Представления о первобытности в древно­сти и в средние века. История первобытного общества - сравнительно молодая отрасль исторической науки: она возникла лишь во второй половине прошлого века. Это, однако, не означает, что и раньше люди не пытались составить себе представление о начальной поре истории человечества. Интерес к своему прошлому возник у людей на самых ранних этапах их развития. Во всяком случае у самых отсталых народов, изучавшихся этнографами, обнаружены устные предания об их далеком прошлом, о деяниях и подвигах предков, о происхождении родов и племен (так назы­ваемые генеалогические и этногонические легенды). К глубокой древности относятся и наблюдения за образом жизни соседей, по­пытки разобраться в том, откуда они появи­лись, заглянуть в их прошлое.

С появлением классового общества перво­бытные легенды о древнейшем состоянии лю­дей превратились в мифы о «полузверином прошлом» или, напротив, о «золотом веке», когда люди жили без труда и забот, не знали вражды и войн и т. д. Зародыши научной истории первобытности, не оторвавшейся, правда, окончательно от мифологии, намети­лись у античных греков и римлян, у которых мы вообще впервые встречаем систематичес­кое изложение исторических фактов. Цивили­зованный мир для античных историков был ограничен Средиземноморьем, а за его пре­делами лежали огромные пространства, на­селенные народами, которых они имено­вали варварами. У многих из этих народов сохранялся первобытный строй общества.

Варварский мир был плохо известен антич­ным авторам, путешественники редко туда проникали, и их кратковременные и поверх­ностные наблюдения содержали немало пре­увеличений и фантастики. И все же именно в античное время появились первые описания первобытных народов, были сделаны ценные наблюдения, сыгравшие впоследствии нема­лую роль в создании системы представлений о первобытности. Таковы, например, описа­ния скифов, пигмеев и множества других пле­мен и народов у Геродота (484-425 гг. до н. э.), народов Малой Азии у Ксенофонта (430-350 гг. до н. э.), народов Европы и Азии у Страбона (ок. 63 г. до н. э. - 20 г. н. э.), германцев у Цезаря (100-44 гг. до н. э.) и Тацита (ок. 55-120 гг. н. э.) и т. д. Геродот и Страбон заметили, что у некоторых варварских народов существует коллективная собственность. Геродот писал о том, что ликийцы ведут родословную по материнской линии, что женщины у них сами выбирают се­бе мужей, что сарматские женщины воинственны и выходят замуж только после того, как убьют врага.

Описания этих обычаев, совокупность ко­торых позже получила название матриарха­та (От греч. mater - мать и arche - начало, власть), и других фактов, позволяющих судить о первобытности, не привели, однако, антич­ных историков к выводу о возможности с помощью сведений о примитивных народах выяснить доисторическое прошлое самих гре­ков и римлян. Долгое время эти наблюдения оставались лишь регистрацией курьезов.

Все же античные философы пытались пред­ставить себе общую картину первобытности и, хотя их гипотезы носили отвлеченный ха­рактер, порой высказывали блестящие догад­ки. Так, великий материалист древности Де­мокрит (470-380 гг. до н. э.) считал, что пер­вые люди на земле «вели жизнь грубую и Звериную, выходя на пастбище и кочуя, они питались обильнейшими естественными кор­мами земли и случайными плодами деревь­ев». Он подчеркивал, что необходимость до­бывать себе пищу, укрываться от непогоды и диких зверей заставляла людей искать спосо­бы борьбы с природой: «Борьба за сущест­вование научила людей всему». Последова­тель Демокрита древнеримский философ и поэт Лукреций Кар (ок. 99-55 гг. до н. э.) в поэме «О природе вещей» нарисовал картину развития древнейшего человечества от дикого состояния к изобретению огня, одежды, жи­лищ и т. д. Он высмеял распространенные тогда легенды о сотворении людей богами, о «золотом веке», с которого будто бы на­чинается жизнь людей на земле, и утверждал, что люди делали важнейшие изобретения, подгоняемые нуждой. Он предложил деление истории на три эпохи (века) по материалу, из которого изготовлялись орудия труда: ка­менный, медный (бронзовый) и железный:

Прежде служили оружием руки могучие, когти.

Зубы, каменья, обломки ветвей от деревьев и пламя,

После того была найдена медь и порода железа.

Все-таки в употребленье вошла прежде медь, чем железо.

Так как была она мягче, притом изобильней гораздо.

Этой догадкой он на девятнадцать столе­тий предвосхитил важнейшие положения сов­ременной археологии. Древнекитайские фи­лософы также различали каменный, бронзо­вый и железный века.

В средние века церковь и схоластика по­давляли науку. В это время еще больше, чем в древности, распространились самые неве­роятные вымыслы о прошлом людей и о на­родах неведомых стран. Средневековые геог­рафы и хронисты всерьез принимали легенды о собакоголовых людях (киноцефалах) или о фанезийцах, закутывающихся в свои гро­мадные уши, как в одеяла. Что же касается проблемы возникновения человечества и его первоначальной истории, то считалось, что об этом все уже сказано в библейской легенде. И все же даже в этих трудных условиях рас­ширялись знания о земле и населяющих ее народах. Эти знания и послужили позже ис­точником изучения первобытной истории. Арабские географы составили описания народов Восточной Европы и Азии. Замеча­тельные данные о народах Средней Азии в XIII в. сохранились в описании путешествия китайского географа Чан-Чуня. Путешествен­ники, отправлявшиеся на Восток для установ­ления торговых связей (Плано Карпини, Виль­гельм Рубрук, Марко Поло и др.), расшири­ли знакомство европейцев с восточными на­родами. Среди этих сочинений следует отме­тить «Хождение за три моря» тверского куп­ца Афанасия Никитина, совершившего про­должительное путешествие по странам Восто­ка (1466-1472), прожившего 3 года в Индии и описавшего быт ее народов.

Накопление этнографических знаний. Нас­тоящий переворот в накоплении этнографиче­ских знаний в Европе начинается с конца XV в., со времени великих географических открытий. В 1492 г. Христофор Колумб пред­принял первое плавание к берегам Америки. В 1497 г. Васко да Гама отыскал морской путь из Европы в Индию. В 1519-1521 гг. Магеллан совершил кругосветное путешествие. Вслед за ними в заморские страны дви­нулся поток завоевателей, купцов и миссио­неров, приносивших в Европу массу разнооб­разных сведений о многих отсталых народах. Для европейцев мир сразу стал почти в десять раз больше. В новооткрытых замор­ских странах жили народы, сильно отличав­шиеся друг от друга, а еще больше отличав­шиеся от жителей Европы своим физическим обликом, одеждой (чаще же отсутствием ее), языком, религией, обычаями. Описывавшие новооткрытые страны европейцы обращали внимание на особенности общественного уст­ройства «дикарей», на отсутствие у некоторых из них организованной власти, представлений о частной собственности. Сам Колумб, на­пример, сообщал, что островитяне Кубы жи­вут родовыми группами. Много ценных этно­графических наблюдений было сделано хрис­тианскими миссионерами.

До конца XVIII в. продолжались открытия новых земель, все более и более расширяв­шие знакомство с первобытными народами. Некоторые путешественники (Лаперуз, Мо-геертюи, Бугенвиль и др.) оставили замеча­тельные описания своих открытий. Знамени­тые путешествия Джеймса Кука (последнее относится к 1776-1779 гг.) открыли для евро­пейцев обитателей Океании. Этнографические наблюдения самого Кука и записи его спут­ников отличаются большой достоверностью и содержат описание быта и культуры острови­тян Таити, маори Новой Зеландии, абориге­нов Австралии и др. Продвигалось этногра­фическое изучение Азии, особенно Индии.

С началом XVIII в. в орбиту этнографии входит обширная область Восточноевропей­ского и Азиатского Севера, в изучении кото­рого важнейшую роль сыграли русские уче­ные. В 1715 г. был создан первый в России научный этнографический труд «Краткое опи­сание о народе остяцком» Григория Новиц­кого. Это сочинение было опубликовано только в 1884 г., но уже в XVHI в. материалы Новицкого вошли в научный оборот без име­ни автора. В. Н. Татищев (1686-1750) в своих географических и исторических трудах ис­пользовал этнографические материалы, писал о верованиях и обрядах разных народов, ставил вопросы происхождения народов, их этнической истории. В частности, он считал, что об исторических связях и происхождении народов можно судить прежде всего по язы­ковым данным, по взаимному родству язы­ков. Ценнейший этнографический материал собрала снаряженная Российской Академией наук так называемая Великая Северная, или Первая Академическая, экспедиция (1733- 1743). Участники этой экспедиции историк Г. Ф. Миллер (1705-1783) и натуралист И. Г. Гмелин (1709-1755) сообщили множест­во новых сведений о населении Сибири. Осо­бый интерес представляет труд участника одного из отрядов этой экспедиции, обследовав­шего Камчатку, С. П. Крашенинникова (1713- 1755) «Описание земли Камчатки», в котором содержатся материалы об ительменах (камча­далах), в XVIII в. еще почти не знавших металла и живших родовым строем. Много интересных наблюдений содержит труд дру­гого участника того же отряда - Г. В. Стел­лера (1709-1746).

Вторая Академическая, или Физическая, экспедиция (1768-1774) собрала ряд ценных сведений о народах Сибири. Ее участники П. С. Паллас (1741-1811), В. Ф. Зуев (1754-1794) и другие дали подробные описа­ния быта эвенков (тунгусов), хантов, ненцев и других народов, отметили у них некоторые стороны родовых отношений, собрали сведе­ния по обычаям, религии, фольклору. И. И. Лепехин (1740-1802) собрал материалы по этнографии народов Поволжья, Урала и Севера европейской части России. И. Г. Ге­орги (1729-1802), участник Физической экс­педиции Академии наук, стал автором пер­вой сводной этнографической работы, содер­жавшей обозрение народов России, описа­ние их хозяйства, образа жизни, обычного права, верований. Его четырехтомное «Описа­ние всех в Российском государстве обитаю­щих народов» появилось в 1776-1780 гг.

Русские путешественники и исследователи внесли значительный вклад в изучение от­сталых народов Нового и Новейшего Света. Участники русских кругосветных путешест­вий, предпринятых в 1803-1849 гг. для уста­новления регулярных связей с русскими колониями в Америке (И. Ф. Крузенштерн и Ю. ф. Лисянский, О. Е. Коцебу, ф. П. Литке, А. П. Лазарев и др), описали многие народы Океании и Западного побережья Северной Америки. Служащий Российско-Американ­ской компании Л. Я. Загоскин, посетивший племена Юкона - эскимосов и индейцев-атапасков, посвятил их обычаям книгу «Пе­шеходная опись части русских владений в Америке» (1847) и собрал ценные коллекции предметов материальной культуры. Миссио­нер И. Е. Вениаминов (1797-1879) в своих «Записках об островах Уналашкинского отде­ла» (1840) и в других сочинениях детально описал обычаи алеутов и тлинкитов. Замеча­тельный ученый-гуманист Н. Н. Миклухо-Мак­лай (1846-1В88) долгое время прожил среди папуасов Новой Гвинеи и собрал материалы огромной научной ценности.

Возникновение науки первобытной истории. Быстрое накопление в эпоху великих гео­графических открытий и в последующие ве­ка этнографического материала, естественно, повлекло за собой возникновение различных теорий первобытного общества и его разви­тия.

Описание народов Нового Света открыло яркую картину первобытной жизни, которая наводила на мысль о первобытном прошлом всего человечества. Одним из первых попы­тался доказать это, основываясь на сведениях по этнографии индейцев Америки, француз­ский миссионер-иезуит Жозеф-Франсуа Лафито (1670-1740), длительное время непосред­ственно наблюдавший быт ирокезов и гуронов. Его книга «Обычаи американских дикарей в сравнении с обычаями первобытных времен» (1724) имела большое значение не только по­тому, что в ней много ценных данных о жиз­ни индейцев, но и потому, что в ней приме­нен новый, сравнительно-исторический метод изучения, сыгравший впоследствии большую роль в науке о первобытном обществе. Лафито высказал мнение, что общественный строй ирокезов и гуронов должен быть похож на общественное устройство древних народов и что обычаи дикарей дают возможность легче понять и объяснить многое содержащееся у античных авторов. Лафито, однако, ошибочно полагал, что установление им этих сходств свидетельствует не об общих законах разви­тия народов, а об их историческом родстве, что сходство нравов американских индейцев с нравами древних греков дает возможность заключить, «что они происходят от одного ствола».

Более продуманно применил сравнительно-исторический метод Георг Форстер (1754- 1794). Например, в описании своего путешест­вия с капитаном Куком он указывает на сход­ство между носителями общественной вла­сти - вождями на о. Таити и героями гоме­ровской Греции. Из этого он делает вывод, что «люди при сходном уровне культуры мо­гут быть похожи друг на друга даже в самых удаленных одна от другой частях света».

С момента зарождения сравнительно-исто­рического метода в нем содержалась идея о сопоставимости обычаев разных народов и об исторической правомерности их появления и развития. Следующим шагом в поступатель­ном движении научной мысли была попытка создать общую схему всемирно-историческо­го развития человечества, рассматривая «ди­кие народы» как представителей ранней сту­пени этого развития. Здесь значительную роль сыграли великие мыслители XVIII в. Руссо, Дидро, Монтескье, Вольтер, Кондорсе и дру­гие. Руссо и Дидро идеализировали первобыт­ность, рисовали ее как золотой век, как сча­стливое детство человечества, создавали об­раз «добродетельного дикаря», обычаи кото­рого основаны на естественных законах при­роды, развитие же цивилизации представля­лось им как искажение этих законов. Несколь­ко иначе смотрели на прошлое человечества другие философы-просветители, видевшие в истории непрерывный прогресс культуры и разума. Наиболее отчетливо эта концепция представлена в трудах Жана Антуана Кон­дорсе (1743-1794), в особенности в его «Эс­кизе исторической картины прогресса челове­ческого разума» (1794). Он считал, что про­гресс происходил в виде последовательных ступеней развития хозяйства: от охоты и ры­боловства к одомашнению животных, а от него к земледелию. Каждой из этих хозяйст­венных эпох соответствовало определенное устройство общества. Так, во «второй эпохе», когда появились «пастушеские народы», плен­ных стали обращать в рабов, выделились знат­ные семьи вождей, сложилось законодатель­ство, укрепилось право собственности и т. д. По мнению Кондорсе, главными двигателями прогресса были человеческий разум и про­свещение.

Гораздо более последовательно историче­ской была попытка создать общую концепцию развития человеческой культуры, в известной мере построенную на этнографическом мате­риале, предпринятая шотландским философом Адамом Фергюсоном (1723-1816). В своем «Опыте истории гражданского общества» (1768) он писал, что современные народы хра­нят в себе следы первобытного состояния. В теперешнем состоянии отсталых племен, знакомых нам по описаниям путешественни­ков, «мы видим, как в зеркале, черты наших собственных предков» и можем поэтому су­дить об условиях их жизни. Фергюсон разде­лил историю на три периода: дикость, варвар­ство и цивилизацию. Гранью между «ди­костью» и «варварством» он считал переход от охоты и рыбной ловли к земледелию и скотоводству как преобладающим способам добывания пищи и введение частной собствен­ности. Цивилизация характеризуется прежде всего окончательным установлением и зако­нодательным закреплением частной собствен­ности. Таким образом, Фергюсон не только признавал единство истории развития челове­чества, но и в основу общей ее периодиза­ции положил материалистические признаки: формы хозяйственной деятельности и разви­тие форм собственности.

Сходные взгляды развивали немецкие уче­ные Иоганн Форстер (1729-1798) и названный выше его сын Георг, выдвинувший положение, согласно которому человечество прошло три ступени: детство, или дикое состояние, юно­шество, или варварское состояние, и зрелость, или культурное, благонравное состояние. Форстеры разместили все изученные ими пле­мена и народы по ступеням намеченной ими схемы и тем самым включили отсталые пле­мена и народы в общую цепь исторического развития.

Многие другие философы и историки XVIII в. пытались сформулировать свои выводы о пер­вобытном обществе. Итогом развития науки в этой области к концу века было признание единообразного и прогрессивного развития человеческой культуры, о прошлом которой можно судить по народам, пребывающим в состоянии дикости или варварства. Отсталые народы не знают ни государства, ни частной собственности, следовательно, эти учреждения не являются исконными, вечными в истории человечества. Такие выводы были чрезвычай­но важны для дальнейшего развития науки о первобытности.

Однако в первой половине XIX в. интерес к ней резко снизился. Это отчасти объясня­ется тем, что после Французской революции буржуазия стремилась к стабилизации буржу­азных отношений; экономисты и историки ста­рались обосновать извечность и незыблемость частной собственности, семьи, государства, а это вело к отказу от прежнего понимания первобытности и упадку интереса к этому от­даленному прошлому. И в самом деле, было сравнительно легко аргументировать исключе­ние туманных сведений о первобытности из круга «подлинной» истории. Ведь в распоря­жении науки не было серьезных доказа­тельств того, что уровень культуры, на кото­ром этнография застала отставшие народы, был характерен для предков остального чело­вечества. Это было только более или менее вероятное предположение. Применение срав­нительно-исторического метода не давало возможности установить конкретные факты и этапы первобытной истории.

Реальные факты древнейшего прошлого че­ловечества дало развитие первобытной архе­ологии. К XIX в. в музеях Европы были собра­ны большие коллекции найденных в раскоп­ках орудий труда и предметов утвари перво­бытных людей. Для того чтобы они стали объектом исторического исследования, их нужно было классифицировать. Одним из пер­вых это попытался сделать датский археолог К. Ю. Томсен (1778-1865). Он распределил собрание первобытных памятников по мате­риалу, из которого они сделаны, на три груп­пы: каменного века, бронзового и железного. На основании обширного археологического материала Томсен научно доказал правиль­ность существовавшей еще со времени Лук­реция Кара теории трех веков. Он не уста­навливал никаких хронологических дат, а по­казал только последовательную смену раз­личных стадий развития в производстве орудий. Значительно дальше Томсена пошел другой датский археолог - И. Я. Ворсо (1821-1885). Он обратил внимание на то, что погребения бронзового века отличаются друг от друга по обряду, причем вещи, положен­ные с покойниками, соответственно различны. Таким образом, он открыл новый способ ис­следования, позволяющий по обряду погре­бения определять относительную хронологию найденных в погребениях вещей. Ворсо под­твердил и расширил схему Томсена. Открытия датских ученых имели большое значение для археологии. Создание системы классификации дало возможность построения исторических концепций, и вскоре такая концепция появи­лась. Шведский ученый Свен Нильсон в 1838-1843 гг., отправляясь от технологической системы трех веков Томсена и Ворсо, поль­зуясь сравнительно-историческим методом и сопоставляя археологические и этнографиче­ские данные, предложил свою культурно-исто­рическую периодизацию. Нильсон различал четыре стадии развития человечества: дико­сти, номадизма (кочевого скотоводства), зем­леделия и цивилизации.

Открытия и выводы первобытной археоло­гии с трудом и медленно добивались призна­ния. Особенно сильно было сопротивление в тех случаях, когда данные первобытной археологии приходили в противоречие с биб­лейской доктриной. Кроме того, весь камен­ный инвентарь, накопленный археологами к началу XIX в., относился к неолиту. Орудия эпохи палеолита археологам не были извест­ны. Огромный период в истории человечест­ва, исчисляемый сотнями тысячелетий, оста­вался пока без источников. Поэтому особенно важны были открытия, сделанные француз­ским археологом Ж. Буше де Пертом (1788-1868). Он собрал грубо оббитые ка­менные орудия и стал доказывать, что они и есть орудия труда первобытного человека, жившего в одно время с древним носорогом, мамонтом и т. д. Открытие буше де Перта отодвигало происхождение человека в такую глубь тысячелетий, что совершенно опроки­дывалась вся библейская хронология. Не уди­вительно, что клерикально настроенные уче­ные встретили это открытие в штыки. Однако работы нескольких известных археологов и геологов (Дж. Прествич, Д. Эванс, Ч. Лайел, Э. Лартэ и др.) подтвердили открытие Буше де Перта.

К первой половине XIX в. относятся и на­ходки костных остатков человека вместе с остатками вымерших животных. В 1825 г. Мак-Инери сделал такие находки в пещере на юго-западе Англии, в 1833-1834 гг. Шмерлинг - в пещерах Бельгии. Эти откры­тия подтверждали существование ископаемого человека. А это приближало и постановку проблемы происхождения человека - антро­погенеза (От греч. anthropos - человек и genesis - происхождение).

Интерес к проблемам происхождения чело­века возник еще в античное время, но реша­лись они, как и в средние века и в эпоху Возрождения, чисто умозрительно. Правда, в XVII-XVIII вв. появилось несколько сравни­тельно-анатомических работ, посвященных сопоставлению строения внутренних органов человекообразных обезьян и человека, однако работы эти в общем не оказали ощутимого влияния на формирование представлений об антропогенезе. Только в начале XIX в. Ж.-Б. Ламарк (1744-1829) в своих трудах (впервые в «Исследованиях об организации живых тел и, в частности, о ее возникновении, о причинах развития и прогресса в ее стро­ении…» (1802) высказал идею о постепенном развитии организации живых существ от про­стейших до человека в результате усложне­ния их строения. Он был первым ученым, создавшим эволюционную теорию, обосно­вавшим исторический метод в биологии. Однако Ламарк не решился до конца сфор­мулировать взгляды, противоречащие религи­озным представлениям, и поэтому разбор проблемы происхождения человека закончил словами о ином происхождении человека, чем происхождение животных («Философия зоо­логии», 1809).

На твердую фактическую и теоретическую базу решение проблемы происхождения чело­века было поставлено после появления заме­чательных трудов Чарлза Дарвина (1809- 1882) о закономерностях органической эво­люции. В своем основном труде «Происхож­дение видов путем естественного отбора» (1859) Дарвин не рассматривал специально проблем человеческой эволюции, но создан­ная им стройная теория закономерного и прогрессивного развития органического мира в процессе приспособления к меняющимся условиям среды под влиянием естественного отбора не могла не оказать огромного воз­действия на исследования в области антро­пологии, зарождение которой относится так­же к середине XIX в. В 1863 г. один из бли­жайших друзей и последователей Дарвина Томас Гексли (1825-1895) выпустил книгу «Место человека в природе», в которой на основании тщательного рассмотрения сравни­тельно-анатомических фактов под углом зре­ния эволюционной теории провозгласил тезис о происхождении человека от низших форм и о его ближайшем родстве с человекооб­разными обезьянами.

В 1871 г. вышел труд Дарвина «Происхож­дение человека и половой отбор». В нем Дарвин, базируясь на широчайшем использо­вании фактических данных сравнительной анатомии, зоогеографии, истории первобыт­ного общества, во-первых, обосновал живот­ное происхождение человека с гораздо боль­шей обстоятельностью, чем это было сделано Т. Гексли, а во-вторых, показал, что современ­ные человекообразные обезьяны представля­ют собой боковые ветви эволюции и что человек ведет свое происхождение от каких-то вымерших более нейтральных форм. После появления этой книги материалистическое положение о животном происхождении чело­века стало краеугольным камнем теории антропогенеза.

Введя в науку огромный новый материал и мастерски суммировав его для доказатель­ства основного положения своего труда, Дарвин назвал в качестве главной движущей силы человеческой эволюции половой отбор. Но гипотеза полового отбора не могла объяс­нить, почему изменение человека на протя­жении эволюции шло именно в таком направ­лении, почему столь мощные преобразования претерпели, например, мозг и рука человека. Это обстоятельство вызвало появление цело­го ряда критических соображений по поводу гипотезы полового отбора и многих новых гипотез, тем более что трудовая теория ан­тропогенеза, изложенная Фридрихом Энгель­сом в статье «Роль труда в процессе превра­щения обезьяны в человека», оставалось тогда еще неопубликованной.

И в распоряжении Дарвина, и в распоря­жении Энгельса почти не было ископаемых находок, по которым можно было бы судить о физическом облике предков человека. Рез­кое увеличение числа этих находок приходит­ся на последние 70 лет и связано с интенсив­ным развертыванием геологических исследо­ваний и археологических раскопок на разных континентах. В результате этих работ были получены обширные палеоантропологические материалы, подробное изучение которых позволило восстановить этапы человеческой эволюции.

И все же, несмотря на успехи археологии и зарождение палеоантропологии, основным источником представлений о первобытном обществе и его развитии по-прежнему оста­валась этнография. Этнография заимствовала от естественнонаучного эволюционизма идею прогрессивного развития человеческого об­щества вообще и первобытного общества в частности. Развивавшее эту идею в этногра­фии направление получило название «эволю­ционная школа». Ученых, принадлежавших к этой школе, объединяла идея единообразия исторического развития и однолинейности его - от простого к сложному. Многочислен­ные факты свидетельствовали о том, что у народов разных областей земного шара, не связанных ни общностью происхождения, ни дальнейшим общением, самостоятельно во­зникали сходные явления в области матери­альной культуры, обычаев, религии и т. п. Эволюционная школа видела объяснение этих фактов в единстве человеческой психики, ко­торая развивалась по одному пути и вызыва­ла поэтому у разных народов возникновение одинаковых элементов материальной и духов­ной культуры. Наиболее ярко психологическое направление представлено в многочисленных работах немецкого этнографа Адольфа Бастиана (1826-1905), и прежде всего в его трех­томном труде «Человек в истории», изданном в 1860 г. Бастиан считал, что «стихийная», или «элементарная», мысль свойственна всем на­родам на определенном этапе их развития и обусловливает единство культуры всех наро­дов. Но каждый народ «развивает сам из се­бя определенный круг идей», возникающих позднее. Эти «народные идеи» порождают этнические различия народов. Попытка психо­логического объяснения истории была слабой стороной работ Бастиана, но признание един­ства человечества и его культуры в то время сыграло большую роль в развитии науки.

