Оригинальное название буддийских легенд джатаки. Джатаки — рассказы о прежних рождениях Будды читать и слушать

"Джатаки", или рассказы о былых существованиях Будды, входят в состав "Сутта-питаки" ("Корзины текстов"), в свою очередь являющейся одним из трех разделов "Типитаки".

Джатаки наиболее наглядно воплотили в себе тот синтез общеиндийских литературных и фольклорных традиций и буддийского учения, который вообще характерен для палийского канона.

Большая часть сюжетов джатак (всего их в "Типитаке" пятьсот сорок семь) почерпнута из индийского народного творчества. Поэтому многие басни, легенды и...

Состояние домохозяина связано со стремлениями, враждебными спокойствию и нравственному поведению. Поэтому оно не доставляет радости заботящимся о своей душе.

Вот как об этом назидательно повествуется.

Некогда Бодхисаттва, как рассказывают, принял рождение в одном богатом роде.

Который был славен своим добродетельным образом жизни и поведением и был высоко чтим в народе; родство с этим родом почиталось высокой честью, и был он славно освежающим источником для родовитых семей; его...

По сравнению с другими странами Востока, где утвердился буддизм, условия и причины распространения и становления буддизма у народов таи, проживающих на территории современного Таиланда, были несколько иными. Мы уже отмечали, что тайские народы переселились на территории, где уже существовали различные формы буддизма.

В период создания первых тайских государств, в районах их формирования доминировал буддизм тхеравады. К этому времени, т. е. к XIII в., буддизм просуществовал почти 2000 лет и...

Намо Будда - это ступа, находящаяся недалеко от Катманду. С ней связан сюжет, давно уже ставший частью народной неварской культуры.

Согласно древним текстам здесь произошло следующее. Трое принцев пошли погулять в лес, в предгорья Гималаев.

По дороге они встретили только что родившую тигрицу, ослабленную и умиравшую от голода. Движимый состраданием, младший царевич, Махасаттва, решил спасти тигрицу, накормив её своим телом. Он отстал от братьев и вернулся к логову. Тигрица была так...

Индийское общество времен складывания палийского канона (4-2 вв. до н. э.) было крайне патриархальным, склонным во всём подчёркивать превосходство мужчин. Приниженное положение женщин в обществе закреплялось в брахманической литературе, достаточно вспомнить известное изречение Ману: «День и ночь женщины должны находиться в зависимости от своих мужчин...

Отец охраняет её в детстве, муж охраняет в молодости, сыновья охраняют в старости; женщина никогда не пригодна для самостоятельности.» (Ману...

Буддизм возник в Индии 2 500 лет назад как оппонент класса фанатиков-священнослужителей (брахманизма), усматривавших в ведических текстах призыв к жертвоприношению животных. Поэтому путь Будды (от санскритского будх - «просветленный») рассматривался как иноверческий, хотя с исходным вероисповеданием, индуизмом, имел много общего, включая собственно буддийскую трактовку явления реинкарнации.

Фактически буддизм появился для того, чтобы придать особое значение учению о «воплощении», в котором...

Ганджур (тибет., букв. – словеса, тоесть перевод и толкование слов сказанных Буддой). По легенде текст Ганжура был вырезан на деревянных досках самим Буддой и его учениками, эти тексты были собраны и переведены с санскрита.

Известны несколько его изданий – Чоне (самое раннее), Дерге, Пекинское (1411), Нартанское (1732), Лхасское (незавершённое). Лхасское собрание канонических буддийских текстов в 108 томах, с давних времён хранилось в столице Тибета – Лхасе, в одном из монастырей. Рукописи...

Махаяна - это направление в буддизме, иногда называемое "северным буддизмом". Именно этот вариант буддийского учения распространился в Китай, Тибет, Монголию, Корею и Японию.

Изначально буддизм Тхеравады был сосредоточен на медитации и концентрации, восьмеричном святом пути; в результате центральным моментом была монастырская жизнь и, как следствие, медитации отнимали черезчур много времени.

Такое положение дел оставляло мало возможностей большинству людей для того, чтобы приобщиться к...


Дивали также называется Дипа-вали, что буквально означает "ряд огней" (Дипа - огонь). Дивали празднуется в Индии более 7000 лет. Это время, когда крестяне и фермеры собирали урожай, а...

(санскр. jataka, от санск. джати - «рождение») - произведение и жанр буддийской канонической и постканонической литературы, истории воплощений бодхисаттвы , будущего Будды Шакьямуни ; «повесть о рождениях». Это очень древний и специфический жанр литературы буддизма, самые ранние из дошедших до нас его образцов были созданы около III в. до н. э. в Древней Индии . Жанру джатак присуща определенная тематика и художественные особенности. Все джатаки представляют собой прозаические повествования со стихотворными вставками. Эти истории, как принято традиционно считать, были поведаны самим Буддой Шакьямуни своим ученикам, которые впоследствии их записали по памяти. Всего известно более пятисот джатак, рассказывающих о земных предыдущих воплощениях Будды Шакьямуни, которые он вспомнил в состоянии Просветления под древом Бодхи . Бодхисаттва в каждой джатаке предстает то в человеческом, то в животном, то в божественном и т. д. воплощении. В джатаках в целом воплощена идея о том, что любое существо несет в себе природу будды , способно раскрыть ее и выйти за пределы обусловленного существования. Одной из наиболее известных сегодня джатак является Джатака о куропатке . Джатаки стали очень популярны, и этот жанр вошел со временем в народное творчество, став результатом синтеза философско-этических воззрений буддизма, а также литературных и фольклорных традиций, существовавших в Индии ко времени возникновения Учения Будды.

Палийский канон (южный буддизм) Тхеравады Наиболее известным стало палийское собрание джатак из 547 отдельных рассказов, вошедшее в пятый раздел («Кхуддака-никая») Сутта-питаки Палийского буддийского канона тхеравады . Малая часть этого собрания опубликована на русском языке, одно из изданий -«Джатаки» в переводе Б. Захарьина.

В той форме, в которой джатаки входят в настоящее время в «Собрание малых повествований» (Khuddakanikaya) - одну из частей третьей «корзины поучений» (Suttapitaka) буддийского канона «Трёх корзин» (пали Tipitaka), - они представляют обширный прозаический комментарий к стихотворным изречениям - гатхам, составляющим тематическое зерно каждого повествования. Таким образом в современной форме каждая джатака включает следующие части: 1. история о настоящем (Paccuppan-navatthu), излагающая обстоятельства, при которых была рассказана Буддой 2. история о прошлом (Atitavatthu), включающая самое джатаки, и 3. связанные с последним стихотворные изречения (Gatha), к которым присоединяется 4. толкование стихов (Veyyakarata) и 5. разъяснение связи (Samodhana) между героями истории о настоящем и истории о прошлом. Прозаические части этого комментария, называющегося «Описание смысла джатаки» (Jatakatthavatana) по стилю языка значительно моложе гатх и заставляют исследователей предполагать, что первоначально были зафиксированы только эти стихотворные изречения, прозаические же части воспроизводились импровизацией рассказчика.

Пятьсот сорок семь джатак канона необычайно разнообразны по форме повествования: проза со вставными стихотворными строфами варьируется от короткого анекдота до небольшого романа; стихотворные формы представлены диалогом, собранием изречений и эпическими отрывками.

Со временем возникло множество народных сочинений, в тематику которых вошло множество так называемых «бродячих сюжетов» (в том числе сюжеты о коте-монахе, о шакале-советнике, об осле в львиной шкуре, о шакале, восхвалявшем пение вороны, об аисте, переносившем рыб в пруд, о танцующем женихе, о благодарных животных и неблагодарном человеке, о Соломоновом суде, о царе, понимавшем птичью речь, о «скатерти-самобранке», о кубке счастья, об услужливом глупце, о Шемякином суде, о свинопасе и принцессе, о кладе и убийцах и т. д. Это совпадение сюжетов джатаки с сюжетами древних и средневековых восточных и европейских сказок и новелл побудило в свое время учёных (Бенфей) искать именно в повествовательной литературе буддизма источник всей западно-европейской новеллистической литературы.

