27 января мы празднуем прорыв Блокады Ленинграда
, который позволил в 1944 году закончить одну из самых трагических страниц мировой истории. В этом обзоре мы собрали 10 способов
, которые помогли реальным людям выжить в блокадные годы
. Возможно, кому-то эта информация пригодится и в наше время.
Ленинград попал в окружение 8 сентября 1941 года. При этом в городе не было достаточного количества припасов, которые могли бы сколь-нибудь долго обеспечить местное население продуктами первой необходимости, в том числе, едой. Фронтовикам во время блокады выдавали по карточкам 500 граммов хлеба в день, рабочим на заводах – 250 (примерно в 5 раз меньше реально требуемого количества калорий), служащим, иждивенцам и детям – вообще 125. А потому первые случаи голодной смерти были зафиксированы уже через несколько недель после того, как кольцо Блокады было сомкнуто.
В условиях острой нехватки продуктов люди были вынуждены выживать, кто как может. 872 дня блокады – это трагическая, но при этом и героическая страница в истории Ленинграда. И именно про героизм людей, про их самопожертвование мы хотим рассказать в данном обзоре.
Невероятно сложно во время Блокады Ленинграда было семьям с детьми, особенно, с самыми маленькими. Ведь в условиях нехватки продуктов у многих матерей в городе перестало вырабатываться грудное молоко. Тем не менее, женщины находили способы спасти своего малыша. История знает несколько примеров тому, как кормящие матери надрезали соски на своей груди, чтобы младенцы получили хоть какие-то калории из материнской крови.
Известно, что во время Блокады голодающие жители Ленинграда вынуждены были есть домашних и уличных животных, в основном, собак и кошек. Однако нередки случаи, когда именно домашние питомцы становились главными кормильцами целых семей. К примеру, существует рассказ про кота по имени Васька, который не только пережил Блокаду, но и приносил практически ежедневно мышей и крыс, коих в Ленинграде развелось огромное количество. Из этих грызунов люди готовили еду, чтобы хоть как-нибудь утолить голод. Летом же Ваську вывозили на природу, чтобы он охотился на птиц.
Кстати, в Ленинграде после войны установили два памятника котам из так называемой «мяукающей дивизии», которая позволила справиться с нашествием грызунов, уничтожающих последние запасы продовольствия.
Голод в Ленинграде достиг такой степени, что люди ели все, что содержало калории и могло быть переварено желудком. Одним из самых «популярных» продуктов в городе стал мучной клей, на котором держались обои в домах. Его отскребали от бумаги и стен, чтобы затем смешивать с кипятком и делать таким образом хоть немного питательный суп. Подобным образом в ход шел и строительный клей, бруски которого продавали на рынках. В него добавляли специи и варили желе.
Желе также делали из кожаных изделий – курток, сапог и ремней, в том числе, и армейских. Саму эту кожу, часто пропитанную дегтем, есть было невозможно из-за невыносимого запаха и вкуса, а потому люди наловчились сначала обжигать материал на огне, выжигая деготь, а уж потом варить из остатков питательный студень.
Но столярный клей и кожаные изделия – это лишь малая часть так называемых пищевых заменителей, которые активно применялись для борьбы с голодом в блокадном Ленинграде. На заводах и складах города к моменту начала Блокады находилось достаточно большое количество материала, который можно было использовать в хлебной, мясной, кондитерской, молочной и консервной промышленности, а также в общественном питании. Съедобными продуктами в этом время стали целлюлоза, кишки, технический альбумин, хвоя, глицерин, желатин, жмых и т.д. Их использовали для изготовления еды как промышленные предприятия, так и обычные люди.
Одной из фактических причин голода в Ленинграде является уничтожение немцами Бадаевских складов, на которых хранились продовольственные запасы многомиллионного города. Бомбежка и последующий за ней пожар полностью уничтожил огромное количество продуктов, которые смогли бы спасти жизни сотен тысяч людей. Однако жители Ленинграда умудрялись даже на пепелище бывших складов находить какие-то продукты. Очевидцы рассказывают, что люди собирали землю на месте, где сгорели запасы сахара. Данный материал они потом процеживали, а мутную сладковатую воду кипятили и пили. Эту калорийную жидкость в шутку называли «кофе».
Многие выжившие жители Ленинграда рассказывают, что одним из распространенных продуктов в городе в первые месяцы Блокады были капустные кочережки. Саму капусту на полях вокруг города собрали в августе-сентябре 1941 года, но ее корневая система с кочережками оставалась на полях. Когда проблемы с продовольствием в блокадном Ленинграде дали о себе знать, горожане начали ездить в пригороды, чтобы выкапывать из мерзлой земли казавшиеся еще недавно ненужными растительные огрызки.
А теплое время года жители Ленинграда питались в прямом смысле подножным кормом. В ход благодаря небольшим питательным свойствам шла трава, листва и даже кора деревьев. Эти продукты перетирали и смешивали с другими, чтобы делать из них лепешки и печенье. Особой популярностью, как рассказывали пережившие Блокаду люди, пользовалась конопля – в этом продукте много масла.
Удивительный факт, но во время Войны Ленинградский Зоопарк продолжал свою работу. Конечно, часть животных из него вывезли еще до начала Блокады, но многие звери все-таки остались в своих вольерах. Некоторые из них погибли во время бомбежек, но большое количество благодаря помощи сочувствующих людей пережило войну. При этом сотрудникам зоопарка приходилось идти на всяческие ухищрения, чтобы накормить своих питомцев. К примеру, чтобы заставить тигров и грифов есть траву, ее упаковывали в шкуры мертвых кроликов и других зверей.
А в ноябре 1941 года в зоопарке даже случилось пополнение – у гамадрила Эльзы родился малыш. Но так как у самой матери из-за скудного рациона не было молока, молочную смесь для обезьянки поставлял один из ленинградских роддомов. Малышу удалось выжить и пережить Блокаду.
***
Блокада Ленинграда длилась 872 дня с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944. Согласно документам Нюрнбергского процесса, за это время от голода, холода и бомбежек умерло 632 тысяч человек из 3 миллионов довоенного населения.
Но Блокада Ленинграда – это далеко не единственный пример нашей воинской и гражданской доблести в двадцатом веке. На сайте сайт можно прочитать также про во время Зимней войны 1939-1940 годов, про то, почему факт ее прорыва советскими войсками стал поворотной точкой в военной истории.
February 2nd, 2012Блокада Ленинграда длилась с 8 сентября 1941 года по 27 января 1944 года - 872 дня. К началу блокады в городе имелись лишь недостаточные по объёму запасы продовольствия и топлива. Единственным путём сообщения с блокадным Ленинградом оставалось Ладожское озеро, находящееся в пределах досягаемости артиллерии осаждающих. Пропускная способность этой транспортной артерии была несоответствующей потребностям города. Начавшийся в городе голод, усугублённый проблемами с отоплением и транспортом, привёл к сотням тысяч смертей среди жителей. По разным оценкам за годы блокады погибло от 300 тыс. до 1,5 млн человек. На Нюрнбергском процессе фигурировало число 632 тысячи человек. Только 3 % из них погибли от бомбёжек и артобстрелов, остальные 97 % умерли от голода. Фотографии ленинградки С.И. Петровой, пережившей блокаду. Сделаны в мае 1941 года, в мае 1942 года и в октябре 1942 года соответственно:
«Медный всадник» в блокадном облачении.