Выдающимся представителем эволюционной школы (его часто даже считают ее основа­телем) был английский этнограф Эдуард Тайлор (1832-1917). Основная идея Тайлора, изложенная в его «Первобытной культуре» (1871) и «Антропологии» (1881), заключается в том, что общество и его культура развива­ются постепенно от низших форм к высшим, подобно тому как развивается органический мир. Ошибочно перенося законы развития природы на человеческое общество, Тайлор предполагал, что вся культура состоит из от­дельных явлений, развивающихся более или менее независимо друг от друга и составля­ющих ряды, в которых более совершенные элементы вытесняют на основе закона борьбы за существование менее совершенные, луч­шие орудия труда вытесняют грубые древние топоры, суеверия уступают место просвеще­нию и т. д. При этом Тайлор и его последова­тели строили каждый эволюционный ряд не­зависимо от другого ряда, не рассматривая их связь и взаимообусловленность. Все же и в таком виде теория Тайлора позволяла видеть в современных отсталых народах преж­ние ступени развития всего человечества, считать, что эти народы еще не достигли уровня культуры передовых народов, а не являются вырождающимися, пришедшими в упадок народами, как полагали в то время многие ученые. Тайлор считал, что ключи к исследованию первоначального состояния человечества находятся в руках первобытной археологии, и его бесспорной заслугой было сближение археологического и этнографиче­ского материала для обобщенных историче­ских построений. Он же показал значение пережитков, сохранившихся в быту и пред­ставлениях современных народов, как важно­го источника изучения истории первобытного общества.

Видными представителями эволюционной школы были также англичанин Джон Леббок (1834-1913), австриец Юлиус Липперт (1839- 1909) и шотландец Джон Фергюсон Мак-Леннан (1827-1881).

Леббоку принадлежит одно из первых ис­следований, основанных на сопоставлении археологических и этнографических фактов («Доисторические времена, или первобытная эпоха человечества, представленная на осно­вании изучения остатков древности и нравов и обычаев современных дикарей», 1865), а также разделение каменного века на две эпохи, названные им палеолитом и неолитом.

Липперт в значительной степени прибли­зился к материалистическому взгляду на исто­рию культуры. Свою книгу «История культу­ры» (1886-1887) он начинает словами: «Исто­рия культуры есть история того труда, кото­рый поднял человечество из низменного и бедственного состояния на занимаемую им теперь высоту». Он считал, что побуждения, влияющие на деятельность человека, очень разнообразны и даже противоречивы, но з конечном итоге все они сводятся к заботе о поддержании жизни.

Заслугой Мак-Леннана является то, что он в своей книге «Первобытный брак» указал на повсеместное распространение в первобыт­ных обществах обычая заключать браки меж­ду членами разных групп и запрещать браки между членами одной группы. Это явление было названо Мак-Леннаном экзогамией (От греч. ехо - вне и gamos - брак), а обратный порядок, при котором браки заклю­чаются внутри групп, - эндогамией (От греч. endo - внутри). Однако он ошибочно полагал, что все племена де­лятся на экзогамные и эндогамные и что при­чиной экзогамии является недостаток женщин, порожденный обычаем умерщвлять новорож­денных девочек. Это был домысел ученого, не опиравшийся ни на какие серьезные факты.

Естественнонаучный эволюционизм оказал большое влияние также на развитие археоло­гии. Убежденным эволюционистом был круп­нейший французский археолог Габриель Мор-тилье (1821-1898). Он привлек к археологи­ческим исследованиям методы геологии, па­леозоологии и антропологии и в итоге изуче­ния обширного материала предложил общую хронологическую классификацию палеолита, сохранившую свое значение и поныне. Разви­тие человеческого общества обусловлено, по Мортилье, развитием технологии. Хронологи­ческие этапы развития человека определялись им по геологическим признакам. При этом Мортилье ошибочно считал, что древнейшая история человечества и, в частности, измене­ние форм предметов материальной культуры развивались по законам биологии. Подобных же взглядов придерживался выдающийся шведский археолог Оскар Монтелиус (1843- 1921), создатель хронологической классифи­кации неолита, бронзового и раннего желез­ного века Европы.

Эволюционизм с его идеей единообразно­го прогрессивного развития человечества по­зволил сделать попытку создать схему основ­ных этапов первобытной истории, реконстру­ировать ее общественные системы, расширить круг исследуемых проблем. Первая такая по­пытка принадлежит швейцарскому историку и юристу Иоганну Якобу Бахофену (1815-1887), положившему начало изучению истории семьи. В своем основном труде «Материнское право» (1861) и в других работах преимущест­венно на античном материале, но с привлече­нием археологических и этнографических данных Бахофен показал, что первобытное чело­вечество развивалось от первоначального бес­порядочного общения полов («гетеризма» (От греч. heteira - подруга; у греков так назывались женщины, ведущие свободный об­раз жизни)) к материнскому («гинекократия» (От греч. gyne- женщина и kratos - сила, власть)), а затем к отцовскому праву («патернитет», или «патри­архат»). Бахофен противопоставил свои идеи господствовавшей тогда патриархальной тео­рии, согласно которой первые люди жили семьями, а главами их были мужчины. Он считал, что общественное главенство женщин в первобытную эпоху не представляет слу­чайности или явления, свойственного истории лишь некоторых народов, а является этапом универсального для всего человечества исто­рического процесса. Однако основу развития семьи Бахофен неправильно видел в эволю­ции религиозных идей.

Важнейшая заслуга в изучении первобытного общества принадлежит уже названному выда­ющемуся американскому ученому Льюису Генри Моргану (1818-1881). Наиболее полное изложение его учения содержится в главном труде Моргана «Древнее общество» (1877); большое значение имели также его книги «Системы родства и свойства» (1870) и «Дома и домашняя жизнь американских туземцев» (1881). Его выводы основаны на множестве фактов, почерпнутых из этнографии, археоло­гии и истории всех частей земного шара, но особое значение имели изучение Морганом общественных отношений у североамерикан­ских индейцев-ирокезов и реконструкция иро­кезского рода.

В основе учения Моргана также лежит принцип единства и прогрессивного развития человечества и его культуры, но в отличие от других эволюционистов Морган, хотя и не всегда последовательно, видел причины этого прогресса в материальных условиях развития общества, что и отразилось в созданной им периодизации первобытной истории. Морган не сумел полностью оторваться от идеализма (он считал, например, что происходит разви­тие не собственности, а «идеи собственности»), но его конечные выводы были стихийно-мате­риалистичны. Морган показал, что основной ячейкой первобытнообщинного строя был род, развивавшийся от архаической материн­ской к позднейшей отцовской форме. Он установил, что экономика первобытного об­щества базировалась на общинной собствен­ности и что этот принцип коллективизма оп­ределял и остальные стороны общественной жизни первобытных народов, в том числе начальные формы их семейно-брачной орга­низации. Вслед за Бахофеном и Мак-Леннаном Морган пытался восстановить историю брака и семьи и наметил ряд этапов их развития от существовавших на заре истории ничем не ограниченных брачных отношений до моно­гамии современного ему общества.

Несмотря на то, что отдельные предположе­ния Моргана, в частности некоторые рекон­струированные им архаические формы семьи, предложенная им периодизация и т. п., с дальнешим развитием науки устарели, его учение в целом не утратило силы и поныне. Создание марксистской концепции перво­бытной истории. Развитие науки подготовило появление историко-материалистической кон­цепции первобытной истории в трудах К. Маркса и Ф. Энгельса. Основоположники марксизма не раз обращались к истории пер­вобытного общества. В 1880 г. было начато Марксом, а после его смерти продолжено и закончено Энгельсом специальное исследова­ние по истории первобытнообщинной форма­ции. Это был вышедший в 1884 г. труд Энгель­са «Происхождение семьи, частной собствен­ности и государства». В основу исследования было положено «Древнее общество» Л. Г. Моргана, однако Энгельс переработал обобщенный Морганом материал, дополнил его новыми фактами и выводами и истолко­вал процесс первобытной истории последо­вательно материалистически.

Еще ранее, в 1873-1876 гг., Энгельсом бы­ла написана другая специальная работа по первобытноисторической тематике - «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека», одна из глав его незаконченного труда «Диалектика природы».

В этих работах Энгельсом были развиты основные методологические положения марксистской концепции первобытной исто­рии как особого этапа человеческой истории с присущими ему начальным и конечным рубежами, спецификой социально-экономиче­ских отношений и определенными закономер­ностями развития.

Согласно этой концепции, гранью, отделяю­щей человека от животных, первым основ­ным условием всей человеческой жизни яв­ляется труд, который начинается с изготов­ления орудий. Возникнув с выделением че­ловечества из животного мира, первобытное общество характеризуется примитивным, обусловленным неразвитостью производи­тельных сил коллективизмом в производстве и потреблении. Производство, писал Эн­гельс, «было по существу коллективным, равным образом и потребление сводилось к прямому распределению продуктов внутри больших или меньших коммунистических об­ществ. Этот коллективный характер производ­ства осуществлялся в самых узких рамках, но он влек за собой господство производи­телей над своим производственным процес­сом и продуктом производства» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 21, с. 174).

Первобытный коллективизм и покоящиеся на его основе первобытнообщинные отноше­ния гибнут только тогда, когда благодаря прогрессу производительных сил развивается общественное разделение труда со всеми его последствиями - обменом, имуществен­ным неравенством, эксплуатацией человека человеком и в конечном счете антагонисти­ческими классами, занимающими различное положение в производстве и распределении. Первобытнообщинный строй «был взорван разделением труда и его последствием - расколом общества на классы» (Там же, с. 169). В разных природных и конкретно-исторических усло­виях этот процесс мог быть представлен раз­личными локальными и временными форма­ми, но его основные тенденции - от доклас­сового общества к классовому - универсаль­ны для всего человечества. Таким образом, Энгельс не только указал на отличительную особенность первобытной истории - прими­тивный коллективизм, но и раскрыл на ее примере идеи исторического единства, про­грессивного развития и закономерной сме­няемости общественных форм.

Тем самым были даны методологические установки и для понимания исторических взаимоотношений между передовыми и от­ставшими в своем развитии народами. Ведь признание того, что развитие человечества всегда определялось общими, едиными исто­рическими закономерностями, несовместимо с противопоставлением «культурных», или «ис­торических», и «природных», или «неистори­ческих», народов, из которых якобы только первые являются активным субъектом истории и, следовательно, призваны руководить вто­рыми.

Такова суть марксистского учения о перво­бытном обществе. Важно отметить, что сами основоположники марксизма четко отграничи­вали ее от разного рода частных решений, в особенности от некоторых тезисов, воспроиз­веденных Энгельсом на основе труда Морга­на «Древнее общество», которые отражали определенный уровень накопления и обобще­ния фактических данных и не могли не из­мениться в ходе развития науки. Уже гово­рилось, что Энгельс предвидел неизбежность последующего пересмотра принятой им пери­одизации Моргана; отметим также, что он указывал на гипотетичность стадии промиску­итета и механизмов возникновения родовой организации, речь о которых будет ниже. Более того, сам Энгельс показал пример творческого марксизма, внеся уже в чет­вертое издание «Происхождения семьи, част­ной собственности и государства» ряд сущест­венных уточнений и дополнений. На необхо­димость разграничения коренных и частных вопросов истории первобытного общества ука­зывал и В. И. Ленин.

Развитие науки первобытной истории в кон­це XIX - XX в. Новое учение о первобытном обществе оказало заметное влияние на разви­тие взглядов многих историков и этнографов того времени, в том числе и таких крупных, как признанный глава английской этнографии Тайлор. Однако в целом марксистское учение о первобытности вызвало враждебное отноше­ние со стороны буржуазной науки. Вступив в борьбу с марксизмом, она отвергла не только историко-материалистическое понимание пер­вобытной истории, но и идеи единства и прог­рессивного развития человечества, выдвину­тые Морганом и крупнейшими представителя­ми эволюционизма. Борьба с эволюционизмом облегчалась упрощенной прямолинейностью, схематизмом присущих ему построений. Поэ­тому противники марксизма всегда предпочи­тали видеть в нем лишь разновидность эво­люционизма и «опровергать» его критикой эволюционистских конструкций, ошибок Мор­гана и т. п.

В 1888 г. вышла в свет книга датчанина Конрада Старке «Первобытная семья, ее воз­никновение и развитие». Автор поставил своей задачей опровергнуть взгляды эволюционистов на историю брака, семьи и родовой органи­зации. Он утверждал, что основой социального устройства первобытного общества был не род, а моногамная семья, основанная на общ­ности хозяйства и имущества. В первобытной семье счет родства и наследования велся по отцу, матриархат же - более позднее явление. Единомышленником Старке был финн Эдуард Вестермарк (1862-1939), издавший в 1891 г. на английском языке свою книгу «История человеческого брака». Он утверждал, что древнейшей формой брака была патриархаль­ная семья. «Не было такой стадии в развитии человека, - утверждал Вестермарк, - когда бы не существовало брака, и отец всегда был, как правило, защитником и покровите­лем семьи. Таким образом, человеческий брак есть, видимо, наследие от нашего обе­зьяноподобного предка».

Немецкий социолог Эрнст Гроссе (1862- 1924) механически сопоставил типы семьи с формами хозяйства и пришел к выводу, что материнский род связан лишь с хозяйст­вом «низших земледельцев», одной из пяти форм хозяйства, установленных классифика­цией Гроссе. Но при всех пяти формах хо­зяйства господствовала одна и та же форма семьи: обособленная патриархальная семья.

Попытки выйти за пределы эволюционист­ских схем сказались на особом интересе, проявленном некоторыми учеными к истории хозяйства и экономических отношений. В этой связи обращают на себя внимание труды не­мецкого географа и зоолога Эдуарда Хана (1856-1928), подвергшего критике традици­онную «трехступенную» схему хозяйственного развития человечества: «охота - скотоводст­во - земледелие». Хан утверждал, что древ­нейшей стадией человеческого хозяйства бы­ли не охота и рыболовство, а собирательство. Из собирательства развилось примитивное «мотыжное» земледелие, которое было изоб­ретением женщин и в котором применялся преимущественно женский труд. Одновре­менно мужчины занялись охотой и рыболов­ством. Позднее произошло одомашнение ско­та, причем Хан ошибочно связывал его не с хозяйственными потребностями, а с религиоз­ными мотивами. Гораздо менее научной, хотя и ставшей очень известной, была книга не­мецкого экономиста Карла Бюхера «Возник­новение народного хозяйства» (1893). Он счи­тал, что развитие хозяйственной жизни чело­вечества проходило три стадии: замкнутого домашнего хозяйства, городского хозяйства и народного хозяйства, К стадии домашнего хо­зяйства Бюхер относил народы, живущие ро­довым строем, народы античного мира и ран­него средневековья. Большую же часть перво­бытной истории он называл «дохозяйственной стадией», или эпохой «индивидуального ра­зыскивания пищи». Совершенно необоснован­ная концепция «дикаря-одиночки» противоре­чила всем данным науки о первобытности, накопленным этнографией к концу XIX в.

В конце XIX и особенно в первой полови­не XX в. за рубежом возникли целые этно­графические направления, или школы, соз­давшие ряд антиисторических построений в изучении первобытного общества. Правда, многие из них не занимались собственно ис­торией первобытного общества, но, изучая так называемые примитивные народы и призна­вая, что у этих народов сохранились пережи­точные черты их древнего быта, они тем са­мым фактически распространяли свои этнографические концепции на область пер­вобытной истории. Надо учесть и то, что при общей антиисторической направленности этих школ многие их крупные представители внес­ли заметный позитивный вклад в разработку этнографических и первобытноисторических проблем.

На первых порах едва ли не самым влия­тельным антиэволюционистским направлением в буржуазной науке стал диффузионизм (От лат. diffusio - распространение), противопоставивший понятию эволюции, ис­торического прогресса понятие культурной диффузии, т. е. пространственного переме­щения культурных явлений.

Появлению диффузионизма предшествова­ло созданное немецким географом и этно­графом Фридрихом Ратцепем (1844-1904) так называемое антропогеографическое уче­ние. В то время как эволюционисты рассмат­ривали каждое явление культуры лишь как звено в цепи эволюции, отвлеченно от кон­кретных условий его бытования, новым и важ­ным в работах Ратцеля было стремление изучить явления культуры в связи с конкрет­ными, прежде всего географическими усло­виями, в которых эти явления наблюдаются. В своих трудах «Антропогеография» (1882- 1891), «Народоведение» (1885-1888), «Земля и жизнь» (1901-1902) он исследовал вызван­ные природными условиями различия между культурами народов и формами взаимодейст­вия между народами, такими, как переселе­ния, завоевания, обмен, торговля и т. д. Если эволюционисты представляли себе куль­турные явления в некоем саморазвитии, в от­рыве от создавшего их народа, то для Ратце­ля было ясно, что культура создается наро­дом и распространение ее связано с истори­ей народов. Но вместе с тем в антропогеографии Ратцеля были утверждения, вскоре использованные реакционными учеными для выступлений против эволюционизма. Из на­блюдений Ратцеля они делали вывод, что развитие общества определяется главным образом географической средой, что из-за разнообразия природных условий человечест­во не могло развиваться по единым законам и что сходство отдельных явлений культуры у разных народов - результат не сходного уровня развития, а всегда только заимствования их одними народами у других. Таким образом, эволюционистской теории о единст­ве путей развития человечества был противо­поставлен тезис о множественности и даже случайности вариантов исторического разви­тия.

Одной из диффузионистских школ была школа «культурных кругов» в Германии, непосредственным предтечей которой явился крупнейший немецкий этнограф-африканист Лео Фробениус (1873-1923). Картографируя явления культуры, он пришел к выводу, что сочетание целого ряда признаков (главным образом из области материальной культуры) в определенном географическом районе поз­воляет выделить отдельные культурные про­винции («круги»). Однако это само по себе важное и плодотворное для этнографии и ар­хеологии открытие получило в трудах Фробениуса совершенно неправильное толкова­ние. Он представлял себе «культуры» как осо­бые организмы, развивающиеся самостоятель­но, независимо от людей, подобно живым существам. Культура, считал он, не создается народом, а порождается природными усло­виями. Она может быть перенесена в иные природные условия, и тогда ее развитие пой­дет по другому пути и из взаимодействия ста­рых культур могут возникнуть новые. Эти идеи, так же как и антропогеографическое учение Ратцеля, были подхвачены основателем школы «культурных кругов» Фрицем Гребнером (1877-1934). По Гребнеру, каждый эле­мент культуры (предметы материального бы­та, обычаи, религиозные представления и т. п.) происходит из одного какого-то цент­ра, появился лишь раз в истории, в каком-то одном месте, принадлежит к одному «куль­турному кругу» и вместе с ним распростра­няется по разным странам. Такой «культур­ный круг», представляющий искусственно соз­данное по произвольно отобранным элемен­там понятие, не развивается во времени, а лишь взаимодействует с другими «кругами» в географическом пространстве. Элементы од­ного «круга» могут распространяться путем диффузии и накладываться на элементы дру­гого «круга». Вся история культуры - это история перемещений по земному шару нескольких «культурных кругов» и их механиче­ских соединений друг с другом («напластова­ний»). Теория «культурных кругов» резко ан­тиисторична: в последовательных ступенях развития Гребнер видел лишь явления, от­носящиеся к различным «кругам». Он считал, что никакой повторяемости, а следовательно, и никакой закономерности в истории челове­чества и его культуры нет.

Теория Гребнера получила дальнейшее раз­витие в работах этнографов так называемой венской культурно-исторической школы. Ее создателем и многолетней главой был Виль­гельм Шмидт (1868-1954), католический па­тер, откровенно задавшийся целью доказать изначальность религиозного мировоззрения, частной собственности и патриархальной власти. Шмидт несколько видоизменил гребнеровский метод, внеся в него элементы мни­мого историзма, направленного против марк­систской концепции исторического процесса. Расположив «культурные круги» по опреде­ленной, якобы исторической схеме - от «при­митивных пракультур» до «высших культур» народов Старого Света, - он попытался, с од­ной стороны, сконструировать две параллель­ные независимые друг от друга линии разви­тия - патриархальную и матриархальную, а с другой стороны, найти у «патриархальных на­родов» изначальное существование названных выше институтов и идей классового общества.

Теория «культурных кругов» оказала влия­ние и на археологию. Австрийский археолог и этнограф Освальд Менгин в своей «Всемир­ной истории каменного века» (1930) пытался на археологическом материале доказать, что история первобытного общества - всего лишь результат переселения (миграции) отдельных племен, принадлежавших трем разным «куль­турным кругам». Позднее Менгин, взгляды которого содержали элементы расизма, при­шел к сотрудничеству с фашизмом. С подоб­ными же идеями реакционного толка высту­пил немецкий археолог Г. Коссина (1858- 1931), который занимался разработкой мето­дики этнического определения археологиче­ских культур, но видел в них лишь выражение изначальных свойств рас и народов, а в исто­рическом процессе - лишь распространение этих свойств путем завоеваний, миграций и заимствований. Крайний националист, пытав­шийся в своих исследованиях представить культурное развитие Европы как результат германских завоеваний, Коссина был предте­чей археологии фашистской Германии.

Диффузионизм оказал влияние на этногра­фию и археологию в Англии, хотя английские ученые-диффузионисты были менее последо­вательны в своих взглядах, чем германские. Видный представитель этого направления в английской этнографии Уильям Риверс (1864- 1922) в изданной им в 1914 г. двухтомной «Истории меланезийского общества» пытался совместить эволюционистскую и диффузио­нистскую точки зрения. Признавая прогрес­сивное развитие человечества, Риверс в то же время считал важнейшим его стимулом контакты народов и слияние культур. Идеи диффузионизма были доведены до абсурда Г. Эллиотом-Смитом и Уильямом Джеймсом Перри, которые признавали только один ми­ровой центр цивилизации, откуда будто бы она распространилась по всему земному ша­ру: Египет. Выдающийся английский археолог Гордон Вир Чайлд (1892-1957) пытался сов­местить диффузионистские взгляды с марк­сизмом. Он признавал основные положения марксистского учения о первобытном общест­ве и в то же время преувеличивал значение переселения народов и влияние одних куль­тур на другие.

В целом для диффузионизма как особого течения в этнографии и археологии характер­ны некоторые общие черты. Диффузионисты считали, что все сходное в культурах разных народов является результатом заимствова­ний, миграций или просто диффузии элемен­тов культуры или целых культур. Все важные открытия и изобретения, по их мнению, быпи сделаны только однажды и распространялись из единых центров. Преувеличивая роль за­имствований и переселений в истории куль­туры, диффузионисты отрицали значение внутреннего развития культуры отдельных на­родов, что позволяло строить националисти­ческие и расистские теории, приписывающие важнейшую историческую роль одним наро­дам и отрицающие такую роль других народов. Было бы, однако, ошибочным приписы­вать всем диффузионистам расистские взгляды, которые вовсе не являются прямым и обязательным выводом из диффузионизма.

В конце XIX в. почти одновременно с диффузионистским направлением появилось так называемое социологическое течение в этно­графии, представленное главным образом з трудах французских ученых.

Социолог Эмиль Дюркгейм (1858-1917) считал главным содержанием исторического процесса развитие общественного сознания. Предметом социологии, по его мнению, яв­ляются «социальные факты» - общественные учреждения, установления и т. д. Истоки всех общественных институтов Дюркгейм видел в «коллективных представлениях», которые он трактовал как формы общественного созна­ния, превращенные социальным опытом в принудительно действующие нормы общест­венного поведения. «Коллективные представ­ления» не заимствуются человеком из его непосредственного опыта, а как бы навязы­ваются человеку общественной средой. В сво­ей книге «Элементарные формы религиозной жизни (Тотемическая система в Австралии)», изданной в 1912 г., Дюркгейм пытался дока­зать, что единственным источником зарожде­ния религиозных представлений является об­щественная среда. Бог есть выражение соци­альных сил, которым человек вынужден под­чиняться, не понимая их происхождения. В этой книге Дюркгейм высказал правильный взгляд на тотемизм как на религию родового общества. Вместе с тем он преувеличивал значение религии в истории человечества и приписывал ей положительную роль. В целом социология Дюркгейма была одной из попы­ток опровергнуть марксизм.

Близок к «социологической» школе Дюрк­гейма французский философ и психолог Люсьен Леви-Брюль (1857-1939). В книге «Мыслительные функции в низших обществах» (1910) (в русском переводе «Первобытное мышление». М., 1930) и в других Леви-Брюль выступил с теорией дологического мышления, якобы характерного для первобытных людей и современных отставших в своем развитии обществ. Он утверждал, что в «низших обществах» преобладают «коллективные пред­ставления», не зависящие от опыта и не чув­ствительные к логическим противоречиям. В первобытном мышлении господствует «закон сопричастия». Это значит, что предмет может быть самим собой и одновременно и чем-то другим («сопричаствовать» в чем-то другом), быть здесь и в то же время в другом месте и т. д. Леви-Брюль называл первобытное мышление «мистическим», так как оно про­никнуто верой в таинственные силы и в об­щение с ними.