"Гирлянда джатак" (Индия и северный буддизм) В северном буддизме Махаяны и Ваджраяны распространение получил сборник, известный как "Гирлянда джатак" В качестве популярного вида народной словесности джатаки продолжали сочиняться во всех странах буддийского мира, в этом творчестве участвовали и монахи, которые литературно записывали предания, окрашенные местными реалиями, и собирали сборники. Примером такого рода может служить центрально-азиатский сборник 6-7 вв., вошедший в китайский и тибетский каноны и переведенный на русский язык Ю. М. Парфионовичем («Сутра о мудрости и глупости», 1978). Характерно, что в палийском каноне южного буддизма Тхеравады монахам в сиду их обетов возбраняется рассказывать сказки о царях, разбойниках, войнах, женщинах, богах, приключениях и т. п. Тогда как в джатаках, вошедших в буддийскую литературу стран Махаяны таких ограничений нет и сам Просветленный изображается рассказчиком повестей. Джатаки, сохранившиеся в оригинале на санскрите, а также в китайских и тибетских канонических переводах отличаются от палийских махаянскими идеями и идеалами. На санскрите имеются и высокохудожественные авторские сборники джатак, наприм., «Гирлянда джатак» Арья Шуры. Об авторе "Гирлянды джатак" мы не имеем никаких данных, кроме указанного в колофоне имени Арья Шура. Что касается времени написания "Гирлянды джатак", то здесь мнение всех крупных учёных – индологов и тибетологов, занимавшихся этим вопросом, сходятся в том, что наиболее поздним пределом является VI век, о чём например свидетельствует комментарий Дхармакирти в тибетском каноне. На русском языке перевод "Гирлянды джатак" Арья Шуры был издан впервые в 2000 году. Ранее существовал лишь пересказ этого произведения, имеющийся в книге С.Ф. Ольденбурга "Буддийские легенды" (СП., 1898). Переводить "Гирлянду джатак" академик А.П. Баранников начал ещё в 1920-х годах, в период, когда он занимался изучением буддизма. В последние годы жизни он намеревался завершить этот труд и подготовить его к изданию, но не успел. К сожалению, в рукописи, оставшейся после смерти А.П. Баранникова, отсутствовали переводы джатак XXIV, XXVI, XXVII, XXXII, XXXIII, XXXIV, а также джатака XXXI была переведена лишь наполовину. Эти джатаки недавно были переведены заново. Весь перевод был проверен и отредактирован О.Ф. Волковой в свете последних достижений лексикологии буддийского санскрита.

Буддизм

Литература буддийского канона

Джатака

Этот жанр сложился в русле буддийской проповеди, обращенной к мирянам. В основе его лежит притча, оформляемая как рассказ о поучительных событиях, происшедших с Буддой в одном из прошлых его рождений. Подавляющее большинство джатак - это фольклорные назидательные повествования (сказки, басни, легенды). В виде джатак оформлялись также легенды, возникшие в буддийской среде, и даже обработанные в буддийском духе эпические песни (в том числе принадлежащие к циклам "Махабхараты" и "Рамаяны").

Джатака строится как рассказ самого Будды, который, достигнув просветления, обрел память прошлых рождений. Поэтому "история о прошлом" (собственно джатака) обрамляется "историей о настоящем", которая состоит из двух частей: вступления, излагающего события, побудившие Будду вспомнить о прошлом, и заключения, в котором Будда отождествляет героев истории с участниками этого события. В каждой джатаке непременно присутствует стихотворная вставка (реплика персонажа, иногда диалог). Именно эти стихотворные фрагменты были внесены в канон при его записи в I в. до н.э. Что касается самих повествований, то они еще долгое время продолжали передаваться изустно и были письменно зафиксированы только в V в. н.э. цейлонскими комментаторами "Типитаки".

Хотя официально джатаки рассматривались как прошлые жития Будды, это не мешало им оставаться прежде всего занимательными рассказами, тем более что в большинстве из них буддийская обработка ограничивалась простой привязкой к фигуре Учителя. Отсюда их огромная популярность. Их не только слушали (а позднее и читали), они инсценировались в религиозных и полурелигиозных представлениях, на их сюжеты создавались фрески и барельефы в буддийских храмах. Популярность сопутствовала джатакам и за пределами Индии, во всех странах, где был принят буддизм. Наряду с каноническим сборником здесь получали распространение апокрифические, создававшиеся в большей степени на основе местного фольклора. В Шри Ланке, Кампучии, Таиланде, Бирме джатаки сыграли решающую роль в становлении своей повествовательной литературы.


Джатака о Суссонди

"Там и запах цветов тимиры..." (). Эту историю Учитель, находясь в Джетаване (), рассказал об одном удрученном бхикшу. "Правда ли, что ты тоскуешь?" - спросил Учитель. "Правда", - отвечал тот. "По ком же ты тоскуешь?" - "Я увидал одну нарядную женщину". - "За женщинами уследить невозможно, - сказал Учитель, - даже привратники в царстве нагов берегли и не смогли уберечь женщину". И по просьбе бхикшу он рассказал историю о прошлом.

Некогда правил в городе Варанаси царь по имени Тамба. Его главная жена Суссонди была необычайно красива.

В то время Бодхисаттва () возродился в образе нага и жил царстве нагов в Серумадипе (). Тогда Нагадипа () называлась Серумадипой.

Однажды он явился в Варанаси и стал играть в кости с молодым царем Тамбой. Увидав его, нриближенные сказали царице: "Какой-то красивый юноша играет в кости с нашим царем". Суссонди захотела на него посмотреть. Нарядившись, она явилась со своей свитой в игральную комнату и стала его разглядывать. Тот тоже посмотрел на царицу, к оба они cpазу полюбили друг друга.

Тогда силою волшебства царь нагов поднял в городе ураган. Люди из царской свиты, боясь, что разрушится дворец, разбежались. А наг своими чарами сделал тьму, подхватил царицу и по воздуху перенес ее в свой дворец в Нагадипе. Как исчезла и куда делась Суссонди, никто не знал.

А царь нагов наслаждается с ней в своем дворце и снова летает к царю Тамбе играть с ним в кости.

У царя был музыкант по имени Сагга. Не зная, куда исчезла Суссонди, царь призвал к себе этого музыканта и сказал: "Иди, обойди сушу и море, разыщи царицу".

Музыкант взял денег на дорогу и, начав поиски с той деревни, что находилась за городскими воротами, дошел до города Бхарукаччхи (). В это время тамошние купцы снаряжали корабль в Суваннабхуми (). Сагга подошел к ним и стал просить: "Я музыкант. Я заплачу вам и еще на вине () буду играть, возьмите меня с собой". - "Ну хорошо", - согласились купцы и взяли его на корабль. А когда отплыли от берега и корабль побежал по волнам, купцы позвали музыканта и сказали: "Сыграй нам что-нибудь". - "Я бы сыграл вам, - сказал Сагга, - но стоит мне заиграть, рыбы придут в волнение, и корабль ваш разобьется". - "Если играет смертный человек, - сказали купцы, - рыбы спокойны, сыграй нам". - "Ну, тогда пеняйте на себя", - сказал Сагга, настроил вину и, не заглушая своего голоса музыкой, запел и заиграл.

Опьяненные звуками, рыбы задвигались, а одна макара () прыгнула на корабль и разбила его. Сагга схватился за доску и, лежа на ней, по ветру доплыл до Нагадипы. Там он вышел на берег у самого дворца, возле дерева нигродха ().

А царица Суссонди всякий раз, как царь нагов улетал играть в кости, выходила из дворца и бродила по острову. Встретив на берегу Саггу-музыканта, она узнала его. "Как ты попал сюда?" - удивилась царица. И музыкант все ей рассказал. "Не бойся", - успокоила его царица и, обняв, привела во дворец. Там она усадила его, накормила царской пищей, велела омыть царской водой, одеть в царские одежды и украсить царскими благовониями и цветами. Потом она позвала его на царское ложе. Так она кормила его и с ним наслаждалась, пряча, когда возвращался царь нагов.

Спустя полтора месяца прибыли на этот остров купцы из Варанаси за водой и древесиной и высадились у дерева нигродха. На их корабле Сагга-музыкант вернулся в Варанаси и явился к царю, когда тот играл в кости. Взяв вину, Сагга заиграл на ней и произнес первую гатху:

Там и запах цветов тимиры, там и шумящее море.
Далеко отсюда Суссонди, в сердце меня поразила царица.

Услыхав это, наг произнес вторую гатху:

Как переплыл ты море, как попал на Серумадипу,
Как удалось тебе, Сагга, с моей повстречаться Суссонди?

Тогда Сагга произнес три гатхи:

Когда с товаром купцы вышли в море из Бхарукаччхи,
Разбила макара их корабль, один на доске я спасся.
Благовонная, ласково встретив, меня обняла царица,
Словно добрая мать своего обнимает ребенка.
Потом она усладила меня питьем, одеждой и ложем.
Страстью блестели ее глаза. Знай это, Тамба.

После рассказа музыканта нага охватило отчаяние. "Даже царстве нагов, - подумал он, - я не смог ее уберечь, зачем мне эта развратница". И, возвратив Суссонди царю, он исчез тех пор больше не появлялся.

Учитель, приведя этот рассказ и показав Благородные истины (), отождествил перерождения: "Тогда царем был Ананда (), а царем нагов был я".

Примечания:
1. Тимира - "темное", другое название дерева нигродха.

2. Джетавана - парк, подаренный купцом Анатхапиндикой буддийской общине. В этом парке были выстроены хижины для монахов, и Будда, согласно преданию, любил проводить здесь время дождей.

3. Бодхисаттва - тот, кто находится на пути к просветлению. Пребывание на этом пути обычно длительно - лишь пройдя через много перерождений, стремящийся к просветлению приближается к своей цели. Будда в прошлых рождениях всегда именуется Бодхисаттвой.

4. Серумадипа отождествляется исследователями с северо-западными районами Цейлона.

5. Нагадипа - "Остров нагов".

6. Бхарукаччха - древний морской порт на п-ове Катхьявар (совр. Брочх).

7. Суваннабхуми ("Золотая земля") - так в древности называли побережье Малаккского п-ова.

