок, увидевший обычный туалет в поезде, может восхищаться и поражаться им. Он так заинтересовал Сашу, что мальчик даже решил поиграть с ним:

"Я отрывал кусочки туалетной бумаги, мял их и бросал в отверстие, представляя, что это врачи, которых я казню за приписанные мне болезни.

Но послушай, послушай, у тебя же золотистый стафилококк! - жалобно кричал врач.

Ах, стафилококк! - зловеще отвечал я и, скомкав врача поплотнее, отправлял его в унитаз.

Оставь меня! У тебя пристеночный гайморит! Только я могу его вылечить!

Вылечить? Вылечить ты уже не сможешь.

А-а! - вопил врач, улетая под колеса поезда" .

Здесь, конечно, поражает больное воображение ребёнка. Даже игра у Саши не получается наивной и доброй.

Затем описывается перекличка в автобусе. Саша с детским любопытством рассматривал своих соседей и думал, что с кем-нибудь из них он будет дружить. Воспитательница в это время проводила перекличку. И вот очередь дошла да Саши. Он собрался отвечать, что здесь, но не успел даже открыть рот, как бабушка за него ответить. И здесь снова следует замечание автора:

"Никогда не мог я смириться с бабушкиной манерой отвечать за меня всегда и везде. Если бабушкины знакомые спрашивали во дворе, как у меня дела, бабушка, не глядя в мою сторону, отвечала что-нибудь вроде: "Как сажа бела". Если на приеме у врача спрашивали мой возраст, отвечала бабушка, и неважно, что врач обращался ко мне, а бабушка сидела в противоположном конце кабинета. Она не перебивала меня, не делала страшных глаз, чтобы я молчал, просто успевала ответить на секунду раньше, и я никогда не мог ее опередить" .

Таким образом, если проследить по всему тексту повести, то можно легко отметить моменты, где передано восприятие мира героем - маленьким Сашей, и отделить от них точки зрения, мысли, впечатления автора - взрослого человека.

санаев плинтус повесть герой

Заключение

Тема детства является одной из центральных тем в творчестве русских писателей с XVIII в. по XXI в. Ребёнок не дает возобладать злу, возвращает к высшим ценностям бытия, восстанавливает сердечную теплоту христианской любви и веры. Общность позиций художников слова в оценке детства является свидетельством глубины понимания его как главного нравственного ориентира, точки опоры в судьбе отдельного человека и целого народа.

В начале ХХ в. ребенок воспринимался как знаковая фигура эпохи. Он оказался в центре творческих исканий многих писателей Серебряного века.

Детская тема представлена в творчестве современных писателей (П. Санаева, Б. Акунина и др.).

Повесть Павла Санаева "Похороните меня за плинтусом" воплощает тему детства в современной литературе. Книга имеет автобиографический подтекст, писатель взял за основу свою собственную жизнь, свое детство у бабушки. Автор изображает окружающих ребенка людей, влияющих на его жизнь, формирующих его личность. В повести показан тяжёлый мир несчастного детства Саши Савельева, который представлен глазами ребёнка, но уже переосмысленный автором. Санаев сумел передать мысли, чувства, переживания мальчика, лишённого материнской ласки и вынужденного пребывать под неусыпным оком бабушки, фанатичная любовь которой очень странно переплетается с постоянной руганью, истериками и домашней тиранией.

Жизнь восьмилетнего Саши без радости, без счастья, без мамы, без весёлых детских проказ просто ужасна. Заканчивается повесть счастливо: мальчика забирает мама, он попадает уже в другой мир, по-видимому, на этом заканчивается и детство. Автор заставляет читателя задуматься о жизни, о взаимоотношениях близких людей, о доброте и любви.

Список использованной литературы

Хотите посмотреть на мир глазами хитрого и живого мальчугана, который живёт в строгих правилах своей бабушки? Прочитайте неординарную повесть Павла Санаева "Похороните меня за плинтусом". Не правда ли, заманчивое название? Эта книга была номинирована на Букеровскую премию. Книжный рынок просто взорвался с появлением этой повести. Краткое содержание "Похороните меня за плинтусом" покажет вам, как нелегко бывает с родными людьми. Взрослые не задумываются над своими словами, поступками, которые влияют на душевное состояние и формирование характера ребёнка.

Автобиографическая книга

Повесть "Похороните меня за плинтусом" Санаев написал не просто так. Она передаёт историю его детства. Мать с отцом развелись, Павлу пришлось жить у своей бабушки Лиды. Мама в это время пыталась наладить жизнь с новым мужчиной, которым оказался известный режиссёр и актёр Ролан Быков.

Бабушка имела очень властный характер, всячески препятствовала встречам внука с матерью и отчимом. Тираническое воспитание было невыносимым. Как-то раз мама случайно забежала к сыну, когда он был один дома, и забрала его к себе. Весь этот месяц в семье мамы и отчима Павел был просто счастлив. Но бабушка силой вернула его назад. Мальчику пришлось прожить у неё ещё четыре долгих года. Ролан Быков очень повлиял на становление характера Павла, поэтому свою книгу Санаев посвятил именно ему.

Главные герои

Много театральных постановок и экранизаций имела книга Санаева "Похороните меня за плинтусом". Главные герои повести ассоциируются с реальными людьми. Познакомьтесь с основными персонажами:

• восьмилетний мальчик Саша Савельев;
• Ольга - мама Саши;
• Нина Антоновна - бабушка мальчика;
• Семён Михайлович - дед Саши;
• дядя Толя - отчим.

Краткое содержание "Похороните меня за плинтусом"

Повествование ведётся от лица маленького мальчика Саши Савельева. Он проживает со своей бабушкой и дедом-актёром. Бабушка оберегает мальчика от матери, которую считает легкомысленной. Мама Саши живёт с другим мужчиной. Нина Антоновна всячески настраивает внука против мамы и отчима, чтобы полностью подчинить его себе.

Сашу в книге "Похороните меня за плинтусом" Санаев показывает хитрым и жизнерадостным мальчиком, но немного хиленьким. Бабушка проявляет гиперзаботу. Одна из глав повести называется "Купание", где разворачивается целая церемония бабушкиной заботы. Саша боится свою бабушку и постоянно убегает на стройку. Это его самое спокойное место.

Нина Антоновна не церемонилась с выражениями, называя внука обидными словами. Часто приходилось ему слышать, что он идиот или сволочь. Между внуком и бабушкой сложились очень грубые отношения. Мальчик очень боялся бабушкиных проклятий и мечтал вырваться из этого места. Отсюда и такое название повести - "Похороните меня за плинтусом". Краткое содержание книги не может передать всей глубины мира запуганного ребёнка, который запутался в своих чувствах.

Образы бабушки и дедушки

Жизненная драма показана Санаевым с юмором в книге "Похороните меня за плинтусом". Краткое содержание лишь поверхностно затрагивает проблемы повести. В образе бабушки Саши Санаев показал недостаточно развитую личность, которая не может сделать свою жизнь и окружающих счастливой. Психологические и другие проблемы в семье решались посредством внука.

Нина Антоновна и Семён Михайлович женились без любви. Она мечтала быть актрисой, но отец запретил - стала прокурором. Во время войны ей пришлось похоронить своего сына Алёшу, это наложило отпечаток на её характер. Свой нереализованный темперамент женщина выливала на семью и знакомых. В доме царила атмосфера вербального садизма.

У дедушки не было такого темперамента, поэтому этот брак столько лет держался. Семён Михайлович смирился и плыл по течению. Часто его терпение кончалось, и в доме случались скандалы.

Маленький Саша Савельев и его мама

Мама Саши, Ольга, первый раз вышла замуж, чтобы вырваться из невыносимой домашней обстановки, сбежать от контроля. У Оли не было воли противостоять темпераменту матери. Потом она встретила Анатолия, мать осудила её за это и силой забрала внука. Нина Антоновна говорит дочери, что она не имеет права растить ребёнка.

С тех пор весь свой пыл бабушка обрушила на внука. Её любовь к ребенку можно сравнить только с эмоциональным вампиризмом. Саша стал запуган, развитие затормозилось. Мальчик ослабел, его мучают страхи смерти и потери мамы. Саша не любит свою бабушку. Встречи с мамой были для ребёнка настоящим вдохновением. Сколько раз Ольга пыталась вернуть сынишку, столько раз его у неё отбирали (грубо и настырно). Свидания с мамой стали для Саши тропинкой, выводящей его из страха в любовь.

Предмет исследования - повесть П. Санаева "Похороните меня за плинтусом". Объект - трагическое и комическое в повести. Цель - в ходе анализа произведения выявить специфику звучания этой повести на фоне других художественных текстов о детстве.

Скачать:

Предварительный просмотр:

Трагическое и комическое в повести П. Санаева «Похороните меня за плинтусом»

Введение. Книга П. Санаева в контексте повестей о детстве………………3 - 7

Глава 1………………………………………………………………………...8 - 19

1. Об авторе повести «Похороните меня за плинтусом»……………..8
2. Особенности сюжета и композиции повести «Похороните меня за плинтусом»…………………………………………………………..11

Глава 2………………………………………………………………………..20 -36

2.1. Понятие «трагическое» в литературоведении……………………..20

2.2. Понятие «комическое» в литературоведении……………………...30

Глава 3………………………………………………………………………37 – 61

3.1. Комическое и трагическое в образе Саши Савельева…………….37

3.2. Антитеза образов матери и бабушки в повести «Похороните меня

За плинтусом»……………………………………………………….45

3.3. Своеобразие финала повести «Похороните меня за плинтусом»...56

Заключение………………………………………………………………….62 - 68

Библиография……………………………………………………………….69 - 73

Введение. Книга П. Санаева в контексте повестей о детстве

Повесть П. Санаева «Похороните меня за плинтусом» появилась в 2003 году и сразу привлекла к себе внимание. Во-первых, т.к. повести о детстве давно не появлялись в нашей печати. Во-вторых, тем, что очень необычно соединились в ней трагическое и комическое.

Повесть о детстве традиционна для русской, и в меньшей степени, советской литературы. Она неизбежно связана с процессом самопознания человека и с завоеваниями психологизма. Поэтому первооткрывателем этой темы мы можем считать Л. Н. Толстого с его «Детством», «Отрочеством» и «Юностью». Романное мышление Льва Николаевича, его диалектика души, психология героев берут свое начало в этой повести о Николеньке Иртеньеве. В «Детстве» Толстой выделяет две главные черты, которыми отмечено детское восприятие: потребность любви и веры. В драматических коллизиях произведения оба эти стремления оказываются не удовлетворены и повесть заканчивается в «Отрочестве» и «Юности» утратой первоначально гармоничного существа, каким сначала был Николенька. В своих взглядах на детство Лев Николаевич исходил из представлений Руссо, который полагал, что в каждом ребенке заложен зародыш гармоничного существа, и цель воспитания заключается в том, чтобы помочь ему развиться по мере возможностей. Крушение Николеньки свидетельствовало о несовершенстве мира, в котором он жил, и породило в нем стремление к самосовершенствованию, которое стало ведущей идеей для Л. Н. Толстого.

Следом за Толстым с той же темой детства в литературу пришли А. П. Чехов «Степь», С. Т. Аксаков «Детские годы Багрова внука», Н. Гарин – Михайловский «Детство Темы», «Гимназисты», «Студенты», А. Толстой «Детство Никиты», И. Шмелев «Лето Господне»…

При всем различии этих произведений детство воспринимается в них как некая райская пора в жизни человека. Поэтому взросление воспринимается как утрата рая, прощание с ним. В итоге, обычным становится для этой литературы драматическое звучание финалов в произведениях. Вплотную овладевает мысль о побеге или самоубийстве героем Гарина –Михайловского Тему Карташева. Тоскует по деревне увезенный в город Никита из повести А. Толстого «Детство Никиты». Ностальгическими интонациями навсегда утраченного рая прежней, праведной жизни исполнена повесть Шмелева «Лето Господне». Лишь «Степь» Чехова составляет на этом фоне исключение. В этой повести-завещании, свободной от привычной чеховской грусти, автор открывает ширь России, красоту ее людей, непостижимость их судеб и делает это глазами маленького мальчика Егорушки. Он впитывает в себя новые жизненные впечатления, откликается на них всей душой, поэтому становится воплощением авторского «я» в повести. Именно ему дарит Чехов свое открытие России, именно образ ребенка сделал эту повесть столь светлой и праздничной.

В произведениях о детстве представителей русского зарубежья (Шмелев) детские воспоминания неразрывно связаны с темой оставленной родины, поэтому в них соседствуют два мотива: родины и детства как гармонического рая и связанного с этим мотива невозможности обретения гармонии.

За редким исключением, как мы видим, детство в дореволюционной литературе однозначно воспринимается как мир гармонии, утрачиваемой по мере взросления. Поэтому детство – особая пора в классической литературе: пора ярких впечатлений и предельной отзывчивости, искренности, пронзительной потребности в любви окружающих, способности любить всех безгранично.

В советскую эпоху тема детства была продолжена Горьким, Пастернаком, Платоновым, Пановой, Зощенко и другими авторами. Принципиальное отличие литературы о детстве данного этапа от литературы классической заключалось в том, что между взрослостью и детскостью исчезала непроходимая черта. Уже Житков писал о детстве: «Золотое детство, золотое детство – не больно-то в этом детстве хочется золотиться».

По словам Платонова, детство – это «нервный узел эпохи», поэтому все болевые точки времени отражаются в нем необычайно сильно и ярко. Отсюда, в трагическом мире Платонова дети так мало похожи на восторженных ангелов классики. Они суровы, озабочены, безжалостны и пугают своей ранней взрослостью и серьезностью. А детство отняли у них взрослые, поэтому все произведения о детях у Платонова проникнуты сознанием вины взрослых перед детьми за несовершенство мира. Такова его Настя из «Котлована» и дети из многочисленных рассказов.

20 век явно прибавил трагизма в звучание темы детства. Вспомним ту же повесть «Сережа» В. Пановой. Ее маленький герой решает для себя непростые вопросы, связанные с новым папой, появлением братика. Он открывает для себя вещи, которые не в состоянии для себя понять. Так неразрешимой загадкой для него становится появление в их доме бывшего зека. Он впервые видит перед собой униженного человека, который не тяготится этой униженностью, он несет ее добровольно как свой крест. Только благодаря близости могущественного добрейшего взрослого человека (идеального взрослого героя) оказывается возможна гармонизация отношений Сережи со все более усложняющимся миром.

Повесть Санаева «Похороните меня за плинтусом» обращает на себя внимание уже заглавием. Это рассказ о детстве, опаленном двумя неистовыми любовями: бабушки и матери. Все было бы прекрасно, если бы они иначе относились друг к другу. Дело в том, что бабка ненавидит свою дочь и не скрывает этой ненависти от своего внука, воспитанием и здоровьем которого занимается. Поэтому герой изначально поставлен в ситуацию, когда, с одной стороны, он находится под опекой бабушки, он объект ее ежеминутных хлопот, а с другой стороны, мальчик всей душой стремится к матери, которая становится для него воплощением недостижимого рая. Он готов умереть, лишь бы быть похороненным за плинтусом той комнаты, в которой она живет: «Я попрошу маму похоронить меня дома за плинтусом… Там не будет червей, не будет темноты. Мама будет ходить мимо, я буду смотреть на нее из щели, и мне не будет так страшно, как если бы меня похоронили на кладбище» .

Предмет нашего исследования – повесть П. Санаева «Похороните меня за плинтусом». Объект – комическое и трагическое в повести. В ходе анализа мы стремились выявить специфику звучания этой повести на фоне прочитанных нами художественных произведениях о детстве. Для достижения этой цели нам необходимо было решить следующие задачи :

• Познакомиться с текстом повести Санаева.
• Выявить своеобразие повести на фоне исторически сложившейся традиции повести о детстве. Эта задача требовала знакомства с обширным контекстом, произведениями Л. Н. и А. Н. Толстого, А. Платонова, В. Пановой, Н. Г.Гарина-Михайловского и других авторов. Мы позволили себе ограничиться в контексте сопоставления самыми общими положениями, не вдаваясь в детали. Нас оправдывает также то, что тема детства практически достаточно разработана в истории русской литературы. Этой теме посвящены работы Б. Бегака, В. А. Рогачева, С. Я. Маршака, Н. М. Демуровой, В. Х. Разумневича, А. Ивича, Ст. Рассадина, Е. Е. Зубаревой, И. Г. Минераловой, И. Лупановой, Н. А. Николиной и других.
• Разобраться в особенностях сюжетно-композиционной структуры повести «Похороните меня за плинтусом».
• Выявить смысл понятий «трагическое» и «комическое» в литературе.
• Выявить специфичность соединения этих начал в повести Санаева.