Окна заклеивались крест-накрест бумагой, чтобы не трескались от взрывов
Дворцовая площадь
Сбор урожая капусты у Исаакиевского собора
Артобстрел. Сентябрь 1941
Тренировочные занятия «бойцов» группы самозащиты ленинградского детдома №17.
Новый год в хирургическом отделении Городской детской больницы имени доктора Раухфуса
Невский проспект зимой. Здание с проломом в стене - дом Энгельгардта, Невский проспект, д.30. Пролом - результат попадания немецкой авиабомбы.
Батарея зенитных орудий у Исаакиевского собора ведет огонь, отражая ночной налет немецкой авиации.
У мест, где жители брали воду образовывались огромные ледяные горки от расплесканой на морозе воды. Эти горки были серьезным препятствием для ослабевших от голода людей.
Токарь 3-го разряда Вера Тихова, отец и два брата которой ушли на фронт
Грузовые автомобили вывозят людей из Ленинграда. «Дорога Жизни» - единственный путь в осажденный город для его снабжения, проходил по Ладожскому озеру
Учительница музыки Нина Михайловна Никитина и ее дети Миша и Наташа делят блокадный паек. Рассказывали про особое отношение блокадников к хлебу и прочей пище уже после войны. Они все всегда съедали до чиста, не оставляя ни одной крошки. Холодильник забитый продуктами до отказа это тоже была для них норма.
Хлебная карточка блокадника. В самый страшный период зимы 1941-42 года (температура падала ниже 30 градусов) выдавали 250 г хлеба в день на работника физического труда и 150 г всем остальным.
Голодающие ленинградцы пытаются добыть мясо, разделывая труп погибшей лошади. Одна из самых страшных страниц блокады - каннибализм. За людоедство и сопряженные с ним убийства в блокадном Ленинграде было осуждено более 2 тыс. человек. В большинстве случаев людоедов ждал расстрел.
Заградительные аэростаты. Воздушные шары на тросах, которые мешали самолетам врага летать низко. Наполнялись аэростаты газом из газгольдеров
Транспортировка газгольдера на углу Лиговского проспекта и Разъезжей улицы 1943 г.
Жители блокадного Ленинграда набирают воду, появившуюся после артобстрела в пробоинах в асфальте на Невском проспекте
В бомбоубежище во время авианалета
Школьницы Валя Иванова и Валя Игнатович, потушившие две зажигательные бомбы, упавшие на чердак их дома.
Жертва немецкого артобстрела на Невском проспекте.
Пожарные смывают с асфальта на Невском проспекте кровь ленинградцев, убитых в результате немецкого артобстрела.
Таня Савичева - ленинградская школьница, которая с начала блокады Ленинграда начала вести дневник в записной книжке. В этом дневнике, ставшем один из символов ленинградской блокады, всего 9 страниц, и на шести из них даты смерти близких людей. 1) 28 декабря 1941 года. Женя умерла в 12 часов утра. 2) Бабушка умерла 25. января 1942-го, в 3 часа дня. 3) Лёка умер 17 марта в 5 часов утра. 4) Дядя Вася умер 13 апреля в 2 часа ночи. 5) Дядя Лёша 10 мая в 4 часа дня. 6) Мама - 13 мая в 730 утра. 7) Савичевы умерли. 8) Умерли все. 9) Осталась одна Таня. В начале марта 1944 года Таню отправили в Понетаевский дом инвалидов в селе Понетаевка, в 25 километрах от Красного Бора, где она умерла 1 июля 1944 в возрасте 14-ти с половиной лет от туберкулёза кишечника, ослепнув незадолго до смерти.
9 августа 1942 г. в блокадном Ленинграде впервые прозвучала 7-я симфония Шостаковича - "Ленинградская". Зал филармонии был полон. Публика была самой разнообразной. На концерт пришли моряки, вооруженные пехотинцы, одетые в фуфайки бойцы ПВО, исхудавшие завсегдатаи филармонии. Исполнение симфонии длилось 80 минут. Всё это время орудия врага безмолвствовали: артиллеристы, защищавшие город, получили приказ - во что бы то ни стало подавлять огонь немецких орудий. Новое произведение Шостаковича потрясло слушателей: многие из них плакали, не скрывая слёз. Во время исполнения симфония транслировалась по радио, а также по громкоговорителям городской сети.
Дмитрий Шостакович в пожарном костюме. Во время блокады в Ленинграде Шостакович вместе со студентами выезжал за город на рытьё окопов, дежурил на крыше консерватории во время бомбежек, а когда стихал грохот бомб, снова приступал к сочинению симфонии. Впоследствии, узнав о дежурствах Шостаковича, Борис Филиппов, возглавлявший в Москве Дом работников искусств, высказал сомнение, стоило ли композитору так рисковать собой – "ведь это могло бы лишить нас Седьмой симфонии", и услышал в ответ: "А может быть, иначе и не было бы этой симфонии. Всё это надо было прочувствовать и пережить".
Жители блокадного Ленинграда на уборке улиц от снега.
Зенитчики с аппаратом для "прослушивания" неба.
В последний путь. Невский проспект. Весна 1942
После артобстрела.
На постройке противотанкового рва
На Невском проспекте у кинотеатра «Художественный». Кинотеатр под тем же названием существует до сих пор по Невскому проспекту, 67.
Воронка от авиабомбы на набережной Фонтанки.
Прощание со сверстником.
Группа детей из детского сада Октябрьского района на прогулке. Улица Дзержинского (ныне Гороховая улица).
В разрушенной квартире
Жители блокадного Ленинграда разбирают на дрова крышу здания.
Возле булочной после получения хлебного пайка.
Угол Невского и Лиговского проспектов. Жертвы одного из первых первых артобстрелов
Ленинградский школьник Андрей Новиков дает сигнал воздушной тревоги.
На проспекте Володарского. Сентябрь 1941
Художник за этюдом
Проводы на фронт
Моряки Балтийского флота с девочкой Люсей, родители которой умерли во время блокады.
Памятная надпись на доме №14 по Невскому проспекту
Диорама Центрального музея Великой Отечественной войны на Поклонной горе
В годы войны Ленинград фактически стал еще одним концлагерем, из которого почти невозможно было сбежать. Жителей держали в постоянном страхе смерти - самый долгий авианалет длился больше 13 часов. Тогда в городе разорвалось более 2 тысяч снарядов. Но, как вспоминают сами блокадники, это было не самое страшное. Тяжелее всего было справляться с холодом и голодом. Зимой город просто вымирал. Водопровод не работал, книги и все, что горит, сжигали, чтобы хоть немного согреться. Люди замерзали или умирали от голода, не в силах ничего изменить. Вся безысходность их положения - в девяти строках дневника Тани Савичевой, которая записывала даты смерти всей ее семьи: "Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня".
Как писала в своем дневнике другая жительница блокадного Ленинграда Елена Скрябина, "люди от голода настолько ослабели, что не сопротивляются смерти. Умирают так, как будто засыпают. А окружающие полуживые люди не обращают на них никакого внимания". Первая осень и зима блокады были самыми тяжелыми, рассказывает заведующая научно-выставочным отделом Музея обороны и блокады Ленинграда Ирина Муравьева:
"Самая маленькая норма хлеба приходится в период с 20 ноября по 25 декабря 1941 года. Тогда самые маленькие нормы были для детей, иждивенцев и служащих - 125 граммов. Рабочим выдавали 250. Остальное продовольствие выдавали по мере нахождения его в городе. Естественно, оно иссякало, и пришло время в декабре, когда продовольствие просто кончилось. Сметали все, что было: и губную помаду, и машинное масло, и олифу, пускали в питание все, что принимал желудок. А те, кто оказался в Ленинграде, отступая от фашистов, были расселены в общежитиях, у кого вообще никаких запасов не было - они первыми начали умирать".