8. Вина - древний струнный инструмент, вид лютни.

9. Макара - сказочное морское чудовище.

10. Нигродха (ньягродха) - дерево баньян.

11. Благородные истины - четыре истины, открывшиеся Будде в момент просветления: истина о всеобъемлющем страдании, о жажде жизни как причине страдания, об избавлении от страдания (нирване) и о пути, ведущем к нирване.

12. Ананда - двоюродный брат Будды и один из ближайших его последователей.


Джатака о неудаче с обеих сторон

"Лишился глаз, одежды нет..." Эту историю Учитель, находясь в Велуване (), рассказал о Девадатте (). Говорят, бхикшу собрались тогда в зале дхармы () и стали paccуждать: "Братья, так же как факел, обгоревший с обоих концов, а в середине испачканный навозом, не может служить поленом ни для костра в лесу, ни для очага в деревне, так и Девадатта, отказавшийся от такого превосходного ведущего к спасению учения, с обеих сторон потерпел неудачу: и радостей мирской жизни лишился, и отшельнический долг невыполняет".

В зто время вошел Учитель испросил: "Что вы здесь обсуждаете?". Когда те объяснили, Учитель сказал:
только теперь, о бхикшу, Девадатта с обеих сторон потерпел неудачу, так было с ним и прежде". И Учитель рассказал историю о прошлом.

Давным-давно, когда в Варанаси царствовал Брахмадатта, Бодхисаттва возродился в образе божества дерева.

Тогда в одной деревне жили рыбаки. И вот один рыбак взял рыболовный крючок и отправился с маленьким сыном к излюбленному месту, где хорошо клюет рыба. Пришел он туда и стал в разные стороны крючок забрасывать. Вдруг крючок его зацепился за подводную корягу, никак не может рыбак его освободить. И он подумал: "Наверное, у меня на крючке большая рыба. Пошлю-ка я сына домой и велю жене с соседями поругаться, чтобы никто из них на долю моей добычи не посягнул". И он сказал сыну: "Пойди, милый, передай матери, что мы поймали большую рыбу, и скажи, чтобы она затеяла ссору с соседями".

Когда сын ушел, рыбак, боясь, как бы не оборвать леску, снял свою одежду, сложил на берегу и полез в воду, Ему так хотелось поймать большую рыбу, что он принялся искать ее в воде и, наткнувшись на корягу, выколол себе глаза. А время вор утащил его одежду, лежавшую на берегу. Обезумев от боли, прикрывая глаза рукой, рыбак вышел из воды и, дрожа всем телом, стал ощупью искать одежду.

А в это время жена рыбака, желая поссориться с соседями, решила принять такой вид, чтобы всем противно смотреть на нее было. Прицепив к одному уху пальмовый лист, а один глаз вымазав сажей, она взяла на руки собаку и отправилась к соседям.

"Что это с тобой? - сказала соседка, - к уху ты прицепила пальмовый лист, глаз сажей вымазан, как ребенка, держишь ты на руках собаку и ходишь из дома в дом, с ума сошла что ли?" - "Нет, я не сошла с ума, - отвечала жена рыбака, - а ты без причины бранишь меня и оскорбляешь. Вот я пойду к деревенскому старосте, и пусть он покарает тебя уплатою восьми каршапан" (). И так, затеяв ссору, обе пришли к деревенскому старосте. А когда староста разобрал дело, эта кара пала на голову жены рыбака. Ее связали и стали бить, требуя уплаты денег.

Видя оба эти несчастья: одно, которое постигло жену в деревне, а другое - мужа в лесу, божество дерева, сидя на ветке, сказало: "Эй, рыбак, и в воде, и на земле ты замышлял недоброе, оттого с обеих сторон - беда". И божество произнесло следующую гатху:

Лишился глаз, одежды нет, в соседнем доме брань слышна,
В воде и на земле беда на рыбака обрушилась.

Приведя этот рассказ для разъяснения дхармы, Учитель отождествил перерождения: "Тогда рыбаком был Девадатта, а божеством дерева был я".

Джатака о доброжелательном слоне

"Повсюду так и рыскают..." Эту историю Учитель, находясь в Велуване, рассказал о Девадатте.

Собравшись в зале дхармы, бхикшу рассуждали: "Братья, Девадатта - неблагодарный, он не признает добродетелей Благословенного". В это время вошел Учитель и спросил: "Что вы тут обсуждаете, бхишку?" Когда те объяснили, Учитель сказал: "Не только теперь, о бхишку, Девадатта неблагодарный, он и прежде был таким и никогда моих добродетелей не признавал". И по их просьбе он рассказал историю о прошлом.

Давным-давно, когда в Варанаси царствовал Брахмадатта, Бодхисаттва возродился в образе слона и жил в Гималаях. Только вышел он из утробы матери, как был уже весь белый, словно слиток серебра, глаза его были, как драгоценные камни, как пять божественных лучей, рот - словно красная ткань, а хобот - как серебряная цепь, украшенная каплями красного золота. Ноги его были гладкие и блестящие, как будто покрытые лаком. Словом, все десять совершенств обрела его достигшая вершин красоты природа.

Когда этот слон вырос, то все восемьдесят тысяч гималайских слонов собрались вокруг него и сделали его своим вожаком.

Но увидел он в стаде грех, удалился от своих собратьев и стал жить один в лесу. Из-за его добродетелей прозвали его "добродетельный царь слонов".

Как-то один житель Варанаси бродил по лесу в поисках пропитания и забрел в гималайские леса. Там он заблудился и, в ужасе воздевая руки и громко причитая, метался по зарослям. Услыхав его крики, Бодхисаттва подумал: "Надо помочь в беде этому человеку". Проникшись состраданием, слон приближаться к нему. А человек, внезапно увидев слона, испугался и побежал. Тогда Бодхисаттва остановился. И человек остановился. Но стоило Бодхисаттве двинуться с места, человек снова бежал.

Но вот слон еще раз остановился, и человек подумал: "Когда я бегу, этот слон останавливается, а когда стою, ходит. Видно, он не желает мне зла. Наверное, он хочет спасти меня". И, осмелев, человек замедлил шаг. Тогда Бодхисаттва подошел к нему и спросил: "Что ты кричишь, человек?" - "Почтенный, - отвечал тот, - я сбился с дороги, не знаю, в какую сторону идти, и боюсь здесь погибнуть".

Тогда Бодхисаттва привел его в свое жилище, накормил разными плодами и сказал: "Не бойся, я выведу тебя на дорогу, где ходят люди". И он посадил человека к себе на спину и пошел. А человек этот, по природе коварный, подумал: "Если кто-нибудь спросит, надо будет рассказать про это". И, сидя на спине Бодхисаттвы, он старался запомнить приметы гор и деревьев, мимо которых проходил слон.

И вот слон вынес его из леса и, поставив на большую дорогу, ведущую в Варанаси, сказал: "Иди, человек, по этой дороге, а о том, где я живу, спросят тебя или не спросят, никому не рассказывай". И слон пошел к себе домой.

А человек этот вернулся в Варанаси и, проходя как-то по улице, где работали резчики по слоновой кости, сказал мастерам: "Что бы вы дали мне за бивни живого слона?" - "И ты еще спрашиваешь, - сказали резчики, - конечно, бивни живого слона гораздо дороже, чем мертвого". - "Тогда я принесу вам бивни живого слона", - сказал человек и, захватив острую пилу, отправился в те места, где жил Бодхисаттва.

"Зачем ты пришел?" -спросил слон, увидев его. - "Я, почтенный, несчастный бедняк, - отвечал тот, - жить мне не на что. Прошу тебя, дай мне один твой клык. Я продам его и на эти деньги буду кормиться". - "Ну что ж, дам тебе к если у тебя есть чем отпилить". - "Я захватил пилу, почтенный". - "Ну отпиливай клык и бери". Слон подогнул ноги и лег, как ложится вол. И человек отпилил у него два главных клыка.

Тогда Бодхисаттва обхватил клыки хоботом и сказал: "Послушай, человек, не думай, что эти клыки мне не дороги. Но всепроникающие клыки - клыки общего знания, с помощью которых можно постичь все дхармы (), для меня в тысячу, в сто тысяч раз дороже. Да будут отданы эти клыки для достижения общего знания". И он отдал человеку пару клыков.

Человек унес эти клыки и продал, а когда истратил все деньги, снова пришел к Бодхисаттве и сказал: "Почтенный, я продал твои клыки, но деньги пришлось раздать за долги, дай мне остатки твоих клыков".
"Хорошо", - сказал Бодхисаттва и отдал остатки своих клыков.

Человек продал их и опять пришел к слону: "Почтенный, жить мне не на что, отдай мне корни твоих клыков". - "Хорошо", - сказал Бодхисаттва и лег, как прежде. А этот злобный человек по хоботу Великого Существа, как по серебряной цепи, взобрался на голову, словно на снежную вершину Кайласа (), и стал пяткой бить по заросшим концам клыков, пока не оголил их. Тогда он выпилил корни и ушел.