В работе использованы следующие методы :

1. Сравнительный.
2. Типологический.
3. Историко-эстетический.
4. Аналитический.

В работе использованы труды по теории комического и трагического Ю. Борева («О трагическом», «Комическое»), Ю. Стенника («Жанр трагедии в русской литературе»), М. Бахтина («Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса») и др.

Научная новизна – обратившись к повести Санаева, мы обнаружили, что она практически не освоена критикой и литературоведением. Это можно объяснить спецификой содержания повести о детстве. В нашей стране они всегда находились на обочине литературного процесса, так как не обращались к общезначимой проблематике, потому что сам адресат ее был недостаточно выявлен: то ли это произведение для детей, то ли для взрослых. Поэтому наша скромная попытка литературоведческого комментария повести в свете фундаментальных понятий «трагическое» и «комическое» является, безусловно, единственной в своем роде.

Практическая ценность заключается в том, что материал работы может быть использован в спецкурсах по современной литературе в старших классах школ и гимназий, а также на уроках внеклассного чтения.

Глава 1

Павел Владимирович Санаев родился 16 августа 1969 года в Москве, и первые четыре года прожил в безоблачном счастье. Дальше началась сплошная драма, длившаяся до двенадцати лет и описанная в повести «Похороните меня за плинтусом» (предмет нашего разговора). В двенадцать лет драма детства закончилась, и в жизнь вошло «самое знаменательное событие первых двадцати лет жизни – съемки в кинокартине «Чучело», где Санаев сыграл Васильева – небольшую роль очкарика, который заступался за Лену Бессольцеву. Задача Павла была, пожалуй, самой непростой – ему пришлось работать практически в семейном кругу: рядом, в роли учительницы, выступала его мама Елена Санаева, а руководил всем парадом его отчим – режиссер Ролан Быков. Как признается сам Павел, тогда же он влюбился, умудрившись выбрать для этого девочку, игравшую Шмакову. «Девочка была на два года старше меня, на голову выше, но нельзя сказать, чтобы любовь была совсем уж безответной, и помнится, мы очень мило общались. Разумеется, настолько мило, насколько позволял детский возраст» . После «Чучело» Павел Владимирович снимался еще в трех фильмах, но учиться во ВГИК пошел не на актера, а на сценариста. На то были свои причины. Вот что об этом рассказывает Санаев: «В пятнадцать лет я написал школьное сочинение «Один день нашей Родины», которое случайно прочел мой отчим... Он пришел в ужас и громко кричал, что я или полный идиот или жертва образовательной системы. Чтобы выяснить наверняка, он поставил передо мной маленькую черепашку склеенную из ракушек и потребовал написать про нее рассказ…» . Написанный в стиле фельетона рассказ понравился отчиму, «и так выяснилось, что я не идиот, а жертва» . В последствии Павел использовал свой «дар» писать, освобождая себя там самым от воспитательных бесед отчима, «который то и дело усаживал меня перед собой и объяснял, что я должен учиться и думать, кем хочу стать, а не прожигать жизнь… Полтора десятка написанных за три года рассказов подарили мне относительную свободу, а по оканчании школы сыграли решающую роль при выборе института» . Так в 1987 году Санаев стал студентом сценарного факультета ВГИКа. Обучение было не каторжным, мастер курса хотел от студентов одного – чтоб те писали, и не важно что. Поэтому Санаеву удалось приобрести привычку к слову, но уберечься штампов и обязаловки. На третьем курсе Павлу повезло получить главную роль в фильме немецкого режиссера Максима Дессау «Первая утрата», и четыре месяца он провел в Германии, изображая русского военнопленного. В 1992 году Санаев окончил институт и понял, что его дипломный сценарий вполне может стать неплохой повестью, с творческими муками, но эту повесть он все-таки написал – повесть «Похороните меня за плинтусом» вышла лишь в 2003 году отдельным изданием и сразу стала бестселлером (впервые повесть была опубликована в журнале «Октябрь» 1996, № 5). По данному произведению уже имеется и театральная постановка, автором сценария и режиссером которой является Игорь Коняев.

Еще обучаясь в институте, Павел приобщился к нелегальному тогда кассеточному бизнесу. Ему не хотелось зависеть от знаменитых родителей, поэтому он зарабатывал, переписывая и продавая, кассеты – сначала аудио, потом видео. Однако, пока Санаев заканчивал институт и писал книгу, его партнер по бизнесу встал на ноги и в его помощи не нуждался. И Павлу ничего не оставалось, как искать что-то свое – он попробовал заниматься переводом зарубежных фильмов – не сразу легко, но дело пошло. Довольно длительный период Санаев только этим и занимался. Таким образом Павел стал автором официальных переводов для многих известных фильмов: «Властелин колец», «Остин Пауэрс», «Очень страшное кино», «Джей и Молчаливый Боб наносят ответный удар» и других.

В 2002 году Павел Санаев решил вернуться к творчеству – написал сценарий фильма «Последний Уик-Энд», который стал его режиссерским дебютом (Премьера фильма прошла 2 июня 2005 года в рамках 27 Московского кинофестиваля).

В 2004 году состоялся дебют режиссера в короткометражном кино – в Литве для Литовского телевидения был снят получасовой художественный фильм «Каунасский Блюз», в котором сыграли знаменитые актеры Донатас Банионис, Альгимантас Масюлис, Любомирас Лауцевичус и Екатерина Редникова.

Таким образом, сейчас Павел Владимирович - преуспевающий режиссер. Но очень жаль, что в литературе он автор одной повести. Возможно, в дальнейшем Санаев порадует нас новыми произведениями.

1.2.Особенности сюжета и композиции

Внешне сюжет «Похороните меня за плинтусом» схож с сюжетами многих автобиографических повестей о детстве: с «Детством» Л. Н. Толстого, с «Детством Никиты» А. Толстого и т.д. Повествование ведется от первого лица, от лица второклассника Саши Савельева. Обращение к образу ребенка в литературе Г.Г. Елизаветина связывает «… с усовершенствованием методов психологического анализа в искусстве и с возможностью показа всего того уродливого, бесчеловечного, социально несправедливого, что было в окружающей ребенка действительности и особенно контрастировало с миром детства» . Справедливость данного утверждения мы можем оценить несколько позднее. А пока вернемся к сюжету. Вот что говорит о биографическом моменте своей повести П. Санаев: «Первый вопрос, который возникает у всех, кто прочел «Похороните меня за плинтусом»: «Неужели это все правда?!». Разумеется, повесть автобиографична, и это сразу становится понятным. С другой стороны, в ней много… художественной манипуляции с реальными событиями. Представьте, что у вас было несколько вязаных шапочек. Вы распустили их на нитки и связали свитер. Примерно так же я обошелся с реальными событиями своей жизни. Повесть – это не мемуары, и важен эмоциональный накал событий, а не точное воспроизведение фактов. Теперь повесть живет самостоятельной жизнью, и невозможно расчленять ее на части, разбирая где факт, а где «художественная манипуляция». Все, что написано в повести – чистая правда о жизни Саши Савельева, и считайте, что этот восьмилетний мальчик не имеет к Павлу Санаеву никакого отношения» . Примерно то же самое говорит Г. Г. Елизаветина только о другой повести, «Детство Никиты» А. Н. Толстого: «События не всегда принадлежат биографии автора; они могут быть привнесены из чужих судеб или созданы творческим воображением, но в «Детстве Никиты» всегда принадлежит самому автору духовная история героя, подлинные события его душевной жизни; психология ребенка воссоздается и анализируется с помощью воспоминаний писателя прежде всего о самом себе» . А М. Г. Минералова пришла к следующему выводу: «В круг произведений, адресованных детям, входят художественные автобиографии, в которых писатель ставит своей задачей запечатлеть детство как источник и зеркало грядущей взрослой жизни. В произведениях такого рода выражен документальный компонент. Автор предполагает полное доверие читателя, который воспринимает описываемые в рассказе, повести, романе события без сомнений, как подлинные факты жизни повествователя» .Эти выводы очевидны, так как автор не может быть тождественен продукту своей деятельности, т.е. автор не равен своему герою. Но в тоже время, без биографического момента создание таких повестей было бы невозможно, читатель не верил бы в их подлинность.

На этом сходство повестей исчерпывается, поэтому обратимся к различиям. Вот как пишет о детстве Л. Н. Толстой. «В радостных, светлых красках рисует Толстой картины детства, пронизывая их теплотой и обаянием этих чудеснейших лет человеческой жизни. «Счастливая, счастливая невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминания о ней? Воспоминания эти освежают, возвышают мою душу и служат для меня источником лучших наслаждений…»» . Примерно такова же тональность и в «Детстве Никиты» А. Толстого. У П. Санаева же все не так, все наоборот. Саша Савельев рассказывает о своем детстве, об особенностях своего детства. Каждая глава представляет собой законченный рассказ о каком-либо случае из жизни героя: в первой – о том, как мальчика купали, в главе «Цемент» - об уличных «похождениях» ребенка, в «Железноводске» - об отдыхе на юге и т.п. На все в жизни у Саши Савельева собственный взгляд, как это обычно бывает у детей, все происходящие события с ним и вокруг него он растолковывает по-своему, по-детски непосредственно (Пожалуй, это сближает Сашу с Николенькой Иртеньевым, Никитой Рощиным и другими. Так, не хроникально, построено большинство произведений о детстве. Может быть, исключение составляют «Детские годы Багрова внука». Фрагментарность повестей о детстве обусловлена спецификой детской памяти. Они «выхватывают» из прошлого самое яркое, запоминающееся, либо грустное, горькое. Несмотря ни на что, их детство – счастливая, райская пора. А каково же детство Саши?).

Уже с первых строчек задается трагическое звучание повести. Мальчик сообщает, что живет у бабушки с дедушкой, потому что «мама променяла меня на карлика-кровопийцу… и повесила на бабушкину шею тяжкой крестягой». Трагическое потому, что при живой-то матери ребенок оказался сиротой, так как бабушке он в тягость раз висит у нее на шее. Но не все так просто в жизни Саши. Его нелегкое детство (как выясняется впоследствии) объясняется двумя любовями: маминой и бабушкиной. Таким образом мальчик оказывается меж двух огней, в ситуации непростого выбора. Порой и взрослому человеку нелегко сделать выбор, а что уж говорить про ребенка. Тем более, что у каждой из любящих своя правда. Бабушка всю себя посвятила внуку, всю свою любовь обрушила на него. Саша был болезненным мальчиком, от этого забота бабушки увеличилась вдвое. Она и по докторам его возила, и деда всегда за свежими продуктами для внука посылала, и готовила ему отдельно. Казалось бы, что может быть лучше такой заботы и опеки. Мама же не менее сильно любила своего сына и очень хотела, чтобы Саша жил с ней. Но нелады с Ниной Антоновной (бабушкой) не позволили материализоваться ее мечтам. Мать не простила дочери «измены», второй брак.

Разумеется, ситуация не из самых приятных, когда ребенок становится жертвой взрослых отношений. Но можно подумать, что в жизни Саши не все так плохо, ведь он же не обделен вниманием, заботой, лаской, нежностью. Пусть даже и только с бабушкиной стороны. Но любовь Нины Антоновны очень специфична, противоречива до парадоксальности: до безумия любя своего внука, она сделала его жизнь просто невыносимой. Об этом свидетельствует ряд ее обращений к мальчику: «проклятая сволочь», «водоросль», «смердящая сволочь», «идиот», «калека», «тварь гнилая», «гад», «болван» и т.д. Список можно продолжить. За самую малую «провинность» Саша слышал от бабушки: «Чтоб ты больше никогда не проснулся!», «Чтоб ты заживо в больнице сгнил!», «Если вспотеешь опять… выну и удавлю…», «Чтоб тебя переехал паровоз…», «Я тебя бритвой на куски порежу…» и т.д. и т.п. Вот как это комментирует Саша: «Я очень боялся бабушкиных проклятий, когда был их причиной. Они обрушивались на меня, я чувствовал их всем телом – хотелось закрыть голову руками и бежать как от страшной стихии» (65). После всего этого, о каком счастливом детстве может идти речь!? Бабушкиной парадоксальной любви есть объяснение. Любит она Сашу за двоих: за то, что он ее внук, и за дочь, которой она недодала свою любовь. И проклинает, обижает она мальчика тоже из-за дочери, не простив ей измену.

Но это не самое главное отличие повести «Похороните меня за плинтусом» от ряда других повестей о детстве. Если в последних на первый план выходит образ ребенка, то здесь Саша - лишь лакмусовая бумажка отношений взрослых, несмотря на то что обо всем мы узнаем из его уст. Но от этого мальчику не становится легче, а даже наоборот, страдания его безграничны.

Таким образом, в повести намечен конфликт: Саша как объект «двух любовей», причем бабушкина любовь парадоксальная.

Мы уже говорили о том, что каждая глава представляет собой самостоятельный рассказ. Проследим, как реализуются обозначенный нами конфликт в каждом из них. Уже в первой главе «Купание» намечены оба противоречия. Но на первый план здесь выходит «любовь» бабушки. Собственно говоря, отношения Нины Андреевны с внуком, ее обращения к мальчику любовью-то сложно назвать.

Казалось бы, бабушка купает внука. Он ей задает обычные детские вопросы, как и большинство его сверстников делает неуклюжие движения. Типичная бытовая ситуация. Но реакция бабушки не типичная. Например, на вопрос Саши о том, почему никого так не купают, как его, Нина Антоновна отвечает: «Так никто же не гниет так, как ты. Ты же смердишь уже». Или другой пример, когда бабушка на стуле одевала мальчика после купания, а Саша засмотрелся на свое отражение в зеркале и, потеряв равновесие полетел в ванну, то Нина Антоновна откомментировала это одним, но очень выразительным словом: «Сво-о-оло-очь!!!». Какая уж тут любовь?!

И все-таки она здесь выражается. В первых строках своего повествования Саша говорит, что учится во втором классе. Уже большой мальчик: мог бы сам мыться или с дедом. Но бабушка не доверяет ни тому ни другому это ответственное дело. Более того, к купанию внука она подходит с особой тщательностью, ответственностью, даже скрупулезностью: следит за тем, чтобы температура воды была постоянной (37,5), одевает мальчика после купания, причем делает это на двух стульях, чтобы у ребенка не остудились ноги и т.д. и т. п. Также из Сашиного рассказа мы узнаем, что колготки у него новые, дорого стоят и нигде не достать. А Нина Антоновна достала. Таким образом, налицо бабушкина забота, любовь. Ненависть Нины Антоновны к дочери в этой главе выражается лишь одной, как бы невзначай брошенной фразой: «Твоя мать тебе ничего не покупает! Я таскаю все на больных ногах!» (8).

Далее противоречия человеческих отношений раскрываются и усиливаются, увеличиваются с геометрической прогрессией. Уже в следующей главе «Утро» бабушка выдает новую порцию проклятий и ругательств в адрес внука и дочери: «Одну сволочь вырастили, теперь другую тянем на горбу». После очередных таких выпадов у Саши появляется мечта о двойнике: «… Один из меня мог бы тогда отдыхать от бабушки, а потом бы они с тем, другим, менялись…» (13). Само возникновение этой мечты приводит в ужас. Да разве может бабушка так относиться к любимому внуку! Оказывается, что может, не только так.

В главе «Цемент» Саша рассказывает, как проходили его прогулки на улице, после которых следовали традиционные бабушкины вопросы: «Где ты, скотина?», «Где ты шлялся?». А после того, как мальчик утонул в цементе, Нина Антоновна набросилась на него с новой силой: «Чтоб у тебя этот цемент лился из ушей и из носа!», «Месяц из дому не выйдешь!», «Жаль, он совсем в этом цементе не утонул, отмучились бы все». Но одновременно с этим проявляется безграничная бабушкина любовь. Саша гуляет, а Нина Антоновна в определенные часы выносит ему таблетки, которые мальчик должен был принимать шесть раз в день, и бабушка за этим тщательно следила.