Декабрь 41-го оказался для ленинградцев одним из самых сложных. Тогда город просто вымирал. Каждый день жертвами голода становились больше 4 тысяч человек, иногда эта цифра доходила до 7 тысяч. Уже в феврале 1942 года нормы выдачи хлеба выросли. Детям и иждивенцам полагалось по 300 граммов, служащим - по 400, рабочим - полкило. Но и это — ничтожно мало. Хотя люди привыкали и к таким условиям. Ели все, что было хоть сколько-то для этого пригодно: белковые дрожжи, технический жир, переработанные лакокрасочные продукты, жмыхи, глицерин. Благодаря использованию этих продуктов в годы блокады в Ленинграде выпустили более 11 тысяч тонн колбас, паштетов, студня и желе. Это, конечно, не могло спасти от голода, хотя потери постепенно сокращались. В январе 42 умерли около 130 тысяч человек, в мае - 50 тысяч, в сентябре - 7 тысяч человек. Порой казалось, что спасти могло только чудо. Вот что рассказала председатель правления Санкт-Петербургской общественной организации "Жители блокадного Ленинграда" Ирина Скрипачева:
"У мамочки кровавый понос открывался от голода. Это был приговор. Она написала записку тете. По дороге я прочитала: "тетя Настя, если у тебя что есть, дай Ире". Я пришла к тете Насте, а она в это время отдала дворнику свою шубу. За это дворник ей дал от кабана шкурку 50 на 50 сантиметров, которую она нарезала и на буржуйке варила. Она дала граненый стаканчик, там были две шкурки. Мама пила еще слабый раствор марганцовки. В общем, она поднялась".
Такие истории чудесного исцеления были. Их немного, но было бы еще меньше, если бы не Дорога жизни - единственная ниточка, которая связывала Ленинград с внешним миром. Десятки тысяч человек - водители, механики, регулировщики - жертвовали своими жизнями, чтобы помочь выжить тем, кто оставался в осажденном городе.
«2. Фюрер принял решение стереть город Ленинград с лица земли. После
поражения Советской России дальнейшее существование этого крупнейшего
населённого пункта не представляет никакого интереса…
4. Предполагается окружить город тесным кольцом и путём обстрела из
артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбежки с воздуха сравнять его с
землёй. Если вследствие создавшегося в городе положения будут заявлены
просьбы о сдаче, они будут отвергнуты, так как проблемы, связанные с
пребыванием в городе населения и его продовольственным снабжением, не
могут и не должны нами решаться. В этой войне, ведущейся за право на
существование, мы не заинтересованы в сохранении хотя бы части
населения».
Директива Гитлера (Weisung Nr. Ia 1601/41 vom 22. September 1941 «Die Zukunft der Stadt Petersburg»)»
Блокада Ленинграда. Воспоминания одного ребёнка
В планах гитлеровского вермахта Ленинграду отводилось особое место.
Согласно плану «Барбаросса» Ленинградское направление являлось одним из
трех главных направлений, на котором, наряду с Московским и Киевским,
началось вторжение немецко-фашистских войск. Гитлеровцы планировали, что
они сначала захватят Ленинград, а затем двинут все войска на Москву.
Почему сначала именно Ленинград, а уж потом Москва? Кроме военных
расчетов были также экономические и политические. Ленинград был вторым
после Москвы промышленным центром с мощнейшим оборонным потенциалом
(более 1000 гигантских предприятий индустрии), крупнейшим морским и
речным портом и железнодорожным узлом. И, что было для Гитлера в
политическом плане не менее важным, - колыбелью Октябрьской революции,
оплотом и символом большевизма. Уничтожение такого города с полным
истреблением почти четырехмиллионного населения было бы для СССР
сокрушительным ударом.
Все это понимало и Верховное командование Вооруженных Сил СССР.
Советские войска в битве за Ленинград оттягивали на себя до 20%
вражеских сил на Восточном фронте и всю финскую армию. Сдача Ленинграда
открывала врагу прямую дорогу на Москву. В своих воспоминаниях маршал
СССР Г. К. Жуков писал, что, отправляя его на Ленинградский фронт, 8
сентября 1941 года Сталин сказал: «Езжайте под Ленинград. Ленинград в
крайне тяжелом положении. Немцы, взяв Ленинград и соединившись с
финнами, могут ударить в обход с северо-востока на Москву, и тогда
обстановка осложнится еще больше». Рассказывая об этом эпизоде позднее,
Г. К. Жуков добавил такую важную деталь: «Вашей задачей, - сказал мне
Сталин, - является не допустить врага в Ленинград, чего бы это вам ни
стоило4» .
Наступление немцев непосредственно на Ленинград началось 10 июля 1941
года с рубежа реки Великая. К этому времени на дальних юго-западных
подступах к Ленинграду немецко-фашистское и финское командование
сосредоточило 39 дивизий, поддерживаемых мощной авиацией. К 10 июля
войска группы армий «Север» имели превосходство над советскими войсками
Северо-Западного фронта: по пехоте - в 2,4 раза, орудиям - в 4 раза,
минометам - в 5,8 раза, танкам - в 1,2 раза, самолетам - в 9,8 раза.
8 сентября 1941 года немецко-фашистские войска овладели
Шлиссельбургом (Петрокрепость) и полностью отрезали Ленинград от всей
страны с суши.
Шел 79-й день войны… Началась блокада города, которая продолжалась 872 дня - до 27 января 1944 года.
В подготовленных в ставке Гитлера тезисах доклада «О блокаде
Ленинграда» от 21 сентября 1941 года указывалось: «… б) сначала мы
блокируем Ленинград (герметически) и разрушаем город, если возможно,
артиллерией и авиацией… г) остатки гарнизона крепости останутся там на
зиму. Весной мы проникнем в город… вывезем все, что осталось живое,
вглубь России или возьмем в плен, сравняем Ленинград с землей и
передадим район севернее Невы Финляндии».
Немецко-фашистские войска предпринимали многочисленные попытки
овладеть городом. Создались крайне тяжелые условия для жителей. Запасы
продовольствия были ограниченны: по данным на 12 сентября 1941 года,
хлеба, крупы и мяса могло хватить на 30–35 суток, жиров на 45 суток,
сахара и кондитерских изделий на 60 суток. Каменного угля при строжайшей
экономии могло хватить лишь до ноября, жидкого топлива - до конца
сентября.
Введенные по карточной системе нормы продовольствия стали быстро
снижаться. 1 октября 1941 года хлебный паек для рабочих и
инженерно-технических работников был снижен до 400 г в день, для
служащих, иждивенцев и детей - до 200 г. Карточки на другие продукты
почти не отоваривались. Хлеб стал практически единственной пищей. С 20
ноября по 25 декабря (пятое снижение) рабочие получали по 250 г хлеба в
день, все остальные - по 125 г. При этом «блокадный» хлеб состоял на 2/3
из примесей (в него добавляли целлюлозу и опилки), был сырой. Это
значит, что 125-граммовый или 250-граммовый кусок был совсем маленьким и
низкопитательным. За этим жалким кусочком нужно было отстоять
многочасовую очередь на морозе, которую занимали еще затемно. Бывали
дни, когда бомбежки срывали работу хлебозаводов, булочные так и не
открывались. И матери возвращались домой с пустыми руками, где их ждали
голодные дети. В такие дни люди не ели ничего. Ни-че-го… В качестве
пищевых заменителей использовались целлюлоза, хлопковый и льняной жмых,
технический альбумин; было налажено производство пищевых дрожжей из
древесины, витамина С из лапок хвои. Варили и ели древесный клей.
