О том, как пировала дочь Петра Первого - императрица Елизавета Петровна, когда русские сражались в Семилетней войне и впервые вошли в Берлин. На этот раз речь пойдет о голоде, свирепствовавшем в блокадном Ленинграде. При этом представители власти умудрялись в изобилии поглощать не только обычные продукты, но и баловать себя деликатесами.

Взгляд американца

«Представь, что ты живешь в городе, где нет тепла, а за окном тем временем минус 20. Хоть немного согреться можно только в том случае, если начнешь ломать свою мебель, рвать свои книги или же сможешь найти щепки, оставшиеся от соседней двери, которую только что разбомбили. А ты сам при этом живешь на кусок хлеба в день. Хлеба, сделанного из опилок, клея и еще чего-то мало съедобного. А еще у тебя нет света. Когда солнце садится, то становится совсем темно. При этом солнце встает где-то в 11, а уже в час дня начинает заходить. И везде дико холодно. Люди не могут жить при такой температуре, им нечего есть, никакой транспорт не ходит.

Машины перестали ездить еще в конце октября 1941 года. По городу передвигаются только грузовики, битком набитые оружием. Добраться куда-либо можно только пешком. В городе нет воды. Как люди могли жить в таких условиях? Я не знаю. Я знаю только одно: я бы не смог. Я едва ли могу назвать кого-то из моих знакомых, кто смог бы это сделать, а жители Ленинграда смогли», - рассказывал в эфире одной из американских телепрограмм в 1982 году автор книги «900 дней блокады Ленинграда» Гаррисон Солсбери. Он приехал в город в январе 1944 года, сразу после снятия осады. В то время он работал шефом московского бюро The New York Times.

Книгу о жизни в военном Ленинграде он написал в 1960-е годы. В ней автор подробно описывает, как жил член Военного совета Ленинградского фронта . «Он редко выходил за пределы Смольного. Там была кухня и столовая, но он почти всегда ел в своем кабинете. Еду ему приносили на подносе, он ее торопливо проглатывал, не отвлекаясь от работы (…). Питались они [члены номенклатуры] несколько лучше остального населения. Жданов и люди из его окружения, как и фронтовые командиры, получали военный паек: 400, не более, граммов хлеба, миску мясного или рыбного супа и по возможности немного каши. К чаю давали один-два куска сахара», - писал журналист. Он пояснил, что никто из высших партийных руководителей «не стал жертвой дистрофии, но морально они были истощены».

Помимо гражданских должностей Андрей Жданов в годы блокады входил в Военный совет Северо-Западного направления и Военный совет Ленинградского фронта.

Однако совсем другая картина предстает со страниц книги писателя Игоря Атаманенко, внука личного кардиолога Жданова: «В то время как простые ленинградцы получали по 128 граммов хлеба в день, Жданов и его сотоварищи в блокаду ни в чем себе не отказывали. Особенно хорошо это знали врачи, которым подчас приходилось спасать высшую партийную элиту от последствий неумеренных обжорств и возлияний. Она рассказывала, что у него на столе всегда были в изобилии деликатесы и разносолы. Бабушка сама видела, как во время блокады в Смольный привозили и свежие овощи, и живых барашков, и живую птицу».

Тарелки с бутербродами и пайки

Однажды, когда охранники тащили наверх корзину, доверху набитую съестным, выпала живая курица, однако мужчины этого не заметили. Тогда кардиолог Атаманенко вместе со своей подругой рентгенологом спрятали птицу в медицинском кабинете. Курица начала нести яйца. И обрадованная женщина стала приносить их домой, чтобы покормить свою маленькую дочь. Однако это продолжалось недолго. Одна из пациенток впотьмах наступила на птицу, курица так перепугалась, что перестала нести яйца, «ее пришлось зарезать скальпелем и съесть».

Многие писали, что представители советской власти, несмотря на голод, царивший в блокадном Ленинграде, устраивали застолья. Эта информация не раз вызывала жаркие споры. Так, оператор центрального узла связи, располагавшегося во время войны в Смольном, писал, что банкетов не видел. Однако вспоминает, как высокопоставленные чиновники всю ночь напролет отмечали праздник 7 ноября: «К ним в комнату мимо нас носили тарелки с бутербродами. Солдат никто не угощал, да мы и не были в обиде. Но каких-то там излишеств не помню».

Во время блокады высшее государственное и военное руководство Ленинграда получало паек куда лучше, чем большинство городского населения. Точно так же, как и солдаты, которые в окопах питались лучше горожан, а летчики и подводники кормились лучше пехотинцев.

Из дневников инструктора отдела кадров райкома ВКПб Николая Рибковского, опубликованных в феврале 2016 года, следует, что он, несмотря на сложившуюся военную ситуацию, проблем с едой не испытывал. На завтрак ел макароны или лапшу, кашу с маслом и выпивал два стакана чая с сахаром. Днем на первое ел щи или суп, на второе - мясо.

В марте 1942 года Рибковский описывал свое питание в стационаре горкома партии, который размещался в одном из павильонов закрытого дома отдыха партийного актива Ленинградской организации: «Питание здесь словно в мирное время в хорошем доме отдыха. Каждый день мясо: баранина, ветчина, курица, гусь, индюшка, колбаса. Или рыба: лещ, салака, корюшка, и жареная, и отварная, и заливная. Икра, балык, сыр, пирожки, какао, кофе, чай, триста граммов белого и столько же черного хлеба на день, тридцать граммов сливочного масла и ко всему этому по пятьдесят граммов виноградного вина, хорошего портвейна к обеду и ужину...

Да. Такой отдых, в условиях фронта, длительной блокады города, возможен лишь у большевиков, лишь при Советской власти... Что же еще лучше? Едим, пьем, гуляем, спим или просто бездельничаем и слушаем патефон, обмениваясь шутками, забавляясь игрой в домино или в карты. И всего уплатив за путевки по 50 рублей!»

Помимо этого, в архивах не обнаружено ни одного документа, в котором бы говорилось о случаях голодной смерти среди чиновников. В декабре 1941 года исполком Ленгорсовета распорядился, чтобы Ленглавресторан выдавал ужин секретарям райкомов компартии, председателям исполкомов райсоветов, а также их заместителям и секретарям, не требуя при этом продовольственных карточек.

Слухи о том, как питались в Смольном, давно перемешались с реальными историями. Но есть и те, к которым можно отнестись с доверием.

Продукты для избранных

Широкий общественный резонанс вызвало интервью жительницы Ленинграда Нины Спировой, проработавшей всю блокаду в Елисеевском гастрономе. Женщина рассказала о том, кто и как получал продукты в осажденном городе, когда другие жители умирали от голода.

По словам Спировой, в возрасте 16 лет она попала на работу в Елисеевский секретный спецраспределитель, где были фрукты, колбасы, кофе и многие другие продукты, о которых другие ленинградцы не могли и мечтать. В документах Продовольственной комиссии Военного фронта Ленфронта его называли «Гастроном», иногда «Гастроном №1».

«У нас была другая жизнь. Яблоки, груши, сливы, виноград. Все свежайшее. И так - всю войну. Напротив меня был мясной отдел. Несколько сортов колбасы, окорока, сардельки. Рядом кондитерский - конфеты, шоколад. Чуть подальше, в другом конце зала - алкогольные товары: вина, водка, коньяки (…). Люди приходили спокойные, хорошо одетые, голодом не изможденные. Показывали в кассе какие-то особые книжечки, пробивали чеки, вежливо благодарили за покупку. Был у нас и отдел заказов "для академиков и артистов", там мне тоже пришлось немного поработать», - рассказывала блокадница.

В спецмагазине обслуживались несколько сотен людей (крупные ученые, военные, выдающиеся деятели культуры и искусства, представители партийной номенклатуры, а также члены их семей), они посещали его в строго отведенное время, чтобы не создавать очередей. Обычные граждане даже не знали о существовании спецраспределителя.

Помимо «Елисеевского», были специальные столовые и рестораны для очень узкого круга лиц. «В городе был запас продуктов, который существовал до войны и находился в специальных холодильниках: копчености, колбаса, сыр, замороженное мясо, а также шоколад, сахар, кофе, чай и другие продтовары длительного хранения (…). Было небольшое подсобное хозяйство, где были и коровы, и свиньи, где производилось молоко, а куры несли яйца (…). К тому же продукты доставляли самолетами.

В материалах продкомиссии есть отчеты - когда, куда и сколько. Продукты привозили на специальную базу НКВД, которая действовала и до войны, и в блокаду, и после войны», - заявил Ломагин в одном из интервью .

Правда, о которой рассказала Нина Спирова, многим не понравилась. По словам Ломагина, в том же Смольном на самом деле питались хорошо. Однако в противном случае ситуация была бы еще хуже: «Ленинград в таком случае вообще остался бы без руководства, и тогда бы наступил хаос».

@ Веселов А. П. // Отечественная история. 2002. № 3
О героических и вместе с тем трагических событиях, связанных с обороной и блокадой Ленинграда, написано немало мемуаров, исследовательских и литературных трудов. Но идут годы, публикуются новые воспоминания участников событий, засекреченные ранее архивные документы. Они дают возможность заполнить существовавшие до недавних пор «белые пятна», основательнее изучить факторы, позволившие осажденным ленинградцам сорвать планы врага по овладению городом с помощью голода. О расчетах немецко-фашистского командования свидетельствует заявление генерал-фельдмаршала Кейтеля от 10 сентября 1941 г.: «Ленинград необходимо быстро отрезать и взять измором. Это имеет важное политическое, военное и экономическое значение» 1 .

В годы войны руководители обороны Ленинграда не хотели говорить о фактах массового голода, препятствовали появлению сведений о нем на страницах печати. После окончания войны в работах, рассказывающих о ленинградской блокаде, речь шла, главным образом, о трагических сторонах проблемы, но мало внимания уделялось мерам (за исключением эвакуации), которые принимались правительством и военным руководством для преодоления голода. Недавно опубликованные сборники документов, извлеченных из ленинградских архивов, содержат ценную информацию, позволяющую более подробно осветить этот вопрос2 .