Из следующего рассказа «Лосося» мы более подробно узнаем, как Нина Антоновна заботится о здоровье внука. Мало того, что водит его по разным докторам, так и вызывает медсестер на дом. Они приходят еженедельно и берут на анализ кровь из пальца. А как бабушка следит за питанием внука! Котлеты – только паровые, «потому что жареные – это яд». Продукты – только свежие, потому что «ребенку щи варить». «Я скорее сама землю есть буду, чем тебе несвежее дам» (36) - говорит Нина Антоновна. Яблоки – только тертые и т.д.

В «Парке культуры» бабушкина забота проявилась следующим образом: не разрешив внуку покататься на аттракционах, она загладила свою вину, купила Саше мороженное. Мальчик был поражен бабушкиным поступком, ведь он никогда не ел холодного лакомства. Максимум, что ему позволялось, так это «… лизнуть… и… попробовать ломкую шоколадку глазури» с эскимо Нины Антоновны. Поэтому счастью Саши не было границ: «Неужели я сейчас, как все, сяду на скамейку, закину ногу на ногу и съем целое мороженое? Не может быть! Я съем его, вытру губы и брошу бумажку в урну. Как здорово!» (51). Но не тут-то было. Сашино мороженное бабушка положила в сумку, пообещав дать его дома с чаем. Мальчик не расстроился: до дома можно и потерпеть. Но случилось то, что случилось. Естественно «Лакомка» растаяла, а Саша оказался еще в этом и виноват: «Будь ты проклят со своим мороженым, сволочь ненавистная…» (53).Таким образом, бабушкина забота обернулась очередным проклятьем. Но, впрочем, мальчику не привыкать.

В рассказе «День рождения» парадоксальная любовь Нины Антоновны выглядит так. Это самый любимый день всех маленьких, они его ждут, тщательно к нему готовятся. Да и как же иначе, ведь это праздник! Так думал и Саша, когда жил с мамой. А с бабушкой все было иначе: «… я знал уже, что день рождения – это не праздник…» (60). В этот день Нина Антоновна не разрешила внуку даже съесть шоколадку. Ее позиция была такова: «Что отмечать? Жизнь уходит, что хорошего?» (60). Но бабушка была бы не бабушкой, если бы не сжалилась над внуком, не приласкала бы его, не приголубила. Именинник все-таки съел положенную ему (так думал Саша) шоколадку «Сказки Пушкина».

В главе «Железноводск» мы снова становимся очевидцами бабушкиных забот о внуке. Нина Антоновна с Сашей отправились на юг, отдыхать: мальчик – в детский санаторий, а бабушка – во взрослый. Прежде, чем оставить внука одного (учитывая, что каждый вечер она его навещала), Нина Антоновна дала ценные указания и главному врачу, и воспитательнице: какие таблетки и во сколько принимать, как купать Сашу, как его кормить и т.п. В общем, проявила себя как самая настоящая любящая бабушка. Но несмотря на свою любовь, она не учла одного, что внук в компании сверстников оказался впервые, он совсем не таким представлял себе отдых, какой навязала ему бабушка. Нину Антоновну это и не волновало, ей не было дела до чувств и надежд мальчика. Ей же лучше известно, что Саше надо делать, а что – нет. И снова налицо эгоистическая любовь бабушки.

В «Похороните меня за плинтусом» бабушкина любовь выражена особенно ярко. Решив закалиться, Саша вышел на балкон в разгар январских морозов. Разумеется, ребенок простудился. Бабушка потеряла покой, ею руководило только одно желание: поставить внука на ноги. Нина Антоновна обращалась к Саше исключительно следующим образом: «заинька», «детонька», «лапочка» и т.п. Она плакала над кроватью мальчика, и слезы, капавшие на лицо Саши, были ему дороже всякого бальзама. Значит, и о нем заботятся, и его любят: «Мне нравилось, как бабушка суетится около меня с каплями и полосканьями, называет Сашенькой, а не проклятой сволочью, просит дедушку говорить тише и сама старается ходить не слышно» (102). И, что уж было совсем невероятным, читала внуку: «Мне было не важно. Какую она взяла книгу. Смысла слов я не улавливал, но было приятно слушать голос тихо читавшей бабушки… Хотелось слушать как можно дольше, и я слушал, слушал и слушал…» (108). Представляешь такую картину и умиляешься… Но даже во время болезни Саши Нина Антоновна не забывала обзывать мальчика отпускать в его адрес проклятья: «Даже не знаю, где этот урод простудиться успел…», «Тебя бы на барабан натянули, как ты мне надоел! Сил нет терпеть, как ты гниешь.», «Сенечка, этот сволочной идиот снова заболел» и т.п.(На последних двух рассказах мы остановимся подробнее в следующей главе). Примеров для подтверждения парадоксальной бабушкиной любви более чем достаточно. Сама же она вот что говорит об этом: «У меня теперь одна забота, отрада в жизни – дитя это несчастное… По любви – нет на свете человека, который любил бы его, как я люблю… Кричу на него – так от страха, и сама себя за это кляну потом… Такая любовь наказания хуже, одна боль от нее, а что делать, если она такая?» (124) (В причинах «такой» любви мы постараемся разобраться в следующей главе).

Что касается конфликта между бабушкой и мамой, как мы уже отмечали выше, он заявлен на самых первых страницах повести. По сути, вокруг него строится все повествование. Сначала он выражается в отдельных репликах Нины Антоновны, с которыми она обращается к Саше: «Я пять лет с тобой маюсь, а она только раз в месяц припрется, ляжет на диван и жрать просит», «Мать твоя не вышивает, чтоб ей саван могильный вышили!», «Ты, Сашенька, страдаешь за свою мать, которая только и делала, что таскалась», дочь свою называла «бубонной чумой». Встречи мамы и дочери были крайне редки: в повести описаны всего две. Инициатором этого была Нина Антоновна. Родной дочери она не разрешала видеться с единственным сыном, настраивала последнего против матери. Больше всего бабушка боялась, что ее разлучат с любимым внуком. Неужели всему виной второй брак дочери, неужели Нина Антоновна не могла простить этой «измены»?

Таким образом, сюжет и композиция «Похороните меня за плинтусом» схожи с сюжетом и композицией автобиографических повестей о детстве: повествование ведется от первого лица, от лица ребенка; каждая глава – яркий, запоминающийся случай из жизни мальчика (фрагментарность объясняется спецификой детской памяти). Самое главное отличие книги П. Санаева от других повестей о детстве – в последних на первый план выходит образ ребенка, в «Похороните меня за плинтусом» - Саша – лакмусовая бумажка в отношениях взрослых: бабушки и матери. Отсюда и конфликт: мальчик как объект «двух любовей». Непростое положение ребенка осложняется и тем, что бабушкина любовь, направленная на внука, особого рода, парадоксальная. Нина Антоновна любит и ненавидит внука одновременно.

Глава 2

2.1. Понятие «трагическое» в литературоведении

В литературоведении нет однозначных трактовок трагического и комического. Мы, вслед за такими исследователями, как Ю. Борев, В. Хализев, А. Есин и др., рассмотрим данные понятия как эстетические категории, виды пафоса. В теории литературы употребляются синонимы термина: «душа произведения» (В. Белинский), «доминирующее художественное чувство» (Ухтомский), «тип авторской эмоциональности» (Хализев). Белинский под пафосом понимал «идею-страсть», которую поэт «созерцает… не разумом, не рассудком, не чувством…, но всего полнотою и целостью своего нравственного бытия» . Хализев под «типом авторской эмоциональности» подразумевает следующее: «устойчивые «сплавы» обобщений и эмоций, определенные типы освещения жизни, воплощающие авторскую концепцию личности и характеризующие произведение как целое» . Есин трактует пафос как «основной эмоциональный тон произведения, а также эмоционально-оценочное освещение того или иного персонажа» . Общим местом всех определений является то, что исследователи рассматривают пафос как один из компонентов идейного мира: «… является существенным моментом авторской позиции и должен рассматриваться в тесной связи с идеей, авторским идеалом, а также с характером конфликта» .

Практически все исследователи выделяют следующие разновидности (типы) пафоса: героический, трагический, романтический, идиллический, сентиментальный. Но не все едины в выделении такого вида, как комический. В частности, Есин говорит не о комическом, а выделяет такие типы: ирония, юмор, сатира, инвектива. Хализев же рассматривает их как разновидности комического. Причины разночтения в следующем: Есин утверждает, что инвектива не вызывает комизма и смеха, в то время как в иронии, сатире и юморе он доминанта. Таким образом, А. Б. Есин под комическим подразумевает «явление действительности, возбуждающее смех присущими ему нелепостями, несообразностями, несоответствием между сущностью и формой ее обнаружения» . Хализев же в основе комического выделяет смех, который имеет разный характер: «шутка, ироническая насмешливость, философский юмор, романтическая ирония» и т.д. Мы же в дальнейшем будем придерживаться той точки зрения, согласно которой комическое рассматривается как вид пафоса.

Проследим, что вкладывалось в понятия трагическое и комическое на разных этапах развития искусства.

Каждая эпоха вносит свои черты в трагическое и наиболее выпукло подчеркивает определенные стороны его природы.

Трагедия в своем происхождении восходит к культу бога Диониса. Это бог плодородия, виноделия, вина, опьянения и владыка душ умерших. Для нас представляет особый интерес противоречивость его культовых функций, в которых встречаются и соединяются воедино два противоположных процесса – рождения и смерти.

Поклонники бога совершали при свете факелов и под звуки флейт поклонения Дионису. Они одевались в звериные шкуры и выступали в качестве его свиты. В пляске доводя себя до исступления, они разрывали на части животное, воплощавшее бога, и ели в сыром виде его куски. Это символизировало и выражало приобщение к божеству. Мужчины, вошедшие в состояние «богоодержимости», становились «вакхами», женщины – «вакханками». Умертвив и растерзав бога, поклонники Диониса вновь воскрешали его и лелеяли, как ребенка . Таким образом, в культе бога соединились воедино скорбь и веселье. Отсюда берт свое начало и развивается трагедия.

Итак, Ю. Борев выделяет существенную и необходимую черту трагического, обозначенную еще Аристотелем, - «гибель и порождаемые ею печаль и скорбь и возрождение и порождаемые им радость и веселье» . По мнению исследователя, трагедия говорит о жизни, о бессмертии даже гибнущего, а трагическое – сфера выяснения взаимоотношения жизни и смерти, смерти и бессмертия .

В Античности Платон и Аристотель впервые выделили и обозначили в теоретическую проблему трагическое. Они не расчленяют, не разграничивают трагедию и трагическое .

Как отмечает Борев, герой античной трагедии сама активность, сама действенность. Весь смысл трагедии заключался не в необходимой и роковой развязке, а в характере поведения героя. Здесь важно то, что происходит, и особенно то, как происходит. Герой в русле необходимости. Он не в силах предотвратить неотвратимое, но он борется, действует, и только через его свободу, через его действия и реализуется то, что должно произойти. Не необходимость влечет античного героя к развязке, а он сам приближает ее, осуществляя свою трагическую судьбу.

Исследователь отмечает важную черту трагического образа в искусстве: героический характер. Цель античной трагедии – катарсис, очищение.

В средние века трагическое выступает не как героическое, а как мученическое. Его цель – утешение.

Для средневековой трагедии утешения характерна логика: «тебе плохо, но они (герои, а вернее, мученики трагедии) лучше тебя, и им хуже, чем тебе, поэтому утешайся в своих страданиях тем, что бывают страдания горше, а муки тяжелее у людей, еще меньше, чем ты, заслуживающих этого» . Утешение земное (не ты один страдаешь) усиливается утешением потусторонним (там ты не будешь страдать и тебе воздастся по заслугам).

Важной чертой является сверхъестественность, фантастика происходящего.

На рубеже средневековья и эпохи Возрождения возвышается величественная фигура Данте. Его трактовка трагического совмещает средневековый мотив мученичества, но сверхъестественность, волшебство отсутствуют.

С именем Шекспира связывают начало нового времени. Средневековый человек объяснял мир богом. Человек нового времени стремился показать, что мир есть причина самого себя. Для Шекспира «весь мир, в том числе сфера человеческих страстей и трагедий, не нуждается ни в каком потустороннем объяснении, в его основе лежит не злой рок, не бог, не волшебство или злые чары… Причина мира, причины его трагедий - в нем самом» .

По мнению Ю. Борева, трагический герой эпохи Возрождения – гражданин человечества не в «космополитическом, а в высокогуманистическом смысле этих слов» .

Новаторством Шекспира является сочетание лично и всеобщего в характере героя. А также вводит в трагедию «тот реальный контекст, который отражает общее состояние мира, в котором живут и действуют его герои» .

В искусстве барокко трагический герой – «это снова мученик, но мученик экзальтированный, находящийся в экстатическом состоянии, это самоубийца, изверившийся в возможностях человеческой жизни и добровольно принимающий мучительную смерть» .

Вслед за Ю. Боревым, мы придерживаемся той точки зрения, согласно которой основным конфликтом искусства классицизма является конфликт чувства и долга. «Классицистическому трагическому образу абстрактно-нормативный характер, известная дидактичность, назидательность. Этот образ ориентируется на абстрактные нормы человеческого поведения» . Далее исследователь говорит, что «классицистическая трагедия выделила… как самостоятельные начала общественное и индивидуальное в характере героя» . Но оба эти пласта трудно соединимы, поэтому подлинное счастье практически недосягаемо. Отсюда, трагический разлад чувства и долга. По Бореву, бессмертие классического героя проявляется через торжество общественного начала. Чаша весов всегда склоняется в сторону общественного, но окончательно не перевешивает.

Романтики источник трагедии видят внутри характера. Они сосредоточили все внимание на характере, на его индивидуальном своеобразии и абстрагировались от реальных обстоятельств жизни. В неповторимости личности Байрон увидел ее общественную ценность. Гибель такой личности он осознавал как трагедию.

Для Байрона «герой бессмертен… ибо высокие общественные начала, заключенные в человеке не умирают вместе с ним» .

Таким образом, романтическая концепция трагического говорит: «мир не совершенен, зло не может быть изгнано из мира окончательно, но активность героя, вступающего с ним в схватку, не позволит злу захватить господство в мире. И сам герой в этой грозной и вечной борьбе раскрывает многие силы своей натуры и обретает бессмертие» .

Следующий этап в развитии искусства Ю. Борев выделяет критический реализм, в рамках которого «трагическое зиждется на конфликтах, отражающих национальную жизнь» .

Исследователь эстетической доминантой модернизма считает «атрагическое» и объясняет это тем, что «алитература» рисует жизнь в распадающемся мире, мир без будущего. А без этого невозможно выполнение основного положения в теории трагического: идеи бессмертия человека. Далее Ю. Борев выделяет основные признаки «атрагического», среди которых можно обозначить следующие: смертность человека, герой одинок, жизнь бессмысленна, будущего нет, «атрагедия» безгероична и безыдеальна и т. п.

На наш взгляд, в понимании так называемого «атрагического» исследователем не совсем верно расставлены акценты. В эстетике экзистенциалистов свое видение трагического. Да, оно выбивается из традиционного понимания, но именно этой нетрадиционностью и привлекает. Хализев называет это «трагизмом без берегов» (подробнее см. ниже).

Ценность труда Ю. Борева нам представляется в следующем: исследователь пришел к выводу, что в искусстве 19 века, а мы можем добавить – 20 и 21 вв., «на смену трагедии как одному из ведущих жанров пришло трагическое как элемент всех жанров, в том числе и комедийных» . Есть еще одна причина, почему мы обратились к работе «О трагическом»: здесь достаточно детально анализируется трагическое в историческом аспекте. Систематизировав данный материал, можно выделить основные признаки трагического, а далее посмотреть, как они проявляются в повести П. Санаева «Похороните меня за плинтусом».