Вскоре после первой мировой войны в Англии возникла функциональная школа в эт­нографии, основателем которой был Бронис­лав Малиновский (1884-1942). В отличие от культурно-исторической, эта школа рассмат­ривала культуру не как механическое соеди­нение различных элементов, а как единое це­лое, в котором каждый элемент культуры несет свою социальную функцию. Однако этот правильный тезис получил у функционалистов ложное толкование. Малиновский призывал отказаться от исторического подхода к объяснению явлений культуры, так как ее начало и конец якобы непознаваемы, функ­ционалисты утверждали, что нужно изучать, как действуют общественные институты, а не как они произошли.

Несколько отличаются от взглядов Мали­новского идеи другого видного представите­ля функционализма Алфреда Реджиналда Рэдклифф-Брауна (1881-1955). Он делил эт­нографию на две области, каждую со своим специфическим методом: «этнологию», изу­чающую конкретные факты, касающиеся прошлого и настоящего отдельных народов, действующую «историческим» методом, и «социальную антропологию», исследующую общие законы развития человечества и его культуры. «Социальная антропология» пользу­ется индуктивным методом, аналогичным ме­тоду естественных наук. Сущность его - генерализация, изучение «социальных сис­тем», или «социальных структур». Познание общих законов развития человеческого обще­ства должно опираться прежде всего на изу­чение ныне наблюдаемого состояния совре­менных отсталых народов, а не на гипотетически реконструируемую историю.

В США сложилась так называемая амери­канская школа исторической этнологии, осно­ванная антропологом, этнографов и лингвис­том Францем Боасом (1858-1942). Боас кри­тиковал многие ошибочные взгляды совре­менной науки, в частности диффузионизм, был активным борцом против расизма, часто в анализе конкретных общественных явлений стоял на позициях материализма. Конечной целью науки о человеке он считал реконст­рукцию истории человечества. Но для этого, писал Боас, надо сначала изучить историю каждого отдельного народа, его языка, куль­туры, антропологического типа, а также куль­турного взаимодействия народов внутри картографированных географических ареалов. Основное понятие школы Боаса - «культур­ный ареал» - характеризуется сплошным рас­пространением не отдельных элементов куль­туры, а целых серий их; вводятся также поня­тия «культурного центра» - области наиболь­шей густоты признаков и «окраинных ареа­лов», где сочетаются черты соседних районов, Боас признавал существование общих законов развития человечества и его культуры, но, учитывая трудность познания этих законов, призывал к величайшей осторожности при попытках их вывести. Эта справедливая в принципе точка зрения Боаса повела к увле­чению краеведческим методом и к отрицанию значения теоретических обобщений, что осо­бенно проявилось в работах его учеников. Боас призывал не переносить наших критери­ев моральной оценки на народы иного куль­турного типа. Эта идея Боаса впоследствии легла в основу целого направления в амери­канской этнографии - так называемого реля­тивизма, т. е. учения об относительности всех морально-оценочных критериев и несравни­мости культурных ценностей разных народов. Теоретические взгляды Боаса и его скепти­цизм в отношении научных теорий его пред­шественников, высказанные в очень осторож­ной форме, в работах его последователей приобрели гипертрофированный характер и в конечном итоге вели к отрицанию единства человеческой истории. Наиболее крайняя ан­тиисторическая точка зрения выражена в работах Александра Гольденвейзера (1880- 1940), пытавшегося доказать, что общих за­конов и общего направления развития чело­вечества не существует, да и само развитие, сам прогресс в его работах ставится под сомнение. Другой ученик Боаса - Роберт Лоуи (1883-1957) в своем большом труде «Примитивное общество» (1921) стремился опровергнуть важнейшие положения учения Моргана. В частности, он утверждал, что са­мым древним элементом общественной жиз­ни была парная семья, что же касается по­следовательности других общественных форм (материнский и отцовский род, локальная и племенная организация и т. п.), то о них нель­зя сказать ничего определенного и попытки установить их стадиальную последователь­ность безнадежны. Принципиальные установ­ки «исторической» школы Боаса ярко прояви­лись в трудах Пола Радина (1883-1959), до­ведшего до педантизма тщательность иссле­дования отдельных культур и проявившего крайнее недоверие к общеисторическим по­строениям.

После второй мировой войны появились новые социолого-этнографические теории. Та­ково «этнопсихологическое направление» в американской этнографии, сторонники кото­рого утверждали, что каждому народу свой­ственна особая «модель культуры», опреде­ляемая «структурой характера» данного на­рода. Эта структура якобы передается от поколения к поколению и остается неизмен­ной, пока на нее не воздействует народ бо­лее высокого психического типа. Базисом для исследования структурализации в обществе служит понятие «основной личности», т. е. некоего среднего психологического типа, преобладающего в каждом данном обществе. По мнению этнопсихологов, вполне законно переносить данные психологического изуче­ния личности на общества в целом: какова «основная личность», такова и культура. В ми­ре существует великое множество «моделей культуры», остающихся неизменными на всем протяжении истории - от первобытности до сегодняшнего дня, но отличающихся от дру­гих своей «социальной ценностью». Например, глава этнопсихологической школы А. Кардинер утверждал, что судя по постоянству от­ношения к богу, прослеживаемому на про­тяжении 5 тыс. лет, структура основной личности западного человека не изменилась. Антиисторизм и колониалистская направлен­ность этнопсихологической школы вызвали резко отрицательную реакцию в среде уче­ных всего мира.

Бесславный конец этнопсихологического на­правления ускорил поворот известной части этнографов-теоретиков США к историзму. С 1950-х и особенно с 60-х годов в их среде наметилось новое направление, получившее название «неоэволюционизм». Неоэволюцио­низм в свою очередь представлен нескольки­ми теоретическими течениями. Одно из них близко к моргановскому пониманию эволю­ции первобытной истории. Его признанный глава Л. Уайт (1900-1975) и его ученики Э. Р. Сэрвис и М. Д. Салинз стремятся выя­вить в первую очередь общие черты в исто­рическом развитии человечества (ученики, впрочем, менее последовательно, чем учи­тель). В этом отношении наиболее содержа­тельны книги Сэрвиса «Первобытная соци­альная организация» (1962), «Культурный эво­люционизм: теория в практике» (1971), «Происхождение государства и цивилизации» (1975) и Салинза «Соплеменник» (1968), «Эко­номика каменного века» (1972) и др. К этому же направлению примыкают М. X. Фрид («Эво­люция политического общества», 1967, и др.) и ряд других этнографов США. Сторонники другого течения, получившего наименование многолинейного эволюционизма, или плюра­лизма (От лат, pluralis - множественный), также стремятся исследовать развитие первобытного общества, но с преувеличен­ным вниманием к специфическим, не подчи­ненным общим закономерностям вариантам, обусловленным особенностями природной среды. Взгляды основоположника и главы этого течения Дж. Стюарда (1902-1972) пользуются наиболее широким признанием в этнографии США и других западных стран. Делаются попытки сочетать концепции общей и многолинейной эволюции в так называемом дифференцированном эволюционизме, учитывающем как расхождения, так и сближения линий культурного развития (Р. Карнейро). Другая часть этнографов США отмежевыва­ется даже от неоэволюционизма и пытается подменить закономерности поступательного развития исторических эпох проблемами их структурной характеристики. В этом отноше­нии одно из наиболее видных мест принад­лежит Дж. П. Мэрдоку, попытавшемуся пока­зать в своей основной работе «Социальная структура» (1949), что структура общества не обязательно обусловлена ступенью историче­ского развития. Мэрдок и его последователи пользуются количественными методами для сравнительного («кросс-культурного») изуче­ния народов и их культур, однако материалом для сопоставлений служат не однотипные, а такие разнотипные народы, как, например, папуасы и белорусы.

Неоэволюционизм оказал свое влияние также на развитие первобытной археологии, главным образом в США и в Англии, где в 1960-х годах возникла школа так называемой новой археологии. Ее представители (Л. Бинфорд, К. Флэннери, К. Ренфру и другие) де­лают упор не на исследовании конкретной истории культуры, а на выявлении законо­мерностей культурно-исторического процесса (отсюда их другое обозначение - «процессуа­листы»).

В то же время в исследованиях этногра­фов и археологов США, Франции и других западных стран все заметнее становится ин­терес к историко-материалистической трак­товке первобытной истории. Проявляется он, правда, по-разному. В то время как одни ученые добросовестно стремятся осмыслить древнейшее прошлое человечества с марк­систских позиций, другие пытаются ревизовать и «улучшить» наследие классиков научного коммунизма. Во всем этом сказываются осо­бенности научного климата на современном Западе: теоретический кризис буржуазного обществоведения, рост влияния марксистско-ленинского мировоззрения, неблагоприятная идейно-политическая обстановка, в которой приходится работать прогрессивным ученым. В значительной мере отличными от запад­ных путями развивалась этнографическая, а тем самым и первобытноисторическая наука в России. Русская этнография в большей мере, чем западная, испытала влияние марк­сизма. Так, известный русский ученый Н. И. Зибер (1844-1888) в «Очерках перво­бытной экономической культуры» (1883) опи­рался на выводы Маркса и Энгельса и много сделал для популяризации их взглядов в России. В названной книге Зибер впервые пос­тавил вопрос о характере производственных отношений, форм собственности в первобыт­ном обществе и на огромном материале по­казал, что древнейшими формами ведения хозяйства были общинные, коллективные фор­мы. Испытал на себе влияние марксизма крупный русский историк и этнограф М. М. Ковалевский (1В51-1916). В своих рабо­тах о семье, роде и общине в первобытном обществе Ковалевский широко использовал славянский и кавказский материал. Он разра­батывал вопросы развития форм родового строя и доказал универсальное распростра­нение семейной общины, что было высоко оценено Энгельсом.

Другой особенностью развития русской эт­нографии было то, что в нее почти не про­никли описанные выше антиисторические по­строения, распространившиеся с начала XX в. на Западе. Большинство русских ученых (Многие из названных в этом разделе эт­нографов продолжали жить и работать в со­ветское время. Мы упоминаем их в данном месте, так как все они в той или иной степе­ни примыкали к эволюционистской школе) про­должали придерживаться эволюционистских взглядов, в то же время многие из них стре­мились усовершенствовать эволюционизм, преодолеть ограниченность его схем, развить концепции эволюции брака и семьи, проис­хождения религии, бывшие главными темами трудов этнографов-эволюционистов, и вклю­чить в круг научных интересов новые проб­лемы, такие, как история хозяйства, культур­ные связи между народами и т. д.

Эволюционистским методом пользовался в своих трудах Д. Н. Анучин (1843-1923), вы­дающийся ученый, очень плодотворно рабо­тавший одновременно в области географии, археологии, антропологии и этнографии и стремившийся к объединению трех последних родственных наук. Большое значение для раз­вития науки имели труды В. Г. Богораза (Та­на) (1865-1936) и В. И. Иохельсона (1855- 1943), отбывавших царскую политическую ссылку в Колымском крае и там начавших изучение народов Северо-Восточной Азии и их культурно-исторических связей с народа­ми Северо-Западной Америки.

Видными представителями эволюционизма в России была семья этнографов Харузиных. Наиболее известны работы Н. Н. Харузина (186S-1900) «Очерк истории развития жили­ща у финнов» (1895) и «История развития жи­лища у кочевых и полукочевых тюркских и монгольских народностей России» (1896), в которых эволюционистский метод был прило­жен к трактовке явлений материальной куль­туры. Примером комплексного использования данных этнографии и смежных наук является монография «Русские лопари. Очерк прош­лого и современного быта» (1В90). Оставаясь эволюционистом, Н. Н. Харузин в этой книге вместе с тем стремился преодолеть односто­ронность эволюционистского метода, учесть различные культурные взаимовлияния.

С рядом интересных исследований, посвя­щенных вопросам религиозных верований и духовной культуры (культ огня, фетишизм, семейная обрядность), выступила В. Н. Хару­зина (1866-1931).

Очень заметный след в историографии первобытной истории оставил выдающийся русский этнограф Л. Я. Штернберг (1861 - 1927). Он изучал семейные и родовые отно­шения, обычное право, верования коренного населения Сахалина и Приамурья. У одной из народностей - нивхов (гиляков) Штернберг обнаружил родовой строй, пережитки группо­вого брака, классификаторскую систему род­ства. Эти открытия были отмечены Ф. Энгель­сом. Много нового содержат работы Штерн­берга по эволюции верований и его обоб­щающая работа «Первобытная религия» (1936). Для исследований Штернберга харак­терно комплексное изучение данных языка и культуры.

Показательна критика односторонности эво­люционизма со стороны крупного этнографа A. Н. Максимова (1872-1941). В ряде работ он доказывал, что некоторые смелые обоб­щения Бахофена, Мак-Леннана и других уче­ных, считавшихся в его время уже классиками науки, не всегда были достаточно обоснова­ны, и новый фактический материал требует новых обобщений. Главным предметом науч­ных исследований Максимова были вопросы истории семьи и родовых отношений.

Развитие в СССР марксистской науки о пер­вобытном обществе. Ведущую роль в разви­тии марксистской концепции первобытной ис­тории сыграли ученые СССР. Ими был изучен большой 4 этнографический, антропологический и, что особенно показательно, почти отсутст­вовавший во времена Энгельса археологиче­ский материал, давший новую аргументацию в пользу материалистического понимания ис­тории первобытного общества.

Работы антропологов В. В. Бунака, Г. А. Бонч-Осмоловского, Г. Ф. Дебеца, М. М. Герасимова, М. Г. Левина, М. Ф. Нестурха, Я. Я. Рогинского, М. И. Урысона, B. П. Якимова способствовали складыванию представлений об этапах становления челове­ка, а вместе с тем и путях возникновения че­ловеческого общества. Труды археологов П. И. Борисковского, А. Я. Брюсова, П. П. Ефименко, С. Н. Замятнина, В. М. Массо-на, А. П. Окладникова, Б. Б. Пиотровского, B. И. Равдоникаса, С. А. Семенова, П. Н. Тре­тьякова, А. А. Формозова и других содержат важнейшие вещественные данные для рекон­струкции первобытной экономики и культуры. Исследования этнографов А. М. Золотарева, Е. Ю. Кричевского, М. О. Косвена, В. К. Ни­кольского, Д. А. Ольдерогге, С. А. Токарева, C. П. Толстова и других помогли пониманию процессов развития рода, семьи и других ин­ститутов первобытности.Советским истори­кам удалось во многом уточнить и система­тизировать наши знания о развитии произво­дительных сил первобытного общества (С. А. Семенов и др.), о праобщине, или первобытном человеческом стаде (П. И. Борисковский, Ю. И. Семенов), о развитии форм родовой организации (М. О. Косвен, Л. А. Файнберг), о путях разложения перво­бытного общества и формирования раннеклассовых отношений (Ю. П. Аверкиева, Л. Е. Куббель, В. М. Массой, И. И. Потехин, С. А. Токарев, С. П. Толстое и др.). В самое последнее время сделаны первые шаги в изу­чении этнического процесса первобытности (В. Ф. Генинг, Ю. В. Бромлей, С. А. Арутю­нов, Н. Н. Чебоксаров). Большую роль в ис­следовании духовной культуры первобытно­го человека сыграли работы А. П. Окладни­кова, А. Д. Столяра, С. А. Токарева, А. А. Формозова, Б. А. Фролова.

Советские ученые уделили большое внима­ние борьбе с концепциями диффузионизма, функционализма, релятивизма, неоэволюцио­низма и т. п. В этом отношении важную роль сыграло изучение и научное истолкование тех новых данных этнографии, которые, по мнению противников марксизма, якобы про­тиворечили основным положениям Моргана, развитым Энгельсом. Так, изучая родовую организацию и ее начальную форму - мате­ринский род, советские этнографы показали наличие материнско-родовых пережитков у многих народов Сибири, рассматривавшихся последователями культурно-исторической школы Шмидта и Копперса в качестве типич­ных представителей патриархальной пастушес­кой «пракультуры», Обнаружение остатков материнского рода у индоевропейских наро­дов показало беспочвенность утверждений об исконно патриархальном строе «арийских» народов (теория «неарийского матриархата»). Все это явилось подтверждением положения об универсальности родовой организации.

Заметное, хотя и во многом противоречи­вое влияние на развитие советской науки о первобытном обществе оказали взгляды вы­дающегося языковеда и археолога Н. Я. Мар­ра (1864-1934). Исходя из созданного им «нового учения о языке», в основе которого лежали утверждение о единстве процесса развития всех языков мира и их стадиальная классификация, Марр утверждал, что смена культур на одной и той же территории всегда отражает стадии местного (автохтонного) развития. Его последователи пошли дальше и отрицали какое-либо историческое значе­ние переселений и заимствований. Они оши­бочно полагали, что признание марксистского принципа единства исторического процесса должно вести к отказу от исследования мест­ных этнических особенностей и что социаль­ные изменения могут завершиться полным исчезновением старых черт культуры. Одна­ко, несмотря на указанные ошибки в его разработке, само учение Н. Я. Марра содер­жало правильные идеи о единстве развития человеческой культуры, о том, что все сов­ременные народы являются наследниками исчезнувших племен и народов и что возник­ли они как результат сложных скрещений на длительном историческом пути.

Многочисленных последователей Марра привлекала в его идеях их антирасистская и антинационалистическая направленность. Ра­боты Марра и его последователей сыграли положительную роль в критике устаревших концепций, в поисках новых методов иссле­дования, но некоторые их положения, а глав­ное - попытки монополизировать науку на­несли вред ее развитию.

В то же время в прошлом в ряде случаев имели место догматический подход к насле­дию Моргана и канонизация отдельных выска­зываний Энгельса по частным вопросам, по­требовавшим дополнительной разработки в свете вновь накопленных научных фактов. Это не могло не повредить марксистской нау­ке первобытной истории, замедлило ее раз­витие в нашей стране.

Следует отметить и то обстоятельство, что до недавнего времени советские этнографы, изучая развитие семейно-брачных и общинно-родовых отношений, не уделяли достаточного внимания первобытной экономике. Этот про­бел стал отчасти восполняться только в последние годы (В. М. Вахта, Н. А. Бутинов, В. Р. Кабо, Ю. И. Семенов), что активизиро­вало изучение как специфики первобытной экономики, так и социально-экономической истории первобытности в целом и привело к плодотворному обсуждению таких вопро­сов, как историческое и функциональное соотношение рода, общины и семьи.

После второй мировой войны к марксист­ской разработке истории первобытного об­щества присоединились ученые других социа­листических стран. Особенно серьезная работа в этой области ведется в ГДР, где активно обсуждаются и исследуются проблемы антропо- и социогенеза, периодизации первобыт­ной истории, этнографической и археологиче­ской методики первобытноисторических реконструкций, путей и механизмов становления классов, государства и права (Г. Геберер, Г. Ульрих, И. Зельнов, В. Зельнов, Г, Грюнерт, Г. Гур и др.). В Венгрии выделяются фунда­ментальные исследования по вопросам палеодемографии (Я. Нимешкери). Палеоантроп оло-гическая и археологическая работа ведется в Болгарии (П. Боев), Венгрии (Л. Габори, П. Липтак), Румынии (О. Некрасова), Чехосло­вакии (Э. Влчек, Я. Елинек), в Югославии (М. Малеш, Д. Хрейович). Во многих стра­нах Восточной Европы ведется работа по изу­чению отставших в своем развитии внеевро­пейских народов, в которой ориенталистика смыкается с историей первобытного и ранне­классового обществ.

Как уже отмечалось, марксистское понима­ние истории первобытного общества распро­страняется и среди ученых капиталистических стран. Одни из них открыто признают себя марксистами, другие еще только приближа­ются к материалистическому пониманию пер­вобытной истории, некоторые отвергают марксизм, но, объективно истолковывая фак­ты, невольно приходят в своих работах к историко-материалистическим выводам.

История возникновения и развития науки о первобытном обществе.

Самый ранний этап развития знаний о первобытном обществе связан с наукой древнего мира. С пережитками первобытных отношений приходилось иметь дело египтянам. А в источниках античных, как древнекитайских, можно увидеть уже и систематизирован сведения о соседях. То, что члены развитых классовых обществ видели у соседей, оказывалось во многом непохожим на привычные для них условия и явления, поэтому идея сравнения напрашивалась сама собой.

Правда, такое сравнение всегда сопровождалось оценок которая столь же неизбежно бывала почти всегда отрицательно Это особенно характерно для отношения античных и эллинистических авторов к «варварам», т. е. в сущности - ко всем народам которые размещались за пределами сравнительно небольшой части бассейна Средиземного моря (поскольку, скажем, для классической эпохи «варварами» были и члены других классовых обществ, например персы). И все же в таком сравнении объективно присутствовал и положительный момент: осознан некой несопоставимости общественных форм у народов, некоторым принадлежали сами наблюдатели, и у тех, чьи нравы и обычаи они описывали, заставляло задумываться над вопросами общего характера, в частности искать «истоки» замеченных различий. Конечно, в то время такие поиски не привели к сложении определенной системы представлений об общественной организации соседей. Но все же именно авторы античного времени да нам первые описания народов, у которых в пору контактов с античным миром существовал первобытнообщинный строй.

Неразрывность описания и осмысления хорошо видна уже примере Геродота (484-425 гг. до н. э.). «Отец истории» только нарисовал картину состояния общества у ливийцев, скифов, сарматов и других народов. Он рассказывает о явления казавшихся эллину курьезными: плетёных круглых лодках у жителей Месопотамии (этот тип судов дошел до наших дней) вооружении и снаряжении разных отрядов персидского войска двигавшегося на Грецию, низкорослых обитателях внутренней Африки и существовании одинаковых обычаев у вавилонян и иллирийских энетов, еще не вышедших в то время из родового строя; счете родства по материнской линии у ликийцев и элементах группового брака у массагетов и агафирсов и многом другом. И описывая все это, Геродот по необходимости задумывается над такими проблемами, как взаимодействие человека и окружающей его среды, возможность существования нежели у греков, форм семейной организации и коллективных форм собственности, хотя ему не пришло в голову приложить увиденное к изучению прошлого самих эллинов.

Первый опыт такого приложения принадлежит младшему современнику Геродота - Фукидиду (ок. 460-400 гг. до н. э.). Во введении к «Истории Пелопонесской войны» - так называемая «Археологии» - мы встречаем очень характерное высказывание, в котором присутствуют сразу две важнейшие идеи, пронизывающие пocледующую историю этнографической науки: идея сравнения, идея эволюции.

Греки не ограничились частными описаниями. Если Геродота - при рассказе о ликийцах или вавилонянах занимали те или иные особенности их общественного устройства безотносительно происхождения таковых, то жившего одновременно с ним великого философа-материалиста Демокрита Абдерского интересовали именно причины возникновения тех или иных форм общественной организации. Этому интересу обязано зарождение впервые в мировой науке гениальной догад­ки о прогрессивном развитии человеческого общества в ходе непрерывной борьбы за освоение природных ресурсов.

Наиболее целостную концепцию общества мы находим у Аристотеля, правда, построенную на материале обще­ственных организмов одной лишь Эллады и применительно к ним. В его трудах мы встречаем уже один из главных тезисов совре­менной истории первобытности. Великий философ впервые поме­щает человека в естественноисторический ряд, подчеркнyв в то же время, что именно общество, социальная среда выделяют его к этого ряда. Не чужда была Аристотелю и идея эволюции. Сама по себе совершенно правильная, она, однако, получила у него приложение, совершенно противоположное исторической действи­тельности. В основу своей концепции эволюции общества Аристо­тель положил расширенную (за счет включения в нее рабов), патриархальную семью. Из таких ячеек выросли, так он считал, древние поселения эллинов, а затем и полис. Мысль о семье как первичной ячейке общества была воспринята позднейшей европейской наукой, для которой Аристотель вплоть до XVIII в. был едва ли не главным авторитетом. В итоге Аристотель оказался родоначальником «патриархальной теории», существовавшей в исторической науке до самого появления учения Л. Г. Моргана в 70-х годах XIX в.

В сложении взглядов Аристотеля и их обосновании существенную роль сыграло небывалое расширение географического кругозора греков в результате походов Александра Македонского и образования его огромной империи. Накопление знаний об окружающем античные и эллинистические общества мире продолжалось ускоренными темпами и в пору сложения Римской державы. Так, в «3аписках о Галльской войне», Страбон в «Географии», - все они сообщали интересные сведения о «варварских» народах. И характерно при этом, что если греки этого времени описывали народы, обитавшие исключительно к востоку или юго-востоку от Средиземноморья, то у этих и современных им авторов акцент в немалой степени пере­носится на описание жителей 3ападной и отчасти Центральной Европы.

Дальнейшее расширение кругозора римского общества оказалось важным фактором н числе обусловивших появление первой в истории культуры целостной концепции эволюции человеческо­го общества, созданной Титом Лукрецием Каром (ок. 99-55 гг. до гг. э.). В поэме «О природе вещей» мы находим сразу не­сколько плодотворных идей, которые в полной мере нашли при­знание и подтверждение лишь восемнадцать веков спустя.