В сборнике документов «Ленинград в осаде»3 особый интерес представляет «Информационная записка о работе городской конторы Всесоюзного объединения «Центрзаготзерно» за II полугодие 1941 г. - о хлебных ресурсах Ленинграда». Этот документ дает полную картину состояния хлебных ресурсов города накануне войны, в начале блокады и на 1 января 1942 г. Выясняется, что на 1 июля 1941 г. положение с запасами зерна было крайне напряженным: на складах «Заготзерна» и мелкомбинатах имелось муки и зерна 7 307 т. Это обеспечивало Ленинград мукой на 2, овсом на 3 недели, крупой на 2.5 месяца4 . Военная обстановка требовала принятия срочных мер для увеличения хлебных запасов. С начала войны был прекращен экспорт зерна через ленинградские портовые элеваторы. Его остаток на 1 июля увеличил хлебные запасы Ленинграда на 40 625 т. Одновременно были приняты меры к возврату в Ленинградский порт направляющихся в порты Германии и Финляндии пароходов с экспортным зерном. Всего в Ленинграде с начала войны было разгружено 13 пароходов с 21 922 т зерна и 1 327 т муки.

Были также предприняты меры по ускоренному продвижению в город составов с зерном по железной дороге. Для оперативного наблюдения за движением хлебных поездов в Ярославскую и Калининскую области были посланы в качестве уполномоченных работники Ленгорисполкома. В результате до установления блокады в Ленинград по железной дороге было завезено 62 000 т зерна, муки и крупы. Это позволило до ноября 1941 г. обеспечить бесперебойную работу хлебопекарной промышленности.

Отсутствие информации о реальном состоянии дел с продовольствием породило в годы блокады мифы, продолжающие жить и сегодня. Один из них касается пожара на Бадаевских складах, якобы ставшего причиной голода. Об этом рассказал директор ленинградского Музея хлеба М.И. Глазамицкий. В пожаре 8 сентября 1941 г. сгорело около 3 тыс. т муки. Предполагая, что это была ржаная мука, и принимая во внимание практиковавшуюся норму припека, можно подсчитать количество выпеченного хлеба - примерно 5 тыс. т. При самых минимальных размерах выпечек (в декабре 622 т в сутки) хлеба из муки Бадаевских складов хватило бы максимум на 8 дней5 .

Неправы также авторы, усматривающие причину голода в том, что руководство города своевременно не рассредоточило имевшиеся запасы хлебопродукции. Согласно опубликованным в наши дни документам, по распоряжению исполкома Ленсовета рассредоточение было произведено за счет увеличения остатков в торговой сети, на хлебозаводах и вывоза муки в специально выделенные склады, пустующие магазины и другие помещения, закрепленные за хлебозаводами в разных районах города. База № 7, расположенная на Московском шоссе, была полностью освобождена ещё до того, как противник смог начать артиллерийские обстрелы этого района. Всего было вывезено 5 205 т муки и загружено 33 места хранения, помимо складов хлебозаводов и торгующих организаций6 .

С установлением блокады, когда прекратилось железнодорожное сообщение города со страной, товарные ресурсы настолько снизились, что не обеспечивали снабжения населения основными видами продовольствия по установленным нормам. В связи с этим в сентябре 1941 г. были приняты жесткие меры экономии продовольственных товаров, в частности, снижены нормы выдачи хлеба рабочим и инженерно-техническим работникам с 800 г. в сентябре до 250 г. в ноябре 1941 г., служащим - соответственно с 600 до 125 г, иждивенцам - с 400 до 125 г, детям до 12 лет -с 400 до 125 т7 .

Такое же максимальное снижение норм выдачи в указанные месяцы произошло по крупам, мясу, кондитерским изделиям. А с декабря из-за отсутствия ресурсов по рыбе норма её выдачи не объявлялась ни по одной из групп населения. Кроме того, в декабре 1941 г. жители города недополучили, по сравнению с нормой, сахар и кондитерские изделия. Нарастала угроза массового голода. Увеличение смертности в Ленинграде в связи с резким сокращением продовольствия отражено в справке УНКВД Лениградской обл. по состоянию на 25 декабря 1941 г8 . Если в довоенный период в городе в среднем ежемесячно умирало до 3 500 человек, то за последние месяцы 1941 г. смертность составляла: в октябре - 6 199 человек, в ноябре - 9 183, за 25 дней декабря - 39 073 человека. За 5 дней, с 20 по 24 декабря, скончались на улицах города 656 человек. Среди умерших с 1 по 10 декабря мужчин было 6 686 (71,1%), женщин - 2 755 (28,9%). В октябре - декабре 1941 г. особенно большая смертность наблюдалась среди грудных детей и лиц старше 40 лет.

Причинами резкого сокращения запасов продуктов питания в городе в конце 1941 - начале 1942 г. является, наряду с установлением блокады, внезапный захват немцами в начале ноября Тихвинского железнодорожного узла, что исключило подвоз продовольствия к восточному берегу Ладоги. Тихвин был освобожден лишь 9 декабря 1941 г., а железная дорога Тихвин -Волхов восстановлена и открыта для движения только со 2 января 1942 г.

{12 декабря начальник Осиновецкого порта на западном берегу Ладоги капитан Евграфов сообщил: «В связи с ледоставом Осиновецкий военный порт грузовые операции проводить не может до открытия весенней навигации» 9 . Ледовая дорога ещё почти не действовала. Для поставок продовольствия с 14 ноября использовались лишь около трех десятков транспортных самолетов, перебрасывавших со станции Хвойное в Ленинград малогабаритные продуктовые грузы: масло, консервы, концентраты, сухари. 16 ноября А.А. Жданову доложили, что население и фронт обеспечены мукой по 26 ноября, макаронами и сахаром - по 23, сухарями ржаными - по 13 декабря 1941 г.

В критические дни декабря, когда поставки продовольствия снизились до предела, из Москвы в ночь с 24 на 25 декабря пришло сразу два неожиданных приказа. Первый гласил: к 31 декабря сформировать и отправить в распоряжение Верховного главнокомандования пять автотранспортных батальонов. Два - от 54-й армии, один - от 23-й и два - «от начальника фронтовой дороги» (т.е. с Ладоги) с полной заправкой и с лучшими водителями.

Второе распоряжение исходило от начальника Главного управления Гражданского воздушного флота B.C. Молокова. Ссылаясь на распоряжение члена Государственного комитета обороны В.М. Молотова, он сообщал, что с 27 декабря снабжавшие Ленинград продовольствием самолеты «Дуглас» с аэродрома Хвойное переводятся под Москву и обслуживать Ленинградский фронт не будут.

В середине декабря секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) Т.Ф. Штыков был послан на Большую землю «выбивать» продовольствие для осажденного города. В письме члену Военного совета Ленинградского фронта Н.В. Соловьеву он писал:

«Николай Васильевич, посылаю тебе эту записку после возвращения из Ярославля. Должен сказать, замечательные там товарищи, не на словах, а на деле желавшие помочь Ленинграду. По всем вопросам, касающимся снабжения Ленинграда за счет Ярославской области, договорились… Ярославские товарищи подготовили для ленинградцев три эшелона мяса. Но… два переадресованы в какое-то другое место и один - в Москву».

Писатель Виктор Демидов, сообщивший эти неизвестные ранее факты, на встрече «за круглым столом» общества «Жители блокадного Ленинграда» отмечал:

«Мне представляется, что в течение нескольких дней, с 27 декабря примерно до 4 января, продовольствия в город поступило катастрофически мало. А поскольку хлебозаводы уже давно снабжались «с колес», то, похоже, подавляющее большинство ленинградцев в эти дни ничего не получили. И не в эти ли трагические дни у огромной массы из них окончательно были сломлены остатки физиологической защиты против смертельной голодной болезни» 10 .

Действительно, от многих блокадников нам приходилось слышать, что в конце декабря - начале января были дни, когда в магазины города хлеба не поступало.

Лишь после того как А.А. Жданов побывал в Москве и был принят Сталиным, поступление продовольственных грузов в блокированный Ленинград возобновилось. 10 января 1942 г. появилось подписанное А.И. Микояном «Распоряжение Совнаркома СССР о помощи Ленинграду продовольствием». В нем соответствующие наркоматы обязывались отгрузить блокированному городу в январе 18 тыс. т муки и 10 тыс. т крупы (сверх отгруженных по состоянию на 5 января 1942 г. 48 тыс. т муки и 4 122 т крупы). Ленинград получал также из разных областей Союза дополнительно, сверх установленных ранее лимитов, мясо, растительное и животное масло, сахар, рыбу, концентраты и другие продукты11 .

Снабжение города продовольствием во многом зависело от работы Октябрьской железной дороги. В беседе с корреспондентом «Ленинградской правды» 13 января 1942 г. председатель исполкома Ленгорсовета П.С. Попков отмечал:

«Надо признать, что Октябрьская дорога работает плохо, оказалась неподготовленной к выполнению своей святой обязанности в деле обеспечения бесперебойной перевозки продовольственных грузов. К сожалению, раскисших, забывших о своей ответственности среди железнодорожников, особенно в управлении дороги и в ее отделениях, оказалось немало» 12 .

Нередко составы с грузом для Ленинграда подолгу задерживались в пути. По отчетам хлебопроизводящих предприятий Ленинграда за 1941 г., выявлены хищения грузов. В каждом из железнодорожных вагонов оказалось много меньше муки, чем указывалось в сопроводительных документах13 .

В сложной обстановке недостатка продовольственных ресурсов пищевая промышленность Ленинграда изыскивала возможность создания пищевых заменителей, организовывала новые предприятия по их выработке. Заменители были использованы в хлебной, мясной, молочной, кондитерской, консервной промышленности, а также в общественном питании, о чем говорилось в справке секретаря горкома ВКП(б) Я.Ф. Капустина на имя А.А. Жданова.

В хлебопекарной промышленности пищевая целлюлоза как примесь к хлебу применялась в СССР впервые. Производство пищевой целлюлозы было организовано на шести предприятиях. Одним из показателей мобилизации внутренних ресурсов в хлебопекарной промышленности явилось повышение припека хлеба до 71%. За счет повышения припека было получено дополнительной продукции 2 230 т. В качестве компонентов при выработке мясной продукции были использованы кишки, соевая мука, технический альбумин (его получали из яичного белка, плазмы крови животных, молочной сыворотки). В результате было произведено дополнительно 1360 т мясопродуктов, в том числе студня 730 т, столовой колбасы - 380 т, альбуминовой колбасы - 170 т и хлебца растительно-кровяного - 80 т. В молочной промышленности было переработано сои 320 т и хлопкового жмыха 25 т, что дало дополнительно продукции 2 617 т, в том числе: соевого молока 1 360 т, соевых молокопродуктов (простокваша, творог, сырники и др.) - 942 т.