И как только этот злодей исчез с глаз Бодхисаттвы, огромная, простирающаяся на двести девяносто четыре тысячи йоджан () земля, которая выдерживала и тяжесть гор Сумеру и Юкагиры, и отвратительный запах человеческих нечистот, словно не смогла выдержать всех низменных качеств этого человека, треснула и разверзлась. Из трещины вырвалось пламя великого ада и, как будто роскошной шерстяной тканью, окутало этого предающего друзей человека, закружило и увлекло вниз.

Когда этого злого человека поглотила земля, божество дерева, жившее в этом лесу, стало размышлять: "Человека неблагодарного, предающего своих друзей, невозможно удовлетворить, даже подарив ему могущественное царство". И, разъясняя дхарму, божество огласило лес следующей гатхой:

Повсюду так и рыскают глаза неблагодарного,
Хоть землю всю ему отдай, он этим не насытится.

Так божество, огласив лес, показало дхарму. А Бодхисаттва, прожил свой жизненный срок и возродился согласно карме.

Учитель сказал: "Не только теперь, о бхикшу, Девадатта неблагодарен, он был таким и прежде".

Приведя этот рассказ для разъяснения дхармы, Учитель отождествил перерождения: "Тогда предающим друзей человеком был Девадатта, божеством дерева - Сарипутта (), а добродетельным царем слонов был я".

Примечания:

1. Велувана - парк около Раджагрихи, столицы Магадхи, подаренный царем Бимбисарой Будде. Здесь, как и в Джетаване, образовался монастырь.
2. Девадатта - двоюродный брат Будды. Приняв буддизм и вступив в общину, Девадатта затем, как утверждает предание, стал враждовать с Буддой: он требовал реформации учения, несколько раз покушался на жизнь вероучителя и пытался вызвать раскол среди его последователей.
3. Зал дхармы - помещение для общих собраний буддийских монахов.
4. Каршапана - серебряная монета.
5. Дхармы - конечные элементы, из которых, согласно буддийскому учению, состоит все сущее. Постижение мира как состоящего из дхарм составляет необходимую ступень на пути, ведущем к просветлению.
6. Кайласа - гора в Гималаях, считавшаяся местом обитания ряда богов, в том числе Куберы и Шивы.
7. Йоджана - мера длины (ок. 14 км)
8. Сарипутта (Шарипутра) - знаменитый ученик Будды.

Литература древнего Востока. Иран, Индия, Китай (тексты). - Авторы-сост. Ю.М. Алиханова, В.Б. Никитина, Л.Е. Померанцева. - М.: Изд-во МГУ, 1984. С. 93-101.

Джа́таки [санскр. jа taka - связанное с рождением], в лит-ре буддизма название многочисленных текстов, разнообразных по форме, размеру, содержанию и времени написания, повествующих о предыдущих рождениях Будды Сиддхартхи Шакьямуни . Буддизм, как и др. религ. традиции Индии, поддерживает концепцию сансары - нескончаемого круга перерождений, обусловленных законом кармы , согласно которому совокупность деяний индивида в настоящей жизни определяет его буд. рождение. Обычный человек не помнит своих предыдущих жизней из-за действия авидьи (неведения); Будда же, достигнув просветления-бодхи, стал всеведущим, в частности обрел знание о всех предыдущих и последующих жизнях всех живых существ. В Д. Будда выступает в роли рассказчика, и основной частью каждого Д. является воспоминание Будды о событиях, происшедших в одном из его предыдущих воплощений.

Большинство Д. представляет собой прозу, перемежаемую стихотворными вставками - гатхами. Мн. Д. имеют 5-частную структуру: вступление - рассказ «о настоящем», излагающий обстоятельства, при которых Будда решил изложить историю из своего прошлого рождения; собственно историю, в которой Будда фигурирует как бодхисаттва (существо, достигшее просветления и готовое выйти из сансары, но продолжающее перерождаться в этом мире из сострадания к другим, еще не достигшим просветления); сопровождающую историю стихотворную часть - «мораль»; комментарий на стихотворную гатху; возвращение к истории «о настоящем» с отождествлением персонажей из истории «о прошлом» с действующими лицами истории «о настоящем». Поэтические строфы в Д. могут быть представлены в форме диалога, афоризмов, эпического повествования и являются более древними, чем прозаический комментарий на них. По объему Д. могут варьироваться от короткого анекдота до целого романа, имеющего сложную и разветвленную сюжетную линию (см., напр.: Повесть о большом подземном ходе // Джатаки. 2003. С. 295-395).

Необычайной (с т. зр. религ. канонических текстов) яркостью и пестротой отличается содержание Д.: они повествуют о мифических персонажах и о животных, о монахах и о разбойниках, о царях, брахманах, блудницах и т. д. Среди Д. встречаются нравоучительные басни и притчи, волшебные сказки и легенды о великих царях, сатирические, авантюрные и бытовые рассказы. Истории Д. во многом пересекаются с сюжетами фольклора (а возможно, и заимствуются из него), с инд. эпосом и, как полагают ряд исследователей (Т. Бенфей и др.), являются источником широко распространенных в мировой лит-ре «бродячих сюжетов» (об осле в львиной шкуре, о шакале, восхвалявшем пение вороны, о скатерти-самобранке и др.).

Точное количество Д. назвать не представляется возможным; они исчисляются сотнями. Наряду с более-менее фиксированными собраниями в канонах существует множество «апокрифических» Д. на различных языках, созданных в разное время на территории стран, испытавших влияние буддизма. Одним из самых известных является корпус Д. в палийском каноне (см. Трипитака), принадлежащем буддийской традиции Тхеравада . Он входит в «Кхуддака-никаю» (Малое собрание) - один из разд. «Сутта-питаки» (Корзины сутр) в ее шриланкийском варианте. Этот корпус, изданный впервые в Европе В. Фаусбелем в кон. XIX в., содержит 547 текстов. Еще неск. самостоятельных Д. разбросано по др. книгам канона. Основная часть всех этих Д. существовала, скорее всего в устной форме, уже в III-II вв. до Р. Х., о чем свидетельствуют датируемые этим временем скульптуры и барельефы буддийских храмов, изображающие сцены из Д. Письменная фиксация Д. в их совр. виде, включающем прозаическую толковательную часть, относится, по-видимому, к V в. Существовали и санскр. Д., но большинство их считается утраченным, нек-рые дошли в кит. и тибет. переводах. Выдающимся памятником санскр. буддийской лит-ры является сборник «Джатакамала» (Гирлянда Джатаки), приписываемый Арьяшуре (не ранее IV в. по Р. Х.- не позднее VI в.) и включающий 34 текста. Санскр. Д. во многом повторяют сюжеты Д. палийского канона, но превосходят их по художественным достоинствам. «Джатакамала» содержит также оригинальные сюжеты, отсутствующие в др. собраниях.

На протяжении истории существования Д. пользовались большой популярностью, поскольку в доступной и увлекательной форме излагали морально-этическое учение буддизма. Впрочем, нек-рые Д., помимо упоминания Будды в качестве действующего лица, вообще не содержат ничего специфически буддийского и даже ничего специфически морально-этического, представляя типично фольклорные бытовые темы (Д. о хитрецах, ловких мошенниках, обмане глупцов и доверчивых - напр., Д. о льстивом шакале и вороне, известный, как басня о вороне и лисице). В др. Д. (особенно в собрании Арьяшуры), напротив, могут быть выявлены глубокие религиозно-философские идеи, связанные с сотериологическими концепциями буддизма Махаяны . В этих Д. главный герой, бодхисаттва, совершает подвиги самопожертвования и альтруизма, выступает образцом смирения, щедрости и милосердия, демонстрируя буддийские идеалы парамит (духовных совершенств), в первую очередь идеал сострадания-каруны . В ряде Д. бодхисаттва даже отдает собственное тело существам, умирающим от голода. Ключевой момент здесь - проведение параллелей между 2 хронологическими планами в Д.: физическое спасение бодхисаттвой путем пожертвования собственного тела или имущества страдающих персонажей в рассказе «о прошлом» сопоставляется с духовным спасением Буддой через дарование Дхармы -учения своих учеников (тех же самых существ в новом перерождении) в рассказе «о настоящем». Прослеживаемая параллель позволяет предположить (и это находит текстологические подтверждения), что в этих Д. задействован глубочайший религ. архетип о кормлении плотью как о приобщении к священному и о тождестве тела божества и спасительного знания (ср. концепции 3 тел Будды - трикая). Д. о самопожертвовании могут быть интерпретированы и в контексте махаянского учения о пустоте (см. Шуньята): с легкостью отказываясь от своего тела, бодхисаттва демонстрирует непривязанность к ложному иллюзорному «я», осознание его «пустотности».

Д. оказали огромное влияние на формирование лит. традиций не только в Индии, но и в др. испытавших влияние буддизма странах Азии: Шри-Ланке, Мьянме, Таиланде, Камбодже, Лаосе, Вьетнаме и др. Существуют Д. и в джайнизме . Через страны Ближ. Востока (сюжеты Д. повторяются в «Тысяче и одной ночи», в персид. лит-ре) истории, рассказываемые в Д., стали известны в Европе: их пересказы встречаются у Дж. Боккаччо, Дж. Чосера и др.