Прежде всего, это утверждение, что все развитие культуры было обусловлено в первую очередь материальными потребностями человека («нуждой»). Далее Лукреций последовательно про­водит мысль о прогрессивном развитии человечества от дикого состояния к цивилизации по пути, отмеченному важнейшими изобретениями: использованием огня, созданием жилищ и одеж­ды.

Если в последнем отношении Лукреций не был первооткрывателем (еще в V в. дo н. э. мысль об эволюции человека от дикого состояния под воздействием материальных потребностей, как мы видели, высказал Демокрит), то совершено оригинальна идея римского писателя о трех последовательных эпохах в раз­витии человеческой культуры в зависимости от материала, из ко­торого изготовляются opyдия труда: камня, бронзы или желе­за. Эта идея (примерно в то же самое время высказанная и в древнекитайской философии) в наши дни лежит в основе любой археологической периодизации истории человечества.

Все же концепция Лукреция осталась лишь гениальной до­гадкой, не имевшей непосредственного продолжения в научной традиции последующих веков. То нее самое можно сказать и о догадках других авторов тoй эпохи. В целом античность и эл­линизм оставили человечеству в наследство, так сказать, контуры важнейших принципов научного метода исследования любых яв­лений, которые имеют отношение к истории человеческого обще­ства. Принципы эти, обобщённые, например, в недавней работе Ф. Вогета, в полной мере приложимы и к формированию исто­рии первобытного общества как самостоятельной отрасли истори­ческой науки в дальнейшем се развитии. Собственно, и сегодня они остаются эффективными при любом историческом исследовании.

Сама по себе идея эволюции человечества по восходящей ли­нии сохраняла свою привлекательность для учёных последующих поколений. Правда, па протяжении средневековья ее разрабаты­вали и формулировали почти исключительно арабоязычные ближне­восточные и североафриканские авторы. На первом месте сре­ди них стоит североафриканский историк Ибн Хальдун (1332-­1406). Ему принадлежала наряду с признанием прогрессивного развития идея о существовании хозяйственных предпосылок этого развития.

В целом для средневековья характерен общий идеологический климат, отмеченный полным господством церкви, которая со времен блаженного Августина настаивала на постоянстве и неизменности единожды сотворённого мира, был крайне неблагоприятен для любых попыток развития эволюционистских взглядов.

Конечно, остановить накопление знаний об окружавшем сравнительно высокоразвитые общества Средиземноморья и Ближнего Востока мире было невозможно. Такое накопление сведений об обществах, немалая часть которых находилась либо на разных этапах первобытнообщинноrо строя, либо переходила от последнего к классовому обществу, продолжалось па протяжении всей средневековой эпохи. И если в Европе оно замедлилось, то для стран Востока, особенно вошедших в ареал мyсульманской куль­туры, как раз в это время характерно максимальное решение географического и этнографического кругозора. Оно было связанно с путешествиями многих сотен арабоязычных купцов, чиновников, паломников; их впечатления об образе жизни, общественной организации и обычаях увиденных ими народов были зафиксиро­ваны в обширной арабской исторической и географической лите­ратуре. Эта литература сохранила нам достаточно подробные опи­сания народов Центральной и Вocтoчной Европы, Средней Азии и Кавказа и особенно немалого числа народов и государств Тропической Африки. В последнем случае арабские сочинения оста­ются практически единственным нашим письменным источником для всего периода между VII и ХV в.

В средневековом Китае тоже происходило накопление знаний о соседних народах - обитателях Центральной и IOro-Восточ­ной Азии. Эти материалы, и арабские и китайские, составили весьма значительный по объёму фонд, который с немалой поль­зой может привлечь в своей работе историк и этнограф.

Неверно было бы забывать и об европейских путешественниках этого времени в страны Востока. Это относится главным об­разом к купцам, по также и к официальным или полуофициальным агентам папского престола или тех или иных европейских монархов. Достаточно упомянуть имена Джованни Плано Кapпини, Гийома Рубрука, Марко Поло и нашего соотечестветнника тверского купца Афанасия Никитина.

Но все же только с началом эпохи великих географических открытий, т. е. со второй половины XV в., накопление этно­графических знаний в европейских странах приобрело такой раз­мах, который сделал возможным формирование фактической основы для любых исследований первобытности. Британский исто­рик этнографической науки Т. Пеннимэн убедительно показывает влияние представлений о«дикарях» и о ранней истории челове­ческого общества в сочинениях таких английских философов, как Т. Гоббс и Дж. Локк. Вместе с тем в их воззрениях уже фигурирует одна из главных идей, пронизывавших представления о первобытности: в XVIII в., в частности у деятелей французского Просвещения: мысль о «дообщественном» состоянии чело­века и о сложении любых форм общественной организации в результате объединения таких изолированных индивидов на договорных началах для прекращения войны всех против всех.

У таких мыслителей XVI -ХVII вв, как Ж. Бодэн, Т. Гоббс или Дж. Локк, интерес к истории возникновения отдельных общественных институтов определенно преобладал над интересом к истории становления общества в целом. Можно отметить, что из всех институтов главное внимание к себе привлекали политические. Представление о прогрессивном развитии человечества в це­лом и отдельных его составных частей было характерно для ев­ропейского просвещения. С именами Ж.-Ж. Руссо и Д. Дидро связан, пожалуй, наивыс­ший расцвет теорий «благородного дикаря», развивавших уже упо­мянутую концепцию «дообщественного» состояния первобытного человека. В представлениях о добродетельном дикаре, т. е. Че­ловеке, не подверженном порокам, которые свойственны общест­ву собственников, классовому обществу. Во всяком случае, собственность в тех ее формах, какие знали просветители. Иначе говоря, речь шла о том, что и собственность признавалась изменяющейся во времени и вместе с тем ясно понималось отличие ее форм в первобытности от того, что существовало в Европе XVIII в.

Но концепция «дообщественного» состояния человека в целом не могла считаться перспективной для развития истории перво­бытного общества. Наибольший интерес для последней представ­ляли труды другой группы мыслителей эпохи Просвещения - тех из них, кто в наибольшей степени приблизился к материали­стическим взглядам при объяснении истории человечества (хотя ни одного из них и нельзя назвать материалистом). Среди этих авторов особо следует выделить имена французов А.-Р. Тюрго и Ж.-К. Кондорсе и шотландцев Л. Фергюссона и Дж. Миллара.

Общим в их взглядах было прежде всего то, что, создавая общую периодизацию истории человечества они в ее основу, клали эволюцию систем хозяйства и форм хозяйственной деятельности (хотя, скажем, Кондорсе считал подобную эволюцию ступенями «прогресса разума»). Уже у Тюрго (1727-1781) мы встречаем трехчленную систему развития общества: охотники и собиратели; далее в случае наличия пригодных видов животных - одомашнивание последних и пастушеское хозяйство; наконец, земледелие. Среди деятелей французского Просвещения эту схемy впервые упоминает Ш. Л. Монтескье, хотя, строго говоря, сходные мысли можно встретить еще у античных авторов.

Тюрго ясно видел связи между уровнем хозяйства и характе­ром социальной организации. Скажем, охотничье-собирательское хозяйство характеризует одновременно значительная этническая дробность. Излишки продукта и первый опыт порабощения себе подобных появляются на второй, скотоводческой стадии развития. А прибавочный продукт, разделение труда и устойчивое общест­венное неравенство возникают на уровне земледельческого хозяйства.

Эта же схема лежит в основе концепции Л. Фергюссона (1723-1816). Он делил историю человека на те же три стадии - охотники, пастухи, земледельцы, по пошел дальше Тюрго в опре­делении социальных. последствий различия хозяйственных форм. Признавая что современные ему отсталые народы, известные по этнографическим описаниям, могут служить отражением истори­ческого прошлого народов европейских, он решительно предостерегал исследователей от этноцентризма. Именно у него стадии хозяйства получили названия дикости, варварства и цивилизации. При этом в числе важнейших отличительных черт варварства по сравнению с дикостью Фергюссон называет, наряду с переходом к производящим формам хозяйства, становление понятия о собственности: дикарь не знает собственности, но варвар с ним уже знаком.

К этому времени в истории европейской науки произошли два существенных события, каждое из которых сыграло огромную роль в перестройке научного мышления и переходе его к изучению места человека в природе на основе эмпирического анализа, а не только философских подходов. В первую очередь это создание замечательным естествоиспытателем Александром Гумбольдтом монументального произведения «Космос». В нем Гумбольдт подвел итоги предшествую­щему развитию естествознания и нарисовал грандиозную картину природных процессов, охватив их в едином синтезе. И хотя сам автор почти не касался проблемы человека, но чтение его книги закономерно подводило к вопросу о роли человека и человеческого общества в природных процессах и, следовательно, к проблеме определения места человека в природе. Второе событие -появление труда Чарлза Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора», содержащего стройную концепцию эволюционных преобразований живой природы, опиравшуюся на единый принцип естественного отбора. Дарвин также ничего не писал о человеке, в его книге говорится о нем лишь в одной фразе («Будет пролит свет и на происхождение челове­ка»), и только позже он посвятит происхождению человека специаль­ную книгу. Но логика его труда о происхождении видов была такова, что она неотвратимо наталкивала на вопрос, в какой мере закономерности, открытые в живой природе, -эволюционные про­грессивные преобразования, управляемые естественным отбором, мо­гут быть распространены на человека, подчиняется он им или нет.

В связи со всем сказанным проблема места человека в мире живого и в мироздании в целом разрабатывалась в дальнейшем в двух аспектах. Первый из них состоял в попытке представить природную роль чело­вечества, оценить последствия его деятельности в механизме нашей планеты и даже всего мироздания в целом. Французский антрополог и зоолог Аммон де Катрфаж выделял четыре царства природы - минералов, растений, животных и человека; американский палеонто­лог Д. Дана писал о психозойской эре; известный русский геолог Александр Петрович Павлов предложил для четвертичного периода название «антропоген», в котором главным фактором мировых при­ родных изменений является деятель­ность людей. Особенно глубоко эта тема была разработана выдающимся русским натуралистом Владимиром Ивановичем Вернадским, показав­шим огромные масштабы человече­ской деятельности в изменении лица нашей планеты, ее поверхностной оболочки, фауны и флоры, даже гид­рологического режима и климата многих районов мира. Вернадский прозорливо писал и о космической роли человечества, что нашло полное подтверждение в идущем сейчас за­воевании космического пространст­ва. Им же для обозначения пла­нетного масштаба деятельности че­ловечества было предложено поня­тие ноосферы -сферы разума, охватывающей все аспекты человече­ской деятельности и ее результатов в масштабе планеты.

Вопрос о месте человека в живой природе был впервые поставлен на научную почву в середине XVIII в., когда Карл Линней включил человека в систему животного царства и, объединив человека вместе с известными тогда обезьянами, выделил в составе млекопитающих отряд приматов. Обширные исследования по систематике и сравни­тельной анатомии обезьян, а также работы по анатомии человека, произведенные во второй половине XVПI -первой половине XIX в., позволили английскому зоологу Томасу Гексли и швейцарскому анатому Карлу Фоггу сделать следующий шаг в определении системати­ческого положения человека и указать на его ближайшее родство с человекообразными обезьянами. После появления в 1871 г. знаменитой книги Чарлза Дарвина «Происхожде­ние человека и половой отбор», в которой был суммирован весь запас знаний в области антропогенеза и сделана попытка применить к чело­веку основные положения эволюци­онной теории, в частности раз­работанное Ч. Дарвином учение о естественном и половом отборе, жи­вотное происхождение человека бы­ло доказано с полной определен­ностью и стало краеугольным кам­нем современной антропологии и материалистической философии. Многочисленные исследования конца XIX-XX в. принесли неисчисли­мые новые доказательства правильности учения о животном проис­хождении человека, наполнили его конкретным содержанием и позво­лили перейти к восстановлению конкретных путей эволюции человека. Особое значение в этом отношении имели находки ископаемых остат­ков древнейших предков человека, которые в настоящее время изве­стны со всех материков Старого Света.

С именем Томсена связаны попытки установить хронологию орудий путем классификации их по материалу. Его работу в качестве руководителя по Национальному музею, развил и расширил его ученик и преемник Й. Ворсо (1821-1915). Ворсо, во-первых, на основе различий в погребениях бронзового века (разный ин­вентарь, разные обряды захоронения) фактически создал метод относительной хронологии в датировке. Во-вторых, он показал возможность использования археологических материалов для создания гипотез об этнических, в частности миграционных, процессах древности. Вopco отрицал возникновение индустрии бронзы на территории Дании в результате постепенного развития индустрии каменной, а позже бронзовые орудия появились здесь в результате «вторжения» какого-то иного, нежели созда­тели этих каменных орудий, народа.

Следующим этапом по демонстрации тех возможностей, какие открывают классификация по материалу орудий в деле рекон­струкции прошлого, стали работы Нильссона (1787-­1887). В 1834 г. в очерке истории охоты и рыболовства в Скан­динавии, помещенном в качестве приложения и исследования о скандинавской фауне, этот ученый предложил концепцию четы­рехчленного деления эволюции человеческого общества - от охо­ты и собирательства к нации, т. е. развитому производящему хозяйству. Детальная разработка этой концепции была дана не­сколькими годами позднее в работе, посвященной древним обита­телям Скандинавского полуострова. Схема Нильссона включала: «дикость», т. е. охотничье-собирательское и рыболовческое хозяй­ство, номадизм (т. е. кочевое скотоводство), земледелие и «нацию» с высокоразвитым производящим хозяйством, разделением труда и чеканкой монеты. Такое членение истории, на первый взгляд, отличалось от схемы, например, Кoндopce, лишь выделением ско­товодства в особый этап. Но впервые членение предполагалось на основе сопоставления археологических и этнографических мате­риалов, ставших к тому времени известными науке, и притом на первом месте среди критерием здесь стояла археологическая клас­сификация Томсена.

Таким образом, в 30-е годы прошлого века уже появились первые предпосылки того, что в наши дни Г. Дэниел обозначил словами «археологическая история первобытности». Однако сами по себе эти теории не рассматривались как противоречащие библейской хронологии; ведь гипотетически все три века - камен­ный, бронзовый и железный - вполне можно было вписать в те шесть тысяч лет, которые отводились истории человека по этой схеме. Поэтому реальная возможность утвердить представление о неизмеримо большей древности человеческого общества появи­лась лишь после того, как библейская хронология была опро­вергнута первоначально в геологии.

3десь таким рубежом стал выход в свет книги крупного анг­лийского геолога Ч. Лайелла «Принципы геологии» в начале 30-х годов прошлого века. Для истории первобытного общест­ва особое значение имело то, что JIайелл практически опроверг креационистские взгляды во всех областях знаний - от собствен­но геологии до истории. После его работ уже ни один серьезный ученый не мог говорить о сотворении мира за шесть рабочих дней. А это придавало совершенно новую убедительность тем палеоли­тическим находкам, которые к этому времени во все большем чис­ле стали появляться в европейских музеях и научных учрежде­ниях.

Особо значительны среди них были те, которые обнаружили на рубеже 20-30-х годов Дж. Мак-Ипертт во время раскопок в Пент­ской пещере неподалеку от курорта Торке в юго-западной Анг­лии, П. Шмерлинг - в пещерах Анжиуль близ Ажена и Ж. Буше де Перт - в речных отложениях Соммы возле Аббевнля (соответ­ственно 1824-1829, 1833 и 1837 гг.). Вo всех этих случаях были обнаружены костяки человека и животных давно вымерших ви­дов, в частности шерстистых носорогов и мамонтов, а также каменные орудия. При этом если первые находки Буше де Перта находились в переотложенном состоянии, то в раскопках Мак-­Инери и ПIмерлинга стратиграфия оказалась ненарушенной.

Наибольшую последовательность из этих трех исследователей проявил Буше де Перт (1788-1868). В 1838 г. он выступил в Аббевиле с докладом, в котором отнес обнаруженные при раскопках грубые каменные орудия к человеку древнейших времен. Предположение вызвало яростную оппозицию в ученом мире, не говоря уже о широкой читающей публике. Находки Шмерлинга не привлекли сначала особого внимания, а результаты работ Мaк-Инери были опубликованы только после его смерти. Буше де Перт, невзирая на неблагоприятные отклики, продолжал исследования, отстаивая справедливость своего первоначального вывода. Немалую роль в окончательном торжестве его точки зре­ния сыграло то обстоятельство, что при дальнейших раскопках он смог обнаружить орудия и костяки в непереотложенных слоях. И все потребовалось больше 20 лет, чтобы взгляды ученого по­лучили признание лишь после того как раскопки Буше де Перта около Аббевиля посетили несколько крупнейших геоло­гов и археологов того времени, в том числе Ч. Лайелл, Дж. Пре­ствич, Дж. Эванс, их свидетельства сделали мнение французского исследователя общепризнанным, во всяком случае для большинства.

Если книга В. Шмидта о собственности может рассматривать­ся как определенный итог традиции изучения первобытного хо­зяйства, начатой еще в конце прошлого века Э. Ханом, то у истоков такой этнографической субдисциплины, как экономическая антропология, т. е. изучение экономических отношений в первобытном обществе, стояли М. Мосс и британский ученый Б. Малиновский. Функционализм - научное направление, соз­данное Малиновским,- почти на три десятилетия сделался веду­щим в британской науке.

Собственно история первобытности функционалистов, начиная с самого Малиновского, почти не интересовала. С самого на­чала он отрицал возможность восстановления картины исторического прошлого того или иного народа (Малиновский держался широко распространённого в современной западной науке взгляда, что история начинается лишь с письменных свидетельств, все остальное - либо «предыстория», либо «протоистория»). Этим объясняется резко отрицательное отношение Малиновского к методу пережитков, предложенному еще Тайлором. Если подходить с позиций строгого функционализма, то пережиток невозможен в принципе: ведь речь должна идти об изменении определенной функции культуры в данном обществе. И столь же нелепо, по Малиновскому, диффузионистское пред­ставление о передаче отдельных элементов культуры - это опять-таки бессмыслица, если рассматривать, как делает это функционалистская теория, любое общество и культуру как целостный организм, как систему, ориентированную на удовле­творение потребностей образующих это общество людей как первичных, т. е. чисто биологических, так и вторичных, т. е. порожденных существованием в обществе.

Вместе с тем конкретное применение принципов функционального изучения, вне зависимости от взглядов Малиновского и ближайших последователей, позволяет по-новому взглянуть на некоторые черты первобытного общества, н частности на экономику. Еще в 1922 г., практически одновременно с Моссом, Малиновский предложил свое объяснение некоторых обычаев об­мена и кажущейся растраты материальных ценностей, представ­лявшихся исследователям бессмысленными с экономической точки зрения. При анализе обычая «кула» (кольцевого обмена) на Тробрианских островах он исходил из того же представления о реципрокности, что и французский ученый. И хотя основной па­фос своих высказываний по этому поводу Малиновский обращал против «так называемого материалистического объяснения истории, он был вполне прав и том смысле, что требовал «углубить анализ зкономических фактов». А позднее Малиновский по­пытался объяснить многие явления, в том числе и дуальную ор­ганизацию, необходимостью «внутренней симметрии», присущей первобытному обществу, т. е. по сути дела изначальным обменом видами деятельности и соответствующими взаимными обязатель­ствами. Речь шла о том, что к экономике первобытного общества мало, а то и вовсе неприменимы те категории, в которых изучается экономика общества современного.

Из основных теоретических посылок Малиновского логически вытекала невозможность оценки тех или иных институтов с точ­ки зрения их прогрессивного или тормозящего прогресс характе­ра. Любой институт должен приниматься как данность, ибо наши мерки к «примитивному» обществу просто неприменимы (надо сказать, что для Малиновского и последователей определение «примитивный» всегда имеет значение «отсталый», но не «перво­бытный»). Для истории первобытности такой подход достаточно опасен, так как не позволяет в должной степени понять и оценить направление развития общества; впрочем, восприятие последнего именно как статичной системы институтов как раз и характерно для функционализма.

Еще одна этнографическая субдисциплина, сложившаяся в на­чале 40-х годов, - политическая антропология - также исходила из тезиса об обществе как единой целостной системе. Ее скла­дывание можно связать с именем А. Рэдклиф-Брауна, которого принято рассматривать как: основоположника « британского Струк­турализма». Так же как; и Малиновский, сторонники этого направления почти не проявляют интереса к истории первобытного общества; объекты их изучения - нынешние отсталые общества, преимущественно африканские, реже - азиатские. И все же работы таких учёных, как Э. Ивенс-Притчард, М. Глакмэн или Э. Лич, проливают свет па такие сложнейшие процессы ой истории, как организация власти и управления в обществах, еще не достигших стадии классового развития. Можно сказать, что для иллюстрации того, как происходило разложение перво­бытного общества, как складывалось социальное неравенство и как оно оформлялось соответствующими мерами в институтах и структурах общества, работы политических антропологов дают едва ли не исчерпывающий материал.

Что касается структурализма за пределами Великобритании, основателями которого считаются такие учёные, как швейцарец Ф, де Соссюр, американцы Э. Сэпир и К. Пайк, а виднейшим со­временным представителем - французский этнолог К. Леви-­Стросс, то сферой исследований остается скорее не реальная картина общества и жизнедеятельности, а то, как эта жизнедеятельность фиксируется в общественном сознании членов общества и их подсознании. С известной долей огрубления можно сказать совершенно понятно, что реконструкция в лучшем случае возможна.

Хронология и варианты периодизации истории первобытного общества.

Варианты периодизации истории

Первый этап в развитии человечества - первобытнообщинный строй - занимает огромный период времени с момента выделения человека из животного царства (около 3-5 млн. лет назад) до образования классовых обществ в различных регионах планеты (примерно в IV тыс. до н. э.). Его периодизация основана на различиях в материале и технике изготовления орудий труда (археологическая периодизация). В соответствии с ней в древнейшей эпохе выделяются три периода:

каменный век (от возникновения человека до III тыс. до н. э.),

бронзовый век (с конца IV до начала I тыс. до н. э.),

железный век (с I тыс. до н. э.).

В свою очередь каменный век подразделяется на древнекаменный (палеолит), среднекаменный век (мезолит), новый каменный век (неолит) и переходный к бронзе меднокаменный век (энеолит).

Ряд учёных подразделяют историю первобытного общества на пять этапов, каждый из которых отличается степенью развития орудий труда, материалами из которых они изготавливались, качеством жилья, соответствующей организацией ведения хозяйства.

Первый этап определяется как предыстория хозяйства и материальной культуры: от возникновения человечества до приблизительно 1 млн. лет назад. Это время, когда приспособление людей к окружающей среде мало чем отличалось от добывания средств к существованию животными. Многие учёные считают, что прародиной человека является Восточная Африка. Именно здесь при раскопках находят кости первых людей, живших более 2 млн. лет назад.

Второй этап - примитивно присваивающее хозяйство приблизительно 1 млн. лет назад -

XI тыс. до н.э., т.е. охватывает значительную часть каменного века - ранний и средний палеолит.

Третий этап - развитое присваивающее хозяйство. Хронологические рамки его определить трудно, поскольку в ряде местностей этот период закончился в XX тыс. до н. э. (субтропики Европы и Африки), в других (тропики) - продолжается до настоящего времени. Охватывает поздний палеолит, мезолит, а в некоторых областях - и весь неолит.

Четвертый этап - зарождение производящего хозяйства. В наиболее развитых в хозяйственном отношении районах земли - IX-VIII тыс. до н.э. (поздний мезолит - ранний неолит).

Пятый этап - эпоха производящего хозяйства. Для некоторых областей сухих и влажных субтропиков - VIII-V тыс. до н.э.

Помимо производства орудий материальная культура древнего человечества теснейшим образом связана и с созданием жилищ.

Наиболее интересные археологические находки древнейших жилищ относятся к раннему палеолиту. На территории Франции обнаружены остатки 21 сезонного стойбища. В одном из них была открыта овальная ограда из камней, которую можно трактовать как основание легкого жилища. Внутри жилища находились очаги и места изготовления орудия. В пещере Ле Лазаре (Франция) были обнаружены остатки убежища, реконструкция которого предполагает наличие опор, крыши из шкур, внутренних перегородок и двух очагов в большом помещении. Постели – из шкур животных (лисьи, волчьи, рысьи) и водорослей. Эти находки датируются временем около 150 тыс. лет.

На территории СССР остатки наземных жилищ, относящихся к раннему палеолиту, были обнаружены у села Молодово на Днестре. Они представляли собой овальную выкладку специально подобранных крупных костей мамонтов. Здесь же обнаружены следы 15 костров, располагавшихся в разных частях жилища.

Первобытная эпоха человечества характеризуется низким уровнем развития производительных сил, медленным их совершенствованием, коллективным присвоением природных ресурсов и результатов производства (прежде всего эксплуатируемой территории), равно-обеспечивающим распределением, социально-экономическим равенством, отсутствием частной собственности, эксплуатации человека человеком, классов, государств.

Анализ развития первобытного человеческого общества показывает, что это развитие шло крайне неравномерно. Процесс обособления наших отдалённых предков от мира человекообразных обезьян был очень медленным.