В общественном питании широко использовалось желе, приготовленное из растительного молока, соков, глицерина и желатина. В ноябре такой продукции было реализовано 380 т. Отходы после помола овса использовались для изготовления овсяных киселей, ягодное пюре получали из клюквенных отходов. Группа ученых Лесотехнической академии и ВНИИ сульфитно-спиртовой промышленности под руководством М.Я. Калюжного разработала технологию производства пищевых дрожжей из древесины. Из 1 т сухой древесины получали около 250 кг дрожжей. Их посылали на фронт, часть использовалась в городе на фабриках-кухнях. 23 ноября 1941 г. горисполком постановил организовать изготовление дрожжей во всех районах города. Широко было организовано производство витамина С в виде настоя из лапок хвои. До середины декабря было приготовлено и реализовано 2 млн. человеко-доз витамина С14 . Кроме того, пищевой промышленностью города были освоены и выпускались пищевые концентраты (каши, супы), медицинская глюкоза, щавелевая кислота, таннин, каротин.

Как уже отмечалось, завоз основных жизненных продуктов в декабре 1941 - начале 1942 г. был минимальным. По примерным подсчетам доктора биологических наук Ю.Е. Москаленко, в то время один житель города получал в сутки не более 1300 ккал. При таком питании человек мог прожить около месяца. Период максимального недоедания длился в осажденном городе 3–4 месяца. Население Ленинграда за это время должно было погибнуть полностью. Почему же этого не произошло?

Причина первая - биолого-физиологическая. В мирное время при недоедании сопротивляемость организма падает, он подвержен инфекциям, другим заболеваниям. В блокадном Ленинграде этого не наблюдалось. Вследствие стрессового состояния, несмотря на недоедание, сопротивляемость человеческого организма резко возросла. Число больных диабетом, гастритом, язвой желудка, холециститом сократилось в городе до минимума. Даже детские болезни - корь, скарлатина, дифтерия - почти исчезли.

Свою роль в повышении выживаемости людей сыграло широкое использование пищевых заменителей15 . Нельзя не учитывать и сохранявшиеся у некоторой части населения небольшие запасы продуктов и возможность использования рынка, где даже в то время все продавалось и покупалось.

Во второй половине января 1942 г. в связи с полным восстановлением железнодорожного участка Тихвин - Войбокало и улучшением работы Ладожской ледовой трассы увеличился завоз продовольствия в Ленинград, и были повышены нормы на хлеб всем группам населения. По сравнению с январем 1942 г., в феврале нормы выросли на 100 г. у рабочих, ИТР и у служащих и на 50 г. у иждивенцев и детей до 12 лет16 . С января была восстановлена прежняя норма снабжения по жирам: рабочим и ИТР - 800 г, служащим - 400, иждивенцам - 200 и детям до 12 лет - 400 г. С февраля были введены также прежние нормы на крупу и макароны: рабочим и ИТР - 2 кг, служащим - 1.5 кг, иждивенцам - 1 кг. Во второй половине февраля и в начале марта установленные нормы всех видов продовольствия стали отовариваться полностью.

По решению бюро горкома ВКП(б) и Ленгорисполкома было организовано лечебное питание по повышенным нормам в специальных стационарах, созданных при фабриках и заводах, а также в 105 городских столовых. Стационары функционировали с 1 января до 1 мая 1942 г. и обслужили 60 тыс. человек. С конца апреля 1942 г. по решению Ленгорисполкома сеть столовых усиленного питания расширяется. На территории фабрик, заводов и учреждений вместо стационаров их было создано 89. 64 столовые были организованы за пределами предприятий. Питание в этих столовых производилось по специально утвержденным повышенным нормам. С 25 апреля по 1 июля 1942 г. ими воспользовались 234 тыс. человек, из них 69% - рабочие, 18,5% - служащие и 12,5% - иждивенцы. В первом полугодии 1942 г. стационары, а затем столовые усиленного питания сыграли неоценимую роль в борьбе с голодом, восстановлении сил и здоровья значительного числа больных, что спасло тысячи ленинградцев от гибели. Об этом свидетельствуют многочисленные отзывы самих блокадников и данные поликлиник17 .

Перед войной в 146 ленинградских научных учреждениях трудились 5600 специалистов-ученых, а в 62 вузах обучались более 85 тыс. студентов и работали тысячи преподавателей18 . С установлением блокады и угрозой голода перед ленинградским руководством встала проблема спасения научных и творческих коллективов, которая решалась, однако, не всегда своевременно и не в полной мере. 2 марта 1942 г. заместитель председателя Комитета по делам высшей школы академик Н.Г. Брусевич писал уполномоченному ГКО по эвакуации из Ленинграда А.Н. Косыгину:

«Эвакуация вузов Ленинграда проводится в недостаточно широком размере. Имеется опасение, что ко времени прекращения движения по льду Ладожского озера (примерно 20 марта) значительная часть студентов, большинство профессорско-преподавательского состава останется в Ленинграде… Необходимо ежедневно эвакуировать не менее двух тысяч студентов, преподавателей и административного персонала вузов. В первую очередь закончить эвакуацию вузов оборонной промышленности, транспорта, связи, медицины, а также Политехнический институт и Государственный университет».

Косыгин распорядился: «Включить вузы в план эвакуации с 11 марта, за исключением медицинских институтов». Медиков оставляли для нужд фронта, а также на случай возникновения в Ленинграде эпидемий.

Запоздалое решение об эвакуации вузов усугубило трагедию. В Ленинградском университете от голода и болезней погибло свыше 100 профессоров и доцентов. Политехнический институт потерял 46 докторов и кандидатов наук. Строительный институт - 38. Академические учреждения похоронили в первую блокадную зиму 450 сотрудников (33%)19 . Некоторые, весьма ограниченные, меры для облегчения тяжелого положения этой части горожан все же принимались. В январе 1942 г. при гостинице «Астория» стал действовать стационар для ученых и творческих работников. В столовой Дома ученых в зимние месяцы питалось от 200 до 300 человек20 . 26 декабря 1941 г. горисполком дал указание конторе «Гастроном» организовать с доставкой на дом академикам и членам-корреспондентам АН СССР единовременную продажу без продкарточек: масла животного - 0.5 кг, консервов мясных или рыбных - 2 коробки, яиц - 3 десятка, сахара 0.5 кг, печенья - 0.5 кг, шоколада - 0.3 кг, муки пшеничной - 3 кг и виноградного вина - 2 бутылки21 .

При вузах были открыты свои стационары, где ученые и другие работники вузов в течение 7–14 дней могли отдохнуть и получить усиленное питание, которое состояло из 20 г. кофе, 60 г. жиров, 40 г. сахара или кондитерских изделий, 100 г. мяса, 200 г. крупы, 0.5 яйца, 350 г. хлеба, 50 г. вина в сутки, причем продукты выдавались с вырезанием купонов из продовольственных карточек22 .

С наступлением зимы 1941–1942 гг. и ростом смертности от истощения в Ленинграде с каждым днем стало возрастать число детей, потерявших родителей. Нередко взрослые - матери, бабушки - отдавали свою мизерную пайку хлеба малышам, чтобы ценою собственной жизни поддержать их силы. Партийные и комсомольские организации города развернули большую работу по выявлению осиротевших детей и определению их в детские дома. Блокадная газета «Смена» в разделе «Комсомольская хроника» сообщала в марте 1942 г.:

«Смольнинский РК ВЛКСМ выделил несколько бригад для выявления безнадзорных детей в районе. В течение 5 дней 160 комсомольцев-активистов обошли 4000 квартир в домохозяйствах района, выявили ребят, которые нуждаются в определении в детские дома» 23 .

Девушки-комсомолки не только устраивали безнадзорных детей в детские дома, но и выхаживали их. Так, девушки детдома № 5 через печать обратились ко всем работающим в детских домах с призывом вырастить здоровую детвору, заменить им семью. Комсомолки Гордеева, Тетерина, Трофер пришли в 5-й детдом, когда в нем не было ничего, кроме пустых, холодных и грязных комнат. Надо было вымыть помещение, обогреть его, привезти кровати, сшить матрацы, подушки, белье. Времени было в обрез. Комсомолки-воспитательницы, а их было 9 человек, работали по 18 часов в сутки. В короткий срок дом был готов к приему маленьких воспитанников24 .

По решению горисполкома с января 1942 г. один за другим открываются новые детские дома. За 5 месяцев в Лениграде было организовано 85 детских домов, приютивших 30 тыс. осиротевших детей25 . Руководство города и командование Ленинградского фронта стремилось обеспечить детские дома необходимым питанием. Постановлением Военного совета фронта от 7 февраля 1942 г. утверждались следующие месячные нормы снабжения детских домов на одного ребенка: мясо - 1.5 кг, жиры - 1 кг, яйцо - 15 штук, сахар - 1.5 кг, чай - 10 г, кофе - 30 г, крупа и макароны - 2.2 кг, хлеб пшеничный - 9 кг, мука пшеничная - 0.5 кг, сухофрукты - 0.2 кг, мука картофельная -0.15 кг26 .

А.Н. Косыгин в январе - июле 1942 г. занимался организацией снабжения осажденного города и эвакуацией его населения. В связи с массовой смертностью учащихся ремесленных училищ он лично проверил положение с питанием в одном из них. Сохранилось письмо А.Н. Косыгина А.А. Жданову о результатах проверки ремесленного училища №33 от 16 февраля 1942 г.27 . Учащиеся жаловались на то, что в столовой вместо супа выдавалась жидкая бурда, котлеты весили 35 г. вместо положенных 50, сахар воровали, а жиры в течение 4-х дней вообще не отпускались. Контроль администрации училища за столовой отсутствовал, что открывало возможность неограниченного воровства продуктов. В результате ученики оказались на голодном пайке, их состояние ухудшалось.

А.Н. Косыгин потребовал установить обязательный контроль за питанием ремесленников со стороны администрации училища, а закладку продуктов в котел производить при обязательном присутствии администрации училища и представителя учащихся. Материалы проверки училища № 33 были направлены А.Н. Косыгиным городскому прокурору. По решению суда директор столовой училища был приговорен к одному году исправительных работ, повар - к двум годам лишения свободы.

В первую голодную зиму в Ленинграде функционировал не один десяток ремесленных и фабрично-заводских училищ. Радикальные меры, принятые по улучшению питания и наведению порядка в училище № 33, положительно отразились на питании, бытовом обслуживании учащихся и в других учебных заведениях.

В решении продовольственной проблемы большую роль сыграла эвакуация населения. Городская эвакуационная комиссия приступила к своей работе с 29 июня 1941 г. До установления блокады из города вывозились в основном дети, а также рабочие и служащие, эвакуируемые вместе с предприятиями. С 29 июня по 27 августа город покинули 488 703 человека. С сентября, со времени установления блокады, до наступления ледостава водным транспортом по Ладоге было вывезено 33 479 человек28 . С 22 ноября начала работать ледовая дорога через озеро. Однако она ещё не была достаточно оборудована и освоена. Не имелось необходимого количества автомашин, не хватало горючего. Неокрепший тонкий лед часто не выдерживал тяжести машин и ломался, и до 6 декабря на Ладоге затонуло 126 машин. По пути следования не были оборудованы пункты приема и обогрева эвакуируемых. Поэтому 12 декабря 1941 г. Военный совет Ленинградского фронта приостановил вывоз населения через Ладогу до особого распоряжения29 .