Но прежде чем делать выводы, мы обратимся к литературоведческим словарям и учебникам по теории литературы с той целью, чтобы выяснить, как в них освещена проблема трагического.

Ю. Стенник дает следующее определение трагического: «эстетическая категория, характеризующая неразрешимый конфликт (коллизию), развертывающийся страданием и гибелью героя или его жизненных ценностей. Причем катастрофичность трагического вызывается не гибельной прихотью случая, но определяется внутренней природой того, что гибнет, и его несогласуемостью с наличным миропорядком» .

В энциклопедическом словаре юного литературоведа трагическое тесно связывается «с проблемой жизни и смерти, цели и смысла жизни, активности и резиньянции, свободы и власти обстоятельств, взаимоотношений личности и общества…» . Данное определение с предыдущим сближает указание на конфликт, причем не просто конфликт, а «острое противоречие… противоборство различных сил – как между человеком и миром, так и внутри самого человека… которое сопровождается человеческим страданием и… гибелью» .

Кормилов А. Н. говорит о трагическом герое и утверждает, что в каждую эпоху было свое представление о нем: в античности и в эпоху классицизма – высокий герой, у Лессинга Г. Э. – обыкновенные люди и т.п. Источником трагического, по мнению исследователя становятся трагическая вина, трагическая ошибка героя или непреодолимые внешние обстоятельства .

Что же такое трагическая вина? Гегель определяет ее «как следствие нарушенного равновесия, причем трагические герои виновны и в то же время невиновны» . У Есина А. мы находим следующее толкование трагической вины героя: «поступок героя, последствий которого он не предвидит и который становится причиной его несчастий» .

Трагическое Есин трактует как вид пафоса, «страдание и скорбь по каким-то возвышенным и безвозвратно утраченным ценностям. Трагической называют безвыходную ситуацию, порождающую у героя отчаяние, осознание невозможности жизни… Трагическое часто опирается на трагический конфликт, который не может быть благополучно разрешен, а часто и вовсе не имеет решения. Различают две разновидности трагических конфликтов: внешний, когда личность противостоит неблагоприятным внешним условиям, и внутренний, когда в душе героя противоборствуют одинаково важные для него, но несовместимые ценности» .

В. Е. Хализев под трагическим понимает форму «эмоционального постижения и освоения жизненных противоречий. В качестве умонастроения – это скорбь и сострадание» . Далее, как и ряд других исследователей, Валентин Евгеньевич в основе трагического видит «конфликты (коллизии) в жизни человека (или группы людей), которые не могут быть разрешены, но с которыми нельзя и примириться» . На наш взгляд, в работе Хализева наиболее важным является тот факт, что исследователь выделяет несколько типов трагического:

Таким образом, проанализированный нами материал позволяет сделать некоторые выводы о трагическом как виде пафоса:

2.2. Понятие «комическое» в литературоведении

Как и трагическое, комическое в искусстве зародилось в древности, на заре цивилизации. В индийских ведах «сохранились комические сценки, разыгрывавшиеся народными актерами» . Все исследователи в основе комического выделяют смех. Но не смех как физиологическое явление, а как нечто иное. Что под этим подразумевается - мы и попытаемся выяснить. «Комическое – смешно, но не всегда смешное комично… Смех не всегда признак комического… смешное шире комического. Комическое – прекрасная сестра смешного» . В работе Борева «Комическое» мы находим, что «поступок лишь тогда глубоко комичен, когда совершается «на полном серьезе» и сам человек не замечает своего комизма» .

С. Кормилов считает смех проявлением в литературе «весьма различных сфер человеческого бытия и сознания. Вообще смех – форма эмоциональной разрядки, вызываемой столкновением ожидаемого… с неожиданным…» .

В. Хализев говорит о смехе в двух значениях: с одной стороны, это «выражение жизнерадостности, душевной веселости, жизненных сил и энергии, неотъемлемое звено доброжелательного общения»; а с другой – форма неприятия и осуждения людьми того, что их окружает, насмешка над чем-либо, непосредственно-эмоциональное постижение неких противоречий; отчуждение человека от того, что им воспринимается» . Во втором значении смех связан с комическим. Валентин Евгеньевич комическое определяет как «отклонение от нормы, нелепость, несообразность, промах и уродство, не причиняющее страданий; внутренняя пустота и ничтожность, которые прикрываются притязанием на содержательность и значимость; косность и автоматизм, где нужны поворотливость и гибкость» . Во всех определениях, с которыми мы работали, это положение так или иначе освещено. Кормилов говорит, что в комическом «присутствует несообразность формы и содержания явления, контраст противоположных начал в сопоставлении с нормой и эстетическим идеалом» . Борев – что «комическое характеризуется как результат контраста, «разлада», противоречия: безобразного – прекрасному (Аристотель), ничтожного – возвышенному (И. Кант), нелепого – рассудительному (Жан-Поль, А. Шопенгауер)…» .

Рассмотри, какие свойства комического обнаружил Ю. Борев у его истоков? «Во время празднеств в честь Диониса обычные представления о благопристойности временно теряли силу. Устанавливалась атмосфера полной раскованности, отвлечения от привычных норм. Возникал условный мир безудержного веселья, насмешки, откровенного слова и действия» . Это было чествование созидательных сил природы, торжество плотского начала в человеке, получавшее комическое воплощение. Смех здесь способствовал основной цели обряда - обеспечению победы производительных сил жизни: в смехе и сквернословии видели жизнетворящую силу. Народный смех, утверждающий радость бытия, оттеняя официальное мировосприятие, звучал в Риме в ритуалах, сочетавших одновременно и прославление и осмеяние победителя, оплакивание, возвеличение и осмеяние покойника.

В средние века народный смех, противостоящий строгой идеологии церкви, «звучал на карнавалах, в комедийных действах и процессиях, на праздниках «дураков», «ослов», в пародийных произведениях, в стихии фривольно - площадной речи, в остротах и выходках шутов и «дураков», в быту, на пирушках, с их «бобовыми» королями и королевами «для смеха» . В книге Бахтина о Рабле карнавальный смех охарактеризован как всенародный, универсальный: «материально-телесное начало (образы самого тела, еды, питья, испражнений, половой жизни)… дано в своем всенародном, праздничном и утопическом аспекте… Материально-телесное начало.. воспринимается как универсальное и всенародное… Носителем материально-телесного начала является… не обособленная биологическая особь, а народ… Ведущий момент во всех этих образах… плодородие, рост, бьющий через край избыток…» . М. Бахтин выделил еще одну характеристику смеха – амбивалентность, двумирность, противопоставление обрядово-зрелищных форм серьезным официально-церковным и феодально-государственным культовым формам и церемониалам .

Таким образом, мы рассмотрели комическое как противоречие, как утверждение радости бытия. Многие ученые подчеркивают в комическом роль неожиданности, внезапности. Значение неожиданности в комическом раскрывает античный миф о Пармениске, который, однажды испугавшись, потерял способность смеяться и очень страдал от этого. Он обратился за помощью к Дельфийскому оракулу. Тот посоветовал ему поискать изображение Латоны, матери Аполлона. Пармениск ожидал увидеть статую прекрасной женщины, но вместо этого ему был показан… чурбан. И Пармениск рассмеялся!

Этот миф наполнен богатым теоретико-эстетическим содержанием. Смех Пармениска был вызван несоответствием между тем, что он ожидал, и тем, что неожиданно увидел в действительности. При этом удивление имеет критический характер. Если бы Пармениск вдруг увидел еще более прекрасную женщину, чем он предполагал, то, само собой разумеется, он не рассмеялся бы. Неожиданность здесь помогает Пармениску активно противопоставить в своем сознании высокий эстетический идеал (представление о красоте матери Аполлона - Латоны) явлению, которое, претендуя на идеальность, далеко не соответствует идеалу .

Как и трагическое, комическое имеет свои типы, разновидности. Это связано с тем, что смех имеет разный характер. Об этом говорят все исследователи. Но в выделении этих типов среди ученых есть расхождения. Бореев определил полюсами смеха юмор и сатиру, «а между ними – целый мир оттенков комического» : ирония, у которой есть свои разновидности, например, юмористическая ирония, комический намек, комедийный намек; насмешка, сарказм . Хализев так определил спектр смеха: шутка, ироническая насмешливость, философский юмор, ирония, романтическая ирония . Кормилов говорит о юморе, сарказме, сатире, иронии .

Говоря о комическом, следует отметить формы и способы достижения комического эффекта. Прежде всего, они чрезвычайно разнообразны. Еще Бахтин выделял различные формы и жанры фамильярно-площадной речи: «ругательства, божба, клятва, народные блазоны и др.» Бореев отмечает комедийный характер, обстоятельства, деталь, сатирическое преувеличение и заострение, пародирование, окарикатуривание, гротеск, овеществление, оживотнивание, саморазоблачение, взаиморазоблачение, острота, каламбур, иносказание, комедийный контраст и т. п. Есин выделяет поведение героя, несоответствующие ситуации, наивное обнаружение героем своих недостатков, всякого рода недоразумения, высокопарная речь по пустому поводу, нелогичность и парадоксы . Бочкарева Е. в своей диссертации сгруппировала перечисленные выше формы и способы достижения комического эффекта. Она говорит о трех основных приемах комического: «комизме характеров», «комизме положений» и «комизме речи». Рассматривая «комизм характеров», Бочкарева выделяет три типа персонажей:

«Комизм положений» Бочкарева характеризует наличием двух ситуаций:

«Языковой комизм», по мнению исследователя, посвящен речевой характеристике персонажей. Бочкарева делает акцент на двух моментах:

Следует отметить, что Е. В. Бочкарева говорит о комических приемах, характерных для рассказов Н. А. Тэффи. На наш взгляд, предложенная классификация является универсальной для ряда комических произведений. Другое дело, что она может дополняться новыми элементами: так например «языковой комизм» в анализируемой нами повести «Похороните меня за плинтусом» не исчерпывается моментами, отмеченными Бочкаревой; сюда же можно отнести и бранную, нецензурную лексику и т. п. (подробнее см. ниже).

Таким образом, мы пришли к следующим выводам:

1. Комическое воплощено в разных типах: юмор, ирония, сарказм, сатира, инвектива. Основанием для выделения типов комического служит разный характер смеха.

Глава 3

3.1.Комическое и трагическое в образе Саши Савельева

Мы решили сначала обратиться к образу Саши, рассматривая его с комической точки зрения. И вот почему. Во-первых, большую часть произведения мы, читатели, воспринимаем как комедию, фарс: смеемся над поступками героев, их речью. Во-вторых, и это самое важное, может показаться, что образ мальчика – пример классического комического образа. Попытаемся это доказать.

Говоря о «комизме характеров» в повести П. Санаева «Похороните меня за плинтусом» совершенно точно можно говорить о героях (точнее герое – Саше), которых Бочкарева Е. В. объединила в особую группу: «персонажи, вызывающие симпатию, благодаря присущим им индивидуальным чертам, хотя и воспринятые автором в комическом ключе…» Разумеется, речь идет о детях (в нашем случае – ребенке). Гриценко З. А. – методист по детской литературе – вот что говорит о юмористических рассказах, героями которых являются дети: «Он [ребенок] – невольный создатель, творец комического. Художественные средства, избранные авторами, органично связаны с природой детства, способами понимания мира и его словесным выражением. Главным из них является речь героев… старающийся казаться взрослым, умным маленький герой придает своей речи весомость, основательность, его рассуждения значимы, парадоксально аргументированы. Герои юмористических рассказов наделены способностью фантазировать, превращать обычное в необычное. Детская фантазия в юмористических произведениях – это и художественный прием, и особенность возраста, типа мышления… создатели юмористических произведений не только понимают ход мыслей и действий ребенка, но и умеют встать на его позицию, увидеть происходящее его глазами и выразить детским языком» . Сказанное Гриценко о детях-героях юмористических произведений и их создателях находит подтверждение в анализируемой нами повести.

На наш взгляд, то, что П. Санаев так правдоподобно, убедительно говорит от лица восьмилетнего мальчика и достигает этим определенных целей (которые мы и попытаемся выяснить), объясняется его личной детской драмой, которая оставила неизгладимый след в его душе и способствовала рождению повести.

Но сейчас нас интересует Саша Савельев как комический персонаж, точнее, как создатель комического. Если уж мы заговорили о «комизме характера» как приеме, то следует заметить, что с другими комическими приемами («комизм положений», «языковой комизм») он находится в неразрывном единстве. В этом мы и постараемся убедиться.

Итак, читатель улыбается (смеется, хохочет в зависимости от описываемой ситуации) всякий раз, когда проявляется детская непосредственность Саши, в результате которой мальчик оказывается создателем комической ситуации. Так, на приеме у гомеопата на вопрос, отчего худой такой, Саша ответил (обижаясь на доктора): «А чего у вас такие большие уши?» (45). А оглядывая обстановку кабинета врача, мальчик заметил: «Да – а … У вас есть что пограбить» (45). Стены кабинета были увешаны старинными часами. А этим замечанием мальчик хотел высказать свое восхищение, но вместо этого смутил доктора.

В другой, подобной ситуации сконфузилась уже бабушка. На слова Нины Антоновны о том, что отблагодарить медсестру, кроме как банкой шпротов, нечем, Саша возразил и при этом отворил дверцу холодильника: «Как нету?!... А лосося?! Вон икры еще сколько!» (41). Для себя же эту ситуацию ребенок объяснил так: «Бабушкина забывчивость меня удивила. Я прекрасно знал содержимое холодильника и решил напомнить, чем еще можно отблагодарить Тонечку [медсестру]» (41). Это не единичный случай.

Не раз Нина Антоновна оказывалась «заложницей» Сашиной непосредственности, внук «подставлял» ее. Вызвав в очередной раз доктора на дом, бабушка хотела в знак благодарности подарить ей губную помаду. Но Саша невольно стал этому препятствием: ему показалась баночка знакомой, и он удивленно сказал: «Баб, ты ж этим вчера наконечник клизмы смазывала» (107). Разумеется, Галина Сергеевна (доктор) осталась без презента.

Но не только детская непосредственность Саши вызывает смех у читателей. Иногда он намеренно «разыгрывает» бабушку. Как сам мальчик замечает, одним из его любимых развлечений было заставить бабушку кричать, «а потом сразу показать ей, что кричит она напрасно» (59). Однажды мальчик многозначительно произнес: «Ем кость». На что бабушка моментально отреагировала: «Плюнь! Плюнь скорее, сволочь! Плюнь» (59) (Она же тщательно следила за питанием внука и не могла допустить, чтобы он, не дай бог, проглотил косточку). На что Саша ответил, что он просто читает: «Ем кость один литр» (59) (ëмкость). В результате и Саша, и читатель в восторге от этой проделки.

Еще одной формой комического, связанной с образом Саши, на страницах повести являются «действия бабушки в Сашином пересказе». (Разумеется, данное определение приема весьма условно, так как вся повесть рассказана ребенком. Но, на наш взгляд, данная формулировка отражает суть понятия.) Так Саша, рассказывая о том, как провалился в цемент и как мама Борьки (Борька – друг Саши) переодела его в колготки своего сына (а Борька был крупнее Саши), сообщает, что реакция Нины Антоновны на это приключение была следующей: «Бабушка нашла меня, намотала колготки на руку и потащила домой» (24). В результате: у мальчика – очередная драма, а читатели смеются.

Все приведенные примеры подтверждают положение о том, что все комические приемы представляют собой органическое единство: мы уже говорили, что Саша – персонаж третьего типа (по классификации Бочкаревой Е.); он попадает в комические ситуации «по причине особенностей своего мировосприятия, своей особой логики рассуждения» (детского мировосприятия, детской логики). И, наконец, все это дополняется речевым оформлением. А речь Саши, как и любого ребенка, имеет ряд особенностей (парадоксальная аргументированность, отсутствие логических связей при построении высказывания и т. п.), которые позволили Бочкаревой объединить их в комический прием «языковой комизм». Таким образом, перед нами классический комический персонаж. Но это было бы слишком просто. Одной из основных особенностей данной повести является следующая: соединение комического и трагического. В чем же заключается трагическое, а в большей степени драматическое в образе ребенка?