Общая схема эволюции человека следующая:

человек австралопитековый;

человек прямоходящий (ранние гоминиды: питекантропы и синантропы);

человек современного физического вида (поздние гоминиды: неандертальцы и верхне-палеолитические люди).

Практически появление первых австралопитеков ознаменовало зарождение материальной культуры, непосредственно связанной с производством орудий труда. Именно последние стали для археологов средством определения основных этапов развития древнего человечества.

Богатая и щедрая природа того периода не способствовала ускорению этого процесса; только с появлением суровых условий ледниковой эпохи, с усилением трудовой деятельности первобытного человека в его тяжёлой борьбе за существование ускоренно появляются новые навыки, совершенствуются орудия, вырабатываются новые социальные формы. Овладение огнём, коллективная охота на крупных животных, приспособление к условиям растаявшего ледника, изобретение лука, переход от присваивающего к производящему хозяйству (скотоводству и земледелию), открытие металла (меди, бронзы, железа) и создание сложной родоплеменной организации общества - вот те важнейшие этапы, которые отмечают путь человечества в условиях первобытнообщинного строя.

Темп развития человеческой культуры постепенно ускорялся, особенно с переходом к производящему хозяйству. Но появилась ещё одна особенность - географическая неравномерность развития общества. Области с неблагоприятной, суровой географической средой развивались по-прежнему медленно, а области с мягким климатом, запасами руд и пр. быстрее продвигались к цивилизации.

Колоссальный ледник (около 100 тыс. лет тому назад), закрывший половину планеты и создавший суровый климат, который повлиял на растительный и животный мир, неизбежно делит историю первобытного человечества на три разных периода: доледниковый с тёплым субтропическим климатом, ледниковый и послеледниковый. Каждому из этих периодов соответствует определённый физический тип человека: в доледниковый - археоантропы (питекантроп, синантроп и др.), в ледниковый - палеоантропы (неандертальский человек), в конце ледникового периода, в позднем палеолите, - неоантропы, современные люди,

Выделяются ранняя, средняя и поздняя стадии палеолита. В раннем палеолите, в свою очередь, выделяют первичную, шелльскую и ашельскую эпохи. Древнейшие памятники культуры обнаружены в пещерах Ле Лазаре (относящиеся ко времени около 150 тыс. лет назад), Лялко, Нио, Фонде-де-Гом (Франция), Альтамира (Испания). Большое количество предметов шелльской культуры (орудий) найдено в Африке, особенно в долине Верхнего Нила, в Тернифине (Алжире) и др. К рубежу шелльской и ашельской эпох относятся самые древние остатки человеческой культуры на территории СССР (Кавказ, Украина). К ашельской эпохе человек расселился шире, проникая в Среднюю Азию, Поволжье.

Накануне великого оледенения человек уже умел охотиться на крупнейших животных: слонов, носорогов, оленей, зубров. В ашельскую эпоху появляется уже осёдлость охотников, подолгу живущих на одном месте. Сложная охота очень давно стала дополнением к простому собирательству.

В этот период человечество было уже достаточно организовано и оснащено. Может быть, самым значительным было овладение огнём около 300-200 тыс. лет тому назад. Недаром у многих южных народов (в тех местах, где расселялся тогда человек) сохранились легенды о герое, похитившем небесный огонь. Миф о Прометее, принесшем людям огонь-молнию, отражает самую крупную техническую победу наших очень отдалённых предков.

Одни исследователи относят к раннему палеолиту также мустьерскую эпоху, а другие выделяют её в особый этап среднего палеолита. Мустьерские неандертальцы жили как в пещерах, так и в специально изготовленных из мамонтовых костей жилищах - чумах. В это время человек уже научился сам добывать огонь трением, а не только поддерживать огонь, зажжённый молнией. Основу хозяйства составляла охота на мамонтов, бизонов, оленей. Охотники были вооружёны копьями, кремнёвыми остриями и дубинами. К этой эпохе относятся первые искусственные захоронения покойников, что свидетельствует о возникновении очень сложных идеологических представлений.

Полагают, что к этому же времени можно отнести и зарождение родовой организации общества. Только упорядочением отношений полов, появлением экзогамии можно объяснить то, что физический облик неандертальца стал совершенствоваться, и спустя тысячи лет, к концу ледникового периода, он превратился в неоантропа или кроманьонца - человека современного нам типа.

Верхний (поздний) палеолит известен нам лучше, чем предшествующие эпохи. Природа по-прежнему была сурова, ледниковый период ещё продолжался. Но человек был уже достаточно вооружён для борьбы за существование. Хозяйство становится комплексным: основу его составляет охота на крупных животных, но появились зачатки рыболовства, серьёзным подспорьем было собирательство съедобных плодов, зёрен, кореньев.

Каменные изделия человека делились на две группы: оружие и орудия труда (наконечники копий, ножи, скребки для выделки шкур, кремнёвые инструменты для обработки кости и дерева). Широкое распространение получили различные метательные приспособления (дротики, зазубренные гарпуны, специальные копьеметалки), позволяющие поражать зверя на расстоянии.

По мнению археологов, основной ячейкой социального строя верхнего палеолита была небольшая родовая община, насчитывающая около сотни людей, из которых двадцать были взрослыми охотниками, ведшими хозяйство рода. Небольшие круглые жилища, остатки которых обнаружены, возможно, были приспособлены для парной семьи.

Находки погребений с прекрасным оружием из мамонтовых бивней и большим количеством украшений свидетельствуют о появлении культа вождей, родовых или племенных старейшин.

В верхнем палеолите человек широко расселился не только в Европе, на Кавказе и Средней Азии, но и в Сибири. По мнению учёных, из Сибири в конце палеолита была заселена и Америка.

Шелльская культура - около 600-400 тыс. лет назад - названа так по находкам близ г. Шелль (Франция), характеризуется крайне примитивными каменными» орудиями, ручными рубилами. Хозяйство: охота и собирательство. Физический тип человека - питекантроп, синантроп, атлантроп, гейдельбергский человек и т. п.

Похожая информация.

Сколько в этом преувеличенном внимании подлинных интересов, отражающих реальную действительность, и что в нем есть дань моде или времени? Сразу же необходимо отметить, что вне зависимости от оценок Моргана специалистами разных идеологических лагерей вклад его в науку громаден, и это практически безоговорочно признается во всем мире. Достаточно абстрактную схему Бахофена он перевел на язык реальных фактов, увязав ее с материальными силами жизни общества. У него не было четкого представления о производительных силах общества, он писал об изобретениях и открытиях, но подразумевал под ними хозяйственную деятельность первобытных человеческих коллек­тивов и ее динамику во времени, а также влияние этой деятельности на все другие функциональные отправления общества. Поэтому Мор­ган был материалистически мыслящим ученым, мыслил материалисти­чески сознательно, а не стихийно, и лишь распространенной в советской историографии дурной традицией можно объяснить, что на него налепили ярлык стихийного материалиста. Естественно, не мате­риализм Моргана предопределил его крупное место в истории изучения первобытного общества - в его эпоху было уже немало материалисти­чески мыслящих ученых, но его конкретная работа, во многом по-но­вому заставившая взглянуть на общественную организацию первобытного общества. Хотя не только его современники, но и его предшественники писали о кланах* и племенах, все они рассматривали жизненные проявления этих кланов и племен сквозь призму семьи и именно семью трактовали как основной механизм в системе обще­ственных отношений и в производстве. Морган собрал очень значи­тельный материал о конкретных обществах, использовав не только существовавшую литературу, но и письма работавших в этих обществах корреспондентов и миссионеров, и с помощью этого материала убе­дительно показал, что в центре общественных отношений у первобыт­ных народов стоит не семья, а коллектив, который он считал родом. Род-группа кровных родственников, осознающих свое родство и происхождение от общего предка. Род всегда экзогамен, т. е. предста­вители рода берут жен в другом роде. Было отчетливо продемонстри­ровано, что во многих случаях имеет место не перекрестное взаимобрачие родов, а система брачных отношений между родами, т. е. система родов. Сам род, считал Морган, изначально матрилинеен, т. е. счет родства происходит по материнской линии вплоть до родоначаль­ника.

Исследование родовой организации первобытного общества не исчерпали вклада Моргана в историю первобытности. Он первым обратил внимание на характер собственности и выявил ее обществен­ную коллективную принадлежность, чем она отличалась от частной собственности в классовых обществах. Именно развитие отношений собственности привело, по его мнению, к перестройке материнского рода в отцовский: при изменении счета родства и переходе к патрилокальному браку родовое имущество начинает передаваться от отца к детям. Таким образом, и здесь Морган остался в рамках материалистического понимания истории, сугубо материальными причинами в отличие от своих предшественников объясняя динамику социальных институтов. Большое место в его трудах «Древнее общество» и «Сис­темы родства и свойства человеческой семьи» уделено еще одной важной характеристике первобытных институтов -системе семейно-брачных отношений. Морган охарактеризовал несколько восстанов­ленных им на основе этнологических данных брачных систем, в чем состоит еще один его вклад в науку о первобытном обществе, но построенная им схема динамики этих систем оказалась, ошибочной и не получила в дальнейшем подтверждения.

Разбор творчества выдающегося представителя этнологической науки, построившего в результате анализа и группировки практически только этнологических данных целостную картину истории первобыт­ного общества, симпатичен в том отношении, что он показал нам высокий уровень, достигнутый этнологической наукой на протяжении XIX в., и исключительные возможности этнологии в реконструкции прошлого. Но одно негативное обстоятельство в этнологических ре­конструкциях очевидно, и оно не может быть до сих пор преодолено средствами только самой этнологии -речь идет об отсутствии в этнологических данных точно фиксируемой хронологической глубины, той хронологической ретроспективы, с помощью которой любая про­цедура реконструкции могла бы быть ограничена определенными хронологическими рамками. Здесь мы опять должны перейти к разви­тию археологии, так как после упомянутых выше классификаций археологических материалов все усилия археологов были направлены на изучение древности человека, восстановление основных этапов изменений его хозяйственной жизни и материальной культуры, соот­несение этих этапов с этнологически реконструируемыми этапами в усложнении социальных отношений. Значительное место в середине 19 в. заняла дискуссия именно о древности человека и его орудий труда, имевшая не только принципиальный научный, но и большой идеологический смысл, так как она способствовала отказу от церков­ной догмы о сотворении человека примерно шесть тысяч лет тому назад и укрепляла материалистический подход к историческому процессу.

Трем исследователям удалось сделать открытия каменных орудий и древних людей вместе с костями вымерших животных: Джорджу Мак-Инери на юге Англии и французам П. Шмерлингу и Жану Буше де Перту в Бельгии и Франции. При раскопках в Бельгии близ Льежа Шмерлинг обнаружил костные остатки самого человека. Все это сначала осталось незамеченным, но затем благодаря энергии Буше де Перта стало предметом страстных научных дебатов, на первых порах выражавших последовательно негативное отношение к самим откры­тиям. Однако геологическая непотревоженность слоев, в которых были обнаружены каменные орудия, подтвержденная многими авторитетными геологами того времени, сыграла решающую роль в постепенном утверждении позитивной точки зрения и признании древнего геоло­гического возраста и каменных орудий, и костей человека. Книга Буше де Перта с описанием его находок вышла в 1860 г. Почти одновременно с коренным переломом во взглядах на происхождение человека (о чем речь идет дальше) и заложила основы научного археологического подхода к изучению древнейших следов человеческой деятельности. Некоторые историографы считают даже, что Буше де Перту принад­лежит первая формулировка целостного понимания предмета истории первобытного общества, естественно, умозрительная. Он писал, что изготовление орудий невозможно без общения, а последнее невозмож­но без языка, язык провоцирует организацию социальных связей, которые приводят к семье и возникновению общества. Уже в этой общей формулировке одного из пионеров археологических исследова­ний видна глубокая вера в неразрывность археологического и этноло­гического знания, что в общем, за исключением отдельных отклонений, и нашло полное отражение в истории этих наук. Резуль­таты Буше де Перта, как уже говорилось, были поддержаны многими авторитетными геологами его времени, но их официальная канониза­ция, если можно так выразиться, произошла в книге известного английского геолога Чарлза Лайелла «Геологические доказательства древности человека с замечаниями о происхождении видов на основе вариаций», вышедшей в 1863 г. Лайелл был действительно выдающимся геологом своего времени, собравшим массу фактов, создавшим теорию геологических изменений на основе актуальных поныне действующих причин. В своей книге он проанализировал и обобщил всю тогда накопленную информацию о древнем человеке, включая и его костные остатки, доказал их совмещенность с древними геологическими слоями и вымершей фауной.

В рамках истории первобытности наиболее значимыми и эффек­тивными всегда были исследования в области каменного века. Здесь в первую очередь нужно сказать о выделении двух этапов в технике обработки камня, связанных с двумя хронологическими этапами в истории ранней технологии,- палеолита и неолита. Оно было произ­ведено английским археологом Джоном Леббоком в 60-е годы 19 в. и сразу же получило широкое распространение ввиду своей очевидной продуктивности и легкой фиксации технологического своеобразия более ранних палеолитических и более поздних неолитических орудий труда. Еще более детальную схему хронологической динамики камен­ного века разработал в последней четверти 19 в. француз Габриель де Мортилье, предложивший для отдельных периодов в истории ка­менной индустрии наименования по наиболее известным местонахож­дениям, сохранившиеся до настоящего времени: шелль, ашель, мустье, солютре, мадлен -для палеолита; азиль и тарденуаз -для мезолита как промежуточного звена между палеолитом и неолитом. Первые три периода обозначались как нижний палеолит, четвертый и пятый - как верхний палеолит. На рубеже 19-20 столетий другой французский археолог Анри Брейль предложил выделить еще один начальный период для верхнего палеолита - ориньяк. В таком виде периодизация перешла в 20 в. и широко использовалась в археологии до 30-х годов. Однако ее почти одинаковая форма у Мортилье и Брейля скрывала разное содержание. У Мортилье она носила традиционно эволюцио­нистский характер, и отдельные периоды вырастали один из другого; Брейль ввел принцип миграции, и в его схеме отдельные периоды ставились в зависимость от появления новых групп людей. Вопрос о месте формирования этих групп людей и их культуры, казалось бы, естественный при таком взгляде на вещи, либо совсем не ставился, либо ставился лишь в самой общей форме: технологические традиции, характерные для каждого периода, приносились в Европу откуда-то извне.

Легко понять, что параллельно с разработкой общих вопросов археологической науки шло непрерывное накопление фактического материала, поиски следов каменного века шли во всех странах, раска­пывались пещерные стоянки, раскапывались случайно обнаруженные открытые стоянки; после длительной дискуссии на рубеже 19-20 вв. было признано подлинным ранее открытое палеолитическое искусство и началось его интенсивное исследование; следы деятельности палео­литического человека были обнаружены в удаленных районах Старого Света; складывались национальные кадры археологов. Одним словом, первобытная археология стала самостоятельной научной дисциплиной, пытавшейся в соответствии с заветами Буше де Перта не только решать свои собственные профессиональные задачи классификации и типо­логии археологических материалов, но и реконструировать социальную среду и духовную жизнь древних коллективов, т. е. решать те же задачи, которые решала и этнология. Но если последней не хватало, как уже упоминалось, хронологической ретроспективы и глубины, то первая была очень не уверена в своих реконструкциях общества в целом и не могла обойтись без этнологии. Но обе эти науки, изучая человеческую деятельность и культуру, а также ее следы в прошлом и пытаясь реконструировать по ним целостное общество в эпоху первобытности, не включали в круг своих занятий самого человека, его биологию и изменения его биологического типа во времени. Между тем в этой области были сделаны многие открытия, чрезвычайно важные для первобытной истории, и самое главное - система мышления, впервые в достаточно полном виде созданная в сфере познания органического мира, оказала огромное влияние на другие области знания, в том числе и на ту область гуманитарного знания, какой является история перво­бытного общества.

Создатель эволюционной теории англичанин Чарлз Дарвин, изло­живший ее в печати в 1859 г., в силу ряда исторических и личных причин не коснулся в своем основном труде «Происхождение видов путем естественного отбора, или Сохранение избранных пород в борьбе за жизнь» проблемы происхождения человека, но основная направлен­ность его книги была ясна любому непредубежденному читателю: человек должен был произойти в силу тех же естественных закономер­ностей, в силу которых произошли и все другие живые организмы. Швейцарец Карл Фогт в 1862 г. и англичанин Томас Гексли, бывший большим другом и верным соратником Дарвина в борьбе за эволюци­онную теорию, в 1863 г. выступили с обоснованием эколюционной теории происхождения человека, показав его анатомическое сходство с человекообразными обезьянами и распространив на него эволюци­онный принцип формирования на основе более низкоорганизованных форм. К этому времени уже были сделаны две первые находки неан­дертальского человека, их примитивность по сравнению с черепами современных людей бросалась в глаза уже первым исследователям, они справедливо рассматривались как промежуточное звено, как доказа­тельство того, что современному развитому человеку предшествовал человек, морфологически более примитивный. Сам Дарвин обратился к теме происхождения человека лишь в 1871 г. и посвятил ей книгу «Происхождение человека и половой отбор», в которой значительно расширил и обогатил аргументацию своих предшественников; но опубликованные уже в наше время его «Записные книжки» показыва­ют, что проблему эту он начал разрабатывать еще в конце 30-х годов, и вся система его взглядов на происхождение человека сложилась в то время.

Большой резонанс в понимании начальных шагов лревращения человека из обезьянообразных форм имела теоретическая деятельность немецкого зоолога и морфолога Эрнста Геккеля, предсказавшего, что в начале антропогенеза стояла какая-то промежуточная очень прими­тивная форма, и попытавшегося реконструировать ее основные мор­фологические особенности. Данное ей название «питекантроп - обезьяночеловек» привилось в науке и используется до сих пор. Однако само по себе теоретическое прозрение Геккеля осталось бы малозна­чащим эпизодом, если бы оно не нашло фактического подтверждения в самом конце 19 в., когда остатки такой формы были найдены на Яве голландским врачом Евгением Дюбуа. При всех дискуссиях, которые возникли вокруг этой находки, уже через несколько лет после ее открытия было осознано ее исключительное эволюционное значение как промежуточного звена, демонстрирующего наиболее ранний этап антропогенеза, предшествующий времени существования неандерталь­ского человека. В полном соответствии с эволюционной теорией процесс антропогенеза также развивался в направлении замещения морфологически примитивных форм более прогрессивными, т. е. в направлении утери обезьяньих признаков и накоплении человеческих.

Однако, пожалуй, наиболее сильное влияние эволюционное учение Дарвина оказало именно на стиль мышления и характер интерпретации материалов, истолкование общественных структур и характера проте­кания исторического процесса в первобытную эпоху. В истории ее изучения немалую роль сыграла так называемая эволюционная школа, созданная, по преимуществу, английским этнологом Эдуардом Тайло-ром и имевшая многочисленных последователей. Традиционно она считается эволюционной школой в этнологии, но на деле все или почти все исследования самого Тайлора были сконцентрированы в области историко-первобытных реконструкций. В известной мере эволюцио­нистские представления явились синтезом всего того, что было достиг­нуто наукой 19 в. в рамках позитивистского материалистического мировоззрения, и, прежде чем закончить изложение истории изучения первобытного общества, необходимо на них остановиться.

Что было характерно для этих взглядов? Исключительная вера в прогресс, рассмотрение исторического процесса как процесса после­довательного перехода от простого к сложному. При подобном взгляде на историю логично отказаться от взгляда на современные отсталые народы как на выродившихся «дикарей», вера в прогрессивное развитие человечества автоматически исключает такую точку зрения. Безуслов­но, в этом проявился гуманизм сторонников эволюционного подхода, хотя позже вульгарное истолкование теории Дарвина в социал-дарви­нистском духе, т. е. перенесение естественнонаучных закономерностей на исторический процесс, принесло большой вред исторической науке. Но эволюционная школа, прежде всего сам Тайлор, навязывали исто­рии хозяйственной деятельности человечества и динамике обществен­ных форм прямолинейность, последовательный переход от простого к сложному в качестве единственной формы развития превращал реально существующую многолинейную эволюцию с тупиками развития и попятным движением в однолинейную и монотонную с движением лишь по восходящей линии. Здесь сказались мировоззренческая огра­ниченность и недостаточная методическая эффективность. В то же время было бы несправедливо забыть, что Тайлор ввел в науку новый методический принцип - метод пережитков, т. е. изучение явлений в культуре, которые ретроспективно могут быть связаны с предшеству­ющим историческим состоянием человечества, в интересующем нас случае - с первобытным обществом. На основе пережитков в совре­менных обществах можно реконструировать социальные структуры и отношения в первобытном обществе, и Тайлор сам неоднократно показал удачные примеры таких реконструкций.

Как все это выглядело в практическом изложении, можно увидеть в крупнейшем труде Тайлора «Первобытная культура» (1871). Материальная культура, общественные институты и народные верования подразделены в ней на составляющие элементы (например, лук, пле­тение, керамика- в первом случае, жертвоприношения, мифы о явлениях природы -в последнем), и история каждого элемента рас­смотрена независимо от всех остальных; в начале располагаются наиболее простые по форме и проявлению ряды этих элементов, в конце - наиболее сложные. Был использован колоссальный этноло­гический материал, представлявший народы всех континентов, но независимые ряды отдельных явлений и элементов культуры, которые построил Тайлор, выглядели все же достаточно безжизненными, так как, во-первых, они были очень геометричны, слишком стройны, чтобы в них можно было поверить, во-вторых, они даже многими современниками Тайлора воспринимались как малоисторичные или даже внеисторичные, не отражающие реальной динамики явлений. С точки зрения психологии научного творчества любопытно, что Тайлор, видимо, сам увидел ограниченность эволюционного подхода: после этой книги и изданной в 1881 г. «Антропологии» (ныне устаревшей) он практически ничего больше не напечатал, хотя и прожил еще почти 40 лет (последнее десятилетие душевнобольным). Но эволюционная школа имела отдельных крупных последователей и позже и перешла в 20 столетие. Однако все эти последователи вошли в историю изучения первобытного общества многими своими конкретными исследовани­ями, а не теоретическими разработками - их теоретические взгляды носили традиционный характер и, безусловно, пережили свое время.

История первобытного общества н основоположники марксизма. Эволюционизм в первобытной истории и в особенности взгляды такого его выдающегося представителя, как Л.Г. Морган, оказали сильнейшее воздействие на мировоззренческие взгляды К. Маркса и Ф. Энгельса. Мадкс составил снабженный примечаниями конспект «Древнего об­щества», Энгельс по завету своего старшего соратника за короткое время написал книгу «Происхождение семьи, частной собственности и государства. В связи с исследованиями Льюиса Г. Моргана». В исследовании Моргана оба они усмотрели научное подтверждение своих философских идей. Частная собственность, классовое неравен­ство и отделенная от народа государственная власть не изначальны, не имманентны природе человека-значит, они не вечны. Существует некая триада больших формаций: доклассовое первобытное общество, череда классовых обществ и снова бесклассовое, безгосударственное общество. Оставим в стороне нестрогость этого рассуждения: совсем не обязательно, чтобы былое на каком бы то ни было уровне повто­рилось вновь. Для нас в данном случае важно то, что труд Моргана был использован основоположниками марксизма как важнейшее прак­тическое доказательство их умозрительных идей.

Другое дело, что разработка Энгельсом первобытно-исторической проблематики не была совсем бесплодной. Ему удалось внести опре­деленный вклад в две группы вопросов. Одна из них - факторы очеловечивания в процессе антропогенеза, другая -периодизация истории первобытного общества.

В его «Диалектике природы» имеется подготовительная глава «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека», представляющая собой нечастый пример небольшой по объему теоретической разработ­ки, сохраняющей актуальность более чем через столетие. После своей публикации она во многом предопределила характер интерпретации в первобытной археологии и палеоантропологии и получила развитие в ряде фундаментальных исследований. Преимущественно они написа­ны отечественными специалистами и учеными бывшей ГДР, но в последние десятилетия фактор, положенный Энгельсом в основу раз­вития в антропогенезе,- фактор труда в западноевропейской и осо­бенно американской литературе все более осознается как ведущий с самых первых шагов формирования древнейших людей. Принципи­ально новым в концепции Энгельса было то обстоятельство, что в противовес фигурировавшим ранее естественно-историческим факто­рам происхождения человека, эвристическая сила которых была явно недостаточна, так как многие крупные ученые и мыслители прошлого века интуитивно понимали своеобразие процессов антропогенеза и становления общества и их отличие от процессов в органическом мире, был открыт и аргументирован в своем действии социально-историче­ский фактор и этим продемонстрирован с самого начала социальный характер человеческой истории, а следовательно, и ее начала-пер­вобытной истории. Интегрирующее влияние социально-исторического фактора, составляющего краеугольный камень человеческой деятель­ности вообще, предопределило все стороны развития как биологиче­ских особенностей древнейших и древних людей, так и их социальных отношений.