Лишь в последней декаде января после победы над фашистами под Москвой положение изменилось. Судьбой Ленинграда занялись правительство и ГКО. 21 января 1942 г. Военный совет Ленинградского фронта постановил возобновить эвакуацию населения. Она проводилась от станции Ленинград - Финляндский вокзал до станции Борисова Грива (на западном берегу Ладоги) железнодорожным транспортом и от станции Борисова Грива через озеро до станции Жихареве автотранспортом. До Финляндского вокзала эвакуируемые в большинстве своем шли пешком, везя свое имущество на санках. Автотранспортом было доставлено на Финляндский вокзал 62 500 человек (детские дома, ремесленные училища, профессорско-преподавательский состав вузов, работники искусства и др.).

Каждый эвакуируемый получал в Ленинграде хлеб по карточке на день вперед, а на эвакопункте на Финляндском вокзале - обед, содержащий мяса - 75 г, крупы - 70, жиров - 40, муки - 20, сухих овощей - 20 и хлеба - 150. Если поезд задерживался в пути до станции Борисова Грива свыше 1.5 суток, то эвакопункт этой станции кормил эвакуируемых таким же обедом. После переезда через Ладогу на эвакопунктах Кобона, Лаврово и Жихарево тоже обедали, кроме того, получали 1 кг хлеба на дорогу, 250 г. печенья, 200 г. мясопродуктов, а детям до 16 лет - плитка шоколада30 .

По данным городской эвакуационной комиссии, с 22 января по 15 апреля 1942 г. по ледовой дороге было эвакуировано 554 186 человек, из них учащихся ремесленных училищ - 92 419, детдомовцев - 12 639, студентов, профессоров, преподавателей и научных работников с семьями - 37 877 человек31 . Реальная картина эвакуации отражена в рассказе профессора Ленинградского института инженеров железнодорожного транспорта Д.И. Каргина, эвакуировавшегося в феврале 1942 г.:

«По мере нашего продвижения по направлению к Вологде питание на эвакопунктах постепенно улучшалось, но часто совершалось в далеких от культуры условиях. Только некоторые эвакопункты были благоустроены, и там питание оказывалось лучшим. Обычно же длиннейший ряд людей в очереди, под открытым небом, выстраивался с собственной посудой за супом и кашей. Хлеба нам выдавалось по 400 граммов в день. Кроме того, на некоторых эвакопунктах давался сухой паек, в который входили различные продукты, как то: хлеб, белые булки, пряники, масло сливочное, сахарный песок, колбаса и др. О голоде не приходилось говорить. Он остался позади» 32 .

Но не всем удавалось спастись от последствий недоедания. Среди эвакуируемых было немало тяжелобольных и ослабленных. Только на Финляндском вокзале, в Борисовой Гриве, Кобоне, Лаврово и Жихарево скончались 2 394 человека33 . Умирали на всем пути следования. Считается, что на одной вологодской земле похоронено не менее 30 тыс. ленинградцев34 .

На новых местах проживания эвакуированные ленинградцы, особенно дети, были окружены особым вниманием и заботой вне зависимости от того, какой город, народ или республика их приютили. Ленинградская учительница Вера Ивановна Чернуха рассказывает об эвакуации весной 1942 г. 150 детей 41-го детского дома:

«В станицу Родниковскую Краснодарского края наш эшелон прибыл рано утром. Но жители встречали ленинградцев: на платформе находились местные педагоги и медработники. Для детей были уже подготовлены помещения в школах поселка, запасены продукты. Да ещё какие! Свежее молоко, мед, орехи, редис…» 35 .

На голодную зиму 1941–1942 гг. и три месяца весны 1942 г. приходится наибольшее число погибших от голода. Если в январе 1942 г. умерли 96 751 человек, в феврале - 96 015, в марте - 81 507, в апреле - 74 792, в мае - 49 744, то с лета 1942 г. кривая смертности идет резко вниз: в июне скончались 33 716 человек, в июле - 17 729, в августе - 8 96736 . Снижение смертности к середине 1942 г. обеспечила успешная работа ледовой Дороги жизни, а затем Ладожской военной флотилии, создание значительных запасов продовольствия в городе. Кроме того, более миллиона больных стариков, детдомовцев, женщин с детьми были эвакуированы, что позволило повысить уровень снабжения продовольствием оставшихся в городе жителей.

Ленинградцы на огородах Почтовая открытка. Худ. Г.П. Фитингоф. Изд. «Искусство», Ленинград, 1944 г.

Весной 1942 г. Ленинградский горком ВКП(б) и исполком Ленгорсовета поставили перед населением города задачу обеспечить себя собственными овощами. Были выявлены пустующие земли, взяты на учет сады, парки, скверы для использования их под огороды. В результате проведенной организационной работы в мае к вспашке и посеву овощей приступили 633 организованных подсобных хозяйства предприятий и учреждений и свыше 276 тысяч индивидуальных огородников. Весной 1942 г. было вспахано индивидуальными огородниками 1 784 га, подсобными хозяйствами - 5 833, совхозами городских трестов - 2 220 (всего - 9 838 га), в том числе вскопано лопатами 3 253 га, или 33% посевов. Засеяли овощами 6 854 га (69,7%), картофелем - 1 869 (19,0%), зернобобовыми - 1 115 га (11,3%).

С индивидуальных огородов было собрано примерно 25 тыс. т овощей37 . Абсолютное большинство ленинградцев, имеющих индивидуальные огороды, обеспечили себя в летний период зеленью и собрали запасы овощей на зиму. Летняя огородная кампания укрепила и восстановила здоровье сотен тысяч людей, а это, в свою очередь, способствовало укреплению обороны города и полному разгрому врага под Ленинградом.

Более успешной, чем в 1941 г., оказалась и летняя навигация на Ладоге в 1942 г. Были проведены обширные дноуглубительные, очистные и строительные работы в районе бухт и пристаней на обоих берегах озера, отремонтированы десятки барж и буксиров, построено 44 деревянных и металлических баржи, 118 тендеров, 2 металлических парома. Все это позволило многократно увеличить перевозку грузов, в том числе продовольствия. В июле 1942 г. транспортники Ладоги за сутки отправляли до 7 тыс. т грузов. За навигацию по озеру прошло в общей сложности 21 700 судов. Они перевезли в Ленинград 780 тыс. т различных грузов, в том числе 350 тыс. т продовольствия, почти 12 тыс. голов скота38 . Проблема голода в осажденном городе была снята. Ленинградцы стали получать нормированные продукты в таком же объеме, как и жители всех городов страны.

Для преодоления последствий голода (в октябре 1942 г. с наступлением холодов было госпитализировано 12 699 больных, в ноябре - 14 138) нуждающиеся получали усиленное питание. По состоянию на 1 января 1943 г., перед прорывом блокады, 270 тыс. ленинградцев получали в той или иной форме повышенное, по сравнению с общесоюзными нормами, количество продовольствия. Кроме того, 153 тыс. человек посещали столовые с З-разовым питанием, для которых выделялась дополнительно значительная часть нормированных продуктов39 .

Неимоверные страдания и мужество, проявленное ленинградцами в годы блокады, не имели аналога в мировой истории. Судьба уготовила Ленинграду участь одного из главных стратегических центров, от стойкости которого в значительной мере зависел ход всей войны. Это понимали и на Западе. Лондонское радио в 1945 г. признало: «Защитники Ленинграда вписали самую замечательную страницу в историю мировой войны, ибо они больше, чем кто бы то ни было, помогли грядущей окончательной победе над Германией» 40 .

Учитывая трагический опыт ленинградской блокады, советская делегация на заключительном этапе переговоров по подготовке Всеобщей декларации прав человека осенью 1948 г. внесла предложение запретить использорание голода в качестве метода ведения войны. Советский представитель в Комиссии по правам человека 3 августа 1948 г.

34 Блокада рассекреченная. С. 230.

35 Даев В. Указ. соч. С. 62–63.

36 Ленинград в осаде. С. 591.

37 Там же. С. 250–251, 253.

38 На Дороге жизни. Воспоминания о фронтовой Ладоге. М., 1980. С. 16, 44.

39 Ленинград в осаде. С. 248, 589.

40 Блокада рассекреченная. С. 8.

41 Ломагин Н. Указ. соч. С. 274.

«2. Фюрер принял решение стереть город Ленинград с лица земли. После
поражения Советской России дальнейшее существование этого крупнейшего
населённого пункта не представляет никакого интереса…

4. Предполагается окружить город тесным кольцом и путём обстрела из
артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбежки с воздуха сравнять его с
землёй. Если вследствие создавшегося в городе положения будут заявлены
просьбы о сдаче, они будут отвергнуты, так как проблемы, связанные с
пребыванием в городе населения и его продовольственным снабжением, не
могут и не должны нами решаться. В этой войне, ведущейся за право на
существование, мы не заинтересованы в сохранении хотя бы части
населения».

Директива Гитлера (Weisung Nr. Ia 1601/41 vom 22. September 1941 «Die Zukunft der Stadt Petersburg»)»

Блокада Ленинграда. Воспоминания одного ребёнка

В планах гитлеровского вермахта Ленинграду отводилось особое место.
Согласно плану «Барбаросса» Ленинградское направление являлось одним из
трех главных направлений, на котором, наряду с Московским и Киевским,
началось вторжение немецко-фашистских войск. Гитлеровцы планировали, что
они сначала захватят Ленинград, а затем двинут все войска на Москву.

Почему сначала именно Ленинград, а уж потом Москва? Кроме военных
расчетов были также экономические и политические. Ленинград был вторым
после Москвы промышленным центром с мощнейшим оборонным потенциалом
(более 1000 гигантских предприятий индустрии), крупнейшим морским и
речным портом и железнодорожным узлом. И, что было для Гитлера в
политическом плане не менее важным, - колыбелью Октябрьской революции,
оплотом и символом большевизма. Уничтожение такого города с полным
истреблением почти четырехмиллионного населения было бы для СССР
сокрушительным ударом.