Разрезали на куски и варили «суп» из кожаных сапог и туфель. Начались
цинга и дистрофия.
Иссякли запасы топлива. Остановился трамвай. В жилые дома
прекратилась подача электроэнергии. 25 января 1942 года в Ленинграде
перестала работать последняя водонапорная станция. Вышла из строя
канализация.
В секретном «Сообщении о событиях в СССР» от 18 февраля 1942 года
гитлеровцы констатировали: «Уже в декабре у большей части гражданского
населения Ленинграда наблюдалось опухание от голода. Все чаще жители
падают на улицах и остаются лежать мертвыми… Уже в конце января
количество ежедневно умиравших от голода и холода составляло 2–3 тыс.
человек. В большом числе жертвами голода могут стать дети, особенно -
малыши, для которых нет питания5» .
Только за сентябрь–ноябрь 1941 года в городе 251 раз, то есть 3–4
раза в день, объявлялась воздушная тревога. 4 октября 1941 года
воздушная тревога объявлялась 10 раз. Ежедневная продолжительность
артиллерийского обстрела в ноябре 1941 года достигла в среднем 9 часов.
17 сентября 1941 года артобстрел длился 18 часов 33 минуты. Огонь по
городу велся из дальнобойных орудий 240-миллиметрового калибра.
За 872 дня обороны Ленинграда противник обрушил на город более 5 тыс.
фугасных и 100 тыс. бомб, в том числе множество фосфорных
(зажигательных), начиненных напалмом; около 150 тыс. артиллерийских
снарядов6. Только за один день, 13 октября 1941 года, на Ленинград было
сброшено 12 тыс. зажигательных бомб.
Авиацией и артиллерией врага из строя было выведено 840 промышленных
предприятий, разрушено 44 км водопроводных труб и 78 км канализационной
сети. Было разрушено или повреждено около 5 млн кв. м жилой площади
(пострадал почти каждый жилой дом), 500 школ, 170 лечебных учреждений.
Полностью разрушено свыше 3,2 тыс. зданий и 7,1 тыс. повреждено, 9 тыс.
деревянных зданий разобрано на топливо. Повреждены сотни ценнейших
памятников истории и культуры. Бомбы и снаряды попадали в Театр оперы и
балета им. С. М. Кирова, Русский музей, Эрмитаж, Зимний дворец,
Инженерный замок и др. Были разрушены пригороды: Петродворец, Пушкин,
Павловск, Стрельна, Урицк и др.
За время блокады только от голода в Ленинграде умерли свыше 641 803
человек и еще более 17 тыс. человек погибли от бомб и снарядов. В 1943
году в городе оставались 887 тыс. жителей (до войны проживали 3421
тыс.).
7 октября 1941 года фельдмаршал Йодль направил Верховному
главнокомандующему группы армий «Север», наступавшей на Ленинград из
Главной квартиры фюрера, секретную депешу, которая начиналась словами:
«Фюрер снова решил, что капитуляция Ленинграда, а позже Москвы не должна
быть принята даже в том случае, если она была бы предложена»9.
«Моральную сторону этого мероприятия» фашисты видели в том, что город
будет вести уличные бои, что могут возникнуть эпидемии, опасные для
немецких солдат, что жителей города надо будет кормить «за счет
германской родины». В то же время директива эта служила признанием:
взять Ленинград штурмом не удастся. Рейхсфюрер СС Гиммлер вынужден был
признать стойкость горожан. Он писал в секретном циркуляре: «Ненависть
населения создала важнейшую движущую силу обороны»10.
Почему мы говорим о блокаде Ленинграда как единственном, уникальном
примере духовной стойкости во всей истории человечества? Ведь известно,
что сухопутная блокада многократно использовалась в войнах. Блокада Трои
в XIII веке до н. э., например, длилась более десяти лет. Однако она
закончилась тем, что греки взяли город и разрушили его.
Ленинград выстоял и победил. Поэтому Ленинградская блокада - это не
только трагедия, но и триумф. Да, Ленинград защищали профессиональные
войска. Но и сам Ленинград стал городом-фронтом. Страдая от голода и
холода, иногда еле живые, все жители - взрослые и дети - не сидели сложа
руки, не ждали, когда их освободят, а как могли, боролись.
На территории города было сооружено свыше 4100 дотов и дзотов, в
зданиях оборудовано 22 тыс. огневых точек, на улицах установлено 35 км
баррикад и различных противотанковых препятствий. Свыше 500 тыс.
ленинградцев строили оборонительные рубежи. 130 тыс. человек, примерно
10 дивизий, были в народном ополчении. К слову сказать, отец мой, Михаил
Федорович, как только эвакуировал нас, ушел добровольцем на фронт, хотя
как ценный работник имел «бронь». Заводы и фабрики работали
круглосуточно. Тот, кто мог, стоял у станка до последнего. Многие
умирали на своих рабочих местах. В самые страшные дни блокады на работу
не выходили от 30 до 50% обессилевших до конца рабочих и служащих.
И все-таки город жил! 12 августа 1941 года состоялась премьера
сатирического обозрения, написанного М. Зощенко и Е. Шварцем. 10 декабря
Эрмитаж отмечал 500-летний юбилей А. Навои. 19 января началась зимняя
сессия в Ленинградском университете.
29 марта 1942 года в Ленинград, следуя зову природы, презрев войну, с юга прилетели первые стаи уток…
30 марта состоялась первая репетиция вновь собранного оркестра
Ленинградского радио. 5 апреля в Академическом театре драмы им. А. С.
Пушкина прошел концерт, посвященный 700-летию Ледового побоища. 6 мая на
стадионе «Динамо» состоялся футбольный матч между динамовцами и
армейцами. 8 мая возобновлена работа читального зала Публичной
библиотеки. 15 мая открылся для посетителей зоосад. 17 мая возобновил
работу Дворец пионеров. 9 августа в филармонии состоялась премьера
Седьмой симфонии Д. Шостаковича «День победы среди войны». 20 сентября
прошли соревнования на первенство города по велосипедному спорту. 18
октября открылся Городской театр (с 1959 года - Драматический театр им.
В. Ф. Комиссаржевской)…
Социологическое исследование, проведенное с целью выяснить отношение
людей, прошедших через страдания блокадного ада и потерявших в
окруженном городе своих родных и близких, к возможной сдаче Ленинграда,
показало, что никакие муки и жертвы не склонили ленинградцев к мысли о
капитуляции. На вопрос: «Думали ли Вы о сдаче города, чтобы спасти свою
жизнь?» - ответ был почти однозначным: 98,2% ответивших на него сказали,
что никогда, ни при каких условиях не считали возможным сдать фашистам
Ленинград; 1,2% заявили, что им было безразлично; 0,6%, что надо было
сдать.
Блокада в детской памяти
Наша семья прожила в блокадном Ленинграде 323 дня - с самого ее
начала, всю самую страшную холодную и голодную зиму 1941–1942 годов до
эвакуации 23 июля 1942 года.