Мы уже отмечали, что мальчик является центром трагического конфликта (объект двух любовей). Его душа – поле брани. Как известно, не бывает войны без потерь. Есть «потери» и у Саши. Чтобы не сгореть меж двух огней, мальчику приходится идти на компромисс, на уступки, поддакивания бабушке. Когда она ругает свою дочь, ребенок с этим соглашается, а иногда даже, в угоду бабке, подливает масла в огонь: «Выгнав маму, бабушка захлопывала дверь, плакала и говорила, что ее довели. Я молча соглашался… и вел себя так, словно был на ее стороне. Иногда я даже со смехом вспоминал какой-нибудь момент ссоры» (151 - 152). А однажды после очередных «разборок» Оли и Нины Антоновны мама просит Сашу пойти с ней. Мальчик же, понимая невозможность того, о чем говорит мама (понимает, что жить придется и дальше с бабушкой), «отказывается» от нее, заявляет бабке: «… Да я бы и не пошел с ней. Я сам хочу с тобой жить. Мне тут лучше» (152). Оборотная сторона этой медали – предательство матери. Оля в слезах убегает со словами, обращенными к матери: «Все отняла!» Что же получается? А получается развращение натуры мальчика, появляется двойственность в его поведении: подыгрывает бабушке, тем самым предает мать – это с одной стороны, с другой – безумно любит маму и ассоциирует ее с праздником. В результате сложившейся ситуации герой часто думает о смерти как единственном способе разрешения дилеммы: «Мысли о скорой смерти беспокоили меня часто…» (95). Саша не рисовал кресты, не клал карандаши крест-накрест, боялся спичек, боялся ходить задом наперед, перепутать тапочки, боялся встретить в книге слово «смерть». Получается, что любящие люди могут «залюбить» до смерти. Практически об этом же говорит Гительман Л. По поводу образа Саши, но только его комментарии относятся к спектаклю по повести «Похороните меня за плинтусом»: «Саша предстает… трудно складывающейся личностью» . (Далее Гительман говорит, что мальчик находится «между трех огней», а мы отметили только два – маму и бабушку, – под третьим он имеет в виду деда. Мы же его не рассматриваем как непосредственную угрозу для Саши. В спектакле дедушка отличается от дедушки в повести). Осипов И. об этом развращении натуры говорит резче: он характеризует героев произведений, написанных приблизительно в одно время, распадом. «Тут же лезут в глаза… недочеловеки, недоделки… везде недостаточность, телесная нехватка, воспитанные… человеческой слабостью, подчинением обстоятельствам и страстям… Саша растет, а тело не делается его телом, оно принадлежит другим, остается набором предметов, объектом для изучения и истязания…»

Таким образом, мальчик рано узнал, что такое чувство вины: вина перед мамой. Возможно, именно поэтому образ матери возникает как идеальный, бесплотный. Взрослый мог бы обвинить Олю в ее нерешительности. В том, что позволяла сыну жить не с ней, а с бабушкой, но у героя к матери нет претензий. Получается, что, пытаясь искупить свою вину, Саша идеализирует ее образ. Отсюда, и получается он самым неразработанным. Но об этом речь впереди. Сейчас для нас важна драма-трагедия мальчика.

Отмечали мы и парадоксальность бабкиной любви: любит, но в то же время каждым своим словом готова уничтожить внука. Для Нины Антоновны Саша никто и зовут его никак. Гительман вот что об этом говорит: «Вот и внук у нее ничем не примечательный, не отличается способностью к чему-либо особенному, чтобы она им могла похвастаться, потешить свое самолюбие. Другие дети, например, играют на скрипке!» (одноклассница Саши – Светочка). Свое отношение к внуку, что о нем думает, Нина Антоновна не скрывает от Саши, а наоборот, всячески старается подчеркнуть его «ущербность». Бабка приписывает мальчику не только действительные, но и мнимые болезни: «золотистый патогенный стафилококк», «пристеночный гайморит», «синусит», «фронтит», «панкреатит», «колит», «астма», «тонзиллит», «почечная и ферментативная недостаточность», «повышенное внутричерепное давление» и т. п. Нина Антоновна делится «семейными секретами» со всеми соседями. Так например, она поведала лифтерше о том, что мальчик – «полный идиот», потому что страшный микроб «… давно уже весь мозг ему выел» (23). Об умственных способностях внука бабушка столь же невысокого мнения, как и о физических. Однажды, когда Нина Антоновна и Саша смотрели фильм, она вдруг спросила мальчика: «Что ты смотришь? Что ты можешь тут понять?» Несмотря на то что он предельно точно определил идею фильма, бабушка от своего мнения о внуке не отказалась. Подобных примеров бабушкиного отношения на страницах повести можно найти бесчисленное множество, но результат всего этого один: развитие раннего комплекса неполноценности у Саши.

Мы знаем, что прототипом главного героя является автор. Такое уничижительное отношение к нему со стороны бабки в реальной жизни достигло обратного эффекта: он не замкнулся в себе, а наоборот, всю жизнь доказывал и доказывает, что он кто-то есть и что-то значит. Может быть, если бы не бабкино отношение, то он не стал бы тем, кем стал: актером, известным режиссером, автором замечательной книги. Но, впрочем, мы отвлеклись от Саши Савельева.

С учетом выше сказанного мы не можем говорить об образе Саши как только о комическом. В нем синтезируются комическое, драматическое, в какой-то мере даже трагическое, начала. Комический эффект несет двойную нагрузку: с одной стороны, оттеняет трагическое в повести, а с другой – наоборот, подчеркивает его, усиливает на основе контраста. Таким образом, смех над Сашиной непосредственностью и проказами его детскую драму заставляет звучать еще более горько.

Итак, образ Саши Савельева, ребенка, позволяет нам говорить о комическом в повести П. Санаева «Похороните меня за плинтусом». Мы пришли к выводу о том, что приемы комического – «комизм характеров», «комизм положений», «языковой комизм» - связаны между собой и представляют единое целое. Как комический персонаж Саша попадает в комическую ситуацию, инициатором которой становится сам в результате игры слов, парадоксальной аргументированности и т. п., т. е. его речь – один из основных способов создания комического. Но в чистом виде нельзя считать данный образ комическим. Драматическое звучание ему придает двойственность поведения мальчика: уступает бабке, поддакивает ей, а мать предает. Вину перед последней «заглаживает» созданием идеального, практически бесплотного образа матери на страницах повести. Последствием данного положения являются мрачные мысли ребенка о смерти. Еще один трагический аспект в характере героя – внушенная бабушкой жизнебоязнь, следствием которой явился ранний комплекс неполноценности Саши.

3.2.Антитеза образов матери и бабушки в повести

О матери мы узнаем со слов Саши и бабушки. Как относится Нина Антоновна к дочери, как о ней говорит, мы уже выяснили (обвиняет ее во всех своих несчастьях и несчастьях Саши, обзывает «бубонной чумой», «страхолюдиной» и т. п.) и еще вернемся к этому. А вот, какой видит ее Саша, нам предстоит узнать. Первый раз на страницах повести мальчик говорит о маме в главе «День рождения». И первое, что мы узнаем: «Мама оставила меня больного у бабушки, а когда я поправился, мне сказали, что теперь я буду жить с ней всегда. С тех пор мне казалось, что другой жизни не было, не могло быть и никогда не будет. Центром этой жизни была бабушка, и очень редко появлялась в ней с бабушкиного согласия мама» (57). Чуть ниже мы снова находим: «С мамой я виделся редко» (60). Так или иначе, смысл этой фразы постоянно угадывается в повести. Таким образом, основное, главное чувство, которое сопровождает воспоминания о маме, - тоска. Мальчик скучает о ней, а редкие встречи приравнивает к празднику: «Редкие встречи с мамой были самыми радостными событиями в моей жизни. Только с мамой мне было весело и хорошо. Только она рассказывала то, что действительно было интересно слушать…» (61). А дождаться этих встреч – цель Сашиной жизни, ради которой можно выдержать любые испытания: «Жизнь нужна была, чтобы переждать врачей, перетерпеть уроки и крики и дождаться Чумочки, которую я так любил» (137). Вы спросите, почему Чумочка? Да потому что бабушка называла свою дочь «бубонной чумой», а Саша переделал это прозвище по-своему, вкладывая в него всю свою детскую любовь. Да и мама часто баловала этим сына, и для него это было вроде подарка: «Я запоминал каждое сказанное мамой ласковое слово… Произнесенное однажды мамой слово «кисеныш» я долго повторял про себя перед сном» (139). Часто Сашины «думы» о маме сопровождались боязнью за нее: «Я все время боялся, что с мамой случится что-то плохое. Ведь она ходила где-то одна, а я не могу уследить за ней и предостеречь от опасности… глядя ночью в окно на темную улицу… я представлял, как пробирается к себе домой мама, и невидимые руки из моей груди отчаянно простирались в темноту, чтобы укрыть ее, уберечь, прижать к себе, где бы она ни была» (98). Таким образом, очевидно, что мальчику не просто не хватало общения с мамой, встреч с ней, он страдал от этого, поэтому в детских фантазиях, мечтах мама с сыном не расставались. Но, к сожалению, мальчик понимал, что реализоваться, материализоваться его мысли не могут: «Мама не могла меня забрать, счастье не могло стать жизнью, и жизнь никогда не позволила бы счастью заводить свои правила» (164).

Итак, облик матери наделен чертами идеальности. У нее почти нет плотского начала. И это понятно, потому что мы воспринимаем ее глазами Саши, любящего сына.

Если сравнивать маму и бабушку (так как о бабушке мы тоже узнаем со слов мальчика), то вторая явно «проигрывает», уступает первой. Основная причина такой ситуации была следующая: бабушку Саша воспринимал как источник препятствий встреч с мамой. «Обычно мама приходила часа на два, но лишь несколько минут удавалось мне провести так, как я хотел. Остальное время проходило, как хотела бабушка» (105). Если от Нины Антоновны мальчик хотел спрятаться, раздвоиться, то с Олей (мамой) все обстояло иначе: «Если я говорил с ней, мне казалось, что слова отвлекают меня от объятий; если обнимал, волновался, что мало смотрю на нее; если отстранялся, чтобы смотреть, переживал, что не могу обнимать» (150). Таким образом, время, проведенное с бабушкой, тянулось мучительно долго, а редкие встречи с мамой очень быстро заканчивались.

Мы уже отмечали, что маму Саша любил называть ласковыми словами, а « бабонькой я звал бабушку редко и только если мне нужно было что-нибудь выпросить» (137). И снова сравнение не в пользу бабушки.

Также из уст Саши мы узнаем, какие чувства он испытывает, когда его целуют две любящие женщины: «От бабушкиных поцелуев внутри у меня все вздрагивало, и, еле, сдерживаясь, чтобы не вырваться, я всеми силами ждал, когда мокрый холод перестанет елозить по моей шее. Этот холод как будто отнимал у меня что-то… Совсем иначе было, когда меня целовала мама. Прикосновение ее губ возвращало все отнятое и добавляло в придачу…» (137). Здесь же мы узнаем ответную реакцию со стороны мальчика: «обнять же ее мне казалось чем-то невоможным… Я обнял бабушку один-единственный раз после ее ссоры с дедушкой и чувствовал, как это глупо, как ненужо и как неприятно…» (137). И совершенно полярное данному отношение Саши к маме: «Я обнимал маму за шею и, уткнувшись лицом ей в щеку, чувствовал тепло, навстречу которому из груди моей тянулись словно тысячи невидимых рук… Я сжимал ее, прижимал к себе, чтобы никогда не отпустить, и хотел одного – чтобы так было всегда» (138). Казалось бы, две самые родные, близкие на свете Сашины женщины, которые любят его, заботятся о нем, а отношение к ним со стороны мальчика прямо противоположное, контрастное. В подтверждение сказанного на страницах повести мы обнаруживаем следующее: если бабушка запрещала внуку все, вплоть до игр, то «мама ничего не запрещала» (61); если бабушку Саша боялся, то «мама всегда смеялась над моими страхами, не разделяя ни одного» (61). В результате мальчик приходит к малоутешительному, точнее совсем не утешительному выводу: «… бабушка – жизнь, а мама – редкое счастье, которое кончается раньше, чем успеешь почувствовать себя счастливым…» (152).

Таким образом, по всем параметрам, по всем положениям сравнение мамы и бабушки не в пользу последней. Безумно любя своего внука, Нина Антоновна не может рассчитывать на ответное чувство. Причина Сашиной «нелюбви» кроется в парадоксальной любви бабушки: Нина Антоновна любит и ненавидит внука одновременно. Что же касается мамы, то ее образ – воплощение идеальности. Для Саши она – праздник, счастье; самые дорогие для него вещи – ее подарки. На наш взгляд, то, что Саша наделил маму ореолом исключительности, объясняется их редкими и короткими встречами, встречами под надзором бабушки (иначе это и не назовешь), а также чувством вины перед мамой: таким образом мальчик пытается оправдаться за свое предательство (ведь он не раз «поддакивал» бабке, тем самым обижал мать). Элементарная нехватка общения с родной матерью и привела к антитезе «жизнь – счастье» (редкое счастье). Страшно не то, что данная антитеза вообще появилась, а то, что она возникла в жизни восьмилетнего ребенка и то, что виноваты в этом взрослые: бабушка – потому что сделала жизнь внука невыносимой, мама – потому что, если выражаться словами Саши, не могла долго решиться на то, чтобы сделать жизнь своего сына не редким, а постоянным счастьем, т. е. всегда находиться с ним рядом, чтобы мальчик, да и она сама, любили друг друга не потихоньку от бабушки, не скрывали от нее своей любви, а открыто выражали свои чувства.

Вслед за Гительманом мы считаем, что в повести «Похороните меня за плинтусом» центральным образом является образ бабушки: «Главный герой – бабушка» . И вот почему. Во-первых, с формальной точки зрения он находится в центре событий: весь сюжет произведения «держится» на бабушке. Мы уже определили, что рассказчик – Саша Савельев, который повествует о своей драме. А кто источник драмы? Бабушка. Именно ее отношение к внуку – основной предмет изображения. Более того, со временем мы понимаем, что парадоксальная любовь Нины Антоновны к Саше – это только одна сторона конфликта. Другая сторона – отношение бабки к мужу, к дочери. Таким образом, на одном полюсе оказывается Нина Антоновна, а на другом – ее близкие. Иное дело, что детская драма прописана детальнее. И это не случайно. Если бы мы о сложившейся ситуации узнали не от ребенка, а от взрослого, то сила воздействия повести на читателя была бы иной. То-то и ужасно, что противоречие взрослых отношений дано глазами ребенка. Но что еще страшнее – мальчик оказывается жертвой, заложником ситуации. Именно поэтому акцент сделан на драме восьмилетнего мальчика. Это своего рода урок для взрослых, который предупреждает, чтобы они не забывали: дети, ни в чем не виноватые, часто больше всех страдают от проблем взрослых. Но это совсем не значит, что другая сторона конфликта (бабушка – муж, бабушка – дочь) менее значима, второстепенна, дополнительна. Нет, все работает в одну точку: наиболее полно раскрыть основное противоречие.

Из всего сказанного следует, что образ бабушки является центром не только на формальном, но и идейно-содержательном уровне.