Все это понимало и Верховное командование Вооруженных Сил СССР.
Советские войска в битве за Ленинград оттягивали на себя до 20%
вражеских сил на Восточном фронте и всю финскую армию. Сдача Ленинграда
открывала врагу прямую дорогу на Москву. В своих воспоминаниях маршал
СССР Г. К. Жуков писал, что, отправляя его на Ленинградский фронт, 8
сентября 1941 года Сталин сказал: «Езжайте под Ленинград. Ленинград в
крайне тяжелом положении. Немцы, взяв Ленинград и соединившись с
финнами, могут ударить в обход с северо-востока на Москву, и тогда
обстановка осложнится еще больше». Рассказывая об этом эпизоде позднее,
Г. К. Жуков добавил такую важную деталь: «Вашей задачей, - сказал мне
Сталин, - является не допустить врага в Ленинград, чего бы это вам ни
стоило4» .

Наступление немцев непосредственно на Ленинград началось 10 июля 1941
года с рубежа реки Великая. К этому времени на дальних юго-западных
подступах к Ленинграду немецко-фашистское и финское командование
сосредоточило 39 дивизий, поддерживаемых мощной авиацией. К 10 июля
войска группы армий «Север» имели превосходство над советскими войсками
Северо-Западного фронта: по пехоте - в 2,4 раза, орудиям - в 4 раза,
минометам - в 5,8 раза, танкам - в 1,2 раза, самолетам - в 9,8 раза.

8 сентября 1941 года немецко-фашистские войска овладели
Шлиссельбургом (Петрокрепость) и полностью отрезали Ленинград от всей
страны с суши.

Шел 79-й день войны… Началась блокада города, которая продолжалась 872 дня - до 27 января 1944 года.

В подготовленных в ставке Гитлера тезисах доклада «О блокаде
Ленинграда» от 21 сентября 1941 года указывалось: «… б) сначала мы
блокируем Ленинград (герметически) и разрушаем город, если возможно,
артиллерией и авиацией… г) остатки гарнизона крепости останутся там на
зиму. Весной мы проникнем в город… вывезем все, что осталось живое,
вглубь России или возьмем в плен, сравняем Ленинград с землей и
передадим район севернее Невы Финляндии».

Немецко-фашистские войска предпринимали многочисленные попытки
овладеть городом. Создались крайне тяжелые условия для жителей. Запасы
продовольствия были ограниченны: по данным на 12 сентября 1941 года,
хлеба, крупы и мяса могло хватить на 30–35 суток, жиров на 45 суток,
сахара и кондитерских изделий на 60 суток. Каменного угля при строжайшей
экономии могло хватить лишь до ноября, жидкого топлива - до конца
сентября.

Введенные по карточной системе нормы продовольствия стали быстро
снижаться. 1 октября 1941 года хлебный паек для рабочих и
инженерно-технических работников был снижен до 400 г в день, для
служащих, иждивенцев и детей - до 200 г. Карточки на другие продукты
почти не отоваривались. Хлеб стал практически единственной пищей. С 20
ноября по 25 декабря (пятое снижение) рабочие получали по 250 г хлеба в
день, все остальные - по 125 г. При этом «блокадный» хлеб состоял на 2/3
из примесей (в него добавляли целлюлозу и опилки), был сырой. Это
значит, что 125-граммовый или 250-граммовый кусок был совсем маленьким и
низкопитательным. За этим жалким кусочком нужно было отстоять
многочасовую очередь на морозе, которую занимали еще затемно. Бывали
дни, когда бомбежки срывали работу хлебозаводов, булочные так и не
открывались. И матери возвращались домой с пустыми руками, где их ждали
голодные дети. В такие дни люди не ели ничего. Ни-че-го… В качестве
пищевых заменителей использовались целлюлоза, хлопковый и льняной жмых,
технический альбумин; было налажено производство пищевых дрожжей из
древесины, витамина С из лапок хвои. Варили и ели древесный клей.
Разрезали на куски и варили «суп» из кожаных сапог и туфель. Начались
цинга и дистрофия.

Иссякли запасы топлива. Остановился трамвай. В жилые дома
прекратилась подача электроэнергии. 25 января 1942 года в Ленинграде
перестала работать последняя водонапорная станция. Вышла из строя
канализация.

В секретном «Сообщении о событиях в СССР» от 18 февраля 1942 года
гитлеровцы констатировали: «Уже в декабре у большей части гражданского
населения Ленинграда наблюдалось опухание от голода. Все чаще жители
падают на улицах и остаются лежать мертвыми… Уже в конце января
количество ежедневно умиравших от голода и холода составляло 2–3 тыс.
человек. В большом числе жертвами голода могут стать дети, особенно -
малыши, для которых нет питания5» .

Только за сентябрь–ноябрь 1941 года в городе 251 раз, то есть 3–4
раза в день, объявлялась воздушная тревога. 4 октября 1941 года
воздушная тревога объявлялась 10 раз. Ежедневная продолжительность
артиллерийского обстрела в ноябре 1941 года достигла в среднем 9 часов.
17 сентября 1941 года артобстрел длился 18 часов 33 минуты. Огонь по
городу велся из дальнобойных орудий 240-миллиметрового калибра.

За 872 дня обороны Ленинграда противник обрушил на город более 5 тыс.
фугасных и 100 тыс. бомб, в том числе множество фосфорных
(зажигательных), начиненных напалмом; около 150 тыс. артиллерийских
снарядов6. Только за один день, 13 октября 1941 года, на Ленинград было
сброшено 12 тыс. зажигательных бомб.

Авиацией и артиллерией врага из строя было выведено 840 промышленных
предприятий, разрушено 44 км водопроводных труб и 78 км канализационной
сети. Было разрушено или повреждено около 5 млн кв. м жилой площади
(пострадал почти каждый жилой дом), 500 школ, 170 лечебных учреждений.
Полностью разрушено свыше 3,2 тыс. зданий и 7,1 тыс. повреждено, 9 тыс.
деревянных зданий разобрано на топливо. Повреждены сотни ценнейших
памятников истории и культуры. Бомбы и снаряды попадали в Театр оперы и
балета им. С. М. Кирова, Русский музей, Эрмитаж, Зимний дворец,
Инженерный замок и др. Были разрушены пригороды: Петродворец, Пушкин,
Павловск, Стрельна, Урицк и др.

За время блокады только от голода в Ленинграде умерли свыше 641 803
человек и еще более 17 тыс. человек погибли от бомб и снарядов. В 1943
году в городе оставались 887 тыс. жителей (до войны проживали 3421
тыс.).

7 октября 1941 года фельдмаршал Йодль направил Верховному
главнокомандующему группы армий «Север», наступавшей на Ленинград из
Главной квартиры фюрера, секретную депешу, которая начиналась словами:
«Фюрер снова решил, что капитуляция Ленинграда, а позже Москвы не должна
быть принята даже в том случае, если она была бы предложена»9.
«Моральную сторону этого мероприятия» фашисты видели в том, что город
будет вести уличные бои, что могут возникнуть эпидемии, опасные для
немецких солдат, что жителей города надо будет кормить «за счет
германской родины». В то же время директива эта служила признанием:
взять Ленинград штурмом не удастся. Рейхсфюрер СС Гиммлер вынужден был
признать стойкость горожан. Он писал в секретном циркуляре: «Ненависть
населения создала важнейшую движущую силу обороны»10.

Почему мы говорим о блокаде Ленинграда как единственном, уникальном
примере духовной стойкости во всей истории человечества? Ведь известно,
что сухопутная блокада многократно использовалась в войнах. Блокада Трои
в XIII веке до н. э., например, длилась более десяти лет. Однако она
закончилась тем, что греки взяли город и разрушили его.

Ленинград выстоял и победил. Поэтому Ленинградская блокада - это не
только трагедия, но и триумф. Да, Ленинград защищали профессиональные
войска. Но и сам Ленинград стал городом-фронтом. Страдая от голода и
холода, иногда еле живые, все жители - взрослые и дети - не сидели сложа
руки, не ждали, когда их освободят, а как могли, боролись.

На территории города было сооружено свыше 4100 дотов и дзотов, в
зданиях оборудовано 22 тыс. огневых точек, на улицах установлено 35 км
баррикад и различных противотанковых препятствий. Свыше 500 тыс.
ленинградцев строили оборонительные рубежи. 130 тыс. человек, примерно
10 дивизий, были в народном ополчении. К слову сказать, отец мой, Михаил
Федорович, как только эвакуировал нас, ушел добровольцем на фронт, хотя
как ценный работник имел «бронь». Заводы и фабрики работали
круглосуточно. Тот, кто мог, стоял у станка до последнего. Многие
умирали на своих рабочих местах. В самые страшные дни блокады на работу
не выходили от 30 до 50% обессилевших до конца рабочих и служащих.

И все-таки город жил! 12 августа 1941 года состоялась премьера
сатирического обозрения, написанного М. Зощенко и Е. Шварцем. 10 декабря
Эрмитаж отмечал 500-летний юбилей А. Навои. 19 января началась зимняя
сессия в Ленинградском университете.

29 марта 1942 года в Ленинград, следуя зову природы, презрев войну, с юга прилетели первые стаи уток…

30 марта состоялась первая репетиция вновь собранного оркестра
Ленинградского радио. 5 апреля в Академическом театре драмы им. А. С.
Пушкина прошел концерт, посвященный 700-летию Ледового побоища. 6 мая на
стадионе «Динамо» состоялся футбольный матч между динамовцами и
армейцами. 8 мая возобновлена работа читального зала Публичной
библиотеки. 15 мая открылся для посетителей зоосад. 17 мая возобновил
работу Дворец пионеров. 9 августа в филармонии состоялась премьера
Седьмой симфонии Д. Шостаковича «День победы среди войны». 20 сентября
прошли соревнования на первенство города по велосипедному спорту. 18
октября открылся Городской театр (с 1959 года - Драматический театр им.
В. Ф. Комиссаржевской)…

Социологическое исследование, проведенное с целью выяснить отношение
людей, прошедших через страдания блокадного ада и потерявших в
окруженном городе своих родных и близких, к возможной сдаче Ленинграда,
показало, что никакие муки и жертвы не склонили ленинградцев к мысли о
капитуляции. На вопрос: «Думали ли Вы о сдаче города, чтобы спасти свою
жизнь?» - ответ был почти однозначным: 98,2% ответивших на него сказали,
что никогда, ни при каких условиях не считали возможным сдать фашистам
Ленинград; 1,2% заявили, что им было безразлично; 0,6%, что надо было
сдать.

Блокада в детской памяти

Наша семья прожила в блокадном Ленинграде 323 дня - с самого ее
начала, всю самую страшную холодную и голодную зиму 1941–1942 годов до
эвакуации 23 июля 1942 года.

Что такое война, блокада, пятилетний ребенок понять не может. Он просто переживает то, что несет с собой быт.