Изд.: The Jа taka, together with its Commentary, Being Tales of the Anterior Births of Gotama Buddha / Ed. V. Fausbøll. L., 1875-1897, 1962-1964r. 7 vol.; The Jа taka-Mа la, or Bodhisattvа vadа na-Mа la / By Arya-Çura; ed. H. Kern. Boston, 1891.

Лит.: Минаев И . П . Несколько слов о буддийских джатаках // ЖМНП. 1872. Ч. 161. № 6. C. 185-224; Foucher A . Les vies antérieurts du Bouddha. P., 1955; Pierce D . C . The Middle Way of the Jа taka Tales // The J. of American Folklore. 1969. Vol. 82. N 325. P. 245-254; Behm A . J . The Eschatology of the Jа takas // Numen. Leiden, 1971. Vol. 18. Fasc. 1. P. 30-44; Хохлова Л . В . К композиции палийских джатак // Классическая лит-ра Востока: Сб. ст. М., 1972; Garrett Jones J . Tales and Teachings of the Buddha: the Jа taka Stories in Relation to the Pа li Canon. L., 1979; Ohnuma R . The Gift of the Body and the Gift of Dharma // Hist. of Religions. 1998. Vol. 37. N 4. P. 323-359.

А. А. Сорокина

«Санкт-Петербург «Возрождение» - «Уддияна» ББК 86.35 Джатаки: избранные рассказы о прошлых жизнях Будды. - СПб.: МЭОО Возрождение - Культурный центр «Уддияна», 2003. - 416 с. ISBN ...»

-- [ Страница 1 ] --

ДЖАТАКИ

избранные рассказы

о прошлых жизнях Будды

Санкт-Петербург

«Возрождение» - «Уддияна»

Джатаки: избранные рассказы о прошлых жизнях Будды. - СПб.:

МЭОО "Возрождение" - "Культурный центр «Уддияна»", 2003. - 416 с.

ISBN 5-94121-014-Х

Джатаки - ярчайшее произведение древнеиндийской литературы,

дошедшее до наших времен в составе палийского буддийского канона "Типитака". Джатаки включают в себя многообразные сюжеты сказочного, нравственно-поучительного и духовного характера, объединяемые воедино как общей линией авторского повествования, так и личностью рассказчика, в роли которого выступает сам основатель буддизма - Будда Шакьямуни. Уникальный памятник древнеиндийской культуры, книга представляет интерес для широкого круга читателей.



Перевод с пали: А. Парибок, В. Эрман ISBN 5-94121-014-Х © А. Парибок, В. Эрман, перевод, предисловие, 2002 © Культурный центр «Уддияна», оформление, 2002 Посвящается светлой памяти Г. А. Зографа

ПРЕДИСЛОВИЕ

Литературные богатства Индии долгое время оставались почти неведомыми западному миру и открылись ему относительно недавно. Только около двух веков назад, начиная с эпохи романтизма,- тогда же, когда гений Гёте породил идею всемирной литературы,- в Европе пробуждается живой интерес к художественному слову стран Востока; появляются первые переводы текстов, предпринимаются попытки систематического их изучения. Впрочем, нельзя сказать, что прежде индийская литература была совершенно чужда европейской культуре. Первоначальное знакомство с нею относится ко временам куда более ранним. И первыми литературными памятниками, пришедшими из Индии и обогатившими духовную жизнь народов Средиземноморья, а позднее и Северной Европы, были произведения санскритской повествовательной литературы - получившие широкую известность сборники сказок, притч и басен.

Они пришли на Запад через посредство арабских версий, оказав благотворное воздействие и на литературы Ближнего Востока; влияние индийской повествовательной литературы, достигшей высокого совершенства художественной формы в эпоху расцвета классической индийской культуры в середине первого тысячелетия нашей эры, вскоре распространилось и на другие страны Азии. Из всех произведений индийской классики наиболее широкую популярность за пределами страны получила знаменитая «Панчатантра», на протяжении нескольких веков переложенная на десятки языков Востока и Запада. Помимо заимствования сюжетов, влияние индийской словесности сказалось в заимствовании выработанной в ней рамочной композиции многими литературами средневековья и нового времени - от арабской книги сказок «Тысячи и одной ночи» до европейских «Кентерберийских рассказов» Дж. Чосера и «Декамерона» Дж. Боккаччо.

В свое время, когда историко-литературные исследования впервые выявили исключительную роль древнеиндийской повествовательной традиции в развитии мирового литературного процесса, в европейской Предисловие науке сложилось представление об Индии как о «родине сказок». Углубляясь в историю самой индийской литературы, филологи обнаружили источники многих популярных сюжетов «Панчатантры» и других санскритских сказочных сборников в текстах, восходящих к более ранней эпохе. И самым содержательным среди них оказался крупнейший памятник повествовательной литературы на языке пали - Джатаки, книга, включенная в состав буддийского канона Типитака в той его версии, которая принадлежит тхераваде, одной из буддийских традиций, распространенной в настоящее время в странах Индокитая и на Шри Ланке.

Выявление ранних версий сюжетов «Панчатантры» в буддийской литературе дало основание известному немецкому ученому Т. Бенфею, одному из основоположников сравнительной фольклористики, выдвинуть в середине девятнадцатого века несколько поспешный тезис о буддийском происхождении и самой «Панчатантры», и сказочной литературы Индии.

Преувеличенность этой точки зрения обнаружилась давно; как показали дальнейшие исследования, общности некоторых сюжетов буддийской повествовательной литературы и «Панчатантры» явно недостаточно, чтобы обосновывать именно буддийское их происхождение. Да и то обстоятельство, что книга Джатак сложилась как часть тхеравадинского канонического свода, никак само по себе не свидетельствует, что становление сказочно-повествовательных жанров было обусловлено содержанием буддийского учения; большинство сюжетов этого памятника, как и в случае Панчатантры, порождено не оформленной в какую-либо систему стихией народного творчества. Но связь палийской книги Джатаки с ранним буддизмом все же нельзя считать совершенно случайной.

Буддийская традиция зародилась в Индии около 5 в. до н. э. и уже спустя два-три столетия оказала огромное влияние на духовную и социальную жизнь индийской цивилизации как мировоззрение новой эпохи, вовремя пришедшее на смену ветхому, исчерпавшему себя брахманизму, цеплявшемуся за архаику давно минувшей стадии исторического развития. Для Южной Азии буддизм сыграл роль, сопоставимую с ролью христианства в Средиземноморье, - именно в нем была осознана и во всеуслышание провозглашена идея духовного равенства людей, не зависящего от сословных, имущественных и прочих различий; в нем идея личной ответственности за все свершаемые человеком поступки стала оптимистическим ориентиром и начальным руководством для культивирования в себе высших добродетелей. В центре интереса буддийской традиции всегда находилось психическое развитие индивидуума, что было парадоксально выражено уже в первой лекции-проповеди его основателя. Так называемую (и, надо сказать, называемую весьма огрублённо) «первую благородную истину о страдании» следует на деле толкоПредисловие вать вовсе не как унылую мысль, что всё де или почти всё в мире на самом деле плохо (пусть и понимали так Будду в Европе весьма многие, начиная с Шопенгауэра), но как призыв никогда не останавливаться на достигнутом и стремиться к беспредельному и невообразимому. В Европе с нею перекликаются слова гётевского Фауста: «Когда воскликну я: / Мгновенье, прекрасно ты, продлись, постой, / - тогда готовь мне цепь плененья, / Земля, разверзнись подо мной». Социальность как таковая и вообще внешний мир занимали буддистов несравненно меньше внутреннего мира человека и никогда не становились предметом самостоятельного интереса, однако убежденность ранней буддийской традиции в духовном равенстве людей, принадлежащих к любым сословиям, в какой-то мере совпала с чаяниями средних, отчасти даже низших слоев общества, не удовлетворенных идеологическим засильем брахманства.

Правда, ведущая роль в этом обновлении социума принадлежала второму сословию - воинской аристократии (кшатриям); буддийские духовные ценности и картина мира оказались созвучны мирским требованиям эпохи создания сильного централизованного государства, которое впервые объединило Индию в 4-3 вв. до н. э.

Влияние менталитета средних сословий, составивших опору буддийского движения, способствовало развитию демократических тенденций в литературе и прежде всего - в ее повествовательных жанрах, связанных с фольклором.

К этому времени параллельно с литературой на иератическом санскрите, языке субстанциально-безличной брахманистской религии, начинают развиваться литературы на среднеиндийских языках - пракритах, идейно связанные с обновленческими духовными движениями, апеллировавшими к отдельной личности, а потому охотно прибегавшими к формам живой народной речи. Самая значительная из пракритских литератур - литература на языке пали, основные памятники которой входят в состав буддийского Канона тхеравадинов; согласно их традиции, текст канона воспроизводит подлинное слово Будды; в действительности же он окончательно оформился значительно позднее времени жизни Основателя традиции, да и пали, как нормированный литературный язык, вобравший в себя черты нескольких ранних пракритов, уже успел заметно отдалиться от текучего языка первичной буддийской проповеди.