Что такое война, блокада, пятилетний ребенок понять не может. Он просто переживает то, что несет с собой быт.
На всю свою жизнь я запомнил невероятно громкий, отвратительный по
звуковой гамме вой сирены - знак начала очередного налета немецких
бомбардировщиков и несущийся из черного репродуктора громовой мужской
голос, от которого и сейчас, если закрою глаза и «включу» свою дальнюю
память и воображение, становится жутко: «Воздушная тревога! Воздушная
тревога!». Сирена воет, голос громыхает, люди сломя голову несутся в
бомбоубежище, дети плачут. Бомбоубежище тесное, плотно набито
человеческими телами. Душно. Пахнет сырым бетоном, мочой и … Много детей
и стариков. Полутемно. Потом все затихают - слушают, что происходит
там, наверху. Тишина в бомбоубежище прерывается то детским плачем, то
чьим-то стоном или шепотом. Где-то громыхает. Иногда совсем близко, так,
что мы чувствует сотрясение земли. Время тянется тревожно и долго…
Сколько? Не знаю. И вот все стихает. Что значит эта тишина наверху?
Налет закончен или это просто перерыв перед новой волной атаки?
Томительное ожидание… Наконец тот же мужской голос, уже другим, не
страшным тоном, извещает: «Отбой воздушной тревоги! Отбой воздушной
тревоги!..». Люди с облегчением от страха пережитого расходятся по
квартирам, чтобы вскоре, иногда через час, снова услышать жуткий вой
сирены и голос: «Воздушная тревога!..». В некоторые дни тревога
объявлялась пять, шесть, восемь, а то и десять раз.
Мама рассказывала, что потом, привыкнув, многие уже не прятались в
бомбоубежищах: кто-то играл со смертью от храбрости или отчаяния, а
многие потому, что просто не было сил бегать туда-сюда. Голод делал свое
дело: люди таяли на глазах, их просто с каждым днем становилось все
меньше и меньше11.
Если в довоенный период в городе в среднем ежемесячно умирало до 3500
человек, то за 25 дней декабря 1941 года умерло 39 073 человека. За 5
дней (с 20 по 24 декабря) прямо на улицах города скончались 656
человек12. В 1942 году общая смертность достигла пикового значения -
389,8 на 1000 населения, то есть почти 39%. За время блокады каждый
житель Ленинграда в среднем потерял 22,7% своего веса, а в отдельных
случаях - 35–40%. Это происходило за счет почти полного расходования
жира (до 70–75%), а затем - от потери веса мышц, сердца, печени. Высший
уровень смертности пришелся на декабрь 1941 - март 1942 года13. То есть
на ту самую пору, когда наша семья была в Ленинграде.
Голодные, истощенные ленинградцы замерзали в своих неотапливаемых
квартирах. Первыми умирали одинокие пенсионеры, которым некому было
помочь. Находили иногда где-нибудь на чердаках «буржуйки» от первых лет
революции, а потом наладили их производство. Топили мебелью, паркетом,
тряпьем, старой обувью, матрацами. Спали не раздеваясь. Месяцами. Живые
рядом с умершими. Те, у кого еще находились силы, старались отвезти
своих покойных родственников на санках на кладбища, где были вырыты
огромные братские могилы. По пути, выбившись из сил, умирали сами.
Смертность среди детей в возрасте до 14 лет была ниже смертности
взрослых. В январе и феврале 1942 года она соответственно составляла 15%
и 18,6% общей смертности14. Не случайно. Многие дети выжили прежде
всего потому, что взрослые (матери и отцы, дедушки и бабушки) в каждой
семье спасали в первую очередь детей. Особенно женщины - матери,
бабушки. Свою мизерную пайку хлеба и последние крохи любой еды они
отдавали малышам.
Так было и в нашей семье. Семья наша состояла из пяти человек: мамы,
которой в начале войны и в первый, самый смертный год блокады было 38
лет; папы, которому было 35 лет; моего старшего брата Олега, которому
было 14 лет; моей младшей сестры Ирины, родившейся 19 мая 1939 года; и
меня, которому 28 июня 1941 года исполнилось 5 лет. Положение
усугублялось тем, что папа, работавший на Металлическом заводе им. И. В.
Сталина начальником цеха, как и все руководители, находился на заводе
круглосуточно, появлялся дома, как говорила потом мама, буквально на 2–3
часа раз в полтора-два месяца. Олег учился (хотя лучше сказать,
работал) в ремесленном училище, там питался и ночевал, приходил домой
очень редко. Получалось, что у мамы на руках было два малыша, которым
невозможно объяснить, что такое война и блокада, но которых надо было
кормить. Как и многие (увы, не все) матери, она подкармливала нас за
счет своего иждивенческого суточного пайка в 125–200 граммов и быстро
теряла силы. Скоро мама слегла и несколько месяцев, вплоть до эвакуации,
совсем не вставала с кровати. Иногда домой из училища прибегал Олег. Он
ходил отоваривать карточки, ухаживал за нами как мог. Наверное, и я по
подсказке мамы приглядывал за Ириной. Я этого не помню. От той поры
память сохранила несколько «картинок».
…Помню, как мама, когда она еще ходила, положив на стол три кусочка
хлеба, резала каждый из них на три части и говорила: «Это - завтрак, это
- обед, это - ужин». Кусочки были маленькие, а когда их делили на три
части, то становились совсем крошечными. Мама учила меня, что хлеб
нельзя откусывать, его надо отщипывать по крошке, класть в рот и не
глотать сразу, а сосать. Теперь я думаю, что ей казалось, будто так
наступает ощущение сытости. Завтрак, обед и ужин происходили в строго
определенное время, ожидание которого, наверное, и составляло смысл всей
моей детской жизни. От этой привычки - отщипывать кусочки и класть их в
рот, а не откусывать хлеб - я не мог отвыкнуть очень долго, многие
годы. Да и сейчас, по-моему, не избавился до конца. Иногда, когда у меня
в руках хлеб, и я вдруг о чем-то глубоко задумаюсь, ловлю себя на том,
что я отщипываю махонькие кусочки, механически кладу их в рот и сосу…
…Помню, как наша семья встречала Новый, 1942 год… С нами был наш
папа. Помню это как факт, который, видимо, очень поразил меня:
наконец-то за долгие месяцы я увидел своего папу. Хотя лицо его знаю
только по фотографии. И никаких ощущений от его объятий или поцелуев,
никаких слов и запахов. Зато помню, что в тот раз он принес большой
кусок «дуранды» (подсолнечный жмых), из которого сделал какую-то кашу, и
она стояла на столе в штампованной алюминиевой тарелке, принесенной им с
завода. Тарелка эта потом еще долго существовала в нашей семье.
Еще папа приготовил «тюрю», то есть накрошил хлеба в кастрюлю с
горячей водой. Наверное, на столе была еще какая-то еда: работникам
оборонных заводов было положено усиленное питание, и отец, когда
приходил домой, приносил что-то из сэкономленного им, чтобы подкормить
нас с Ириной и маму. Но я запомнил «дуранду» и «тюрю». Может, потому,
что, как потом говорила мама, когда уже близился Новый год, объявили
воздушную тревогу. Папа почему-то решил, что мы не пойдем в
бомбоубежище. Возможно, чтобы не оставлять лежащую в кровати маму.
Началась бомбежка.