На всю свою жизнь я запомнил невероятно громкий, отвратительный по
звуковой гамме вой сирены - знак начала очередного налета немецких
бомбардировщиков и несущийся из черного репродуктора громовой мужской
голос, от которого и сейчас, если закрою глаза и «включу» свою дальнюю
память и воображение, становится жутко: «Воздушная тревога! Воздушная
тревога!». Сирена воет, голос громыхает, люди сломя голову несутся в
бомбоубежище, дети плачут. Бомбоубежище тесное, плотно набито
человеческими телами. Душно. Пахнет сырым бетоном, мочой и … Много детей
и стариков. Полутемно. Потом все затихают - слушают, что происходит
там, наверху. Тишина в бомбоубежище прерывается то детским плачем, то
чьим-то стоном или шепотом. Где-то громыхает. Иногда совсем близко, так,
что мы чувствует сотрясение земли. Время тянется тревожно и долго…
Сколько? Не знаю. И вот все стихает. Что значит эта тишина наверху?
Налет закончен или это просто перерыв перед новой волной атаки?
Томительное ожидание… Наконец тот же мужской голос, уже другим, не
страшным тоном, извещает: «Отбой воздушной тревоги! Отбой воздушной
тревоги!..». Люди с облегчением от страха пережитого расходятся по
квартирам, чтобы вскоре, иногда через час, снова услышать жуткий вой
сирены и голос: «Воздушная тревога!..». В некоторые дни тревога
объявлялась пять, шесть, восемь, а то и десять раз.

Мама рассказывала, что потом, привыкнув, многие уже не прятались в
бомбоубежищах: кто-то играл со смертью от храбрости или отчаяния, а
многие потому, что просто не было сил бегать туда-сюда. Голод делал свое
дело: люди таяли на глазах, их просто с каждым днем становилось все
меньше и меньше11.

Если в довоенный период в городе в среднем ежемесячно умирало до 3500
человек, то за 25 дней декабря 1941 года умерло 39 073 человека. За 5
дней (с 20 по 24 декабря) прямо на улицах города скончались 656
человек12. В 1942 году общая смертность достигла пикового значения -
389,8 на 1000 населения, то есть почти 39%. За время блокады каждый
житель Ленинграда в среднем потерял 22,7% своего веса, а в отдельных
случаях - 35–40%. Это происходило за счет почти полного расходования
жира (до 70–75%), а затем - от потери веса мышц, сердца, печени. Высший
уровень смертности пришелся на декабрь 1941 - март 1942 года13. То есть
на ту самую пору, когда наша семья была в Ленинграде.

Голодные, истощенные ленинградцы замерзали в своих неотапливаемых
квартирах. Первыми умирали одинокие пенсионеры, которым некому было
помочь. Находили иногда где-нибудь на чердаках «буржуйки» от первых лет
революции, а потом наладили их производство. Топили мебелью, паркетом,
тряпьем, старой обувью, матрацами. Спали не раздеваясь. Месяцами. Живые
рядом с умершими. Те, у кого еще находились силы, старались отвезти
своих покойных родственников на санках на кладбища, где были вырыты
огромные братские могилы. По пути, выбившись из сил, умирали сами.

Смертность среди детей в возрасте до 14 лет была ниже смертности
взрослых. В январе и феврале 1942 года она соответственно составляла 15%
и 18,6% общей смертности14. Не случайно. Многие дети выжили прежде
всего потому, что взрослые (матери и отцы, дедушки и бабушки) в каждой
семье спасали в первую очередь детей. Особенно женщины - матери,
бабушки. Свою мизерную пайку хлеба и последние крохи любой еды они
отдавали малышам.

Так было и в нашей семье. Семья наша состояла из пяти человек: мамы,
которой в начале войны и в первый, самый смертный год блокады было 38
лет; папы, которому было 35 лет; моего старшего брата Олега, которому
было 14 лет; моей младшей сестры Ирины, родившейся 19 мая 1939 года; и
меня, которому 28 июня 1941 года исполнилось 5 лет. Положение
усугублялось тем, что папа, работавший на Металлическом заводе им. И. В.
Сталина начальником цеха, как и все руководители, находился на заводе
круглосуточно, появлялся дома, как говорила потом мама, буквально на 2–3
часа раз в полтора-два месяца. Олег учился (хотя лучше сказать,
работал) в ремесленном училище, там питался и ночевал, приходил домой
очень редко. Получалось, что у мамы на руках было два малыша, которым
невозможно объяснить, что такое война и блокада, но которых надо было
кормить. Как и многие (увы, не все) матери, она подкармливала нас за
счет своего иждивенческого суточного пайка в 125–200 граммов и быстро
теряла силы. Скоро мама слегла и несколько месяцев, вплоть до эвакуации,
совсем не вставала с кровати. Иногда домой из училища прибегал Олег. Он
ходил отоваривать карточки, ухаживал за нами как мог. Наверное, и я по
подсказке мамы приглядывал за Ириной. Я этого не помню. От той поры
память сохранила несколько «картинок».

…Помню, как мама, когда она еще ходила, положив на стол три кусочка
хлеба, резала каждый из них на три части и говорила: «Это - завтрак, это
- обед, это - ужин». Кусочки были маленькие, а когда их делили на три
части, то становились совсем крошечными. Мама учила меня, что хлеб
нельзя откусывать, его надо отщипывать по крошке, класть в рот и не
глотать сразу, а сосать. Теперь я думаю, что ей казалось, будто так
наступает ощущение сытости. Завтрак, обед и ужин происходили в строго
определенное время, ожидание которого, наверное, и составляло смысл всей
моей детской жизни. От этой привычки - отщипывать кусочки и класть их в
рот, а не откусывать хлеб - я не мог отвыкнуть очень долго, многие
годы. Да и сейчас, по-моему, не избавился до конца. Иногда, когда у меня
в руках хлеб, и я вдруг о чем-то глубоко задумаюсь, ловлю себя на том,
что я отщипываю махонькие кусочки, механически кладу их в рот и сосу…

…Помню, как наша семья встречала Новый, 1942 год… С нами был наш
папа. Помню это как факт, который, видимо, очень поразил меня:
наконец-то за долгие месяцы я увидел своего папу. Хотя лицо его знаю
только по фотографии. И никаких ощущений от его объятий или поцелуев,
никаких слов и запахов. Зато помню, что в тот раз он принес большой
кусок «дуранды» (подсолнечный жмых), из которого сделал какую-то кашу, и
она стояла на столе в штампованной алюминиевой тарелке, принесенной им с
завода. Тарелка эта потом еще долго существовала в нашей семье.

Еще папа приготовил «тюрю», то есть накрошил хлеба в кастрюлю с
горячей водой. Наверное, на столе была еще какая-то еда: работникам
оборонных заводов было положено усиленное питание, и отец, когда
приходил домой, приносил что-то из сэкономленного им, чтобы подкормить
нас с Ириной и маму. Но я запомнил «дуранду» и «тюрю». Может, потому,
что, как потом говорила мама, когда уже близился Новый год, объявили
воздушную тревогу. Папа почему-то решил, что мы не пойдем в
бомбоубежище. Возможно, чтобы не оставлять лежащую в кровати маму.

Началась бомбежка.

Неожиданно раздался страшный взрыв. Как потом оказалось, бомба упала у
нас во дворе. В нашей комнате вылетели все стекла. «Коптилка» (или
«керосинка», как ее еще называли) погасла. «Буржуйка» устояла. Но стол,
на котором была еда, перевернулся, «дуранда» и «тюря» разлились по полу.
Из нас никто не пострадал, но я и Ирина, как говорит мама, очень долго
орали от страха. Потом, после отбоя, папа с Олегом вслепую чем-то
заделали окна, затянули щели специальной плотной черной бумагой. Потом
зажгли «коптилку», и нам разрешили собирать и слизывать с пола
«дуранду», подбирать и есть крошки мокрого хлеба.

…Помню, как однажды я почему-то зашел в одну из квартир нашего дома,
дверь в которую оказалась открытой. Как потом сказала мама, там жил
очень добрый человек, врач по профессии. В первой комнате было очень
холодно и пусто. В следующей комнате на кровати лежали два старых
человека - мужчина и женщина. Я подошел и потрогал их. Они не шевелились
и не дышали. Мертвые.

…Помню, как человек, который жил в смежной с нами квартире, однажды
начал стучать нам в стенку и страшным голосом кричать: «Дайте хлеба!
Дайте хлеба! Дайте хлеба!..» Я и Ирина громко плакали. Мама тихим
голосом пыталась успокоить нас и плакала сама. Человек кричал долго.
Сначала громко, потом все тише, тише… На следующий день я зашел в эту
комнату. Человек был мертв.

…Помню, как потом (через сколько дней, не знаю) этого человека и
доктора с женой выносили из дома, а я почему-то оказался у выхода. Было
холодно. Трупы побросали в грузовик и увезли.

Теперь из литературы я знаю, что это было обычное дело: ленинградцы
вымирали целыми семьями и лежали какое-то время в холодных квартирах.

Вот известный всем «дневник» Тани Савичевой - листки из старой
записной книжки, которые лежат ныне в Музее истории Ленинграда. На
листках - короткие записи, сделанные детской рукой:

Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня».

Через несколько дней Таню взяли в детский дом. Потом эвакуировали. 1 июля 1944 года Таня тоже умерла…

По логике вещей должны были умереть и я, и Ирина. Но сначала нас спасла мама. Потом - советская власть.

С наступлением зимы 1941–1942 годов и ростом смертности в Ленинграде с
каждым днем стало увеличиваться количество детей, потерявших родителей.
По решению Ленинградского горисполкома с 1 января 1942 года стали
открываться новые детские дома и ясли. За пять месяцев в Ленинграде было
организовано 85 детских домов, приютивших 30 тыс. осиротевших детей.
Руководство города и командование Ленинградского фронта стремились
обеспечить детские дома усиленным питанием.

В один из детских домов папа устроил меня, а Ирину определили в детские ясли. Благодаря этому мы и остались живы.

Почему-то детский сад называли «очаг». «Ты почему опять сбежал из
очага? Возвращайся в очаг!» - это я слышал от мамы множество раз. Если
закрою глаза и мысленно перенесусь в ту пору, то явственно слышу ее
плачущий вопрос-стон «почему?» и мольбу «возвращайся».

Я запомнил «очаг», наверное, потому, что отрыв от дома, от мамы был
для меня, как для всякого малыша, глубоким потрясением. До этого я был
домашним ребенком. На всю жизнь я запомнил запах «очага»: смесь запахов
чистого детского дыхания, детских тел и постельного белья с запахами
кухни. В сущности, такой же, как запах детского сада, в который мы, став
взрослыми, отводили потом наших детей - Олега и Наташу. Только «наш»
запах был очень холодным.