Но версия Канона на языке пали если и не самая древняя, то единственная, сохранившаяся полностью (версии на других языках дошли только в фрагментах или китайских переводах). Письменно она была зафиксирована впервые в первом веке до н.э. за пределами Индии, на Шри Ланке, принесенная туда буддийскими миссионерами. В палийский Канон Типитака (букв. «Три корзины») входят три грандиозных Предисловие свода произведений разнообразнейшего характера.

Созданы они в различное время и, хотя лейтмотивом их бесспорно является личная духовная практика (буддийская йога), содержание Типитаки никак не сводимо к центральной теме и по многообразию явно превосходит даже Библию. Из этих трех сводов (в каждом из которых - свои подразделы) в историко-литературном отношении наиболее интересен второй - Сутта-питака («Корзина поучений»), а из составляющих его крупных разделов - пятый, заключительный, Кхуддака-никая («Собрание всякого помалу»). Именно в этот раздел входят многие выдающиеся художественные тексты на языке пали, такие как популярнейшая в буддийских странах Дхаммапада, другие известные книги духовной лирики (Сутта-нипата, Тхеригатха, Тхерагатха) - и книга Джатак.

Джатаки, что в литературоведении переводится как «Повести о прошлых рождениях», - название не только десятого раздела в Кхуддака-никае, но также и особого рода повествовательной литературы в буддийской традиции. Джатаки встречаются и в других частях Типитаки, и за пределами палийской литературы. Но десятая книга Кхуддака-никаи - самое объемистое из собраний Джатак и по-видимому, самое раннее по происхождению из дошедших до нас.

Как известно, буддийская традиция принимает идею перерождений - это общая черта индийских духовных учений. В буддийской трактовке этого факта индивидуальное сознание, представляющее собою непрерывно и закономерно изменчивый процесс (а не субстанциальную сущность, как в позднем брахманизме и индуизме), продолжает существовать после смерти тела, творя себе иной облик, тело и обретая новый жизненный мир - быть может, на более высокой или низкой ступени социальной лестницы, а то и за пределами мира людей - зверем, адским мучеником или небожителем - в зависимости от итога своих добрых и дурных поступков. Последнее именуется кармой. Естественно, что и Основатель буддийской традиции Будда Шакьямуни, рожденный под именем Сиддхартха Гаутама царевичем в племени шакьев и ставший Пробужденным - Буддой, тоже прошел через бесчисленные рождения, прежде чем родился в последний раз царевичем, достиг духовного Пробуждения и избавился от власти закона кармы. До момента пробуждения, и в этой жизни, и во всех предшествующих рождениях, к пробуждению еще не приведших, в образе человека, животного, или небожителя, будущий Будда был бодхисаттвой (на пали звучит бодхисатта) - так именуется в буддизме индивидуум, искренне устремленный к пробуждению (бодхи). Джатаки и представляют собой истории из жизни бодхисаттв. Этот своеобразный род буддийской литературы при отсутствии жанрового единства определяется соотнесением героя или какогоПредисловие либо персонажа повествования с бодхисаттвой в одном из прошлых рождений.

Палийская книга Джатак и является обширным сводом таких повествований. Основная часть составляющих его сюжетов создана во всяком случае не позже 3-2 вв. до н. э. (свидетельства тому - относящиеся к этой эпохе памятники изобразительного искусства, барельефы буддийских культовых сооружений - своеобразные иллюстрации к палийским джатакам). Но текст джатак этого собрания не сохранился в своем первоначальном виде.

Характерной чертой ведущих жанров древнеиндийской повествовательной литературы классического периода является чередование прозы и стихов. Так же построена и палийская книга джатак. В дошедшей до наших дней редакции в своей оригинальной форме сохранились только стихи {гатха); в согласии с этим, буддийская традиция включает в собственно канон только стихотворный текст джатак. Прозаическая часть, как считается, была зафиксирована на Шри Ланке лишь в 5 в. н. э.

и представляет собой обратный перевод на пали сингальского перевода с оригинала, к тому времени утраченного. Отсюда естественно предположить наличие поздних наслоений, но они, по-видимому, не настолько значительны, чтобы скрыть от нас оригинальное содержание памятника, да и вряд ли могли его ухудшить. Эта прозаическая часть текста буддийской экзегетикой рассматривается формально как комментарий и в канон не включается (некоторые исследователи сомневаются, что ее оригинальная версия вообще существовала в фиксированной форме).

Текст каждой джатаки в этом собрании буддийские филологи делили на пять структурных блоков: «нынешний сюжет» (вводная история, из которой читатель узнаёт, при каких обстоятельствах и по какому поводу поведал Будда своим ученикам нижеследующий рассказ об одной изсвоих прошлых жизней); «прошлый сюжет» (основная часть джатаки, рассказ, влагаемый в уста самому Будде); «гатха» (стихотворная часть джатаки, выделяемая как самостоятельная, хотя она обычно перемежается с прозой); грамматический комментарий к гатхам, выходящий за пределы художественного текста; заключительная «связывающая» часть (в ней рассказчик Будда отождествляет себя, а также каких-либо своих современников с персонажами «прошлого сюжета»).

Каждая джатака начинается с предвосхищающей цитаты первого из стихов, произнесенных Буддой-рассказчиком в «сюжете о прошлом». В этом композиция палийских джатак (если счесть, что она действительно восходит ко времени создания оригинальной версии книги) предвосхищает отчасти форму знаменитых санскритских сказочных сборников, упоминавшихся выше, того жанра, получившего развитие в эпоху расцвета

Предисловие

классической культуры, который в современном литературоведении определяется термином «обрамленная повесть».

В создании палийского сборника джатак отразилось стремление раннего буддизма использовать для пропаганды своего учения неисчерпаемые богатства индийского народного творчества. В каноне мы находим свидетельства неодобрительного отношения буддийского монашества к художественному творчеству - запреты монахам рассказывать байки «о царях, разбойниках, мужчинах и женщинах, советниках, войнах, битвах, богах, духах, морских приключениях» и т. п.; и некоторые не слишком проницательные буддисты понимали такое осуждение вполне буквально. Но сами эти запреты говорят о популярности такой устной повествовательной литературы даже в монашеской среде; и в том же Каноне, и в других буддийских сочинениях встречаются упоминания о том, что сам Будда использовал в своих проповедях притчи, поучительные рассказы и т. п. Книгу джатак традиция рассматривает как такого рода проповедь. Следует признать, однако, что в этом уместно усмотреть проблему: ведь содержание «сюжетов о прошлом» с литературоведческой точки зрения не слишком соответствует этому традиционному взгляду.

Во вступлении к каждой джатаке Будда обращается к монахам по поводу того или иного случая, происшедшего на их глазах в жизни общины или ставшего в ней известным, и приступает к подходящему к этому случаю рассказу, который начинается большей частью стереотипно: «Некогда в Варанаси правил царь Брахмадатта. Бодхисаттва тогда родился...» и далее, в зависимости от содержания джатаки, сообщается, в каком роду или у какой матери появился на свет герой рассказа - в образе человека или животного. Отождествление с бодхисаттвой повторяется по завершении сюжета о прошлом в заключительной части джатаки. Но обрамленная этой традиционной композицией повесть по своему содержанию вполне могла бы быть совершенно самостоятельным произведением и не иметь ничего общего с буддийским учением. Нередко таким путем превращается в джатаку народная сказка или популярная легенда, кроме упомянутого отождествления никак с буддизмом не связанная.

В палийской книге образ Будды-рассказчика объединяет более пятисот джатак, повествований самых различных жанров и содержания, расположенных по чисто формальному признаку - числу стихотворных строф в каждом произведении. В первых частях вследствие этого содержатся главным образом прозаические джатаки меньшего объема, включающие одну, две и немногим более строф; здесь мы находим в основном короткие притчи, басни и сказки. Эти жанры вообще наиболее характерПредисловие ны для джатак. Именно в первые книги собрания входят большинство особенно интересных в историко-литературном отношении произведений, сюжеты которых неоднократно всплывают впоследствии в индийской литературе, и здесь же обнаруживаются многие так называемые «бродячие сюжеты» мировой литературы, встречающиеся в различные эпохи далеко за пределами Индии.

В первых книгах «Джатак» преобладают басни и сказки о животных, те жанры, которые особенно богато представлены и в санскритских «обрамленных повестях» последующей эпохи. Рассказ о дружбе льва и быка и о хитром шакале, их поссорившем (джатака 349), - самая ранняя, повидимому, версия сюжета обрамляющей повести первой книги «Панчатантры», с которою он впоследствии распространился по свету; он же лежит в основе не менее знаменитой арабской книги «Калила и Димна»

(второй шакал появляется в санскритской версии, и в ней оба шакала, как и другие животные, получают имена). Сюжет рассказа об обезьяне, перехитрившей крокодила, дважды представленный в Джатаках (57, 208), используется в обрамляющей повести четвертой книги «Панчатантры»; известен он и за пределами Индии, в японском фольклоре. В «Панчатантру» переходит из «Джатак» и лицемерный кот, прикидывающийся благочестивым отшельником, чтобы пожирать доверчивых мышей; еще более близкая палийской версия обнаруживается в «Махабхарате».

Тема обманутого доверия повторяется в рассказе о коварном ибисе, пожирающем рыб, которых он взялся переносить из одного пруда в другой; и этот сюжет мы встречаем потом в «Панчатантре», а много веков спустя - уже в европейской литературе, у Лафонтена; известен он также в цыганском фольклоре.