Итак, мы постараемся разобраться в противоречивом характере бабушки. Кое-что мы о ней уже выяснили: странную любовь к внуку, частично услышали нападки в адрес дочери. Остановимся подробнее на взаимоотношениях Нины Антоновны с Олей. Буквально с первых страниц повести мы узнаем, что мать не может простить дочери второй брак. В отместку – забрала у нее сына и строит козни, чтобы их встречи были максимально редки и непродолжительны. Заочно и при встречах на голову Оли сыпятся проклятия и ругательства со стороны Нины Антоновны. Одну из встреч мамы с дочкой мы сейчас и рассмотрим. Частично к этому эпизоду мы уже обращались, когда рассматривали образ матери, и наметили дальнейший ход рассуждений. Мы имеем в виду то положение, когда Саша говорит о том, что мама появлялась в его жизни только с бабушкиного разрешения, она же определяла направление, характер этих встреч. Как это отразилось на мальчике, мы уже выяснили, а вот, что происходило между Ниной Антоновной и Олей, – еще предстоит. На приветствие дочери бабушка сразу кинулось ее обижать: шапку назвала «кастрюлей», Олю – «страхолюдиной». Но правда, сразу предложила поесть. А дальше начались нападки на «карлика-кровопийцу»: «Подсыпает тебе твой «гений» чего-нибудь» (155). В итоге дочь задает очень важный вопрос: «Чем же я тебя обидела так?» (160). Ответ прозвучал незамедлительно: «Обидела тем, что всю жизнь я тебе отдала, надеялась – ты человеком станешь. Нитку последнюю снимала с себя… Все надежды мои псу под хвост!» (160). Уже здесь бабушка формулирует причину трагической ситуации. Но эта линия пока не получает дальнейшего развития, так как Оля в ответ вспоминает детские обиды: мать называла ее «уродиной», «высохшей старушкой», а однажды так ударила, что сломала девочке ногу. «Я не таскалась, но то, что всю жизнь думала про себя, что такая ученая, а не нужна никому – это так. И то, что не о ролях думала, а не знала, за чьей спиной от тебя спрятаться, - тоже так… (162). Таким образом, читателям становится очевидно, что Сашина история – повторение маминой драмы. Разница лишь в том, что тогда страдала девочка, а сейчас – мальчик.

Чем же закончилась встреча двух самых близких людей: мамы и дочери? Ответ легко предугадать – ссорой. Нина Антоновна стала настраивать Сашу против матери, Оля это услышала. И бабушка в очередной раз начала проклинать дочь, но не просто проклинать, а желать ей той же участи, которая настигла ее: «Будешь одна, никому не нужная, без мужа, без детей – поймешь, каково мне пришлось всю жизнь в одиночестве задыхаться» (165). Снова Нина Антоновна формулирует причину своего несчастья, но дочь «не слышит» ее, «не понимает». Возможно, в этом кроется причина всех неудач героев повести «Похороните меня за плинтусом»: когда один говорит, другой не слышит, и наоборот; каждый занят своими проблемами и считает другого виноватым в своих несчастьях.

Итак, отношения с дочерью так же противоречивы, как и отношения с внуком: с одной стороны, бабушка обзывает, проклинает дочь, считает ее виновной в своем одиночестве, ненавидит Олю, с другой – мы понимаем, что она любили дочь и любит, а иначе зачем бы ей выставлять претензии, что она отдавала все, а в ответ – измена, предательство. И дело здесь не в муже Оли, точнее, не конкретно в этом человеке. Даже если бы на его месте оказался другой, третий, десятый, история бы повторилась.

Кроме Саши и Оли в жизни Нины Антоновны есть еще один близкий ей человек – ее муж, Сеня, дедушка. Как же развивались их отношения? С точки зрения обращений, бабушка не баловала его, не делала исключений из общего списка: «гицель», «татарин ненавистный», «вонючий старик», «боров» - вот частичный перечень обращений. Так же, как дочь и внука, Нина Антоновна считает мужа виновником своих страданий, несчастий, говорит, что жизнь с ним невыносима: «отличницей была, острословкой, заводилой в любой компании… парни обожали… Во все походы брали, на все слеты… встретила тугодума – за что, Господи? Превратилась в идиотку» (120). Не раз и в адрес дедушки сыпались проклятия: «Вас судьба разобьет так же, как и этот чайник. Вы еще поплачете!» (13). Упреки тоже были постоянно: «С дочерью я маялась – ты таскался, внук подыхает – ты таскаешься… тебе твои интересы превыше всего!» (37). Не стал дедушка исключением и в том плане, что недостаточно уделяет внимания Нине Антоновне: «… Если бы хоть часть времени, что ты уделяешь своей машине и своей рыбалке, ты уделял мне, я была бы Ширли Маклейн!» (38). И на мужа была Нина Антоновна обижена: «… Кровью за мои слезы ответишь! Всю жизнь я одна! Все радости тебе, а я давись заботами!..» (39). Но помимо такого отношения было и другое: мы узнаем, что бабушка любила деда (да и сейчас любит), уехала с ним из Киева в Москву, несмотря на запрет родителей, пожертвовала карьерой ради семейного счастья. Но стал ли кто-нибудь из них по-настоящему счастлив? Ответом на этот вопрос является драма дедушки: «Тяжело… сил больше нет… Раза три уже думал в гараже запереться. Пустить мотор, и ну его все… она меня клянет, что я по концертам езжу, на рыбалку, а мне деваться некуда… дома несколько дней проведу, чувствую – сердце останавливается. Заедает насмерть…» (142). Получается, что и в этом случае бабушкины жертвы были никому не нужны.

Таким образом, во всех трех типах отношений: бабушка – внук, бабушка – мама, бабушка – дедушка – Нина Антоновна ведет себя по одной и той же модели. Схема эта выглядит следующим образом: всех своих близких, родных людей бабушка не балует нежными, добрыми, ласковыми обращениями; в адрес всех посылает многочисленные проклятия, угрозы, высказывает упреки; всех обвиняет в своем несчастье – одиночестве; и несмотря ни на что, любит всех безумно, страстно, хотя и пытается убедить в обратном. По мнению Гительмана, бабушка – пожилая женщина, «когда-то мечтавшая о сцене, о жизни, наполненной цветами, радостью. Но все выстроилось иначе… Мечты обернулись жестокими буднями… словно весь мир виноват в том, что у нее не сложилась судьба…» . Налицо парадоксальная любовь Нины Антоновны не только по отношению к внуку, но и к дочери, и к мужу. Самое страшное, что от этого чувства все несчастны, в первую очередь сама бабушка. По словам героини повести «Город света» Л. Петрушевской, бабушки Лены, счастье может принести иная любовь: «человек – это тот… ну… который живет для других! И не надо ждать, никто спасибо не скажет! Такая жизнь сама по себе, без спасибо, уже награда! Все домашние хозяйки, все матери и бабушки, работницы, которые живут без спасибо, всем привет и поклон! Среди попреков! Как герои!» Иными словами, секрет успеха заключается в жизни для других, без требования за это благодарности. Наша героиня, Нина Антоновна, так этого и не поняла.

Говоря о жизни, судьбе бабушки, мы не можем обойти тот факт, что на ее долю выпала нелегкая участь – пережить смерть маленького сына: «Какой мальчик был… какое дитя! Чуть больше года – разговаривал уже! Светленький, личико кукольное, глаза громадные серо-голубые. Любила его так, что дыхание замирало… в подвале заболел дифтеритом с корью… кашляет, задыхается и меня утешает… На следующий день умер… сама несла на кладбище на руках, сама хоронила…» (121) Возможно, именно эта потеря близкого, дорогого, любимого человечка и стала причиной бабушкиной парадоксальной любви: потеряв одного, она боялась потерять остальных, поэтому обрушивала на них свою любовь, очень тяжело переживала расставания с ними, считая это предательством по отношению к ней. Это не оправдание странного чувства Нины Антоновны. Мы лишь пытаемся разобраться в природе ее характера.

Уже неоднократно отмечалось, что бабушка всех считает виновниками ее несложившейся судьбы. Ее претензии говорят о корысти: я тебя люблю, я – тебе, а ты, в свою очередь, должен мне вернуть сторицей, т. е. по представлениям бабушки, она должна быть в жизни своих близких номером один. Но этого не произошло. Так как муж, дочь, внук считались помехой в жизни жены, матери, бабушки, то родные стали искать другой реализации: мама, например, посвятила себя мужу, дед – карьере. Да и не могло быть так, чтобы все и вся крутились вокруг Нины Антоновны. В конце концов, она ведь тоже могла бы реализоваться в жизни, но ей удобно считать свою жизнь несостоявшейся, жалеть себя и обвинять в этом других. Вот и Гительман говорит, что бабка боится, что дочь отберет у нее внука, «необходимо ей ради самоутверждения. Ради того, чтобы снова и снова говорить о своей загубленной жизни» . Это корысть особого рода, нравственно-эстетическая, психологическая.

Итак, мы выяснили, что характер бабушки не однозначен. Более того, можно с уверенностью сказать, что и образ героини противоречив: представляет собой синтез комического и трагического.

Читатель хохочет, когда бабушка ругается, обзывается, проклинает и т. п. И это объяснимо, потому что все перечисленное – это способы достижения комического эффекта, которые М. Бахтин определил как формы и жанры фамильярно-площадной речи. Вся та брань, что сыпется с бабушкиных уст, - тоже выражение ее чувств к окружающим. Практически во всех случаях ее надо понимать наоборот. Если бабушка проклинает свою дочь, это не значит, что она ее только ненавидит, но она и любит. Если на Сашу обрушиваются горы ругательств, это не значит, что он не нужен бабке, нужен и еще как!

Вызывают смех и действия Нины Антоновны, направленные на своих близких, так называемые «действия бабушки в Сашином пересказе», «разборки» с дочерью и мужем (Нина Антоновна могла без особых на то причин закидать Сеню и Олю какими-то предметами). В данном случае проявляется основная функция смеха – постижение неких противоречий, отчуждение человека (в нашем случае читателя) от того, что им воспринимается. То, что мы имеем дело с комическим, свидетельствует об отклонение от нормы, контраст противоположных начал в сопоставлении с нормой (Хализев, Кормилов). Бабушкино поведение – отклонение от нормы. Так как бабушка является одним из полюсов основного противоречия, то именно с ее образом связан комизм конфликта: несоответствие между намерениями и реальностью. Нина Антоновна хочет всех построить в ряды благодарных родственников, а получает? А попадает в комические ситуации. Мы уже неоднократно приводили примеры бабушкиных поступков, действий, которые вызывают смех у читателей. Но думаем, что не будет лишним рассмотреть еще одну подобную ситуацию. Это самая первая история, с которой Саша начинает свой рассказ, - «Купание». Вся эта кропотливая, тщательно спланированная со стороны бабушки процедура купания вызывает сначала смех, а потом – хохот. С мальчиком она сюсюкается как с младенцем: моет его сама, старается быть заботливой бабушкой. Но при этом отпускает отборную порцию брани в адрес внука; после купания сама его одевает, хотя Саша с этим уже в состоянии справиться самостоятельно. Но вот несчастье: колготина догорает на рефлекторе. Бабушку этим не смутить: она одевает колготки на мальчика, а отсутствующую часть заменяет полотенцем, наматывает его в виде портянки. Вдруг Саша неожиданно падает – тут подключается дед. Он-то думает, что это прозвучал сигнал от бабушки, и побежал выносить рефлектор. Впопыхах схватил его за горячее место – пришлось отпустить… прямо бабушке на юбку. О!.. Что тут началось, можно себе представить. Нина Антоновна начала выдавать одну за другой комбинации, воспроизводить которые мягко говоря неприлично. Таким образом, очередное построение родственников не венчалось успехом для бабушки, а послужило приемом создания комического.

Не остается читатель равнодушным и к темпераменту героини. Вот что о нем мы находим на страницах повести: «бабушка кричала», «истошный крик», «сетовала бабушка», «заорала бабушка», «взревела бабушка», «воскликнула», «крикнула», «грозила она», «бабушка подскочила на табурете» и т. п.

Несмотря на то что практически все, что делает бабушка, вызывает смех, мы не можем говорить о ее образе как комическом. Функция этого смеха призвана обличить, выявить, раскрыть трагическое. Бабушка – инициатор трагической ситуации, она является одним из полюсов трагического конфликта. Ее трагедия аккумулируется в последнем монологе, о котором речь впереди. В результате мы пришли к следующему выводу: в чистом виде мы не можем говорить об образе главной героини как о комическом или трагическом. Мы имеем дело с синтезом этих начал. Поэтому образ бабушки можно определить как трагикомический.

3.3.Своеобразие финала

Финал любого произведения – важная с точки зрения структуры и идейного замысла часть текста. Именно на него приходится развязка конфликта, благополучная или неблагополучная, либо его неразрешение, как в случае с повестью «Похороните меня за плинтусом». У финала произведения Санаева двойная функциональная значимость: это одновременно и кульминация и развязка, финал трагического конфликта. Мы имеем ввиду последний монолог Нины Антоновны, поднимающий ее на трагическую высоту: в нем соединяются покаяние и проклятье. Здесь находят свое выражение последствия трагической вины героини. Здесь и классический исход трагической ситуации – гибель бабушки. Но, впрочем, обо всем по порядку.

На протяжении всей повести основное, главное противоречие, отношения бабушки и мамы, изображено автором не подробно, детально, а отдельными штрихами. О нем мы находим упоминание практически в каждой главе, но это не является центром изображения. Однако так может показаться лишь на первый взгляд. Это своего рода авторский трюк: прежде всего, читатель узнает и сочувствует детской драме восьмилетнего мальчика, поставленного между бабушкой и мамой. Но когда заканчиваешь читать книгу, понимаешь, что главное в ней – трагедия бабушки. И это ощущение продиктовано финалом-кульминацией.

Мама наконец-то решилась забрать сына от своих родителей, в этом ей помог ее муж. Но, зная характер бабушки, понимаешь, что так просто от внука она не откажется. Так и случилось. Нина Антоновна оказывается под дверью квартиры своей дочери и всеми силами пытается уговорить Олю отдать ей Сашу. Начинается все с угроз: «Ну, сволочь, будет тебе… отец за топором пошел, сейчас дверь будем ломать. Выломаем, я тебе этим же топором голову раскрою. Открой лучше сама по-хорошему!» (176). Далее бабушка запугивает дочь знакомыми в милиции и в прокуратуре, которые помогут выселить ее мужа. Следующая угроза – Нина Антоновна заберет ребенка через суд. Но это только начало. Бабушке показалось, что эти аргументы не способны убедить Олю, поэтому она пугает дочь тем, что проклянет ее. Казалось бы, все угрозы высказаны. Чего еще ждать? Но происходит неожиданный поворот: бабушка теперь уговорами пытается вернуть внука. «Тебе все равно лечить его, а у меня все анализы, все выписки… не буду зла на тебя держать… но раз такая обуза на наших плечах, давай вместе тянуть… Денег нет у тебя, а у отца пенсия большая и работает он… Во что ты его одевать будешь? И учебники его у меня, и игрушки. Давай по-хорошему…» (177). Но и это еще не все, отчаявшись, бабушка якобы соглашается на то, что не будет забирать Сашу, лишь только посмотрит на него. Но и это не помогло: дочь не открыла дверь. Тогда Нина Антоновна начинает «давить на жалость»: «Не вижу ничего. Так и инсульт шарахнет. Где же нитроглицерин мой?.. Ах… Погибаю! Врача… «Скорую» вызови… Мать погибает, выйди хоть попрощаться с ней». А дочь не открывает, все без толку. Что еще в запасе у бабушки? На что она решится в этот раз? Она просит у дочери прощения: «Ну прости меня… Покажи. Что величие есть в тебе… Простишь, буду знать, что не достойна голос на тебя повысить. Ноги тебе целовать буду за такое прощение!» (177). Казалось бы, вот сказаны главные слова. Мама с дочкой помирятся. Саша будет жить с мамой. Бабушка станет их навещать. Вот и благополучное разрешение конфликта! Но ничего этого не случилось и не могло случиться. Бабушка проклинает свою дочь, отказывается от ее прощения.

Таким образом, чтобы вернуть внука, бабушка идет на все: от угроз до проклятий. Схематично этот диапазон можно изобразить следующим образом: угрозы – уговоры – согласие не забирать внука – «давить на жалость» - просит прощение. И как следствие всего этого – проклятие дочери. Глядя на эту схему, мы уже точно можем сказать, что ни о каком благополучном разрешении конфликта и речи быть не может, если после покаяния следуют проклятия.