Неожиданно раздался страшный взрыв. Как потом оказалось, бомба упала у
нас во дворе. В нашей комнате вылетели все стекла. «Коптилка» (или
«керосинка», как ее еще называли) погасла. «Буржуйка» устояла. Но стол,
на котором была еда, перевернулся, «дуранда» и «тюря» разлились по полу.
Из нас никто не пострадал, но я и Ирина, как говорит мама, очень долго
орали от страха. Потом, после отбоя, папа с Олегом вслепую чем-то
заделали окна, затянули щели специальной плотной черной бумагой. Потом
зажгли «коптилку», и нам разрешили собирать и слизывать с пола
«дуранду», подбирать и есть крошки мокрого хлеба.
…Помню, как однажды я почему-то зашел в одну из квартир нашего дома,
дверь в которую оказалась открытой. Как потом сказала мама, там жил
очень добрый человек, врач по профессии. В первой комнате было очень
холодно и пусто. В следующей комнате на кровати лежали два старых
человека - мужчина и женщина. Я подошел и потрогал их. Они не шевелились
и не дышали. Мертвые.
…Помню, как человек, который жил в смежной с нами квартире, однажды
начал стучать нам в стенку и страшным голосом кричать: «Дайте хлеба!
Дайте хлеба! Дайте хлеба!..» Я и Ирина громко плакали. Мама тихим
голосом пыталась успокоить нас и плакала сама. Человек кричал долго.
Сначала громко, потом все тише, тише… На следующий день я зашел в эту
комнату. Человек был мертв.
…Помню, как потом (через сколько дней, не знаю) этого человека и
доктора с женой выносили из дома, а я почему-то оказался у выхода. Было
холодно. Трупы побросали в грузовик и увезли.
Теперь из литературы я знаю, что это было обычное дело: ленинградцы
вымирали целыми семьями и лежали какое-то время в холодных квартирах.
Вот известный всем «дневник» Тани Савичевой - листки из старой
записной книжки, которые лежат ныне в Музее истории Ленинграда. На
листках - короткие записи, сделанные детской рукой:
Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня».
Через несколько дней Таню взяли в детский дом. Потом эвакуировали. 1 июля 1944 года Таня тоже умерла…
По логике вещей должны были умереть и я, и Ирина. Но сначала нас спасла мама. Потом - советская власть.
С наступлением зимы 1941–1942 годов и ростом смертности в Ленинграде с
каждым днем стало увеличиваться количество детей, потерявших родителей.
По решению Ленинградского горисполкома с 1 января 1942 года стали
открываться новые детские дома и ясли. За пять месяцев в Ленинграде было
организовано 85 детских домов, приютивших 30 тыс. осиротевших детей.
Руководство города и командование Ленинградского фронта стремились
обеспечить детские дома усиленным питанием.
В один из детских домов папа устроил меня, а Ирину определили в детские ясли. Благодаря этому мы и остались живы.
Почему-то детский сад называли «очаг». «Ты почему опять сбежал из
очага? Возвращайся в очаг!» - это я слышал от мамы множество раз. Если
закрою глаза и мысленно перенесусь в ту пору, то явственно слышу ее
плачущий вопрос-стон «почему?» и мольбу «возвращайся».
Я запомнил «очаг», наверное, потому, что отрыв от дома, от мамы был
для меня, как для всякого малыша, глубоким потрясением. До этого я был
домашним ребенком. На всю жизнь я запомнил запах «очага»: смесь запахов
чистого детского дыхания, детских тел и постельного белья с запахами
кухни. В сущности, такой же, как запах детского сада, в который мы, став
взрослыми, отводили потом наших детей - Олега и Наташу. Только «наш»
запах был очень холодным.
Зачем меня отдали в «очаг», я не понимал, и при любом удобном случае
старался сбежать домой. Мне удавалось это довольно часто. И всякий раз
мама встречала одним и тем же вопросом «почему?», плакала, иногда давала
мне немножко хлеба, отрывая его от себя, что еще более усугубляло ее и
без того тяжелое положение.
Наверное, я был разумным ребенком, потому что все-таки возвращался в
«очаг». А может, меня уже и тянуло туда, потому что кормили нас там
гораздо лучше, чем дома.
Постановлением Военного совета фронта от 7 февраля 1942 года
утверждались следующие месячные нормы снабжения детских домов на одного
ребенка: мясо - 1,5 кг, жиры - 1 кг, яйцо - 15 штук, сахар - 1,5 кг, чай
- 10 г, кофе - 30 г, крупа и макароны - 2,2 кг, хлеб пшеничный - 9 кг,
мука пшеничная - 0,5 кг, сухофрукты - 0,2 кг, мука картофельная - 0,15
кг.
Когда я узнаю сейчас о таких цифрах и таком «меню», то думаю: «Ого,
все было не так уж плохо». Но одно дело - установить нормы, другое -
выполнить их. Не буду грешить, но думаю, что нормы эти выполнялись лишь в
самой малой части.
Да и где их было взять, такие продукты?
Во второй половине ноября 1941 года по льду Ладожского озера была
проложена автомобильная дорога («Дорога жизни»), по которой подвозились
боеприпасы, вооружение, медикаменты, топливо и продовольствие. Это была
именно «Дорога жизни», но сколько продуктов можно было провезти на
автомашинах под непрерывной бомбежкой и артобстрелом?.. Дорога не была
достаточно оборудована и освоена. Не имелось необходимого количества
автомашин, не хватало горючего. Неокрепший тонкий лед часто не
выдерживал тяжести машин и ломался. До 6 декабря на Ладоге затонуло 126
машин.
Кроме того, как описывается в исторической литературе, даже в то
страшное время некоторые люди, имевшие доступы к пищевым продуктам,
приворовывали. Сохранилось письмо А. Н. Косыгина (тогда наркома пищевой
промышленности СССР), который в январе - июле 1942 года занимался
организацией снабжения осажденного города и эвакуацией его населения, А.
А. Жданову, первому секретарю Ленинградского горкома партии, о
результатах проверки ремесленного училища № 33 от 16 февраля 1942 года.
Учащиеся жаловались на то, что в столовой вместо супа выдавалась жидкая
бурда, котлеты весили 35 г вместо положенных 50, сахар воровался, а жиры
в течение четырех дней вообще не отпускались. А. Н. Косыгин лично
проверил это училище. Все факты подтвердились.
Главное мое ощущение, которое я вынес из блокады, - не проходящее ни
на минуту острое чувство голода. Как бы там ни было, но крайне
истощенный до отправки в «очаг», я стал поправляться. Мама видела это,
радовалась и, как потом говорила мне, очень боялась, что во время
побегов из «очага» или на обратном пути меня могут выкрасть, убить и
съесть.
Да-да, той страшной голодной зимой 1941–1942 годов в Ленинграде были
не только кражи продуктов, мародерство, но и людоедство. Знаю об этом не
из книжек. Мама рассказывала мне (уже взрослому), что однажды, в самом
начале зимы, может быть, в конце ноября - начале декабря, когда она еще
была на ногах, пошла на продуктовый рынок, чтобы выменять на вещи
каких-нибудь продуктов. Звучит это дико, но (особенно в начале зимы)
такой рынок существовал, где за золото, бриллианты и иные ценные вещи
можно было выменять хлеб и другие продукты. Не знаю, что такое ценное
понесла она в тот раз на рынок, ибо жили мы не богато, но ей удалось
выменять кусок холодца (мы говорили «студень»). Когда же дома она стала
его делить на части, то нашла в нем ноготь с пальца человеческой руки.