У Лафонтена мы находим и сюжет джатаки 294, в которой шакал хвалит ворону за прекрасный голос, чтобы заполучить лакомый кусок из ее клюва; европейский автор заменяет только шакала на лису, и в таком виде сюжет переходит в русскую литературу - мы узнаем его в известной с детства басне Крылова. Другую басню Крылова напомнит «Джатака о леопарде» (426), пожравшем козу, тщетно пытавшуюся умилостивить его своим смирением. Вопрос о путях заимствования, впрочем, решается не всегда просто, и в свое время среди"исследователей возникла оживленная дискуссия относительно происхождения знаменитой эзоповской притчи об осле в львиной шкуре, версию которой встречаем в Джатаках, а также в «Панчатантре» (где шкура меняется на тигровую); родиной сюжета одни считали Грецию, другие - Индию.

Во всяком случае, в упомянутых джатаках нет ничего буддийского, помимо традиционного обрамления, и отождествление, например, находчивой обезьяны с Буддой в одном из его прошлых рождений, а глупого Предисловие крокодила - с Девадаттой, раскольником и личным врагом Будды, в заключении к известной джатаке явно искусственно. В основе такого сюжета лежит восходящий, несомненно, к фольклору мотив победы слабого над сильным, бедняка над власть имущим, одержанной благодаря уму и находчивости, - этот мотив весьма распространен в «Джатаках».

Проповедь самоотверженности - признанной буддизмом добродетели - можно усмотреть в джатаке о вожаке обезьяньего стада, спасшем своих соплеменников ценою собственной жизни; но, хотя герой и выступает здесь как бодхисаттва, подвиг его, несомненно, достоин возвеличения и помимо особой связи с буддийской этикой, которая в этом отношении не предложила бы ничего выходящего за рамки общечеловеческих ценностей. Встречаются, однако, и притчи специфически буддийского содержания - например «Джатака о зайце» (316), где та же тема беззаветного самоотречения выражена в крайней форме: заяц-бодхисаттва бросается в огонь, чтобы накормить собою голодного путника (версия этой притчи содержится в санскритском сборнике 4 в. - «Гирлянде джатак» Арья-шуры). Ассоциируется с монашеским образом жизни джатака о петухе и кошке (383), предостерегающая от соблазна; иллюстрацию к ней находим на барельефе буддийской «ступы» в Бхархуте. Впрочем, мотив обличения женской порочности, вообще характерный для восточных литератур, тоже не принадлежит исключительно буддизму.

В Джатаках этот мотив широко представлен, на нем строится, в частности, сюжет джатаки 198 - о попугае, которого хозяин оставил дома в свое отсутствие стеречь целомудрие супруги-хозяйки.

Позднее он лег в основу известного санскритского сказочного сборника «Семьдесят рассказов попугая», в средние века перешедшего в персидскую литературу под названием «Тути-намэ» и завоевавшего там необычайную популярность, как завоевал он ее и в версиях на новоиндийских языках в самой Индии. Тот же мотив представлен во многих джатаках, уже выходящих за пределы сказочно-басенного жанра; собрание таких рассказов представляет собой большая «Повесть о Кунале» (536) в последней книге.

Тема, извечно присущая народному творчеству вне связи с буддизмом или какой-либо иной религиозной системой, лежит в основе аллегорической притчи о споре Правды с Кривдой, которая помещена в начале нашего сборника. Эта же тема - уже не в столь отвлеченном воплощении - присутствует во многих повестях различных жанров, входящих в джатаки.

В баснях и сказках о животных, а также в сказках, где наряду с животными действуют люди, заключено определенное социальное содержание, для них характерны элементы сатиры, обличения парящих в обществе пороков и несправедливости, обличения, не всегда неразрывно свя

Предисловие

занного с духовным воспитанием. С сатирическим началом связан, в частности, в джатаках известный фольклорный мотив о благодарных животных и неблагодарном человеке, варьирующийся неоднократно; сопоставление людей с животными в сказках палийской книги говорит обычно не в пользу людей.

Богатый культурно-исторический материал мы находим в повестях этой книги, где животные персонажи отсутствуют и где жизнь древнеиндийского общества изображается без иносказаний. Представители самых различных социальных слоев и профессий фигурируют или упоминаются в джатаках, близких по жанру новелле; в рассказах о разбойниках (они составляют один из циклов в книге, причем дважды в роли разбойника выступает сам бодхисаттва!), бродягах, игроках, гетерах проступают живые черты эпохи - более явственно, чем в ранних памятниках санскритской литературы. Сюжет джатаки 48 - о разбойниках, убивающих друг друга ради овладения сокровищем, - получает распространение в мировой литературе (мы находим его уже у Чосера, в рассказе торговца индульгенциями).

В обличении социальных пороков Джатаки нередко обращают оружие сатиры против представителей высших сословий, царей и брахманов.

Уже в сказках о животных жестокость и коварство царей и их приближенных, лицемерие и корыстолюбие святош изображаются достаточно живо и остро и за животными масками легко угадываются реальные социальные типы. Без масок они выступают в упомянутых джатаках-новеллах.

Сатирическое начало проявляется и в коротких притчах-рассказах о дураках, представляющих жанр, распространенный в фольклоре многих народов (ср. греческие рассказы об абдеритах, немецкие шванки).

Рассказам о дураках противостоят повести и притчи о мудрости и ловкости, о мудрых ответах, остроумном разрешении сложных житейских задач, о мудрых и проницательных судьях, искусных мастерах.

Такова джатака 257 - о мудром царевиче Адасамукхе, разрешающем трудные судебные дела; один из включенных сюда сюжетов повторяется потом в мировой литературе (наиболее известен он по «Венецианскому купцу» Шекспира). Подобные же сюжеты включены в основу больших повестей в последних частях собрания; в предлагаемом издании читатель найдет историю царя Куши (531), в которой получает развитие тема преданной любви и высоких достоинств, скрывающихся за невзрачной внешностью; близкий этому сюжет находят в средневековой тибетской литературе. Цикл рассказов указанного жанра входит и в заключающую наше собрание «Повесть о большом подземном ходе» (546), о которой потом будет сказано подробнее; один из них повторяет сюжет известной притчи о соломоновом суде, определившем истинную мать ребенка

Предисловие

в тяжбе двух женщин; он известен впоследствии в китайской пьесе о меловом круге, использованной уже в XX в. Б. Брехтом.

Не вызывает сомнения фольклорное происхождение этих рассказов.

Это же относится к большим джатакам сказочного содержания, помещенным в последних частях книги (сказочный элемент, впрочем, пронизывает все ее части, вторгаясь нередко и в упомянутые повести новеллистического типа, рисующие социальную жизнь эпохи). Тема женского коварства развивается также в сказках, в которых действуют яккхини - фантастические обитательницы безлюдных морских побережий, в облике прекрасных женщин заманивающие к себе потерпевших кораблекрушение, яркая индийская параллель греческим сиренам. К этим сказкам примыкает цикл повестей о морских приключениях (тема, совершенно чуждая ранней санскритской литературе, почему некоторые исследователи даже предположили здесь заимствование сюжетов извне), обычно они содержат фантастические описания неведомых земель и океанов.

Отдельный цикл в книге составляют джатаки о людоедах; популярен сюжет помещенной в нашем собрании «Джатаки о царе-людоеде» (537), в которой людоед отпускает свою жертву, взяв обещание вернуться, и праведник (верный слову бодхисаттва) возвращается; версии этого сюжета обнаруживаются в санскритской литературе и за пределами Индии - в литературах тибетской и китайской. В «Джатаке о брахманеследопыте и царе-дураке» (432) сам бодхисаттва выступает как сын людоедки-яккхини, но сюжет принадлежит скорее жанру рассказов о мудрецах и умельцах, упомянутому выше.

В больших джатаках последних книг часто действуют всякого рода сверхъестественные существа: наги и супарны - сказочные змеи и птицы-оборотни, яккхи и киннары, подобные гномам и эльфам европейского фольклора, и т. п. Ряд джатак посвящен извечной борьбе змиев-нагов и супарнов, солнечных птиц, - те и другие, обладая даром оборотничества, выступают также в человеческом облике.

Джатаки отражают раннюю буддийскую традицию, в них нет еще признаков махаянской трактовки Будды и понимания земного его облика как «тварного тела» (нирманакаи). Заметную роль в некоторых рассказах играет древнее божество Шакра (на пали: Сакка), в индуистской литературе более известное под именем Индра (не в стиле буддизма, в отличие от христианства, было отрицать существование богов индуистского пантеона, - они просто оказываются не всемогущими, да и мало интересуются жизнью людей). Индра (Сакка) в буддийской литературе фигурирует как почтительный почитатель и слушатель наставлений Будды; в сюжетах джатак он обычно играет благую роль, но иной раз выступает в обличий «искусителя», испытывающего добродетель смертных.