Зачем меня отдали в «очаг», я не понимал, и при любом удобном случае
старался сбежать домой. Мне удавалось это довольно часто. И всякий раз
мама встречала одним и тем же вопросом «почему?», плакала, иногда давала
мне немножко хлеба, отрывая его от себя, что еще более усугубляло ее и
без того тяжелое положение.

Наверное, я был разумным ребенком, потому что все-таки возвращался в
«очаг». А может, меня уже и тянуло туда, потому что кормили нас там
гораздо лучше, чем дома.

Постановлением Военного совета фронта от 7 февраля 1942 года
утверждались следующие месячные нормы снабжения детских домов на одного
ребенка: мясо - 1,5 кг, жиры - 1 кг, яйцо - 15 штук, сахар - 1,5 кг, чай
- 10 г, кофе - 30 г, крупа и макароны - 2,2 кг, хлеб пшеничный - 9 кг,
мука пшеничная - 0,5 кг, сухофрукты - 0,2 кг, мука картофельная - 0,15
кг.

Когда я узнаю сейчас о таких цифрах и таком «меню», то думаю: «Ого,
все было не так уж плохо». Но одно дело - установить нормы, другое -
выполнить их. Не буду грешить, но думаю, что нормы эти выполнялись лишь в
самой малой части.

Да и где их было взять, такие продукты?

Во второй половине ноября 1941 года по льду Ладожского озера была
проложена автомобильная дорога («Дорога жизни»), по которой подвозились
боеприпасы, вооружение, медикаменты, топливо и продовольствие. Это была
именно «Дорога жизни», но сколько продуктов можно было провезти на
автомашинах под непрерывной бомбежкой и артобстрелом?.. Дорога не была
достаточно оборудована и освоена. Не имелось необходимого количества
автомашин, не хватало горючего. Неокрепший тонкий лед часто не
выдерживал тяжести машин и ломался. До 6 декабря на Ладоге затонуло 126
машин.

Кроме того, как описывается в исторической литературе, даже в то
страшное время некоторые люди, имевшие доступы к пищевым продуктам,
приворовывали. Сохранилось письмо А. Н. Косыгина (тогда наркома пищевой
промышленности СССР), который в январе - июле 1942 года занимался
организацией снабжения осажденного города и эвакуацией его населения, А.
А. Жданову, первому секретарю Ленинградского горкома партии, о
результатах проверки ремесленного училища № 33 от 16 февраля 1942 года.
Учащиеся жаловались на то, что в столовой вместо супа выдавалась жидкая
бурда, котлеты весили 35 г вместо положенных 50, сахар воровался, а жиры
в течение четырех дней вообще не отпускались. А. Н. Косыгин лично
проверил это училище. Все факты подтвердились.

Главное мое ощущение, которое я вынес из блокады, - не проходящее ни
на минуту острое чувство голода. Как бы там ни было, но крайне
истощенный до отправки в «очаг», я стал поправляться. Мама видела это,
радовалась и, как потом говорила мне, очень боялась, что во время
побегов из «очага» или на обратном пути меня могут выкрасть, убить и
съесть.

Да-да, той страшной голодной зимой 1941–1942 годов в Ленинграде были
не только кражи продуктов, мародерство, но и людоедство. Знаю об этом не
из книжек. Мама рассказывала мне (уже взрослому), что однажды, в самом
начале зимы, может быть, в конце ноября - начале декабря, когда она еще
была на ногах, пошла на продуктовый рынок, чтобы выменять на вещи
каких-нибудь продуктов. Звучит это дико, но (особенно в начале зимы)
такой рынок существовал, где за золото, бриллианты и иные ценные вещи
можно было выменять хлеб и другие продукты. Не знаю, что такое ценное
понесла она в тот раз на рынок, ибо жили мы не богато, но ей удалось
выменять кусок холодца (мы говорили «студень»). Когда же дома она стала
его делить на части, то нашла в нем ноготь с пальца человеческой руки.
«Студень» она выкинула. И только после этого, расспросив кого-то,
узнала, что делали этот «студень» из мяса более-менее упитанных людей
(военных людей), которых для этого специально убивали… Или вырезали
мягкие места у мертвецов...

Не знаю, как далеко от нашего дома находился «очаг», но, видимо, не
близко, потому что по дороге меня иногда заставали артобстрелы. Я
прижимался к стене какого-нибудь дома, слушал жуткий вой снарядов,
которые летали высоко в небе, но падали все, как мне казалось, на наш
дом. Несколько раз, когда прекращался артобстрел, я с полдороги с плачем
возвращался к нашему дому и с радостью обнаруживал, что он цел, а
значит, моя мама жива.

Большинство моих воспоминаний связано с хлебом, взрывами, смертью.

…Помню: однажды в «очаге» нас усаживали обедать. Точно помню, что на
столах стояли блюдечки с налитым в них тонюсеньким слоем подсолнечным
(мама всегда говорила «постным») маслом, а рядом лежал кусочек хлеба.
Такой обед бывал уже не раз. Мне очень нравился запах «постного» масла,
нравилось макать хлеб в масло и есть… Непередаваемое наслаждение, от
которого кружилась голова… Мы еще только рассаживались по местам, как
взревела сирена: «Воздушная тревога!..». Нас стали быстро-быстро уводить
в бомбоубежище. Но я куда-то спрятался. И как только все ушли, подбежал
к столу, буквально проглотил свой хлеб, выпил масло, вылизал блюдце,
схватил чей-то кусочек хлеба и бросился бежать из «очага» домой - к
маме.

Я помню то безумное чувство радости, которое охватило меня от мысли,
что я не просто бегу домой и скоро увижу маму, но что в этот раз я несу
ей хлеб, что на вопрос: «Почему ты опять сбежал?..» - я скажу ей: «Мама,
я принес тебе хлеба!», что она обрадуется и не прогонит меня обратно в
«очаг». Я бежал, зажав хлеб в кулачке, но вскоре запыхался и пошел
шагом.

Бомбежка еще не началась. Навстречу мне изредка попадались люди.
Какой-то человек, уже пройдя мимо, окликнул меня: «Мальчик!» Я
остановился. Человек (это был мужчина) спросил: «А что это у тебя?» - «Я
несу маме хлеб!» - ответил я. «А ну-ка покажи», - сказал человек. Я
разжал кулак. Человек выхватил мой хлеб, в одно мгновение съел его и
стал быстро уходить. Я бежал за ним, кричал и плакал, а потом, видимо,
поняв бессмысленность этого, с ревом побежал домой. Я влетел в квартиру,
кинулся к маме и долго-долго кричал и плакал у нее на груди, прежде чем
сумел рассказать о том, что же произошло. Обессилевшей рукой мама
гладила меня по голове и тихо плакала вместе со мной.

Этот случай я помню с фотографической точностью, до мелочей. Думаю,
это одно из самых сильных потрясений, которое я испытал за всю свою
жизнь.

Возможно, своим детским умишком я понимал уже, что мама умирает от
истощения еще и потому, что несколько месяцев подкармливала нас с
Ириной, отрывая крохи хлеба от своей несчастной пайки. Возможно, для
меня было высшим счастьем отблагодарить ее за эту жертву. Но я не смог…

Отрывок из воспоминаний Ильинского Ф.М. «Блокада Ленинграда: Проблески детской памяти на фоне великой трагедии».

…Голод перманентен, невыключаем… мучительнее, тоскливее всего во время еды, когда еда с ужасающей быстротой приближалась к концу, не принося насыщения.

Лидия Гинзбург

Мысли всех жителей Ленинграда были заняты тем, как поесть и достать еду. Мечты, устремления и планы были сначала отодвинуты на задний план, затем забыты вовсе, поскольку мозг мог думать только об одном – о еде. Голодали все. Жданов установил в городе строгий военный паек – полкилограмма хлеба и миска мясной или рыбной похлебки в день. Уничтожение Бадаевских складов 8 сентября усугубило и без того критическую ситуацию. На протяжении первых шести месяцев блокады паек неуклонно уменьшался, и в конце концов его уже было недостаточно для поддержания жизни. Нужно было искать еду или какую-либо замену ей. После нескольких месяцев в городе почти не осталось собак, кошек и птиц в клетках.

Хлебная карточка блокадника. Декабрь 1941 г.

Внезапно оказался востребованным один из последних источников жиров, касторовое масло. Его запасы скоро иссякли.

Хлеб, испеченный из муки, сметенной с пола вместе с мусором, прозванный «блокадной буханкой», получался черным как уголь и обладал практически таким же составом. Бульон представлял собой не более чем кипяченую воду с добавлением щепотки соли и, если повезет, капустного листа. Деньги потеряли всяческую ценность, как и любые непродовольственные товары и драгоценности, – на фамильное серебро нельзя было купить корку хлеба. Без пищи страдали даже птицы и грызуны, до тех пор пока все не исчезли: или умерли от голода, или были съедены отчаявшимися людьми. Поэтесса Вера Инбер писала о мышке у себя в квартире, отчаянно пытавшейся найти хоть одну крошку. Люди, пока у них еще оставались силы, выстаивали длинные очереди за едой, порой по целым суткам на пронизывающем холоде, и нередко возвращались домой с пустыми руками, переполненные отчаянием, – если оставались живы. Немцы, видя длинные очереди ленинградцев, сбрасывали на несчастных жителей города снаряды. И тем не менее люди стояли в очередях: смерть от снаряда была возможной, в то время как смерть от голода – неминуемой.

Записная книжка Тани Савичевой

Ленинградцы набирают воду на Невском проспекте в пробоинах, появившихся после артобстрела

RIA Novosti archive, image #907 / Boris Kudoyarov / CC-BY-SA 3.0

Каждому приходилось решать для себя, как распорядиться крошечным дневным пайком – съесть в один присест в надежде (тщетной) на то, что желудку хоть на какое-то время покажется, будто он что-то переварил, или растянуть на целый день. Родственники и друзья помогали друг другу, но уже на следующий день отчаянно ссорились между собой по поводу того, кому сколько досталось. Когда все альтернативные источники продовольствия закончились, люди в отчаянии принялись за несъедобное – корм для скота, льняное масло и кожаные ремни. Вскоре ремни, которые вначале люди ели от отчаяния, уже считались роскошью. Столярный клей и клейстер, содержащие животный жир, соскабливали с мебели и со стен и варили. Люди ели землю, собранную в окрестностях Бадаевских складов, ради содержащихся в ней частиц расплавленного сахара.