«Студень» она выкинула. И только после этого, расспросив кого-то,
узнала, что делали этот «студень» из мяса более-менее упитанных людей
(военных людей), которых для этого специально убивали… Или вырезали
мягкие места у мертвецов...
Не знаю, как далеко от нашего дома находился «очаг», но, видимо, не
близко, потому что по дороге меня иногда заставали артобстрелы. Я
прижимался к стене какого-нибудь дома, слушал жуткий вой снарядов,
которые летали высоко в небе, но падали все, как мне казалось, на наш
дом. Несколько раз, когда прекращался артобстрел, я с полдороги с плачем
возвращался к нашему дому и с радостью обнаруживал, что он цел, а
значит, моя мама жива.
Большинство моих воспоминаний связано с хлебом, взрывами, смертью.
…Помню: однажды в «очаге» нас усаживали обедать. Точно помню, что на
столах стояли блюдечки с налитым в них тонюсеньким слоем подсолнечным
(мама всегда говорила «постным») маслом, а рядом лежал кусочек хлеба.
Такой обед бывал уже не раз. Мне очень нравился запах «постного» масла,
нравилось макать хлеб в масло и есть… Непередаваемое наслаждение, от
которого кружилась голова… Мы еще только рассаживались по местам, как
взревела сирена: «Воздушная тревога!..». Нас стали быстро-быстро уводить
в бомбоубежище. Но я куда-то спрятался. И как только все ушли, подбежал
к столу, буквально проглотил свой хлеб, выпил масло, вылизал блюдце,
схватил чей-то кусочек хлеба и бросился бежать из «очага» домой - к
маме.
Я помню то безумное чувство радости, которое охватило меня от мысли,
что я не просто бегу домой и скоро увижу маму, но что в этот раз я несу
ей хлеб, что на вопрос: «Почему ты опять сбежал?..» - я скажу ей: «Мама,
я принес тебе хлеба!», что она обрадуется и не прогонит меня обратно в
«очаг». Я бежал, зажав хлеб в кулачке, но вскоре запыхался и пошел
шагом.
Бомбежка еще не началась. Навстречу мне изредка попадались люди.
Какой-то человек, уже пройдя мимо, окликнул меня: «Мальчик!» Я
остановился. Человек (это был мужчина) спросил: «А что это у тебя?» - «Я
несу маме хлеб!» - ответил я. «А ну-ка покажи», - сказал человек. Я
разжал кулак. Человек выхватил мой хлеб, в одно мгновение съел его и
стал быстро уходить. Я бежал за ним, кричал и плакал, а потом, видимо,
поняв бессмысленность этого, с ревом побежал домой. Я влетел в квартиру,
кинулся к маме и долго-долго кричал и плакал у нее на груди, прежде чем
сумел рассказать о том, что же произошло. Обессилевшей рукой мама
гладила меня по голове и тихо плакала вместе со мной.
Этот случай я помню с фотографической точностью, до мелочей. Думаю,
это одно из самых сильных потрясений, которое я испытал за всю свою
жизнь.
Возможно, своим детским умишком я понимал уже, что мама умирает от
истощения еще и потому, что несколько месяцев подкармливала нас с
Ириной, отрывая крохи хлеба от своей несчастной пайки. Возможно, для
меня было высшим счастьем отблагодарить ее за эту жертву. Но я не смог…
Отрывок из воспоминаний Ильинского Ф.М. «Блокада Ленинграда: Проблески детской памяти на фоне великой трагедии».
Михаэль ДОРФМАН
В этом году исполнилось 70 лет с начала 872-дневной блокады Ленинграда. Ленинград выстоял, но для советского руководства это была пиррова победа. О ней предпочитали не писать, а то, что было написано – пусто и формально. Позже блокада была включена в героическое наследие военной славы. О блокаде стали много говорить, но всю правду мы можем узнать лишь теперь. Вот только хотим ли?
«Здесь лежат ленинградцы. Здесь горожане - мужчины, женщины, дети. Рядом с ними солдаты-красноармейцы».
Хлебная карточка блокадника
В советское время я попал на Пискарёвское кладбище. Меня повела туда Роза Анатольевна, девочкой пережившая блокаду. Она принесла на кладбище не цветы, как принято, а кусочки хлеба. В самый страшный период зимы 1941-42 годов (температура упала ниже 30 градусов) выдавали 250 г хлеба в день на работника физического труда и 150 г — три тонких ломтика – всем остальным. Этот хлеб дал мне куда большее понимание, чем бодрые объяснения экскурсоводов, официальные речи, фильмы, даже необычно скромная для СССР статуя Родины-матери. После войны там был пустырь. Лишь в 1960 году власти открыли мемориал. И только в последнее время появились таблички с именами, вокруг могил стали сажать деревья. Роза Анатольевна тогда сводила меня на бывшую линию фронта. Я ужаснулся, как близко был фронт — в самом городе.
8 сентября 1941 года немецкие войска прорвали оборону и вышли в предместья Ленинграда. Гитлер и его генералы решили не брать город, а уморить его жителей блокадой. Это было частью преступного нацистского плана уморить голодом и уничтожить «бесполезные рты» — славянское население Восточной Европы — очистить «жизненное пространство» для Тысячелетнего Рейха. Авиации было приказано сровнять город с землей. Им не удалось этого сделать, как не удалось ковровым бомбардировкам и огненным холокостам союзников снести с лица земли германские города. Как не удалось с помощью авиации выиграть ни одной войны. Об этом следует подумать всем тем, кто раз за разом мечтает победить, не ступив на землю противника.
Три четверти миллиона горожан погибли от голода и холода. Это от четверти до трети предвоенного населения города. Это крупнейшее вымирание населения современного города в новейшей истории. К счёту жертв надо добавить около миллиона советских военнослужащих, погибших на фронтах вокруг Ленинграда, в основном в 1941-42 и в 1944 годах.
Блокада Ленинграда стала одним из крупнейших и жесточайших зверств войны, эпической трагедией, сравнимой с Холокостом. За пределами СССР о ней почти не знали и не говорили. Почему? Во-первых, блокада Ленинграда не вписывалась в миф о Восточном фронте с безбрежными снежными полями, генералом Зимой и отчаянными русскими, толпой шедшими на германские пулемёты. Вплоть до замечательной книги Антони Бивера о Сталинграде , это была картина, миф, утвердившийся в западном сознании, в книгах и фильмах. Главными считались куда менее значительные операции союзников в Северной Африке и Италии.
Во-вторых, и советские власти неохотно говорили о блокаде Ленинграда. Город выстоял, но оставались весьма неприятные вопросы. Почему такое огромное количество жертв? Почему германские армии вышли к городу так быстро, продвинулись так далеко вглубь СССР? Почему не была организована массовая эвакуация до того, как кольцо блокады замкнулось? Ведь германским и финским войскам понадобилось долгих три месяца, чтобы закрыть кольцо блокады. Почему не оказалось адекватных запасов продовольствия? Немцы окружили Ленинград в сентябре 1941 года. Руководитель партийной организации города Андрей Жданов и командующий фронтом маршал Климент Ворошилов, боясь, что их обвинят в паникёрстве и в неверии в силы Красной армии, отказались от предложения председателя комитета продовольственно-вещевого снабжения РККА Анастаса Микояна обеспечивать город запасами еды, достаточными для того, чтобы город пережил долгую осаду. В Ленинграде была развёрнута пропагандистская кампания, обличающая «крыс», бегущих из города трёх революций вместо того, чтобы его защищать. На оборонные работы были мобилизованы десятки тысяч горожан, они копали окопы, которые вскоре оказались в тылу врага.