Разработка периодизации, предложенной в книге Энгельса «Про­исхождение семьи, частной собственности и государства», изданной в 1884 г., неоднократно служила предметом рассмотрения и вызывала серьезные дискуссии. С одной стороны, было опубликовано немало сугубо апологетических работ, в которых эта периодизация объявлялась принципиально новым вкладом в науку, и с нее начался якобы подлинно научный период в первобытной историографии. С другой стороны, нельзя не видеть, что Энгельс, в сущности говоря, повторил периодизацию, предложенную еще Ферпоссоном и обогащенную кон­кретными историческими и этнологическими материалами Морганом, т. е. принял их деление первобытной истории на эпохи дикости, варварства и цивилизации. Энгельс полнее и глубже, чем Морган, охарактеризовал социально-экономические и хозяйственные аспекты динамики первобытных коллективов, но принципиальная схема осталась без изменений. Принял он и введенную Морганом стадию военной демократии на рубеже эпох варварства и цивилизации, подразумевав­шую политическое господство племенных вождей, хотя и высказал по поводу этой идеи несколько критических замечаний. Морган предло­жил эту стадию как всеобщую, экстраполируя на мировой историче­ский процесс в основном свои собственные наблюдения над североамериканскими индейцами, Энгельс признавал ее более огра­ниченное значение. Так или иначе периодизация Энгельса углубляла и фундировала схему Ферпоссона - Моргана, но она продолжала, а не принципиально изменяла ее.

Заметим попутно, что в 19 в. идеи Маркса и Энгельса нашли наибольшее отражение в русской науке о первобытности, выдвинув двух выдающихся ее представителей, объединенных до некоторой степени общностью подхода к трактовке динамики первобытного общества. Он заключался в выдвижении на первый план сугубо мате­риальных и производственных факторов этой динамики. Первый из них - Николай Иванович Зибер, автор замечательной для своего времени книги «Очерки первобытной экономической культуры», вы­шедшей в 1883 г. В ней сделана, пожалуй, первая в истории изучения первобытности попытка реконструкции производственных отношений в первобытном обществе. Отношения эти рассмотрены в динамике, на основе обобщения широкого по географии и хронологии этнологиче­ского материала продемонстрирован коллективный характер производ­ственных отношений и хозяйственной деятельности в целом. Зибер писал о стадном характере отношений у древнейших людей, развитие общины подразделял на два этапа-родовой общины и территори­альной, этим он во многом предвосхитил последующие попытки периодизации истории первобытного общества. Другим пропаганди­стом марксизма в области истории первобытного общества был Мак­сим Максимович Ковалевский, который, правда, принадлежит не только русской науке- он долго жил в Европе, и многие его работы были впервые изданы за рубежом. Если Зибер практически всю жизнь разрабатывал комплекс вопросов, нашедших отражение в его основном труде, то Ковалевский был исключительно плодовитым и разносто­ронним автором - ему принадлежат фундаментальные исследования родовых и семейных отношений на Кавказе, общинного землевладе­ния, общественных институтов средневековой Европы, отношений собственности и многих других социально-экономических и обще­ственно-политических явлений. В сфере первобытности его больше всего интересовала историческая смена общинных норм, в частности, он показал универсальное распространение семейной общины.

В целом первобытно-историческое наследие Маркса и Энгельса не следует ни недооценивать, ни переоценивать. Оба они, по уже извест­ным нам причинам, следили за достижениями в изучении древнейшего общества, оба стояли на уровне основных достижений в его исследо­вании, оба оставили в нем след. Не их вина, что закономерные для их времени обобщения и после того, как они оказались ошибочными, были надолго канонизированы в бывших СССР и других социалисти­ческих странах и тем самым принесли немалый вред развитию науки.

Развитие первобытной археологии и палеоантропологии в 20 в. Нетрудно заметить, что на протяжении предшествующего столетия было исключительно много сделано в области реконструкции соци­альных норм первобытного общества с помощью разнообразного сопоставления и анализа этнологических данных. Сравнительно-типо­логический метод продемонстрировал при этом все свои сильные стороны, но и показал свою органическую слабость - отсутствие хронологической ретроспективы. Эта слабость могла бы быть откор­ректирована-с помощью сравнительно-исторического метода, но как раз для его применения и не было накоплено достаточно фактических оснований: таким основанием являются результаты археологических исследований, а они, как мы убедились, были более чем скромны на протяжении 19 в. От успехов археологии зависят и палеоантрополо-гические открытия, также немногочисленные и фрагментарные в то время. Кроме того, прогресс изучения, скажем, каменного века тесно связан с уточнением палеогеографической обстановки, в которой жили древнейшие люди, а это, в свою очередь, требует развития четвертичной геологии, палеонтологии и палеоботаники четвертичного периода, палеоклиматологии, одним словом, интенсификации исследователь­ской работы по всему комплексу естественнонаучных дисциплин, на основе которых производится палеогеографическая реконструкция. По сути дела, переход от 19 столетия к 20 и состоял в полном осознании этого факта и вытекающем из него стремлении расширить базу фактов, опираясь на которые, можно было бы садить о первобытном прошлом не умозрительно, а конкретно-исторически.

После того как стало очевидным, что первобытные люди широко использовали пещеры как места обитания, начался интенсивный поиск пещерных стоянок палеолитических людей в Европе, и особенно во Франции, где они действительно были обнаружены в большом коли­честве и где в них были найдены не только погребения, но и огромный по разнообразию и количеству каменный материал, предметы из кости, образцы искусства. Все это значительно расширяло исследовательский кругозор и позволяло с помощью археологических материалов подойти к рассмотрению таких конкретных вопросов, о которых археологи и историки первобытного общества в прошлом веке не могли и мечтать. Симптоматичен в этом отношении труд испанского археолога Гуго Обермайера «Доисторический человек», вышедший в 1907 г. и переве­денный затем на основные европейские языки, в том числе и на русский. Обермайер обобщил и критически проанализировал все находившиеся в распоряжении науки данные по археологии и палеоан­тропологии палеолитического и мезолитического времени, и из его книги видно, как уже много накопилось этих данных в итоге раскопок, проводившихся во многих европейских странах, как разнообразны формы культуры, оставленные древними людьми, и какого высокого технологического и культурного уровня достигло развитие человечества уже к концу палеолитической эпохи. Возможно, книга Обермайера и была переведена на разные языки не только потому, что она была полной сводкой информации для своего времени, но и демонстриро­вала внушительные успехи доисторической археологии. Вместе с Обер-майером кроме ряда более мелких фигур работал упомянутый выше Брейль, посвятивший основные свои усилия изучению наскальной живописи и мелкой костяной пластики эпохи палеолита и значительно расширивший наши знания в этой области.

Не отставали от накопления знаний о палеолите и исследования эпохи неолита и ее значения в истории человечества. В отличие от довольно монотонных памятников эпохи палеолита, которые говорили о более или менее однородной технике обработки камня палеолити­ческими людьми, неолитические памятники разных территорий де­монстрировали с самого начала поражающее разнообразие культурных традиций, выражавшееся и в типе жилых строений, и в характере поселений, и в формах хозяйственного и бытового инвентаря. Стало очевидно, что неолитический человек изобрел керамику и приручил мелкий рогатый скот, овладел навыками земледелия Все это знамено­вало большой прогресс в развитии производительных сил, и само разнообразие неолитических памятников позволяло истолковывать его как свидетельство того, что первобытное человечество поднялось на тот уровень технологического и духовного прогресса, на котором культурные изменения приобрели многолинейный характер. В описа­нии общего прогресса археологического знания нет нужды останавли­ваться на первых очень несовершенных попытках интерпретировать те или иные выделенные неолитические культуры в этническом плане, на желании увидеть в носителях этих культур, скажем, древних гер­манцев или древних семитов; мы будем говорить лишь о крупных достижениях, оставшихся в истории науки. К их числу относится концепция неолитической революции, сформулированная в конце 1930-х годов английским археологом Гордоном Чайлдом. Крупные его работы, посвященные описанию неолитических памятников разных районов, стали появляться еще с конца 20-х годов, но Чайлд опирался не только на них, он обобщил огромный материал, собранный его предшественниками и современниками. Неолитическая революция рассматривалась им как первый значительный скачок в развитии производительных сил общества, при котором произошло оснащение человечества многими технологическими достижениями и который повлиял на все стороны жизни неолитических популяций, включая рост их численности и духовный прогресс. Эта концепция получила практически повсеместное распространение, обсуждалась и развива­лась почти всеми крупными специалистами в области археологии неолита и до сих пор сохраняет значение действенной системы взгля­дов, тем более что она получила многостороннее подтверждение в предшествующих исследованиях.

В ходе археологических раскопок были открыты погребения не только неандертальского человека, но и верхнепалеолитических люд ей. Естественно, их костные остатки привлекли внимание палеоантропологов, опубликовавших большое число работ с описанием отдельных форм, а также ряд сравнительно-морфологических исследований. В итоге чисто фактическая информация возросла примерно в 3-4 раза по сравнению с концом 19 в. Но не менее важны, чем рост факти­ческих знаний, были кардинальные события, перестраивавшие саму науку об ископаемом человеке, расширявшие ее границы и открывав­шие перед ней новые горизонты в первой трети 20 в. К числу таких событий следует отнести открытие первых остатков австралопитеков в Южной Африке в 1924 г., открытие костных остатков синантропов в Китае в 1927 г., морфологическую дефиницию человека неандерталь­ского вида в первом десятилетии века и обоснование неандертальской фазы в эволюции современного человека в 1927 г. Первым хроноло­гически из этих событий было обоснование морфологически четких отличий неандертальского человека от современного и выделение неандертальского вида в составе древних людей. Оно связано в первую очередь с серией исследований немецкого анатома и морфолога Густава Швальбе, который провел тщательное сравнение вариаций неандер­тальского черепа из Неандерталя близ Дюссельдорфа, найденного в 1856 г. и упомянутого выше, с аналогичными вариациями черепа современного человека, показал их типологический характер и пред­ложил в 1907 г. в качестве видового наименования называть неандер­тальского человека человеком примитивным. Сначала оба эти видовые наименования фигурировали в литературе как более или менее равно­правные, но затем первое из них победило и теперь может считаться общепринятым. Во вторую очередь обоснование морфологической специфики неандертальского вида обязано своим утверждением фран­цузскому палеонтологу и антропологу Марселену Булю, опубликовав­шему в 1912 г. тщательное описание наиболее полно сохранившегося скелета из пещеры Буффия близ местечка Шапелль-о-Сен во Франции. Таким образом, после этих работ морфологическое своеобразие неан­дертальского человека не только стало полностью доказанным научным фактом, но и получило таксономическое обозначение, неандерталец с полным правом вошел в число других палеонтологических видов вымерших млекопитающих.

Историческая судьба и генетические формы неандертальского че­ловека оставались тем не менее предметом дискуссии. Морфологиче­ские отличия его от современного человека были несомненно значительны, и на этом основании складывалось впечатление, что неандерталец не мог быть предковым видом по отношению к совре­менному человеку, неандертальские популяции составляли основное население Европы в эпоху среднего палеолита - в эпоху мустьерской культуры, а современный человек появился в Европе позже, в эпоху верхнего палеолита, откуда-то с востока, из Азии, и преемственно не связан с неандертальцем. Подобная концепция прошла через многие работы и оставалась живучей до конца 30-х годов, хотя в 1927 г. американский антрополог Алеш Хрдличка сформулировал иной под­ход, более точно отражающий реальное состояние дел. Этот подход им самим был назван гипотезой неандертальской фазы в эволюции совре­менного человека и опирался на хронологические, географические и морфологические соображения. Хронологически все неандертальские находки древнее современных, распространены они очень широко (кстати сказать, последующие открытия распространили их по всем материкам Старого Света), морфологически между неандертальцем и современным человеком есть ряд переходных форм. Таким образом, Хрдличка утверждал непрерывную преемственность в эволюции совре­менного человека, и его взгляды объективно смыкались с представле­ниями о непрерывном и прогрессивном развитии человеческой культуры. Однако нужно сказать, что и противоположные взгляды, хотя и в модифицированной форме, оказались живучи и продолжают защищаться до сих пор в виде гипотезы пресапиенса*, в соответствии с которой современный человек ведет свое начало в самой Европе от каких-то синхронных с неандертальцами форм, морфологически более прогрессивных.

Упомянутые выше находки также сыграли принципиальную роль в истории изучения ископаемого человека, так как одна из них раздвинула хронологические границы антропогенеза, а другая показала широкое распространение морфологически более примитивных, чем неандертальцы, форм по ойкумене. Детский череп, найденный в Тонгсе в Южной Африке в 1924 г. и описанный англичанином Раймондом Дартом, показал, что до питекантропа существовали еще более при­митивные переходные формы, уже более продвинутые в эволюционном отношении, чем человекообразные обезьяны, но еще не достигшие уровня развития питекантропов. В 30-е годы открытие костных остат­ков представителей этой группы было продолжено, они получили наименование австралопитеков и заняли место первой морфологиче­ской ступени в процессе перестройки морфологии обезьяньих предков человека в морфологию современных людей. Остатки синантропов, описанные сначала английским палеонтологом Давидсоном Блэком, а затем более полно немецким анатомом Францем Вайденрайхом, в силу своей многочисленности дали возможность гораздо более полно пред­ставить морфологию ископаемых людей стадии питекантропов (мор­фологически они несколько более прогрессивны, чем питекантропы Явы) и ставить многие вопросы эволюции древнейших людей: о продолжительности жизни, болезнях, нашедших отражение в измене­ниях скелета, соотношении полов, детской смертности и т. д.

Развитие археологического и палеоантропологического знаний не могло не вызвать к жизни стремления к их обобщению и формулировке каких-то общих гипотез, которые охватывали бы динамику человека и его культуры в целом в рамках первобытности. На разных языках вышли книги, в задачи которых входило систематическое изложение инфор­мации об ископаемых людях, археологии палеолита, о неолитических памятниках и памятниках эпохи бронзы в Европе (сколько-нибудь систематическое описание этих памятников на других материках и сейчас не может считаться достаточным). Но практически ни одна из них не могла претендовать на полный охват разнообразного материала и освещение всех узловых проблем истории первобытного общества на базе археологических и палеоантропологических данных. Исключе­ние составляла вышедшая в 1938 г. книга Петра Петровича Ефименко «Первобытное общество» (к сожалению, не переведенная на европей­ские языки и оставшаяся поэтому неизвестной зарубежному читателю), имевшая и достаточно внушительную фактическую оснащенность, и теоретическую направленность на реконструкцию основных этапов развития первобытных человеческих коллективов. Ефименко довольно широко, хотя и выборочно, привлек этнологический материал, исполь­зуя его под вполне определенным углом зрения-сопоставления этнологически описанных обществ с теми или иными этапами или стадиями в развитии первобытного общества.

Если говорить о концептуальной стороне дела, то в его книге нашла последовательное воплощение широко распространенная в те годы в советской литературе теория стадиального развития первобытного общества, в соответствии с которой оно прошло ряд стадий, на каждой из которых происходило последовательное усложнение социальной организации, имели место технологический прогресс и эволюция физического типа, в пределах каждой стадии совпадали этапы развития орудий труда и физической эволюции самого человека. Разумеется, в подобном подходе много было от традиционного эволюционизма, и особенно он отражался в жесткой привязке друг к другу культурных и биологических изменений в истории человечества. Стадии питекант­ропов соответствовала нижнепалеолитическая индустрия, шелль и ашель, стадии неандертальцев - среднепалеолитическая, поздний ашель и мустье, вместе с появлением человека современного типа появилась верхнепалеолитическая индустрия, возник родовой строй сначала в материнской, а затем в отцовской форме, возникло искусство. С переходом к неолиту возникло земледелие и скотоводство (собака, похоже, была приручена раньше, в конце верхнепалеолитического времени), была изобретена керамика. При этом не только молчаливо допускалось, но и специально подчеркивалось, что эта линия развития была единственной и всеобщей, через все эти этапы прошло без каких-либо исключений население разных районов земного шара.

Интересным теоретическим достижением тех лет была попытка философского осмысления процесса становления человеческого об­щества, в процессе которой было предложено рассматривать выделение человека из животного мира как скачок, перерыв постепенности, как образование нового качества на базе предшествующих количественных изменений. Другой скачок в соответствии с этой концепцией имел место при окончании процесса становления человека и общества, т. е. при появлении человека современного вида. Второй скачок был таким же перерывом постепенности в философском смысле слова, по своему масштабу значительно меньшим, чем предыдущий. Иными словами, в первом случае речь шла о становлении человеческой сущности в целом, в широком смысле слова, во втором - о становлении уже сложившей­ся человеческой сущности. Концепция эта была доведена до уровня конкретизации антропологом Яковом Яковлевичем Рогинским, кото­рый неоднократно возвращался к ней, оттачивал формулировки и расширял базу ее фактической аргументации.

Общим для схемы Ефименко и ряда других стадиальных схем, предложенных и аргументированных преимущественно в советской литературе, было игнорирование исключительного локального много­образия исторического процесса, что имело право на существование еще даже и в первой трети нашего столетия из-за скудости фактических данных и неясности критериев, с помощью которых можно было отделить случайные вариации от локально-типологических. Но архео­логический материал постоянно накапливался, в орбиту внимания европейской науки входили памятники на Азиатском и Африканском материках, в процессе ознакомления с новыми данными все более становилось ясным, что локальное своеобразие в развитии человече­ской культуры проявляло себя чуть ли не с самых ранних шагов ее становления. В качестве первой реакции на это, а также на первона­чальные монотонные схемы стадиального развития можно назвать книгу американского археолога Халлама Мовиуса «Ранний человек и плейстоценовая стратиграфия в Южной и Восточной Азии», вышед­шую в 1944 г. Он пытался показать различия в каменном инвентаре нижнепалеолитического времени на западе и на востоке Старого Света и полагал, что контакт этих двух относительно независимых ареалов имел место в Индии. Попытка Мовиуса не осталась без возражений, но вне зависимости от направленных против нее критических замечаний она на долгие годы предопределила направление научных поисков, так как именно после появления книги Мовиуса специалисты стали обращать внимание больше на различия, чем на сходство. Встал вопрос о времени появления и характере локальных различий в материальной культуре, в разработку которого большой вклад внесли русские архе­ологи Сергей Николаевич Замятнин и Александр Александрович Фор­мозов. Первый в 1951 г. выступил с критикой концепции Мовиуса, указав на ее слабые места и на ее фактическую бездоказательность, хотя позже она и получила дополнительную фактическую поддержку. По мнению Замятнина, локальные различия в материальной культуре появляются лишь в верхнепалеолитическое время, и в это время можно выделить три громадные области в пределах первобытной ойкумены - приледниковую европейскую, средиземноморско-африканскую и сибирско-китайскую; эта схема также не встретила полной поддержки, но была несомненным шагом вперед в разработке проблемы. Формозов также аргументировал гипотезу, в соответствии с которой четкие локальные различия проявились лишь в эпоху верхнего палеолита, и разработал локальную типологию для территории европейской части бывшего СССР.

С проблемой времени и характера локальных различий в матери­альной культуре древнего человечества тесно связана проблема архео­логической культуры, которая стала осознаваться в 50-е годы и до сих пор разрабатывается особенно интенсивно в отечественной литературе. Ее разработка не связана с определенными именами, ее разрабатывал и продолжает разрабатывать большой круг исследователей, каждый из которых использует в подавляющей своей части собственные ориги­нальные материалы, но не раз делались попытки подведения итогов, которые пока оставляли неудовлетворенность и не привели к опреде­ленным результатам. Все же эти исследования подвинули вперед истолкование того феномена, который и лег в основу понятия архео­логической культуры, - феномена локального сочетания тех или иных вариаций в технологии обработки орудий, форме глиняной и деревян­ной посуды, мотивах орнамента и т. д. Само понятие таких локальных вариантов культуры возникло еще в 20-е годы в западноевропейской, особенно немецкой, литературе, но тогда эти варианты выделялись по одному какому-нибудь ведущему признаку, скажем, характеру орна­мента на керамике или полировке камня в эпоху неолита, и выделение их поэтому не могло быть достаточно эффективным. Гораздо более операционным стало понятие сочетания культурных признаков, при­уроченных территориально, что и является основным в выделении археологических культур. Их рассматривали под самыми разнообраз­ными углами зрения - социально-экономическим; культурно-исто­рическим, подразумевая под этим реализацию традиций пред­шествующего развития; приспособительно-экологическим, имея в виду культурную адаптацию к определенным условиям географической среды; наконец, этническим, приписывая локальному сочетанию ку­льтурных особенностей принадлежность к какой-то родоплеменной или племенной группе, иногда даже союзу племен или зарождающейся народности. Все это теснейшим образом увязывает археологическое исследование с широким кругом смежных дисциплин, наталкивает на разработку многих теоретических и эмпирических проблем культурогенеза в целом и остается очень перспективным направлением иссле­довательской работы.

Рубеж 50--60-х годов обозначил начало того процесса, который во многом изменил наши представления о происхождении человека, а значит, и о начале становления первобытного общества. Речь идет о выдающихся открытиях ранних предков человека сначала в Африке, а затем и на других материках (особенно в Восточной Азии, в Китае), хронологически отстоящих от современности на значительно больший отрезок времени, чем ранние австралопитеки, и обозначающих гораздо более ранние фазы человеческой эволюции. Наибольшее число новых находок, которые продолжают входить в науку до сих пор, происходит из Восточной Африки - Танзании, Кении, Эфиопии, где параллельно с обнаружением и описанием находок проводится колоссальная работа по изучению поздней геологии Африканского материка, условий, геологических и палеогеографических, разных местонахождений, ди­намики климата и других природных факторов. Вместе с обнаружением костных остатков новых форм, чему мы обязаны в основном англича­нам Луису и Мэри Лики и их сыну Ричарду Лики, были найдены и древнейшие следы человеческой деятельности - остатки конструк­ций, которые интерпретируются сейчас многими археологами как первичные жилища, и, что еще более важно, каменная индустрия, получившая по месту основного местонахождения наименование олдувейской и представляющая собою наиболее примитивный и первый этап обработки камня. Все эти новейшие достижения не только значительно удревнили историю эволюции самого человека, но и удревнили историю его производственной деятельности, показав, что становление человеческого общества уходит во много более глубокую древность, чем предполагалось до тех пор. А все это в целом, по мнению ученых, раздвинуло хронологические границы человеческой истории, на один-два миллиона лет. В то же время изучение морфологии древнейших ископаемых предков человека показало, как шла эволюция на самой ранней стадии человеческой истории, и конкретизировало самый ранний этап перехода от обезьяньих предков человека к первым людям.

Примерно в то же время началось интенсивное археологическое обследование древнейших человеческих поселений в Передней Азии и долине Нила, которое пролило новый свет на проблему возникно­вения производящего хозяйства. Скотоводство традиционно рассматривалось как более ранняя стадия, чем земледелие, раскопки показали, что эта традиционная точка зрения не соответствует действительности и что на первых порах переход к производящей экономике осуществ­ляется в форме перехода к земледелию со стойловым содержанием небольшого числа прирученных животных. Но еще более разительным оказался возраст производящей экономики: древнейшие находки оку­льтуренных растений и одомашненных животных относятся к 9-10 тысячелетиям до н. э., т. е. практически к самому концу верхнепалео­литического времени и началу мезолита. Очаги возникновения произ­водящего хозяйства в Средиземноморье и Средней Азии развились, как это также выяснилось в процессе конкретных раскопок, под влиянием переднеазиатских импульсов, но в бассейне рек Хуанхэ и Янцзы, а также в Юго-Восточной Азии складывались самостоятельные центры перехода к производящей экономике. Исследование сортового богатства современных культурных растений и многообразия пород домашних животных, осуществленное во многих странах, а у нас производившееся Николаем Ивановичем Вавиловым и коллективом его сотрудников и последователей, позволило вскрыть генетические корни культурной флоры и фауны и реконструировать, в пределах каких конкретно территорий те или иные растения и животные были введены в культуру. А это, в свою очередь, привело к возможности восстановить, какой набор видов использовался в хозяйстве тех или иных коллективов, как и в какой последовательности осуществлялись севообороты, т. е. каковы были системы земледелия и землепользова­ния, в какой мере использовалось искусственное орошение и каковы были его формы, наконец, как осуществлялся выпас скота. На основе этих данных все большее место в современной археологической лите­ратуре занимают разнообразные расчеты освоенных хозяйственных площадей, урожаев, доступных древним коллективам объемов пищевых продуктов, вообще моделирование хозяйственной деятельности. Не­которые археологи называют это направление исследований палеоэко-номикой, но вне зависимости от названия речь, действительно, идет об очень глубоком проникновении в формы хозяйственной деятель­ности, чего мы были лишены еще два-три десятилетия тому назад.

В современной археологии в разных странах возникли различные научные течения -аналитическая археология, этноархеология и т. д., но они имеют малое отношение к реконструкции истории первобыт­ного общества. Гораздо более важно сейчас упомянуть о тех конкретных исследованиях, которые помогают нам понять многообразие форм технического прогресса до образования классов и появления государ­ства. В Передней Азии были открыты заведомо неолитические памят­ники, но без керамики, т. е. бескерамический неолит. Его примерная датировка - 8-7 тысячелетия до н. э. В то же время на Японских островах керамика происходит из слоев, относящихся к 10 тысячелетию до н. э. Геологами-четвертичниками и палеогеографами было много сделано для восстановления очертаний материков и существовавших между ними сухопутных мостов, наличие которых во многом помогает восстановить картину расселения древнейшего человечества из Старого Света. Так были восстановлены основные события заселения Америки из Азии через древнюю Берингию, заселения Австралии, Новой Гвинеи и Тасмании из Юго-Восточной Азии по системе мостов, связывавших Большие Зондские острова. Наконец, громадной важности событием стало применение в 50-е годы геофизических методов в археологии, что в последующем дало возможность получить абсолютные даты для всех отрезков первобытной истории.