Самое главное, на наш взгляд, в этом монологе бабушка формулирует причину трагического конфликта, трагической ситуации: «… лучше б мне в детстве умереть, чем всю жизнь без любви прожить. Всю жизнь другим себя отдавала, заслужить надеялась! Сама любила как исступленная, от меня как от чумной бежали, плевками отплевывались…» (179). Получается, что всему виной является любовь, если быть точнее, то с одной стороны, исступленная любовь Нины Антоновны ко всем своим близким, а с другой – нехватка того же самого чувства у Нины Антоновны от этих же самых близких. Действительно, никто не оценил ее любви: ни муж, ради которого она отказалась от собственной карьеры, ни дочь, для которой ничего не жалела, даже внук – «последняя любовь», самая сильная, – отказался от нее. В чем же дело? Ведь это замечательное, прекрасное чувство, имеющее созидательный характер. Повесть же «Похороните меня за плинтусом» убеждает нас в обратном. А дело в том, что любовь Нины Антоновны, неважно к кому обращенная: к мужу, к дочери, к внуку – гипертрофирована, уродлива, как и все ее чувства. Если она любит, то любит «до обморока», да что там до обморока, до смерти, всю себя отдает любимому, вся отдается чувству. Для нее существует только объект ее обожания, которого она ни с кем не собирается делить, которому она готова служить во всем, даже в ущерб себе, своим интересам. Но, как выясняется, такая жертвенная любовь не может сделать счастливыми ни любимых, ни любящих. Она не создает, а разрушает. От этой любви все страдают, все несчастны. Бабушка – потому что, неистово любя, хочет, чтобы и ей взамен давали то же; близкие – потому что не могут отплатить тем же, а на меньшее Нина Антоновна не согласится, хотя и пытается убедить в обратном: «Он скажет «бабонька», у меня внутри так и оборвется что-то слезой горячей, радостной. Грудь ему от порошка моего отпустит, он посмотрит с облегчением, я и рада за любовь принять это. Пусть хоть так, другого все равно не будет». Говоря дочери, что готова питаться крохами любви, в то же время Нина Антоновна мечтает о любви иного рода: «А чтоб так, как тебя, за всю жизнь не было! Думаешь не вижу, кого он из нас любит? Хоть бы раз взглянул на меня, как на тебя смотрит. Хоть бы раз меня так обнял. Не будет мне такого, не суждено. А как смириться с этим, когда сама люблю его до обморока!» (179). Состояние бабушки объяснимо: сколько ты отдаешь, неважно чего (сил, любви и т.п.), столько же и должен получить взамен. Только в этом случае и можно чувствовать свою полноценность. И мы в очередной раз соглашаемся с ее же словами: « Такая любовь наказания хуже» (111).

В большей части произведения Нина Антоновна выглядит комическим персонажем. Но в этом последнем монологе аккумулируется трагедия бабушки. Об этом говорят и ее эмоциональная лексика, и экспрессивный синтаксис. Большую часть предложений она произносит с восклицательной интонацией, либо задает риторические вопросы. А по-другому и не могло быть, ведь именно так и должна вести себя такая страстная героиня, как Нина Антоновна.

По-настоящему, трагедия бабушки заключается в том, что она никак не может вырваться из порочного, замкнутого круга: любящая, но не достаточно любимая. И виноватой она себя тоже не чувствует, так как не знает и не понимает, что можно любить по-другому, не так, как она. Нина Антоновна не может смириться с тем, что, всю жизнь любя, в ответ получала лишь крохи, которые ей были не нужны. Поэтому в итоге, как истинная трагическая героиня, бабушка умирает. Гибель ее была неизбежна. У нее отобрали внука, последнюю любовь, надежду на ответное чувство. После этого, зачем, ради кого ей стало жить? Если представить, что Нина Антоновна осталась жива, то какой была бы ее жизнь? Любить некого, заботиться не о ком. А по-другому она не умеет. Таким образом, гибель героини закономерна. Гительман о финале произведения говорит следующее: здесь «повержена жизненная философия бабушки… раскрывает духовный крах своей героини» .

О смерти бабушки мы узнаем из финальных строчек произведения: «Снег падал на кресты старого кладбища. Могильщики привычно валили лопатами землю, и было удивительно, как быстро зарастает казавшаяся такой глубокой яма. Плакала мама, плакал дедушка, испуганно жался к маме я – хоронили бабушку» (181). Если бы не эти строки, мы бы остались с чувством сострадания к бабке, а дочь и внука обвиняли бы за то, что они ее погубили. Но это было бы слишком просто.

Последняя часть текста отличается от предыдущей: после оглушительных звуков бабушкиного монолога наступает тишина. Иная здесь и интонация: печальная, скорбная. Даже на формальном уровне последние строки отделены от основного текста графическим промежутком. О чем же это говорит? Читатель понимает, что злобы на бабушку не осталось ни у кого. А слезы – результат любви, доведенной до крайности. Для рассказчика – это не выраженное в слове чувство вины. И то, что он обратился к ее образу через столько лет, свидетельствует о его благодарности бабушке.

Таким образом, трагедия бабушки не в том, что в конце она умирает. Эта смерть говорит, что ее слова о любви не просто слова, эта любовь не прошла мимо тех, с кем она осталась. Как не была понята Нина Антоновна при жизни близкими, так и ты не понял ее после прочтения. Но это непонимание содержит момент нравственно-этический. Нельзя всех обвинять, всех считать виноватыми. И такой бывает любовь…

Подводя итог, мы приходим к следующим выводам: в повести «Похороните меня за плинтусом» кульминация центрального трагического конфликта приходится на финал. Самый напряженный момент – пронзительнейший монолог бабушки из-за двери. За эти несколько минут обращения Нины Антоновны к дочери представляют собой ряд от угроз до проклятий. И все это направлено на достижение одной цели: вернуть внука. Именно здесь бабушка формулирует причину своей трагедии: жизнь без любви. Эта ситуация не может благополучно разрешиться, так как неистовая любовь героини, гипертрофированность ее чувства требует взамен точно такого же чувства от близких ей людей: мужа, дочери, внука. Они ей этого дать не могут, поэтому гибель бабушки очевидна и закономерна.

Таким образом, все признаки трагического в финале повести реализованы: наличие трагической ситуации, трагического конфликта, который не может быть благополучно разрешен, но и примириться с ним нельзя, трагическая вина героя (без вины виноватого) и, как следствие, гибель трагической героини, в данном случае – бабушки.

Заключение

Главная сложность, с которой мы столкнулись в работе над повестью П. Санаева «Похороните меня за плинтусом», заключалась в том, что она так и осталась вне поле зрения критики и литературоведения. Так было после первой публикации ее в журнале «Октябрь», то же самое произошло и после издания и переиздания ее отдельной книгой. Уже есть спектакль по повести П. Санаева, уже практически снят фильм по ней, а ситуация остается прежней.

Выбрав в качестве темы соотношение и взаимоотношения трагического и комического в повести, мы отталкивались прежде всего от первоначального впечатления от повести, которое складывается у каждого ее читателя. «Это гомерически смешная, не менее жуткая и парадоксальным образом светлая книга» - так говорится в издательской аннотации к повести П. Санаева.

Поставленная задача при отсутствии какой бы то ни было критической литературы вынудила нас обратиться к двум вспомогательным средствам: во-первых, к теоретической проблеме трагического и комического в литературе и, во-вторых, к традиции отечественной повести о детстве, продолжением которой, безусловно, является повесть П. Санаева.

Рассмотрев ее в данном обширном контексте, мы пришли к следующим выводам. Так же как это было всегда, автобиографизм повести П. Санаева – понятие условное. Это не буквальное отражение фактов его жизни, а достаточно свободная импровизация на темы ее. Это во-первых. Во-вторых, аналогичен традиции принцип организации текста. Это не хроника день за днем, а цепь самых ярких эпизодов из детства, законченных и самодостаточных. Что касается формы повествования от первого лица, от имени самого героя, Саши Савельева, то традиция повести о детстве знает не так уж много аналогичных примеров. Гораздо чаще такие повести представляют собой воспоминания взрослого человека о своих детских впечатлениях. Такое совмещение двух точек зрения – взрослой и детской – неизбежно углубляет и укрупняет картину детства, поскольку позволяет выстроить причинно-следственный сюжет, где детство – причина, а зрелая жизнь – следствие. Достаточно вспомнить «Детство» Л. Н. Толстого, в контексте которого Н. Г. Чернышевский впервые сформулировал идею «диалектики души» как особой формы психологизма писателя.

Если в классике детство – безмятежное время гармонического мироощущения, райского блаженства и неведения, то в советской литературе детство исполнено страдания и забот не по возрасту, поэтому оно так напряжено и серьезно. И поэтому так часто эта литература превращалась в нравственно-философский суд над социальной и гуманистической неустроенностью времени и миром взрослых.

Столь серьезные проблемы в повести П. Санаева не ставятся. Она хороша прежде всего непритязательным воспроизведением детского восприятия жизни и близких людей, горячо его любящих.

Значительное место в работе занимает обобщение материала, связанного с понятиями «трагического» и «комического» в искусстве и литературе. Опираясь на работы Ухтомского, Хализева, Борева, Бахтина, мы пришли к выводу о подвижности, динамике, изменчивости целей и форм трагического и комического как особых видов пафоса.

1. Трагическое – одна из форм эмоционального постижения и художественного освоения жизненных противоречий.
2. Существует несколько типов трагического: традиционное понимание, мученический трагизм, «трагизм без берегов».
3. В основе трагического лежит трагическая ситуация – безвыходная ситуация, порождающая у героя отчаяние, осознание невозможности жизни.
4. Трагическое опирается на трагический конфликт, который не может быть благополучно разрешен, либо вовсе не имеет решения, но и примириться с ним нельзя.
5. В зависимости от типа трагического различны и трагические герои. Герой в традиционной трактовке – сильная и цельная личность, попавшая в ситуацию разлада с жизнью (или самим собой), не способная согнуться и отступиться, потому герой обречен на страдания и гибель.

Трагический герой бессмысленного мученичества - это обыкновенный человек, лишенный ореола исключительности. Это человек, не сумевший устоять перед лицом жестоких испытаний, поэтому происходит ломка его судьбы и души.

Герой «трагизма без берегов» одинок, его жизнь безысходна и бессмысленна. У него нет будущего.

1. Источником трагического является трагическая вина героя – поступок героя, последствий которого он не предвидит и который становится причиной его несчастий.
2. Итогом трагической ситуации, как правило, является гибель героя.
3. В основе комического лежит смех. Но смех не как физиологическое явление, а как форма неприятия и осуждения людьми того, что их окружает, насмешка над чем-либо, непосредственно-эмоциональное постижение неких противоречий.
4. Смех шире комического. Комическое – прекрасная сестра смешного.
5. Комическое строится на противоречиях, отклонениях от нормы.
6. В комическом важен аспект утверждения радости бытия.
7. Комическое обладает эффектом неожиданности, внезапности.
8. Комическое может быть воплощено в разных формах: юмор, ирония, сарказм, сатира, инвектива. Основанием для выделения типов комического служит разный характер смеха.
9. Формы и способы достижения комического эффекта чрезвычайно разнообразны (комедийный контраст, гротеск, окарикатуривание, разного рода недоразумения и т. п.).
10. К основным приемам комического относятся: «комизм характеров», «комизм положений», «комизм речи» (или «языковой комизм»).

В интересующей нас повести мы имеем дело с синтезом трагического и комического. Комическое реализуется в формах «остранения», воспроизведения особенностей восприятия персонажа, «чужой» логики мышления, речи, игре слов, отсутствии причинно-следственных отношений, логики. Это касается двух главных героев повести: Саши Савельева и его неистовой бабушки. Трагическое звучание повести придает детская драма героя: его не могут «поделить» мама и бабушка. Страстная любовь обеих производит в мальчике разрушительную работу. Его душа рвется напополам перед лицом антитезы «жизнь» (это бабушка) и «счастье» (это мама). Чтобы не сгореть меж двух огней, мальчик, движимый инстинктом самосохранения, вынужден постоянно идти на уступки, подстраиваться под обстоятельства: поддакивать бабушке, тем самым предавая мать, которую он безумно любит, взращивать в себе чувство вины перед ней. Эта вина так велика, что даже в последний момент, когда он оказывается навсегда рядом с матерью, Саша не может поверить в окончательное свое счастье: «Я проснулся среди ночи, увидел, что лежу в темной комнате, и почувствовал, что меня гладят по голове. Гладила мама. Я сразу понял это – бабушка не могла гладить так приятно. И еще я понял, что, пока спал, мое ожидание свершилось. Я был уверен, что навсегда остался у мамы и никогда не вернусь больше к бабушке. … Неужели счастье становится жизнью? Нет, чего-то недостает. Жизнь по-прежнему внутри меня, и счастье не решается занять ее место». (180)

Трагическое и в том, что герой слишком часто думает о смерти как единственном способе разрешения довлеющей над ним дилеммы. «Мысли о смерти беспокоили меня часто. Я боялся рисовать кресты, класть крест-накрест карандаши, даже писать букву «Х». встречая в книге слово «смерть», я старался не видеть его, но, пропустив строчку с этим словом, возвращался к ней вновь и вновь и все-таки видел». (95). Вспомните, что и в самом заглавии повести присутствует мотив смерти.

Еще один трагический аспект в характере героя – его жизнебоязнь, внушенная недоверчивой к жизни и людям бабушкой. «Я боялся много. Я боялся примет; боялся, что, когда я корчу рожу, меня кто-нибудь напугает и я так и останусь; боялся спичек, потому что на них ядовитая сера. Один раз я прошелся задом наперед и боялся целую неделю, потому что бабушка сказала: «Кто ходит задом, у того мать умрет». По этой же причине я боялся перепутать тапочки и надеть правую тапку на левую ногу…» (61)

Пожалуй, самым страшным последствием трагической антитезы жизни и счастья в истории Саши Савельева можно назвать его ранний комплекс неполноценности. «Я был завистлив и страшно завидовал тем, кто умеет то, что не умею я. Так как я не умел ничего, поводов для зависти было много. Я не умел лазать по деревьям, играть в футбол, драться, плавать… Больше всего я завидовал моржам. … Терпение лопнуло, когда я увидел (по телевизору – примечание наше – Л. И.) выбежавшего из бани на снег трехлетнего карапуза. Обида была страшная! Утешало лишь то, что я старше и могу хорошенько дать карапузу по мозгам. Тешиться пришлось недолго. Я вспомнил, что к шестнадцати сгнию и понял, что возраст против меня. А карапуз улыбнулся малозубым ртом и резво побежал по снегу. Гнить он не собирался. «Ух, оскалился, зараза! – подумал я. – Хоть бы ты замерз там!» Как видите, даже в этой цитате неразделимо связаны трагическое и комическое. Здесь комизм заключается во вторжении логики бабушки в размышления восьмилетнего внука.

Образ бабушки, безусловно, является центральным в повести П. Санаева. Именно она тот центр, вокруг которого строится повествование, именно она генерирует конфликт повести, именно в этом образе комическое и трагическое соединяется в нерасчленимое целое. На протяжении большей части повести бабушка выглядит комическим персонажем. Таковы по природе создаваемые ею ситуации, ее речь, представляющая собой непрерывный поток брани, проклятий и другой словесной и этической скверны.

Поведение бабушки – отклонение от нормы, житейское и клиническое. А это один из главных приемов создания комического эффекта в художественном произведении. Говоря об отклонении от нормы, мы имеем в виду следующее. Любя внука, нормальная бабушка не сделает жизнь его невыносимой, не может решительно противопоставлять себя его матери и разлучать с нею столь неукоснительно, как это делает Нина Антоновна. Как мать она не может так настойчиво говорить о ненависти и презрении к дочери. Как жена – обвинять мужа во всех своих жизненных неудачах. А между тем в повести это происходит постоянно. Глубинное противоречие между тем, что героиня думает о себе, своих нереализованных возможностях, и между тем, что она есть на самом деле, становится источником не только комического в повести, но и трагического.

Ее трагедия аккумулируется в последнем монологе, в самом финале произведения, который является одновременно и кульминацией повествования. Ее близкие мыслятся ей как злейшие враги, потому что она всю жизнь свою им отдала без остатка, а взамен не получила и малой толики ответных чувств. Так любовь Нины Антоновны оказывается не отделима от ее же ненависти к своим близким. Все они в ее восприятии предстают неблагодарными должниками. Так становится очевидна корысть ее любви, предполагающей достаточно пошлый рыночный обмен; «я – вам, вы – мне». Такие ожидания в любви не могут быть подтверждены реальностью. Поэтому центральный конфликт повести не может быть разрешен бескровно, поэтому смерть героини в финале представляется неизбежной.