После войны Сталин меньше всего был заинтересован в обсуждении этих тем. Да и Ленинград он явно не любил. Ни один город не чистили так, как чистили Ленинград, до войны и после неё. На ленинградских писателей обрушились репрессии. Ленинградская парторганизация подверглась разгрому. Руководивший разгромом Георгий Маленков кричал в зал: «Только врагам мог понадобиться миф о блокаде, чтобы принизить роль великого вождя!». Из библиотек изымались сотни книг о блокаде. Некоторые, как повести Веры Инбер, — за «искажённую картину, не учитывающую жизнь страны», другие – «за недооценку руководящей роли партии», а большинство – за то, что там были имена арестованных ленинградских деятелей Алексея Кузнецова, Петра Попкова и других, шедших по «Ленинградскому делу». Впрочем, и на них лежит доля вины. Закрыт был пользовавшийся огромной популярностью Музей «Героическая оборона Ленинграда» (с моделью булочной, выдававшей 125-граммовые хлебные пайки для взрослых). Многие документы и уникальные экспонаты были уничтожены. Некоторые, как дневники Тани Савичевой, чудом спасли сотрудники музея.
Директор музея Лев Львович Раков был арестован и обвинён в «сборе оружия с целью проведения террористических актов, когда Сталин приедет в Ленинград». Речь шла о музейной коллекции трофейного германского вооружения. Для него это было не впервой. В 1936-м его, тогда сотрудника Эрмитажа, арестовали за коллекцию дворянской одежды. Тогда к терроризму пришили ещё и «пропаганду дворянского образа жизни».
«Всею жизнью своею Они защищали тебя, Ленинград, Колыбель революции».
В брежневские времена блокаду реабилитировали. Однако и тогда не рассказали всю правду, а выдали сильно подчищенную и героизированную историю, в рамках строившейся тогда сусальной мифологии Великой Отечественной Войны. По этой версии люди умирали от голода, но как-то тихо и аккуратно, принося себя в жертву победе, с единственным желанием отстоять «колыбель революции». Никто не жаловался, не уклонялся от работы, не воровал, не манипулировал карточной системой, не брал взятки, не убивал соседей, чтобы завладеть их продуктовыми карточками. В городе не было преступности, не было чёрного рынка. Никто не умирал в страшных эпидемиях дизентерии, косивших ленинградцев. Это ведь так не эстетично. И, разумеется, никто не ждал, что немцы могут победить.
Жители блокадного Ленинграда набирают воду, появившуюся после артобстрела в пробоинах в асфальте на Невском проспекте, фото Б. П. Кудоярова, декабрь 1941 года
Табу было наложено и на обсуждение некомпетентности и жестокости советских властей. Не обсуждались многочисленные просчёты, самодурство, халатность и головотяпство армейских чинов и партийных аппаратчиков, воровство продовольствия, смертоносный хаос, царивший на ледовой «Дороге жизни» через Ладожское озеро. Молчанием были окутаны политические репрессии, не прекращавшиеся ни одного дня. Честных, невинных, умирающих и голодающих людей гэбисты волокли в Кресты, ради того, чтобы там они могли умереть скорей. Перед носом наступавших немцев в городе не прекращались аресты, казни и высылки десятков тысяч людей. Вместо организованной эвакуации населения, из города до самого закрытия блокадного кольца уходили составы с заключёнными.
Поэтесса Ольга Бергольц, чьи стихи, высеченные на мемориале Пискарёвского кладбища, мы взяли как эпиграфы, стала голосом блокадного Ленинграда. Даже это не спасло её престарелого отца-врача от ареста и высылки в Западную Сибирь прямо под носом наступавших немцев. Вся его вина была в том, что Бергольцы были обрусевшими немцами. Людей арестовывали лишь за национальность, религиозную принадлежность или социальное происхождение. В который раз гэбисты ходили по адресам книги «Весь Петербург» 1913 года, в надежде, что кто-то ещё уцелел по старым адресам.
В послесталинское время весь ужас блокады был благополучно сведён к нескольким символам — печкам-буржуйкам и самодельным лампам, когда коммунальное хозяйство перестало функционировать, к детским санкам, на которых отвозили в морг мертвецов. Буржуйки стали непременным атрибутом фильмов, книг и картин блокадного Ленинграда. А ведь, по свидетельству Розы Анатольевны, в самую страшную зиму 1942 года буржуйка была роскошью: «Никто у нас не имел возможности достать бочку, трубу или цемент, а потом уже и сил не имели… Во всём доме буржуйка была только в одной квартире, где жил райкомовский снабженец».
«Их имён благородных мы здесь перечислить не сможем».
С падением советской власти начала приоткрываться реальная картина. В открытом доступе появляется всё больше документов. Многое появилось в интернете. Документы во всей красе показывают гниль и ложь советской бюрократии, её самохвальство, межведомственную грызню, попытки свалить вину на других, а заслуги приписать себе, лицемерные эвфемизмы (голод называли не голодом, а дистрофией, истощением, проблемами питания).
Жертва «Ленинградской болезни»
Приходится согласиться с Анной Рид, что именно дети блокадников, те, которым сегодня за 60, наиболее ревностно защищают советскую версию истории. Сами блокадники были куда менее романтичны по отношению к пережитому. Проблема была в том, что они пережили настолько невозможную реальность, что сомневались, что их будут слушать.
«Но знай, внимающий этим камням: Никто не забыт и ничто не забыто».
Созданная два года назад Комиссия по борьбе с фальсификацией истории до сих пор оказалась лишь очередной пропагандистской кампанией. Исторические исследования в России пока не испытывают внешней цензуры. Нет запретных тем, связанных с блокадой Ленинграда. Анна Рид говорит, что в «Партархиве» довольно мало дел, к которым доступ исследователям ограничен. В основном это дела о коллаборационистах на оккупированной территории и дезертирах. Петербургских исследователей куда больше заботит хроническое отсутствие финансирования и эмиграция лучших студентов на Запад.
За пределами университетов и исследовательских институтов сусальная советская версия остаётся почти нетронутой. Анну Рид поразило отношение её молодых российских сотрудников, с которыми она разбирала дела о взяточничестве в системе распределения хлеба. «Я-то думала, что во время войны люди вели себя иначе, — сказала ей её сотрудница. — Теперь вижу, что везде то же самое». Книга критически относится к советской власти. Несомненно, там были просчёты, ошибки и откровенные преступления. Однако, возможно, без непоколебимой жестокости советской системы Ленинград мог бы и не выстоять, да и война могла быть проиграна.
Ликующий Ленинград. Блокада снята, 1944 год
Теперь Ленинград снова называется Санкт-Петербургом. Следы блокады видны, несмотря на отреставрированные в советское время дворцы и соборы, несмотря на евроремонты постсоветского времени. «Нет ничего удивительного, что русские привязаны к героической версии своей истории, — говорила Анна Рид в интервью. — Наши истории о «Битве за Британию» тоже не любят вспоминать о коллаборационистах на оккупированных Нормандских островах, о массовых грабежах во время немецких бомбардировок, об интернировании еврейских беженцев и антифашистов. Тем не менее, искреннее уважение памяти жертв блокады Ленинграда, где погиб каждый третий, означает правдивый рассказ их истории».