В городе пропала вода, поскольку водопроводные трубы замерзли, а насосные станции были разбомблены. Без воды высохли краны, перестала работать канализационная система. Люди использовали для отправления естественных надобностей ведра и выливали нечистоты на улицу. В отчаянии жители города пробивали лунки в замерзшей Неве и черпали воду ведрами. Без воды пекарни не могли печь хлеб. В январе 1942 г., когда нехватка воды стала особенно острой, 8000 человек, сохранившие достаточно сил, выстроились в живую цепочку и передавали из рук в руки сотни ведер с водой, просто чтобы пекарни заработали снова.

Сохранились многочисленные рассказы о несчастных, которые отстояли многочасовую очередь за ломтем хлеба только ради того, чтобы его выхватил у них из рук и жадно сожрал человек, обезумевший от голода. Широкое распространение получило воровство хлебных карточек; отчаявшиеся грабили людей среди бела дня или обшаривали карманы трупов и тех, кто был ранен во время немецких артобстрелов. Получение дубликата превратилось в такой долгий и мучительный процесс, что многие умирали, так и не дождавшись, когда завершатся блуждания новой продовольственной карточки в дебрях бюрократической системы. Был момент, когда только Жданов лично мог выдавать дубликат. Немцы через своих осведомителей следили за тем, насколько жители города утратили способность поддерживать друг друга: для них это было мерилом падения боевого духа ленинградцев.

Голод превращал людей в живые скелеты. Размеры пайка достигли минимума в ноябре 1941 г. Рацион рабочих, занятых физическим трудом, составлял 700 калорий в день, при том что минимальная норма равна приблизительно 3000 калорий. Служащим полагалось 473 калории в день, в то время как норма составляет 2000–2500 калорий, а дети получали в день 423 калории – меньше четверти того, что требуется новорожденному.

Конечности распухали, животы раздувались, кожа обтягивала лицо, глаза западали, десны кровоточили, зубы от недоедания увеличивались, кожа покрывалась язвами.

Пальцы коченели и отказывались распрямляться. Дети со сморщенными лицами напоминали стариков, а старики походили на живых мертвецов. Голод лишал молодых молодости. Дети, оставшиеся в одночасье сиротами, бродили по улицам безжизненными тенями в поисках еды. Страшный голод и мороз отнимали у людей все силы. Люди слабели, падали в обмороки. Любое движение причиняло боль. Даже процесс пережевывания пищи становился невыносимым.

Проще было лежать в кровати, чем вставать и отправляться на поиски еды. Но люди вставали, у них не было выбора, ибо они понимали, что если не сделают это, то не встанут больше никогда. Обессиленные и замерзшие, люди не переодевались и месяцами ходили в одном и том же. Была еще одна зловещая причина, по которой люди не переодевались. Лидия Гинзбург описала это так:

Они потеряли из виду свое тело.

Оно ушло в глубину, замурованное одеждой, и там, в глубине, изменялось, перерождалось. Человек знал, что оно становится страшным.

В течение нескольких лет Ленинград находился в кольце блокады фашистских захватчиков. Люди остались в городе без еды, тепла, электричества и водопровода. Дни блокады - самое трудное испытание, которое жители нашего города выдержали с мужеством и достоинством..

Блокада длилась 872 дня

8 сентября 1941 года Ленинград был взят в блокадное кольцо. Оно было прорвано 18 января 1943 года. К началу блокады в Ленинграде не было достаточного количества запасов еды и топлива. Единственным путем сообщения с городом было Ладожское озеро. Именно через Ладогу пролегла Дорога жизни - магистраль, по которой в блокадный Ленинград доставлялись грузы с продовольствием. По озеру было сложно провезти количество еды, необходимое для всего населения города. В первую блокадную зиму в голе начался голод, появились проблемы с отоплением и транспортом. Зимой 1941 года умерли сотни тысяч ленинградцев. 27 января 1944 года, через 872 дня после начала блокады, Ленинград был полностью освобожден от фашистов.

27 января Петербург поздравит Ленинград с 70-летием освобождения города от фашистской блокады. Фото: www.russianlook.com

630 тысяч ленинградцев погибли

За время блокады от голода и лишений погибло свыше 630 тысяч ленинградцев. Эта цифра была озвучена на Нюрнбергском процессе. По другой статистике, цифра может достигать 1,5 миллиона человек. Только 3% смертей приходятся на фашистские артобстрелы и бомбежки, остальные 97% погибли от голода. Мертвые тела, лежащие на улицах города, воспринимались прохожими как обыденное явление. Большинство погибших в блокаду похоронены на Пискаревском мемориальном кладбище.

За годы блокады в Ленинграде погибли сотни тысяч людей. Фото 1942 года. Архивное фото

Минимальный паек - 125 граммов хлеба

Главной проблемой осажденного Ленинграда был голод. Служащие, иждивенцы и дети получали в период с 20 ноября по 25 декабря только 125 граммов хлеба в день. Рабочим полагалось 250 граммов хлеба, а личному составу пожарных команд, военизированной охраны и ремесленных училищ - 300 граммов. В блокаду хлеб готовили из смеси ржаной и овсяной муки, жмыха и нефильтрованного солода. Хлеб получался практически черным по цвету и горьким на вкус.

Дети блокадного Ленинграда умирали от голода. Фото 1942 года. Архивное фото

1,5 миллиона эвакуированных

За время трех волн эвакуации Ленинграда из города были вывезены в общей сложности 1,5 миллиона человек - почти половина всего населения города. Эвакуация началась уже через неделю после начала войны. Среди населения велась разъяснительная работа: многие не хотели покидать свои дома. К октябрю 1942 года эвакуация была завершена. В первую волну в районы Ленобласти были вывезены около 400 тысяч детей. 175 тысяч вскоре были возвращены обратно в Ленинград. Начиная со второй волны, эвакуацию совершали по Дороге жизни через Ладожское озеро.

Из Ленинграда была эвакуирована почти половина населения. Фото 1941 года. Архивное фото

1500 громкоговорителей

Доля оповещения ленинградцев о вражеских атаках на улицах города было установлено 1500 громкоговорителей. Кроме того, сообщения транслировались через городскую радиосеть. Сигналом тревоги стал звук метронома: его быстрый ритм означал начало воздушной атаки, медленный - отбой. Радиовещание в блокадном Ленинграде было круглосуточным. В городе действовало распоряжение, запрещающее отключать радиоприемники в домах. Дикторы радио рассказывали о ситуации в городе. Когда прекратилось вещание радиопередач, стук метронома все рано продолжал транслироваться в эфире. Его стук называли живым биением сердца Ленинграда.

На улицах города появилось более 1,5 тысяч громкоговорителей. Фото 1941 года. Архивное фото

- 32,1 °C

Первая зима в осажденном Ленинграде была суровой. Столбик термометра падал до отметки - 32,1 °C. Средняя температура месяца была - 18,7 °C. В городе даже не зафиксировали привычных зимних оттепелей. В апреле 1942 года снежный покров в городе достигал 52 см. Отрицательная температура воздуха стояла в Ленинграде более полугода, продержавшись до мая включительно. Отопление не поступало в дома, были отключены канализация и водопровод. Прекратилась работа на заводах и фабриках. Главным источником тепла в домах стала печка-«буржуйка». В ней сжигали все, что горело, в том числе книги и мебель.

Зима в блокадном Ленинграде была очень суровой. Архивное фото

6 месяцев осады

Даже после снятия блокады немецкие и финские войска в течение полугода осаждали Ленинград. Выборгская и Свирско-Петрозаводская наступательные операции советских войск при поддержке Балтийского флота позволили освободить Выборг и Петрозаводск, окончательно отбросив противника от Ленинграда. В результате операций советские войска продвинулось в западном и юго-западном направлении на 110-250 км, и Ленинградская область была освобождена от вражеской оккупации.

Осада продолжалась еще полгода после прорыва блокады, но в центр города немецкие войска не пробились. Фото: www.russianlook.com

150 тысяч снарядов

Во время блокады Ленинград постоянно подвергался артобстрелам, которых было особенно много в сентябре и октябре 1941 года. Авиация совершала по несколько налетов в день - в начале и в конце рабочего дня. Всего за время блокады на Ленинград было выпущено 150 тысяч снарядов и сброшено больше 107 тысяч зажигательных и фугасных бомб. Снарядами было разрушено 3 тысячи зданий, а повреждено больше 7 тысяч. Около тысячи предприятий были выведены из строя. Для защиты от артобстрелов ленинградцы возводили оборонительные сооружения. Жители города построили больше 4 тысяч дотов и дзотов, оборудовали в зданиях 22 тысяч огневых точек, возвели на улицах 35 километров баррикад и противотанковых препятствий.

Эшелоны, перевозившие людей, постоянно атаковались немецкой авиацией. Фото 1942 года. Архивное фото

4 вагона кошек

Домашних животных в январе 1943 года привезли в Ленинград из Ярославля для борьбы с полчищами грызунов, грозивших уничтожить запасы продовольствия. В только что освобожденный город прибыло четыре вагона дымчатых кошек - именно дымчатые кошки считались лучшими крысоловами. За привезенными кошками сразу же выстроилась длинная очередь. Город был спасен: крысы исчезли. Уже в современном Петербурге в знак благодарности животным-избавителям на карнизе домов на Малой Садовой улице появились памятники коту Елисею и кошке Василисе.

На Малой Садовой есть памятники кошкам, спасшим город от крыс. Фото: АиФ / Яна Хватова

300 рассекреченных документов

Архивный комитет Санкт-Петербурга готовит электронный проект «Ленинград в осаде». Он предполагает размещение на портале «Архивы Санкт-Петербурга» виртуальной выставки архивных документов по истории Ленинграда в годы блокады. 31 января 2014 года будут опубликованы 300 отсканированных в высоком качестве исторических бумаг о блокаде. Документы будут объединены в десять разделов, показывающих разные стороны жизни блокадного Ленинграда. Каждый раздел будут сопровождаться комментариями специалистов.

Образцы продовольственных карточек. 1942 г. ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 20. Д. 53. Подлинник Фото: ЦГАИПД СПб

• 
  © АиФ / Ирина Сергеенкова
• 
  © АиФ / Ирина Сергеенкова
• 
  © АиФ / Ирина Сергеенкова
• 
  © АиФ / Ирина Сергеенкова
• 
  © АиФ / Ирина Сергеенкова
• 
  © АиФ / Ирина Сергеенкова
• 
  © АиФ / Ирина Сергеенкова
• 
  © АиФ / Ирина Сергеенкова
• 
  © АиФ / Ирина Сергеенкова
• 
  ©