Историко-этнологическая реконструкция первобытного прошлого в 20 в. Этнологическая наука развивалась в 20 в. не менее интенсивно, чем первобытная археология и палеоантропология. В дополнение к тому, что уже знала наука 19 в., был собран и частично интерпрети­рован громадный запас новых фактов об обществах, которые в силу своей изолированности не подвергались ранее изучению. В процессе сбора этих фактов значительному усовершенствованию подверглась методика полевого этнологического исследования: была осознана роль наблюдателя и его влияние на информатора, с помощью разработки адекватных вопросников сделана успешная попытка преодоления этого влияния, собираемые данные стали много точнее, что позволило отказаться от многих скороспелых суждений предшествующей эпохи: подобные суждения отражали часто недопонимание исследователей и информаторов, проистекавшее, в частности, и за счет незнания або­ригенных языков. В то же время в 20 в. знание местных языков было осознано как необходимый элемент любой научной полевой этноло­гической работы. Таким образом, реконструкция даже тех явлений, которые были описаны раньше, базировалась на гораздо более полном фактическом фундаменте и поэтому была более точна и объективна.

Преодолевая эволюционизм этнологов 19 и начала 20 столетия, этнологическая наука создала значительное число новых подходов и теоретических концепций, сторонники которых группировались в так называемые школы, которых было несколько в истории этнологии: диффузионистская (англичане Уильям Риверс и Графтон Эллиот-Смит, немец Фридрих Ратцель), школа культурных кругов (Фриц Гребнер, Вильгельм Шмидт), функциональная (англичанин Альфред Радклифф-Браун, работавший в Англии поляк Бронислав Малинов­ский), культурно-историческая (работавший в США немецкий ученый Франц Боас и его многочисленные ученики), социологическая (фран­цузские ученые Эмиль Дюркгейм, Марсель Мосс, Люсьен Леви-Брюль) и ряд других. Нет нужды здесь на них останавливаться, так как они принадлежат истории этнологии, а не истории первобытного общества, хотя в трудах представителей этих школ разбросаны ценные соображения и замечания, касающиеся динамики и происхождения многих общественных институтов. Гораздо интереснее рассмотреть те дости­жения этнологической науки, которых она добилась при изучении отдельных конкретных проблем истории первобытного общества.

Первой из таких проблем являлась проблема начальных форм половых отношений, установленных еще исследователями XIX в. На основании истолкования одной из систем родства можно было пред­положить, что ими были беспорядочные половые общения, получив­шие наименование промискуитета*. Бахофен постулировал эту форму половых общений, даже не касаясь вопроса о системах родства, а исходя из общих соображений, и назвал ее гетеризмом* -термином, кото­рый, однако, не привился в литературе в противовес промискуитету. Этнологическая литература при реконструкции самых ранних ступеней развития брачных отношений на протяжении многих десятилетий исходила из гипотезы промискуитета. Обстоятельной критике этой гипотезы с доказательным разбором всех случаев ее несоответствия конкретным этнологическим данным мы обязаны Александру Михай­ловичу Золотареву, выступившему в 30-е годы. Как полевой этнолог он работал среди народов Амура, но параллельно с полевой работой много занимался теоретическими проблемами, привлекая этнологиче­ские данные о самых разнообразных народах. Именно это широкое сопоставление систем родства у разных народов и позволило ему обосновать негативный вывод в отношении существования промиску­итета как отправной точки в развитии семейно-брачных отношений. В связи с этологическим изучением приматов, особенно высших, начавшимся с применением новой техники и новых методических подходов в 60-е годы, этот вывод получил подтверждение с неожидан­ной стороны. Речь идет о достаточно четко выраженном у обезьян избегании половых связей между ближайшими кровными родственни­ками. Если отсутствие или редкие случаи полового общения между сыном и матерью можно объяснить их принадлежностью к разным поколениям, то аналогично редкие связи разных братьев и сестер не поддаются подобному объяснению, нужно думать в данном случае о каком-то другом поведенческом механизме. Так или иначе эти прима­тологические наблюдения укрепляют нас в правоте отрицания суще­ствования промискуитета на заре человеческой истории.

Несомненной демонстрацией интерпретационной эффективности этнологического и сравнительно-культурологического подхода стало объяснение археологически установленного феномена, характерного для верхнего палеолита. Сначала в европейских, а затем в азиатских верхнепалеолитических памятниках были обнаружены реалистически выполненные женские статуэтки из камня и кости, отличающиеся одна от другой многими особенностями, но имеющие в большинстве своем одну общую черту - гипертрофированное выражение вторичных половых признаков. Для объяснения этого интересного, но странного явления были предложены разные гипотезы, вплоть до предположения о том, что верхнепалеолитические люди фиксировали в этих статуэтках изредка встречавшиеся конституциональные отклонения, обязанные своим происхождением эндокринным нарушениям. Подобному объ­яснению противоречит, однако, то обстоятельство, что в скульптуре представлены поголовно женские изображения, тогда как эндокрин­ные нарушения, во всяком случае подавляющая их часть, встречаются с более или менее одинаковой частотой у мужчин и женщин. Гораздо более рационально опирающееся на этнологические аналогии предст­авление, согласно которому в статуэтках воплощены образы матерей - прародительниц и хранительниц очага, что имело первостепенное значение для родовой общины и в какой-то мере цементировало ее вокруг мифологических символов, а может быть, даже и вокруг каких-то божеств конкретного пантеона. Разработка этой концепции связана с именами археологов-упоминавшегося выше Ефименко и Павла Иосифовича Борисковского, этнолога Сергея Александровича Токаре­ва, она пользуется широким распространением у нас и разделяется также многими зарубежными специалистами.

Пожалуй, в своих идейных истоках в какой-то мере совпадает с этой концепцией теория производственного происхождения экзогамии и дуальной организации, разработанная Сергеем Павловичем Толсто-вым: появление статуэток объяснялось конкретными социально-обще­ственными мотивами, ТОЛСТОв исходил из производственных отношений, производственной необходимости исключения внутри-групповых половых связей из жизни первобытных коллективов, так как они мешали производственным процессам. До сих пор не вполне ясно, в каком хронологическом соотношении находятся друг с другом экзогамия и дуальная организация -предшествовало ли возникнове­ние экзогамии образованию дуальной организации, но Золотарев продемонстрировал широчайшее распространение дуальной организа­ции в разных обществах и на разных этапах истории первобытного общества. Книга Золотарева «Родовой строй и первобытная мифоло­гия» была написана в конце 30-х годов, хотя появилась в свет лишь в 1964 г., поэтому его можно считать не только крупной фигурой в монографическом изучении дуально-родовых отношений, в которых он выявил сложные структуры, например подразделение дуальных половин в свою очередь на дуальные части, но и пионером исследо­вания бинарных оппозиций в знаковых системах первобытности, описание и интерпретация которых занимает столь значительное место в современной литературе о первобытном обществе.Немалый отзвук в первобытной истории имели этнологические разработки, связанные с материальным субстратом современных этни­ческих коллективов и его типологизацией, т. е. с типологией тех общностей, которые могут быть выделены по этнологическим данным. Ученик Боаса Кларк Уисслер в начале 20-х годов аргументировал представление о культурных ареалах, внутри которых концентрирова­лись, по его мнению, комбинации культурных особенностей, сравни­мые по своему внутреннему смыслу с теми культурными комплексами, на основании которых позже выделялись археологические культуры. Сравнивая культурные ареалы в древности с современными, Уисслер показал их несовпадение и впервые поставил этим вопрос о границах этнической интерпретации древних культурных ареалов, а также их динамики во времени. Следующим этапом было выделение культурных ареалов двух типов - соответствующих так называемым хозяйствен­но-культурным типам и историко-этнологическим областям. Это вы­деление было произведено русскими антропологами и этнологами Максимом Григорьевичем Левиным и Николаем Николаевичем Чебоксаровым в 1946 г., хотя в выделении хозяйственно-культурных типов они шли по стопам Толстова, предложившего это понятие на 17 лет раньше. Под понятием хозяйственно-культурного типа было предло­жено подразумевать такое сходство явлений материальной и частично духовной культуры в пределах культурного ареала, которое обязано своим происхождением влиянию сходных географических условий и имеет общее происхождение, историко-этнологические области - это области, внутри которых сходство является результатом общности исторической судьбы. Несмотря на малую доказательность влияния природных условий на формирование даже материальной культуры, не говоря уже о духовной, и неопределенность понятия общности исто­рической судьбы, деление на хозяйственно-культурные типы и исто­рико-этнологические области привилось в отечественной этноло­гической литературе, обросло дополнительными разработками, в ко­торых немалое место заняли ретроспективные исследования о дина­мике хозяйственно-культурных типов во времени. Именно это направление исследовательской работы в наибольшей мере повлияло на первобытную историю, так как оно было связано с изучением ранних форм хозяйственно-культурных типов, например, охотников-собира­телей и рыболовов или мотыжных земледельцев.

Этнология в своем развитии выделила три субдисциплины - экономическую, потестарно-политическую и юридическую этноло­гию, в Западной Европе и США называемые экономической антропо­логией, политической антропологией и этнологией права. Началом экономической антропологии считается традиционно 1925 год, когда появился «Этюд о даре» Мосса, в котором сделана попытка рассмотреть экономические отношения в первобытном обществе в рамках обмена, например, обычая потлача у северо-западных индейцев Канады и частично США. Позже реконструкция экономических отношений привлекла многих исследователей, в том числе и отечественных (Юрий Иванович Семенов), но здесь еще остается много неясного и требую­щего дальнейшей работы. Рождение политической антропологии мно­гие историографы связывают с деятельностью Редклифф-Брауна, но это вряд ли справедливо: и он, и Малиновский уделяли большое внимание изучению политических структур и отношений власти, но для них все же оно не было основным. Описание политической системы и отношений власти составляет основное содержание книги англича­нина Эдуарда Эванс-Притчарда о нуэрах, вышедшей в 1940 г. Собст­венно с этой книги и началась серия исследований об институтах власти, в том числе и политической, опубликованных на протяжении последних десятилетий. В них показано многообразие этих институтов и выявлено отношение к ним возрастных классов. Монография Льва Евгеньевича Куббеля «Очерки потестарно-политической этнографии» обобщает накопленную в этой области информацию и выдвигает ряд новых точек зрения. Работа в области этнологии права с конца 19 в. за рубежом ведется почти непрерывно. У нас она также имеет глубокие корни, в особенности в книгах Максима Максимовича Ковалевского и его учеников. В 1920-х годах, после работ Марка Осиповича Косвена, она почти прервалась и возобновилась только в последнее десятилетие усилиями Абрама Исаковича Першица, Анатолия Борисовича Венге-рова, Юрия Ивановича Семенова и др. Выдвинутое Першицем понятие «первобытной мононормы» как индискретного соединения права, морали и других поведенческих норм получило широкое при­знание в правоведении нашей страны.

1. Предмет и значение истории первобытного общества. История человечества разделена на пять последовательно сменяющихся общественно-экономических формаций: первобытнообщинную, рабовладельческую, феодальную, капиталистическую, коммунистическую.

Предметом изучения истории первобытного общества является процесс возникновения, расцвета и распада первой формации, охватывающей период времени от появления человека до образования государства.

Научной основой для изучения первобытнообщинного строя является марксистско-ленинская теория. Марксизм-ленинизм вооружил историческую науку единственной правильной теорией и диалектическим методом познания, который рассматривает общество «как живой, находящийся в постоянном развитии организм (а не как нечто механически сцепленное и допускающее поэтому всякие произвольные комбинации отдельных общественных элементов)». По учению В.И. Ленина диалектический метод состоит в учете объективного содержания исторического процесса в конкретный момент и в конкретной обстановке.

Важным принципом диалектического подхода к изучению общества является принцип историзма. «Весь дух марксизма, вся его система требует, – пишет Ленин, – чтобы каждое положение рассматривать лишь (α) исторически; (β) лишь в связи с другими; (γ) лишь в связи с конкретным опытом истории». Классики марксизма-ленинизма, исходя из материалистического понимания истории, раскрыли сущность доклассового общества - универсальной стадии, характеризующейся низким уровнем развития производительных сил и производственных отношений.

Примитивные орудия труда не позволяли первобытным людям жить и бороться с силами природы в одиночку, вынуждали их бороться сообща. Коллективный труд порождал общую собственность на средства производства и продукты потребления, уравнительное распределение этих продуктов, что являлось, по утверждению Маркса, «результатом слабости отдельной личности, а не обобществления средств производства».

Частной собственности в первобытном обществе не было. Наряду с общей существовала личная собственность на одежду, некоторые орудия производства, являвшиеся вместе с тем орудиями защиты от хищных зверей.

Классы, эксплуатация человека человеком отсутствовали в первобытном обществе.

Изучение истории доклассового общества позволяет выявить общие закономерности начального этапа развития человечества. Помимо важного теоретического значения, исследование древнейшей эпохи всемирной истории представляет практический интерес. Знание исторических условий и причин возникновения частной собственности, классов, религии помогает найти конкретные способы их ликвидации. Особенно важны эти данные для стран, освободившихся от колониализма, так как на их территории до сего времени живут народы, у которых сохранились черты родо-племенного строя. Вопрос о путях дальнейшего развития этих народов представляет одну из важнейших проблем современности.

2. Источники. Историческими источниками являются памятники прошлого, по которым изучается тот или иной раздел истории. Исследователи первобытного общества имеют в своем распоряжении в основном бесписьменные источники, которые классифицируются по наукам, их добывающим. Они подразделяются на археологические, этнографические, антропологические, лингвистические, палеоботанические, палеозоологические, палеоклиматические и другие источники.

Наибольшую ценность для реконструкции доклассового общества представляют археологические и этнографические источники. К археологическим источникам относятся вещественные памятники, которые отыскивают археологи. Материальные памятники представляют собой орудия труда, оружие, остатки поселений и жилищ, домашнюю утварь, украшения, предметы религиозного культа. Достоинство вещественных памятников заключается в их достоверности. Они помогают воссоздать направление и уровень экономического развития. Однако они не позволяют восстановить с достаточной полнотой социальный строй и духовное развитие первобытных людей. К тому же не все памятники одинаково сохранились. Хорошо сохранились неорганические изделия (каменные, керамические).

Этнографические источники в отличие от археологических представляют материал для всестороннего изучения первобытных народов, включая их хозяйственный и общественный строй, семейно-брачные отношения, идеологию. До XIX в. сохранились племена с элементами культуры позднего палеолита.

Сбором этнографических сведений занимаются ученые, изучающие жизнь реликтовых (лат. relinquo - «оставлять») обществ (культурно отсталых народов, сохранивших много черт первобытной эпохи) путем непосредственного наблюдения.

История этнографии начинается с описания первобытных племен Геродотом, Страбоном, Цезарем, Тацитом. Развитию этнографии способствовали Великие географические открытия конца XV –XVIII вв. Как самостоятельная наука этнография сложилась во второй половине XIX в. В это время возник особый интерес к расширению этнографических знаний, к изучению реликтовых племен, к восстановлению по этнографическим материалам истории далекого прошлого человечества.

Несмотря на то что отсталые племена ко времени их изучения далеко ушли от подлинной первобытности и подверглись влиянию более развитых районов, они сохранили много черт родового строя. Хозяйство, общественный строй, материальная и духовная культура многих таких племен описаны этнографами, путешественниками, миссионерами, мореплавателями. Чтобы собрать полный этнографический материал, некоторые ученые жили среди первобытных племен, например Морган (среди ирокезов), Н.Н. Миклухо-Маклай (среди папуасов). Их исследования сыграли неоценимую роль в изучении общественного строя, трудно поддающегося восстановлению с помощью вещественных данных.

Этнографы изучают не только отсталые племена, но и высокоразвитые народы, в экономике, быту, обрядах и обычаях которых сохранились элементы прошлой жизни. Видоизмененные остатки пройденной обществом стадии развития, существующие в настоящее время в экономике и сознании людей, называются пережитками. Они встречаются у всех народов в религиозных и свадебных обрядах.

Археологические и этнографические источники неодинаково ценны для изучения различных стадий первобытного общества. Например, стадный и раннеродовой периоды представлены в основном вещественными памятниками. Причем, чем древнее эпоха, тем ограниченнее круг памятников материальной культуры. Последующие стадии развития первобытного общества (расцвет материнского рода, отцовский род, его распад, соседская община) реконструируются полнее по этнографическим источникам.

Всесторонне и глубоко изучить родовой строй невозможно без данных палеоантропологии, лингвистики, фольклора, геологии, палеонтологии, палеоклиматологии и т. д. Палеоантропология (отдел антропологии, изучающий ископаемые остатки человека) помогает проследить процесс антропогенеза и расогенеза.

В языке, возникшем и развивающемся вместе с обществом, часто сохраняются старые слова в новом смысловом значении. Лингвисты, выявляя первоначальное значение слова, помогают выяснить пути развития языка и отдельные стороны жизни первобытных людей. Не менее ценный источник представляет собой фольклор первобытных людей (произведения устного народного творчества), записанный позднее, в классовом обществе В песнях, преданиях встречаются сведения о приручении людьми животных изготовлении орудий, открытии лекарственных трав и т. д.

Палеонтология (наука об ископаемых растениях и животных) в соответствии с объектом исследования делится на палеоботанику и палеозоологию.

Палеоботаника изучает виды растений, их приблизительное соотношение по пыльце, сохранившейся в торфе. По пыльце определяется также климат. Известно, что при сухом климате преобладают одни растения, при влажном - другие.

Палеозоология восстанавливает животный мир, окружавший первобытных людей, по ископаемым костям вымерших животных.

Палеоклиматология (наука о древних климатах) устанавливает климат как по пыльце растений, так и по ленточным глинам, по границам водоемов, изменяющимся в зависимости от количества влаги. Климатологическая периодизация точно датирует археологические находки мезолита, неолита и последующих периодов.

Геология (наука о составе, строении и истории Земли), определяя время, последовательность процессов образования осадочных толщ земной коры по заключенным в них органическим остаткам, помогает установить возраст человечества.

Только используя разнообразные источники, можно решить стоящую перед историками задачу реконструкции периодов возникновения; расцвета и гибели первобытнообщинного строя.

3. Хронология. Источники представляют ценность только в том случае, если они датированы. В исторической науке для определения времени применяются два вида хронологии: абсолютная и относительная. Абсолютная хронология указывает тысячелетие, век, иногда месяц и день события. Абсолютно точные даты по истории первобытного общества не могут быть установлены. Здесь датировка явлений может быть только относительной.

Относительная хронология не оперирует единицами времени, т. е. точно не указывает, сколько лет, веков, тысячелетий прошло со времён того или иного события Она устанавливает последовательность событий, отмечая, что одно событие происходило до или после другого. Эта хронология основывается на данных археологии, геологии, палеонтологии, палеоклиматологии, так как установлена последовательность смены орудий труда, приблизительно известно время образования геологических слоев, жизни вымерших животных и растений, существования того или иного характера климата. Делались попытки датировать памятники по речным наносам, скорость накопления которых вычислялась исходя из наблюдений за современными отложениями. Точнее позволяют установить возраст памятников озерно-ледниковые отложения, отражающие смену зимы и лета в чередующихся тонких ленточных прослойках глины (осенние, зимние) и песка (весенние, летние). Парные прослойки, соответствующие году, помогают восстановить хронологию эпохи, совпавшей с таянием и медленным отступлением ледников на север (конец древнего и начало нового каменного века).

За последние годы учеными мира различных специальностей разработаны разнообразные методы установления абсолютной хронологии первобытного общества. Однако надо иметь ввиду, что приемы вычисления абсолютной датировки древнейших памятников еще далеки от желаемой точности.

В СССР и за рубежом широко применяются три способа определения абсолютного возраста археологических памятников: 1) радиоуглеродный, 2) дендрохронолонгический и 3) археомагнитный. Наиболее распространенным и универсальным является радиоуглеродный метод, позволяющий определить возраст дерева, угля, кости. Известно, что под воздействием космических лучей на атомы азота в земной атмосфере непрерывно образуется радиоактивный изотоп углерода с атомным весом 14 (С 14 - карбон 14). Из атмосферы он поглощается растениями, а с растениями животными. Его концентрация в атмосфере и на каждый килограмм органического вещества неизменна. После гибели растения или животного С 14 распадается. Период полураспада карбона 14 равен 5500-6000 годам. Определив степень распада карона 14 , устанавливают время жизни растения или животного.

Дендрохронологическим путем определяют дату рубки дерева по годичным кольцам с точностью до одного года.

Археомагнитный метод позволяет датировать изделия из обожженной глины с ошибкой до ±25 лет. Изделия из глины при остывании после обжига фиксируют магнитное поле Земли, которое оставляет в глине свой «отпечаток», сохраняющийся в течение длительного времени почти неизменным. По намагниченности глиняных изделий составляют линии магнитного поля Земли и по ним датируют образцы керамики.

Наряду с вышеперечисленными методами известны также и другие способы (фторовый, коллагеновый, урановый, азотный) датировки. Они основаны на изучении процесса минерализации (превращения органических веществ в неорганические минеральные соединения) кости. Кость, попавшая в землю, не сохраняет свой состав неизменным. Под воздействием проникающих в кость из почвы солей постепенно разрушается ее органическая часть. В результате изменяется химический состав кости и соотношение минеральных и неминеральных ее частей. Чем древнее кость, тем меньше в ней коллагена (органическое вещество) и азота, но больше фтора и урана. При длительном пребывании кости в земле содержание азота в ней уменьшается в связи с уменьшением количества белка.

4. Периодизация. Ни один раздел истории не изучается без периодизации, расчленяющей исторический процесс на последоввательные отрезки (периоды, эпохи), отделенные друг от друга существенными событиями. Единой периодизации по истории первобытного общества нет. Историки имеют свою периодизацию, а археологи свою.

Историки, положив в основу периодизации характер общественных отношений, делят историю первобытного общества на две стадии: 1) первобытное стадо (дородовое общество) и 2) родовую общину (подразделяющуюся на материнский и отцовский роды). Расцвет родового строя совпадает с периодом существования материнского рода, его распад начинается при отцовском роде.

Археологи, классифицируя памятники материальной культуры в зависимости от материала и техники изготовления орудии, создали археологическую периодизацию. Основу для классификации археологических памятников каменного и бронзового веков заложили французский ученый Г. Мортилье и шведский археолог О. Монтелиус. Датский археолог К. Ю. Томсен ввел понятие трех «веков»: каменного, бронзового и железного. Века разделили на эпохи по типам орудий и технике их изготовления. Так, каменный век делится на три эпохи: 1) палеолит (греч. palaios - «древний», litos - «камень»), мезолит (греч. mesos - «средний»), неолит (греч. neos -«новый»). Эпохи подразделяются на периоды (ранний, поздний). Периоды представлены культурами (названными по месту находок), составляющими определенный комплекс археологических памятников. Последовательную смену культур каменного века установил Мортилье по археологическим данным Франции. Характерными культурами, например, для раннего палеолита являются шелль, ашель, мустье (Шелль, Сент-Ашель, Ле-Мустье), для позднего - ориньяк, солютре, мадлен (Ориньяк, Солютре, Ла-Мадлен), для мезолита - азиль, тарденуаз (Мас д’Азиль, Фер-ан-Тарденуа) и т. д.

Археологическая периодизация при всех своих достоинствах не может быть принята в качестве основной периодизации истории первобытного общества, так как она различает эпохи только по характеру материала для изготовления орудий и технике его обработки. Она совершенно не отражает эволюцию общественных отношений. К тому же, по орудиям труда нельзя определить характер общественных отношений людей, так как в одну и ту же археологическую эпоху разные народы имели различный социальный строй. Так, в эпоху бронзы в Египте и Южной Азии существовали классовые общества; а народы Европы в это же время находились на стадии родового строя. Только в палеолите и мезолите у всех народов был примерно одинаковый уровень общественного развития.

До недавнего времени при изучении первобытного общества применялась периодизация, предложенная Л. Г. Морганом в работе «Древнее общество». Он разделил историю первобытного общества на две эпохи (дикость и варварство) и в каждой из них выделил три ступени (низшую, среднюю, высшую). В основу своей периодизации Морган положил степень развития материального производства. Каждая новая ступень начинается конкретным изобретением. Периодизацию Моргана высоко оценил Ф. Энгельс и даже использовал ее схему в «Происхождении семьи, частной собственности и государства», одновременно отметив, что эта периодизация останется в силе «до тех пор, пока значительное расширение материала не заставит внести изменения…».

В свете новых данных выявились недостатки этой периодизации. По структуре периодизация схематична. Признаки, положенные в основу характеристики каждой ступени, не всегда существенны (употребление в пищу рыбы, а для построек кирпича-сырца, камня) и не универсальны. Например, у полинезийцев не было лука и стрел, гончарства, но у них общественный строй был более развит, чем у меланезийцев, имевших все это.