Таким образом, повесть П. Санаева «Похороните меня за плинтусом», с одной стороны, является продолжением традиционной в русской литературе автобиографической повести о детстве. А с другой стороны – произведением для взрослых, сложным по своей экзистенциальной проблематике, по целому ряду вечных нравственно-этических проблем. Здесь и проблема формирования личности, и проблема разрушительных начал любви, и проблема культуры чувств и связанной с ней проблемой самодостаточности каждой человеческой личности. Воистину: как мы зависим друг от друга в нашем малом мире, мире семьи, и как много зависит в нашем общем мире от того, насколько мы вдумчивы и бережливы в мире близких своих!

В заключении не можем не сказать еще об одном литературоведческом аспекте, в котором может быть прочитана повесть П. Санаева. Это самый широкий контекст современной литературы, которая часто обращается к автобиографизму как особому приему в современной прозе. Приему, который порождает эффект исповедальности, непосредственности повествования, порой документальности его, но при этом чаще всего оказывается одной из форм мистификации, литературной игры. Понимаем, что на фоне всего сказанного о повести в данной работе это выглядит несколько кощунственно, но считаем, что мы заработали право утвердить за повестью Павла Санаева быть и оставаться предметом полноценного литературоведческого прочтения.

Библиография

1)Аксаков, С. Т. Детские годы Багрова внука. М.: Советская Россия, 1977.

2)Аникст, А. А.Теория драмы от Аристотеля до Лессинга. М.: Наука, 1967.

3)Арзамасцева, И. Н. «Век ребенка» и русская литература 1900 – 1930-х годов. М.: Академия, 2003.

4)Аристотель. Об искусстве поэзии. М. – Л.: Гослитиздат, 1957.

5)Асмус, В. Ф. Вопросы теории и истории эстетики. М.: Искусство, 1968.

6)Баранов, В. И. Революция и судьба художника. М.: Советский писатель, 1967.

7)Бахтин, М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.: Художественная литература, 1990.

8)Белецкий, А. Греческая трагедия. М.: Просвещение, 1956.

9)Большая литературная энциклопедия для школьников и студентов/ Под ред. Красовского П. Е. и др. М.: Эксмо, 2006.

10)Борев, Ю. Комическое. М.: Искусство, 1970.

11)Борев, Ю. О трагическом. М.: Советский писатель, 1961.

12)Борев, Ю. Эстетика. М.: Политиздат, 1975.

13)Борев, Ю. Эстетика. М.: Политиздат, 1988.

14) Борев, Ю. Эстетика. Теория литературы. Энциклопедический словарь терминов. М.: Астрель-АСТ, 2003.

15)Бочкарева, Е. В. Комическое в художественном мире Н. А. Тэффи: Диссертация на соискание ученой степени к. филол. н. Ульяновск, 2009.

16)Гарин-Михайловский, Н. Г. Детство Темы: повести, рассказы, очерки. М.: Эксмо,2006.

17)Гегель, Г. В. Ф. Эстетика. В 4-х т. Т. 3. М.: Искусство, 1971.

19)Гриценко, З. А. Детская литература. Методика приобщения детей к чтению. М.: Академия, 2007.

20)Введение в историю и теорию эстетики. М.: МГОПИ, 1993.

21)Глебов, А. Трагедия и трагическое/ Театр. 1937,№ 6.

22)Дивненко, О. В. Эстетика. М.: Владос, 1995.

23)Елизаветина, Г. Г. Традиции русской автобиографической повести о детстве в творчестве А. Н. Толстого.// А. Н. Толстой. Материалы и исследования. М.: Наука, 1985.

24)Есин, А. Б. Литература: краткий справочник школьника. М.: Дрофа, 1997.

25)Есин, А. Б. Принципы и приемы анализа литературного произведения: Учебное пособие. М.: Академия, 2007.

26)Зингерман, Б. И. Очерки истории драмы 20 века. М.: Наука, 1979.

27)Лессинг, Г. Э. Гамбургская драматургия. М.- Л.: Академия, 1936.

28)Литературная энциклопедия терминов и понятий./Гл. редактор и составитель А. Н. Николюкин. М.: Интелвак, 2001.

29)Литературный энциклопедический словарь/ под ред. В. М. Кожевникова и П. А. Николаева. М.: Советская энциклопедия, 1987.

30)Литературоведческие термины (материалы к словарю)/ Редактор-составитель Краснов Г. В., д. ф. н. Коломна: КПИ, 1999. 120 с.

31)Лихачев, Д.С., Панченко, А. М. «Смеховой мир» Древней Руси. Л.: Наука, 1976.

32)Луначарский, А. В. О смехе// Собр. соч. в 8 т. Т. 8. М.: Художественная литература, 1967.

33)Манн, Ю. В. О гротеске в литературе. М.: Советский писатель, 1966.

34)Минералова, И. Г. Детская литература. Учебное пособие для вузов. М.: , 2002.

35)Михальская, А. К. Педагогическая риторика: история и теория. Учебное пособие. М.: Академия, 1998.

36)Николина, Н. А. Поэтика русской автобиографической прозы: Учебное пособие. М.: Флинта: Наука, 2002.

37)Осипов, И. Разъятые на части. Критический гиньоль/ Октябрь. 1997, № 5.

38)Осоргин, М. Времена: романы и автобиографическое повествование. Екатеринбург: Средне-Уральское кн. изд-во, 1992.

39)Панова, В. Повести ленинградских писателей. Л.: Лениздат, 1978.

40)Петрушевская, Л. Город света. С. – Петербург: Амфора, 1995.

41)Пинский, Л. Е. Комедии и комическое у Шекспира// Шекспировский сборник. М.: Художественная литература, 1967.

42)Пинский, Л. Е. Шекспир. Основные начала драматургии. М.: Художественная литература, 1971.

43)Платонов, А. Роман и повести. Куйбышев: Кн. изд-во, 1990.

44)Пропп, В. Я. Проблемы комизма и смеха. М.: Наука, 1976.

45)Путилова, Е. О. Произведения о детях и для детей в творчестве писателей конца 19 – начала 20 вв.// Детская литература: Учебное пособие./ Под ред. Е. Е. Зубаревой. М.: Просвещение, 1989.

46)Санаев, П. Похороните меня за плинтусом. М.: ЗАО МК-Периодика, 2005.

47)Словарь литературоведческих терминов/Редакторы-составители А. И. Тимофеев и С. В. Тураев. М.: Просвещение, 1974.

48)Современный словарь-справочник по литературе./Составитель и научный редактор С. И. Кормилов. М.: Олимп, 1999.

49)Стенник, Ю. В. Жанр трагедии в русской литературе. Л.: Наука, 1986.

50)Толстой, А. Детство Никиты. Минск: Юнацтва, 1983.

51)Толстой, Л. Н. Детство. Отрочество. Юность. М.: Эксмо, 2006.

52)Фролов, В. В. Жанры советской драматургии. М.: Советский писатель, 1957.

53)Хализев, В. Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 2005.

54)Чарный, М. Б. Путь Алексея Толстого. М.: Гослитиздат, 1961.

55)Чехов, А. П. Степь. М.: Современник, 1989.

56)Шепелева, З. С. Л. Н. Толстой. М.: Советский писатель, 1960.

57)Шмелев, И. Лето Господне. Праздник. Радости. Скорби. М.: Советская Россия, 1988.

58)Штейн, А. Л. Философия комедии// Контекст. 1980. М.: Наука, 1981.

59)Энциклопедический словарь юного литературоведа./Составители Новиков В. И., Шкловский Е. А. М.: Педагогика - Пресс, 1998. 424 с.

Бочкарева Е. В. Комическое в художественном мире Н. А. Тэффи: Диссертация на соискание ученой степени к. филол. н. Ульяновск, 2009. С. 19.

Бочкарева Е.В. Комическое в художественном мире Н. А. Тэффи: Диссертация на соискание ученой степени к. филол. н. Ульяновск, 2009. С. 17.

Комическое в художественном мире Н. А. Тэффи: Диссертация на соискание ученой степени к. филол. н. Ульяновск, 2009. С. 19.

Повесть, созданная П. Санаевым в 1994 году, претендует на автобиографическую. Основная суть фрагментов из детства, рассказанных второклассником Савельевым Сашей, кроется в жизненной драме трех поколений: бабушки и дедушки, родителей и самого маленького героя.

Начало, как и первая половина повествования Саши довольно смешная. Он начинает знакомство, характеризуя себя «крестягой» на шее своей бабушки, и предлагает читателю посмеяться над сценой купания, пропитанного подозрительно настойчивой заботой бабушки о здоровье внука при такой, казалось бы, пустяковой и крайне обыденной процедуре.

Далее, от одного рассказа к другому, смешное будет постепенно заменяться настороженностью, возникающей от осознавания в «веселых» моментах психического нездоровья взрослых людей и их маниакальной вражды, переходящей границы разумного.

Причем «пограничником» непримиримости и непонимания между родителями и матерью взрослые сделали девятилетнего мальчика, вынуждая его задумываться о собственной смерти и похоронах «за плинтусом» как о единственном способе достижения покоя в стенах своего дома и возможность постоянно рядом с собой видеть маму.

Следующий рассказ Саши называется «Утро», - которое, как в плохой поговорке, «не бывает добрым»: начинается с невротического крика просыпающегося маленького повествователя и очередной истерики бабушки, на этот раз из-за разбитого чайника.

«Цемент», - о неудачном тайном походе Саши на стройку «МАДИ». Бабушка под страхом смерти запретила герою туда ходить, однако скрыть ослушание герою не получилось: убегая от погони, он едва не тонет в бетоне.

«Белый потолок»: во всем недолгом рассказе - одержимость сумасшедшей бабушки сделать своего внука, находящегося практически под домашним арестом, отличником. В ход пускались бритва, вычищающая помарки, и иезуитские бабушкины методы, например, по переписыванию заданий из рваных ею тетрадей. Не понятно, как в обстановке, состоящей сплошь из нервов и угроз мальчик мальчику удавалось хоть что-то усваивать из уроков.

«Лосося», - о бабушкиных расчётах по «задабриванию» врачей и среднего медицинского персонала, бывших частыми «гостями» в квартире из-за «болезненности» Саши.

«Парк культуры», которым герой очень остро рисует несправедливость его безрадостного, лишенного сколь либо малого удовольствия, детства.

«Железноводск», - рассказ о подрыве нервной системы бабушки падением Саши в «рассадник микробов», - туалет поезда.

Во второй части повести нарастает противостояние между бабушкой и матерью, и стремление Санаева вырваться к матери.

Заканчивается «Похороните меня за плинтусом» смертью бабушки.

Картинка или рисунок Санаев - Похороните меня за плинтусом

Другие пересказы для читательского дневника

• Краткое содержание Беляев Старая крепость
• Краткое содержание Тургенев Бирюк

  В лесу героя застаёт сильнейший дождь. Охотник вдруг видит мужика – высокого и плечистого. Оказывается, что это лесник Фома, о котором наслышан герой. Леснику этому дали в народе прозвище Бирюк, что означает одиночка волк.

• Краткое содержание Гофман Песочный человек

  В детстве мать Натаниэля укладывала его спать со словами: "Идет Песочный человек, я вижу." Не смотря на то, что она просто имела ввиду, что у него глаза сонные, как будто в них засыпан песок, Натаниэля пугало это выражение

• Краткое содержание Бианки Первая охота

  Надоело щенку гонять кур по двору, вот и пошел он охоту ловить диких птиц и зверей. Думает щенок, что сейчас поймает кого то и домой пойдет. По пути его увидели жуки, насекомые, кузнечики, удод, ящерица, вертишейка, выпь

• Краткое содержание Абрамов Трава-мурава

  Трава-мурава - это цикл коротеньких рассказов, написанных Ф. Абрамовым в период с 1955 по 1980 гг. Каждый из них мал по объему, но емок по содержанию. В любой из миниатюр - небольшая история из жизни сибирской деревни.

> Обсуждаем книгу Павла Санаева "Похороните меня за плинтусом"

Александр

Ипполит

А мне кажется, что многое..очень многое стоит за названием книги.."Похороните меня за плинтусом".
В чем сила юмора?

Ипполит

Александр

Ольга

юмор, разумеется, самый черный)))

а что касается того, что никто не проецирует события этой книги на жизнь всего поколения...

я бы сказала, что я проецирую)))

частично...

потому что, как я уже говорила: я - ровестница Санаева...

и у меня были тоже чудесные бабушки, ровестницы его бабушки(ну, плюс-минус)...

но, я считаю, что война нанесла им всем непоправимый вред... и одна, и другая моя бабушка... каждаяпотеряла ребенка... и та и другая еще потеряли мужей...

они, конечно, не были не адекватными, как героиня повести Санаева...

но более повышенная боязнь инфекции... была...

и пусть у Санаева в книге это выражено утрировано...

и даже доведено до абсурда...

мне всё равно кое-что напомнило и моё детство...

мороженое тоже заставляли есть "растопленное".... и не одну меня!

другое дело, что мы прекрасно покупали его самостоятельно... и уж тогда ели так, как нравилось самим!

короче, что-то во всём этом есть!)))

Ипполит

Юлия

Александр, в данном случае я даже и не пыталась заняться диагностикой. Просто ситуация в семье, на мой взгляд, дикая и ненормальная в самом бытовом и житейском смысле.

Ольга, спасибо, именно Ваш пост, который был раньше, я и имела в виду.

Ипполит

В-третьих, что означает выражение "ниже плинтуса" :-(
Если ВЫ сложите все эти три компонента и проанализируете, то получите искомое.
Возможно я и не прав, но это мое мнение.

Александр
Ипполит, понять смысл названия книги, можно только прочитав ее, и это, конечно же не то, что «хотел сказать автор» - для каждого читателя смысл свой... Ну, а если быть ближе к тексту, «похороните меня за плинтусом»" – это фраза 8-летнего мальчика, главного героя книги, который хотел бы всегда видеть маму, даже когда он умрет, что бабушка ему очень часто предсказывала...

Ипполит

"Крест! Кладбище!
-Мама! - испуганно прижался я. - Пообещай мне одну вещь. Пообещай, что, если я вдруг умру, ты похоронишь меня дома за плинтусом.
-Что?
-Похорони меня за плинтусом в своей комнате. Я хочу всегда тебя видеть. Я боюсь кладбища! Ты обещаешь?
Но мама не отвечала и только, прижимая меня к себе, плакала. За окном шел снег.":"(

Александр
Оля К., вы ведь пишите, что «частично проецируете», с этим я тоже согласен, и в своем « детской памяти нахожу близкие моменты, тому, что Вы пишите, например "растопленное мороженое"... С чем я не могу согласиться, так это с тем, что описывается ситуация сугубо-отечественная, думаю, что описанная ситуация (как правильно пишет Юлия А. «дикая и ненормальная в самом бытовом и житейском смысле» могла иметь место в любой стране и в любую историческую эпоху, она – универсальна...

Роза

ощущение, что за плинтусом спрятались большинство участников группы и молча наблюдают...

Ипполит

Александр
"Ипполит, понять смысл названия книги, можно только прочитав ее"

А я думаю, что недостаточно только прочитать, ее еще и понять надо. Что:
Во-первых, книга написана в жанре "черного юмора". Из серии "маленький Петя нашел пулемет..."
С единственной разницей, - главный герой, Савельев Саша, - жертва.
Жертва жизненной ситуации. " Мама променяла меня на карлика-кровопийцу и повесила на бабушкину шею тяжкой крестягой. "

Роза

мальчик из повести - яркий пример, что талант пробьёт себе дорогу даже вопреки обстоятельствам...

Ипполит

Во-вторых, повесть очень автобиографична.
Из интервью Павла Санаева, "родился в 1969 году в Москве, и первые четыре года прожил в безоблачномсчастье. Дальше началась сплошная драма, длившаяся до двенадцати лет иописанная в повести "ПОХОРОНИТЕ МЕНЯ ЗА ПЛИНТУСОМ"
Мама - Елена Санаева(незабвенная Лиса Алиса из“Приключений Буратино” , бабушка - Лидия Санаева, дедушка- (“вонючий старик” по словам не в меру нервной бабушки) - Всеволод Санаев (печки-лавочки) , отчим - "карлик-кровопийца" - Ролан Быков.