В отдельных случаях историки пользуются геологической периодизацией. Геологи делят прошлое земной коры на четыре эры (архейскую, палеозойскую, мезозойскую, кайнозойскую). Эры подразделяют на периоды, а последние - на эпохи. Например, в кайнозойской эре выделяются два неодинаковых по длительности периода: третичный и четвертичный. Из четвертичного периода иногда выделяют третий период и называют его современным. По приблизительным подсчетам, третичный период начался около 69 миллионов, четвертичный - 1 миллион, современный - 14 тысяч лет тому назад. Четвертичный период делят на две эпохи: плейстоцен (предледниковая и ледниковая эпоха) и голоцен (послеледниковая эпоха). На основе геологической периодизации определяют возраст человечества в целом и хронологию начального этапа первобытного общества.

5. Историография. Историография - это история развитии науки (в данном случае науки о первобытном обществе).

До второй половины XIX в. науки о доклассовом обществе не было. Это не означает, что никто до XIX в. не интересовался первобытной историей. Люди начали давно предпринимать попытки проникнуть в свое далекое прошлое. Мы знаем об этом по сохранившимся у самых отсталых народов преданиям о подвигах предков, по генеалогическим легендам о происхождении родов, племен. Отрывочные сведения о жизни первобытных народов встречаются в надписях и письменных документах ряда стран древнего Востока (Египта, Вавилонии, Ассирии, Персии). Однако уже в первых классовых обществах древнего Востока были созданы мифы о появлении людей на Земле по воле богов (в Шумере, Египте) Легенды о древнейшем состоянии людей превратились в мифы о «рае» (Шумер) - времени, когда не было бедных и богатых, угнетателей и угнетенных. Сохранились описания первобытных народов, принадлежащие античным ученым. Например, скифы и некоторые народы Африки описаны Геродотом, народы Малой Азий - Ксенофонтом, народы Европы и Азии - Страбоном, германцы - Цезарем и Тацитом. Геродот и Страбон подметили у ряда народов наличие общей собственности и матрилинейного счета родства.

Среди греческих и римских авторов не было единого мнения о начальном состоянии человечества. Одни из них представляли ранний этап человеческой истории в виде «рая» или «золотого века» что нашло отражение в поэме греческого поэта Гесиода (VIII –VII вв. до н. э.) «Труды и дни»; в представлении других жизнь первобытных людей была похожа на жизнь животных. Согласно учению греческого материалиста Демокрита (V –IV вв. до н. э.), первые люди «вели жизнь грубую, звериную», кочевали в поисках пищи, питались естественными кормами земли, изобретали различные способы борьбы с природой. Сходные взгляды на первобытность встречаются в поэме «О природе вещей» римского философа и поэта Лукреция Кара (I в. до н. э.). В этой поэме Лукреций Кар нарисовал картину постепенного развития человеческой культуры, смену каменных орудий медными, затем железными. Он, подобно Демокриту, объяснял изобретения людей нуждой и подверг критике распространенные тогда легенды о сотворении человека богом и о существовании на заре человечества «золотого века». Взгляды Демокрита и Лукреция о жизни наших далеких предков представляют собой гениальную догадку, которая в средние века была забыта.

Торжество религиозного мировоззрения в средневековье не способствовало развитию науки о первобытном обществе. Европейские богословы широко распространяли библейский миф о первых людях (Адаме и Еве), якобы созданных богом и изгнанных им из рая. В основе этого мифа лежит заимствованная иудеями шумерийская легенда о жизни первых людей, появившихся на свет по воле бога. Представления о первобытных людях носили фантастический характер: их изображали с собачьими головами или вообще без голов, с глазами на груди и т д. Все антинаучные утверждения о жизни первобытных людей собраны в богословском трактате средневекового схоласта Фомы Аквинского (XIII в.). Средневековые ученые даже не пытались использовать этнографические сведения о далеком прошлом людей, хотя фактический материал о жизни отсталых народов продолжал накапливаться в Византии (о восточных народах), в Арабском халифате (о народах Восточной Европы и Азии), в Китае (о народах Средней Азии).

Фантастические средневековые представления о жизни первобытных людей постепенно опровергались во время Великих географических открытий XV-XVIII вв., познакомивших ученых Европы с жизнью отсталых народов Америки, Африки, Юго-Восточной Азии, позже Океании, Австралии. Но ученые XVII-XVIII вв. не смогли подняться на новую ступень во взглядах на первобытность. Они вслед за античными учеными первоначальную жизнь людей называли «звериной» (англичанин Т. Гоббс) или изображали ее райской Ж. Ж. Руссо). Однако французский миссионер Лафито впервые (в 1724 г.) высказал мысль, что в обычаях индейцев Северной Америки, среди которых он жил долгое время, можно найти объяснение далекого прошлого народов Европы.

Классики буржуазной политэкономии А. Смит и Д. Рикардо коллективный труд первобытных людей подменяли индивидуальным. А. Смит отождествлял его с трудом мелких товаропроизводителей. Д. Рикардо вообще не видел различия между первобытным и современным ему обществом.

На научную основу многие вопросы истории первобытного общества были поставлены лишь во второй половине XIX в. в связи с исследованиями известных ученых мира и археологическими раскопками.

Начало изучению истории семьи положил швейцарский ученый И.Я. Бахофен. В работе «Материнское право» (1861 г.) он высказал мысль о господстве женщин в прошлом у всех народов, чем нанес удар по теории об изначальном существовании патриархальной семьи Ее родоначальником считается греческий философ Аристотель (IV в. до н. э.). Согласно этой теории древнейшие люди жили семьями, возглавлявшимися старейшими мужчинами, владыками жен, детей и рабов. Патриархальная теория с некоторыми видоизменениями была воспринята идеологами феодального и капиталистического обществ. В буржуазной литературе она распространена до настоящего времени. Но выводы Бахофена обесцениваются его идеалистическим пониманием движущих сил исторического процесса. Развитие семьи он связывал со сменой религиозных представлений.

Окончательно разбил взгляд на патриархальную семью как на древнейшую социально-экономическую ячейку общества и теорию о6 изначальности моногамной семьи Л. Г. Морган, американский этнограф и социолог, стихийно приблизившийся к материалистическому пониманию истории. На основании анализа систем родства, введенных им в научный оборот, Морган построил схему развития семьи и брака, показал, что появление патриархальной семьи связано с разложением родового строя, а моногамная семья (конечный продукт развития семейно-брачных отношений в первобытном обществе) характерна для классовых формаций, определил сущность рода и проследил основные этапы его развития, доказал, что материнский род исторически предшествовал отцовскому, установил периодизацию истории первобытного общества. Эти проблемы освещены Морганом в труде «Древнее общество» (1877 г.). Появление книги Моргана произвело переворот во взглядах на прошлое человечества и положило начало науке о родовом строе. Вместо многочисленных бездоказательных гипотез о первобытных людях появилось стройное, основанное на огромном фактическом материале учение Моргана о доклассовом обществе.

Исследования Моргана высоко оценили основоположники марксизма. К. Маркс законспектировал книгу Морганa «Древнее общество». Конспект Маркса и работу Моргана впоследствии использовал Ф. Энгельс, работая над книгой «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Основоположники марксизма придавали большое значение изучению древнейших этапов истории человечества в целях выяснения общих закономерностей исторического процесса. Они разработали подлинно научную методологию изучения первобытного общества.

Взгляды Маркса и Энгельса на происхождения языка и мышления, на место человека в природе нашли отражение в их совместной работе «Немецкая идеология». Мысли Маркса о сущности первобытнообщинного строя, о значении для человечества природных условий, а также о происхождении частной собственности и классов, о первоначальном обмене продуктами труда между родами и о других проблемах содержатся в «Капитале». Важнейшие положения Маркса относительно сельской общины изложены им в «Набросках ответа на письмо В. И. Засулич». Ценные идеи о родовой стадии развития человечества высказаны Марксом в «Конспекте книги Л. Г. Моргана «Древнее общество». Маркс намеревался использовать исследования Моргана при создании труда о первобытном обществе.

Исполнением этого желания Маркса в известной мере является труд Энгельса «Происхождение семьи частной собственности и государства» (1884 г.) - классическое произведение по истории первобытного общества, «одно из основных произведений социализма», по выражению В. И. Ленина. В этой работе Энгельс с позиции диалектического и исторического материализма описал основные этапы развития первобытного общества до возникновения классов и государства.

Исключительно важна для понимания процесса происхождения человека работа Энгельса «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека», в которой он показал влияние социальных и биологических факторов на процесс антропогенеза, доказав, что главенствующим из них является труд. Предпосылки зарождения рабства освещены Энгельсом в «Анти-Дюринге». В этой работе, а также в произведении «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» он говорит о причине возникновения первых религиозных представлений. Эволюция семьи и брака рассматривается Энгельсом во II главе книги «Происхождение семьи, частной собственности и государства», в «Предисловии» к IV немецкому изданию этой работы («К истории первобытной семьи»), а также в статье «Вновь открытый пример группового брака».

Буржуазная историческая наука не восприняла идеи классиков марксизма. Их исследования подвергались со стороны реакционных представителей зарубежной исторической науки ожесточенным нападкам, не прекращающимся до сих пор. Нет ни одного положения К. Маркса и Ф. Энгельса, которое не оспаривалось или резко не критиковалось бы ими. Проблемы первой формации, блестяще освещенные основоположниками марксизма, стали вопросами политической актуальности.

Господствующим направлением в этнографии со второй половины XIX в. в Европе и в Америке становится эволюционизм, получивший широкое распространение после выхода в свет работ Ч. Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора» (1859 г.) и «Происхождение человека и половой отбор» (1871 г.). Дарвин был создателем эволюционной теории, совершившей коренной переворот в биологии. Он опроверг господствовавшее в науке представление о постоянстве и неизменчивости видов животных и растений.

Эволюционизм в то время представлял собой прогрессивное направление в буржуазной науке и при всех недостатках его методологических основ сыграл положительную роль в ее развитии. Эволюционисты (Г. Спенсер, Э. Тэйлор, Д. Леббок в Англии, А. Бастиан в Германии, Мак-Леннан в Шотландии, Ю. Липперт в Австрии) выступали против модной тогда теории регресса, представители которой видели в реликтовых обществах неполноценную, вырождающуюся ветвь человечества. Особое внимание эволюционисты уделяли развитию брака от группового к индивидуальному, развитию общества от материнского к отцовскому роду, развитию верований. Однако, перенося закономерности развития животного и растительного мира на историю человечества, они упрощенно понимали эволюцию общества как прямолинейное развитие под влиянием разума. Пользуясь методом сравнения явлений культуры разных народов, эволюционисты доказали культурное единство человечества, установили последовательность в развитии этих явлений, близко подошли к пониманию единства законов развития общества. Именно поэтому школа эволюционистов оказалась вскоре неприемлемой для буржуазной этнографии. С конца Х1Х и начала ХХ в., когда капитализм вступил в свою империалистическую стадию и начался общий поворот буржуазии в сторону реакции, школа эволюционизма была отвергнута официальной буржуазной наукой.

На рубеже ХIХ и ХХ вв., наибольшим влиянием пользовалась культурно-историческая школа Ф. Гребнера с его теорией культурных кругов. Эта школа, возникшая в Германии и распространившаяся в Австрии и Англии, представлена несколькими направлениями, из которых наиболее реакционным является клерикальное, именуемое «венской школой». Появление культурно-исторической школы знаменовало собой начало кризиса буржуазной этнографической науки. Представители всех направлений этой школы отбросили попытку вскрыть закономерности развития общества и культуры народов. Они отрицают поступательность в развитии человечества. Под культурными кругами они подразумевают неповторимые, индивидуальные, культурные явления (памятники материальной культуры, формы религии, обряды, обычаи и т. д.), возникающие однажды и распространяющиеся по всему свету путем заимствования либо при помощи миграции. История человечества ими сводится к механическому смешению между культурными кругами.

Клерикальное течение, представленное австрийскими учеными (В. Шмидт и В. Копперс), поставившими этнографию на службу Ватикану, занимается фальсификацией источников, пытаясь доказать извечность единобожия, частной собственности и моногамной семьи. Сторонники культурно-исторической школы не внесли ничего положительного в этнографическую науку.

После второй мировой войны в буржуазной этнографии получила распространение функциональная школа, созданная в Англии Б. Малиновским с целью изучения остатков родоплеменной организации в колониях. Функционалисты рассматривали все стороны жизни и культуры каждого народа как неразрывно связанные между собой части целого общественного организма, находящегося в состоянии равновесия, для поддержания которого все функции этого организма должны сохраняться в неприкосновенности. Под видом сохранения равновесия скрывается попытка законсервировать родо-племенные учреждения, тормозящие развитие народов, освобождающихся от колониальной зависимости. Функциональное направление было использовано колониальными властями Британской империи как теоретическое обоснование колониализма.

В годы второй мировой войны и после нее в американской этнографии создано этнопсихологическое направление (А. Кардинер и Р. Линтон), получившее в советской историографии название психорасистской школы. Психорасисты объявляют объектом этнографического исследования не общество в целом, а психологию личностей, которая якобы определяет состояние всего общества. Они рассматривают различия и особенности в куль туре разных народов как следствие неравноценности психики этих народов, зависящей, по их мнению, от системы воспитания. Психорасизм, предназначенный для оправдания. реакционной политики американских монополий, пытается «научно» обосновать и увековечить классовое неравенство и расовую дискриминацию. Этнопсихологическая школа показывает глубину падения буржуазной этнографии.

До настоящего времени буржуазные историки проповедуют концепцию кругообразного, вечно повторяющегося хода исторического процесса (теорию цикличности). Согласно этой теории история слагается из последовательной цепи циклов Каждый цикл будто бы повторяет предыдущий, и в целом нет никакого движения вперед. Все эти теории, далекие от науки и чуждые ей, стремятся изгнать всякое представление о поступательном и прогрессивном историческом процессе.

Против реакционных домыслов, фальсификации истории первобытного общества выступали прогрессивные археологи, антропологи и этнографы ХХ в. К ним относятся американский этнограф Ф. Боас и крупнейший американский антрополог А. Хрдличка. В области археологии широкой известностью пользуются работы прогрессивного английского ученого Г. Чайлда.

Русские дореволюционные ученые по сбору фактического материала и теоретическим разработкам ряда проблем не уступали западноевропейским. Первое описание родов и племен встречается в древнерусской «Повести временных лет» (XII в.) . Она выделяется на фоне фантазий о «дивьих людях» (собакоголовых, одноногих). В ней дается конкретный перечень племен (славянских, литовских, финских) Восточной Европы с указанием их места обитания, с краткими замечаниями о родовом быте, обычаях, культуре отдельных славянских племен. О первобытных племенах имеются сведения в новгородском сказании «О человецех незнаемых в восточной стране и о языцех разных» (XV в.). К XV в. относится знаменитое «Хождение за три моря» тверского купца Афанасия Никитина. Он в 1466-1472 гг. совершил путешествие по восточным странам, прожил три года в Индии и ярко описал быт, обычаи местного населения.

О численности племен, живших за Уралом, их расселении, быте и верованиях содержатся данные в сообщениях русских землепроходцев XVII –XVIII вв. Сведения о различных племенах Сибири мы находим в свидетельствах О. Дежнёва, достигшего в 1648 г. берегов Берингова пролива, в «Приказных столбцах» XVII в., в донесениях В. Атласова (о коряках и ительменах), в «Записках русского послав в Китае» (1675 г.) Н. Спафария. Известия приказных казаков, промышленных и торговых людей XVII в. о первобытных народах правдивы.

С XVIII в. усилилось собирание этнографического материала о народах России под руководством Российской Академии наук, организовывавшей научные экспедиции. К. XVIII в. относятся первые публикации этнографических трудов русских ученых, участников этих экспедиций. Первый этнографический труд «Краткое описание о народе остяцком» был написан ссыльным украинцем Г. Новицким в 1715 г. Им описаны памятники материальной культуры, обычаи и верования остяков. Большую ценность представляет исследование одного из участников Первой академической экспедиции С. Крашенинникова «Описание земли Камчатки» (впервые издано в 1755 г.) об ительменах (камчадалах), живших в XVIII в. родовым строем. Этнографический материал участников Второй академической экспедиции П. Палласа и В. Зуева о тунгусах (эвенках), хантак, ненцах и о других народах, И. Лепехина о народах Поволжья, Урала и Севера Европейской части России использован в обобщающей работе И. Георги «Описание всех в Российском государстве обитающих народов» (СПб, 1776-1799 гг.).

Профессор Московского университета С. Е. Десницкий в работе «Юридические рассуждения о начале и происхождении супружества у первоначальных народов…» (1775 г.) утверждал, что ни собственность, ни семейные отношения не являлись извечными институтами. Они возникли в определенных исторических условиях и изменялись вместе с изменением форм хозяйства.

Во второй половине XVIII в. первобытной историей интересовался сосланный царским правительством за свободолюбивые идеи в Сибирь А.Н. Радищев. Он высказал мысль о существовании каменного, медного и железного веков, подверг критике взгляды Руссо на общество. Радищев утверждал, что одинокий образ жизни является гибельным для человека.

В первой половине XIX в. в России продолжался сбор фактического материала и производились теоретические разработки ряда проблем первобытной истории. Ценный вклад в изучение народов Северной Америки и Океании внесли И. Крузенштерн, Ю. Лисянский, О. Коцебу. Ф. Литке, А. Лазарев и другие, совершившие в начале XIX в. кругосветные путешествия. Почти одновременно с зарубежными учеными (в 1826 г.) начал разработку вопроса о роде в России ректор Дерптского университетам Эверс. Им установлена универсальность родовой организации. Эту точку зрения поддерживали все ученые России середины XIX в. За несколько лет до выхода в свет книги Бахофена ученые России (К. Кавелин, В. Шульгин, А. Добряков) поставили и в основном правильно решили на материале о славянах проблему о былом положении женщин в родовом обществе.

Центром по сбору и изучению этнографического материала с середины XIX в. являлось Русское географическое общество (с его отделением этнографии), основанное в 1845 XIX в. этнография становится самостоятельной отраслью науки. На ее поприще трудились такие люди, как русский революционер-демократ Н.Г. Чернышевский, высказавший более чем за 20 лет (в 1855 г.) до выхода в свет книги Л. Моргана идею о закономерности развития от дикости к цивилизации.

Неоценимый вклад в развитие этнографической науки внес Н. Н. Миклухо-Маклай - борец против деления человечества на «низшие» и «высшие» расы. Большую часть жизни он посвятил изучению отсталых народов Океании, трижды побывал на Новой Гвинее (в 1871-1872, 1876-1877 и 1883 гг.), тогда еще не исследованном острове, и собранным им лично материалом доказал отсутствие связи между развитием культуры и расовыми признаками людей.

Экономику первобытного общества изучал экономист и этнограф Н. И. Зибер - первый пропагандист экономического учения К. Маркса в России. В его «Очерках первобытной экономической культуры» (1883 г.), не утративших значения до настоящего времени, проводится мысль о коллективном производстве и потреблении, об общинных формах владения землей у всех народов на ранних ступенях человечества. Особое внимание Зибер уделил возникновению обмена, его влиянию на разложение первобытных отношений и на образование классового общества. Обосновывая учение Бахофена и Моргана о материнском роде, он выступал против патриархальной теории. К. Маркс одобрительно отзывался об исследованиях Н. И. Зибера.

О совместной деятельности первобытных людей, обусловленной низким уровнем развития производительных сил, об универсальности матриархата, о переходе от материнского рода к отцовскому, о патриархальной семье и сельской общине писал М. М. Ковалевский в ранний период своей деятельности. Он впервые ввел в науку славянский и кавказский этнографический материал, используя его при анализе проблем семьи, рода сельской общины.

В 80-х годах ХIХ в., в период борьбы с народничеством, Г. В. Плеханов, отстаивая учение К. Маркса и Ф. Энгельса о первобытном обществе, подчеркивал, что возникновение человечества связано с процессом труда, отмечал общественный характер производства, критиковал буржуазную теорию извечности частной собственности, поделился своими соображениями о первобытной религии и первобытном искусстве, возникновение которых он связывал с трудовой деятельностью людей. Ставя искусство в непосредственную зависимость от состояния производительных сил и производственных отношений, он приписывал решающую роль в развитии искусства психологическим законам.

Из работ политических ссыльных Сибири конца XIX в. интерес представляют исследования Л. Я. Штернберга и В. Г. Богораза-Тана. Л. Я. Штернберг открыл у гиляков на севере Сахалина пережитки группового брака. Этому открытию Энгельс посвятил статью «Вновь открытый пример группового брака». В. Г. Богораз-Тан в двухтомной монографии «Чукчи» всесторонне описал чукчей, находившихся на стадии распада родового строя.

Ученые-марксисты в своих исследованиях руководствуются указаниями К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина. В. И. Ленин конкретизировал и развил дальше идеи Маркса и Энгельса о доклассовом обществе. Он уточнил учение Маркса об общественно-экономических формациях, само определение формации и дал характеристику основных признаков каждой формации, наметил периодизацию истории первобытного общества, упоминая о первобытном стаде, о родовой общине, о высоком положении женщин в первобытном обществе, о патриархальном обществе, указал на существование «зоологического индивидуализма» в стадном периоде, коснулся вопроса о возникновении и развитии племени. Развивая положения Маркса и Энгельса, он вскрыл социальные, психологические и гносеологические корни происхождения религии. Ленин подверг критике идеалистическую теорию «золотого века», вскрыл причины зарождения частной собственности, государства, определил путь развития классов, семьи, дал определение классов.

Ученые-марксисты, преодолевая схематизм, схоластические споры, борясь с буржуазными теориями культурных кругов, миграций, циклизма и расизма, внесли ценный вклад в науку о первобытном обществе. Нет ни одной проблемы первобытной истории, которую не обогатили бы они своими исследованиями.

Советские историки первобытного общества работают над изучением древнейших эпох совместно с археологами, этнографами, антропологами и учеными других научных дисциплин.

В создании советской школы археологов принимали участие лучшие представители дореволюционной науки (В. Городцов, А. Спицын, Б. Фармаковский и другие). Советские археологи (П. Борисковский, А. Брюсов, П. Ефименко, А. Окладников, С. Толстов, А. Формозов и другие) разработали новые методы исследования стоянок, курганов. Раскопки стали производить на больших площадях, что позволило выявить остатки и характер жилищ, элементы планировки поселений. Осмысление результатов археологических раскопок ведется в контакте с представителями смежных дисциплин (геологами, палеозоологами, антропологами и др.). При датировке пользуются радиоуглеродным методом, для преодоления формализма в научной классификации орудий разработан метод определения функций каменных орудий по следам их сработанности. Советские археологи успешно разрабатывают проблемы зарождения человечества, возникновения религии, сложения родовой организации, возникновения скотоводства и земледелия, появления ремесла и т. д.

Советские антропологи (В. Бунак, Г. Бонч-Осмоловский, Г. Дебец, М. Герасимов, М. Нестурх, Я. Рогинский, В. Якимов и другие) много сделали для выяснения процесса антропогенеза, расогенеза. Заслугой советской школы антропологов является положение о трех стадиях и двух скачках в процессе антропогенеза. М. Герасимовым разработаны методы восстановления мягких частей лица по черепу. Им созданы скульптурные портреты синантропа, неандертальского и кроманьонского человека. Он создал более 70 индивидуальных портретов по костным остаткам некогда живших людей, начиная с древнейшего периода до современности.

Советские этнографы критически, с позиций диалектического и исторического материализма, переоценили богатое наследие дореволюционной этнографии и пополнили его новыми исследованиями. Основным объектом исследования этнографов советской школы является конкретный народ - творец и носитель созданной им культуры. Представители советской этнографии (А. Золотарев, Д. Ольдерогге, С. Токарев, С. Толстов, Ю. Аверкиева, А. Анисимов и другие) успешно разрабатывают проблемы становления рода, семьи, религии, разложения родового строя и т. д.

Благодаря конкретным исследованиям археологов, антропологов, этнографов стало возможным появление обобщающих трудов по истории первобытного общества.

Первый обобщающий труд по истории доклассового общества («Очерки первобытного человечества») написан В. К. Никольским в 1926 г. Перу Никольского принадлежит много работ по различным проблемам истории первобытного общества («Происхождение религии» – 1940 г., «Детство человечества» – 1950 г. и др.). Второй труд обобщающего характера по истории родового строя («Первобытное общество») опубликован Н. П. Токиным в 1935 г. Первая попытка написать учебник по истории первобытного общества сделана. в 1947 г. В. И. Равдоникасом. Его двухтомная работа охватывает родовой строй до его разложения. Обобщающие работы по истории доклассового общества написаны П. П. Ефименко («Первобытное общество» - 1938 г.), П. И. Борисковским («Начальный этап первобытного общества» - 1950 г.; «Древнейшее прошлое человечества» - 1957 г.), М. О. Косвеном («Матриархат» - 1948 г.; «Очерки истории первобытной культуры» - 1953 г. I изд., 1957 г. II изд.), Ю. И. Семеновым («Как возникло человечество» - 1966 г.) и другими учеными.

Советские исследователи первобытной формации заняли видное положение в мировой науке, как показал VII Международный конгресс этнографов и антропологов, состоявшийся в Москве в 1964 г.

— Источник—

Редер, Д.Г. История древнего мира. Часть 1/ Д.Г. Русин [и д.р.]. – М.: Просвещение, 1970.- 287 с.

Предыдущая глава::: К содержанию ::: Следующая глава

Post Views: 76