Предисловие

В относительно немногих джатаках дидактический элемент определенно преобладает над повествовательным. Собранием поучительных изречений, пословиц, афоризмов является джатака 512, включающая также краткие иллюстративные рассказы. Но и в этой дидактике даже там, где она имеет явно религиозную направленность, очень мало специфически буддийского. В некоторых обширных джатаках-легендах повествование развертывается вокруг таких изречений или поучительных диалогов. Такова «Джатака о лжеучении и бодхисаттве Нараде» (544).

Наибольшей популярностью пользовался сюжет легенды о Вессантаре, которая составляет содержание джатаки 547, представляющей собой своего рода буддийский дидактический эпос. Здесь мотив испытания героя (напоминающего христианскую легенду об Иове) служит проповеди самоотречения (не ограниченного своею личностью, ибо благочестивый герой жертвует и самим собою, и всем, что ему дорого, в том числе близкими людьми) и добровольного непротивления злу при физической возможности ему воспротивиться. В этой джатаке немирские буддийские ценности действительно доминирует, причем дух ее уже близок махаяне, развившейся позднее, что позволяет предположить относительно позднее происхождение самого текста. Легенда о Вессантаре (Вишвантаре) повторяется в санскритской буддийской литературе в «Гирлянде джатак» Арья-шуры, она известна также в буддийских традициях Бирмы и Тибета, где созданы были ее драматические версии; представления их дожили до нового времени в этих странах.

Но и тема испытания и самопожертвования не принадлежит исключительно буддизму. Сходен с упомянутой джатакой сюжет легенды о праведном царе Шиби, пожертвовавшем ближнему своей плотью (мы упоминали о воплощении той же темы в притче о зайце); существует индуистская версия сказания о царе Шиби, или Ушинаре, трижды варьированная в «Махабхарате», и трудно сказать с уверенностью, является ли изначальной именно буддийская легенда.

Дидактическое содержание, по существу, специфически не связано с буддийским учением и в большой стихотворной «Повести о Видуре», героем которой является один из центральных персонажей «Махабхараты», родич и мудрый советник царя куру. С эпосом перекликаются также две версии известного мифа о Ришьяшринге (523 и 526), первая из которых приводится в нашем собрании; миф этот излагается в «Махабхарате» и «Рамаяне», причем, по мнению исследователей, джатаки отражают более раннюю форму сюжета сравнительно с эпическими текстами. Впалийской книге содержится также одна из самых ранних версий сказания о Раме, лежащего в основе второго великого эпоса древней Индии, - «Джатака о Дашаратхе» (461), текст которой интересен для

Предисловие

изучения происхождения сюжета «Рамаяны». В некоторых джатаках слышны отголоски ранних легенд о Кришне, впоследствии составивших популярнейший эпический цикл в санскритской пураническои литературе.

Итак, литературоведческий анализ джатак убеждает нас, что сюжетная связь повествования с буддийской традицией вовсе не обязательна, представлена лишь в меньшинстве текстов, а нередко и попросту невозможна: что духовного можно усмотреть в «Джатаке о разбойнике и гетере» (419), где рассказано, как гетера перехитрила замыслившего убить ее бандита и сама первой прикончила его? Или в упоминавшейся «Джатаке о леопарде и козе»? А раз это верно, то как осмыслить существование джатак в буддийской традиции - как неизбежную (неважно, приветствуемую или осуждаемую) уступку человеческому, слишком человеческому? Или, в духе французов 18 века, как хитроумие монашества, любыми способами добивающегося популярности и контроля над паствой?

Ответ на этот вопрос станет ясен, если сравнить набор сюжетов палийских джатак с позднейшими авторскими сборниками этого же рода, например, с «Гирляндами джатак» Арья-шуры (имеется русский перевод), Харибхатты и др. В таких авторских обработках все сюжеты неизменно оказываются буддийскими и иллюстрируют различные добродетели, которые развивает в себе бодхисаттва, как то щедрость, нравственность, терпение и др. Однако в этих махаянских сборниках отсутствует палийская пятичленная структура: нет ни «нынешнего сюжета», ни отождествления большинства персонажей истории с современниками Будды, не указываются и обстоятельства, при которых Будда рассказал данную джатаку. Иначе говоря, авторские тексты самодостаточны; воспевая буддийские добродетели в художественно совершенной форме, они приобщают читателя к ценностям традиции через само содержание рассказа. Но всякий рассказ имеет не только с о д е р ж а н и е, хотя именно оно привлекает в первую очередь литературоведа. Рассказ также и в о з д е й с т в у е т на душевное состояние человека, причем эта связь весьма прихотлива и неоднозначна. В определенных обстоятельствах и пошлый анекдот может принести облегчение даже тонкой душе. По-видимому, специфика палийской канонической джатаки (разумеется, с учетом прозаического комментария) как явления буддийской традиции в том и заключается, чтобы, свободно пользуясь любым содержанием, от возвышеннейших историй о духовных героев и вплоть едва ли не до уголовщины, воздействовать на слушателя в желательном для буддийского учения, даже йоги, направлении, а именно уравновесить его психическое состояние, снять напряжение страстей, успокоить, ободрить и вразумить. Ср. в нашем сборнике джатаки «О супружеской любви» (504) или «О чрезмерном горе» (449). Соотнесение прошлого и нынешнего сюже

Предисловие

тов очевидно преследует именно эту цель. В типичных обстоятельствах, когда рассказывается джатака, один из слушателей находится в душевом кризисе: скажем, монах затосковал по своей прежней жене в мирской жизни, или мирянин лишился сына и безутешен, или подвижник пал духом от безрезультатности своих стараний. Его, во-первых, отвлекают от погруженности в тягостные переживания, во-вторых, наглядно показывают, что его случай далеко не уникален, чем в огромной степени облегчают его состояние, и, наконец, дают понять, в полном согласии с духом буддизма, что как то давным-давно прошло, так и это тоже пройдет. А конкретные приемы воздействия годятся любые. Можно сказать так: что же ты теперь сник, ведь раньше ты был молодец! А можно иначе:

не диво, что ты по жене тоскуешь, - даже с великими духом людьми приключалась несчастная любовь. Или еще так: ну стоит ли горевать о твоей маленькой беде - еще и не такие невзгоды терпели иные люди...

Итак, палийские джатаки следует рассматривать не менее чем с двух позиций. Они представляют собою как литературное явление, так и памятник древнебуддийской психотерапии. Если исследование их с первой из названных точек зрения уже принесло богатые плоды, то не меньшего можно ждать и от психологического их рассмотрения. Напрашивается сопоставление их с рассказами и байками гениального психотерапевта Милтона Эриксона, приёмами других мастеров этого искусства.

Завершающая предлагаемое собрание избранных джатак «Повесть о большом подземном ходе» является, по существу, первым в мировом литературе романом, объединяющим различные сюжеты в эпизодах, связанным образом героя а также сложным и разветвленным основным действием; это произведение включает большое число персонажей и чередует бытовые и сказочные истории с эпическим повествованием, отмеченным занимательностью интриги. К романной форме приближает эту джатаку и значительная роль -драматического элемента, развитие действия в диалогах персонажей. Содержание этого самого значительного, да и самого пространного, из составляющих книгу джатак произведений - в некоторых основных чертах оно характерно для книги в целом - нелишне будет рассмотреть несколько подробней.

Героем повести выступает мудрый Махосадха, сын купеческого старейшины (естественно, что он отождествляется с Бодхисаттвой). Представители купеческого и ремесленных цехов нередко появляются на страницах джатак, играя активную роль в повествовании: в этом черта эпохи, когда это «третье сословие» действительно начинает играть все большую роль в социальной жизни государства и выходит на историческую

Предисловие

арену, оспаривая исключительность кастовых привилегии жречества и аристократии. В этом и характерная черта литературы буддийской традиции, поскольку в буддизме находили опору новые общественные силы в борьбе с отжившим брахманистским вероучением, освящавшим эту исключительность.

И в «Повести о большом подземном ходе» скромное происхождение героя - не случайная черта. На всем протяжении повествования он противопоставляется брахманам и другим высокородным персонам, являя свое превосходство над ними. С детских лет он отличается необыкновенными способностями; первые разделы повести представляют собой краткие рассказы в жанре, характерном для джатак, - об искусном разрешении всякого рода трудных и запутанных вопросов и тяжб; сюда входит сюжет притчи о соломоновом суде, как уже было отмечено, и ряд других инкорпорированных сюжетов, в большинстве - явно фольклорного происхождения. Весть о юном мудреце доходит до царя, и героя приближают ко двору. Дальнейшее развитие действия определяется соперничеством «сына простолюдина», как его презрительно именуют придворные, со старыми царскими советниками-брахманами, причем герой неизменно выходит победителем из всех испытаний, посрамляя своим умом и изобретательностью соперников, между тем как снедаемые завистью брахманы, возглавляемые коварным и беспринципным царедворцем Сенакой, безуспешно пытаются погубить его, прибегая к самым подлым уловкам.

В отличие от них Махосадха печется более всего о справедливости и благе государства. В своей деятельности он опирается на покровительство царя Ведехи, который, однако, не всегда оказывается для него надежной опорой. Образ этого царя типичен для джатак и нарисован с замечательной художественной достоверностью. Недалекий и безвольный, избалованный властью, подозрительный и взбалмошный, он выглядит совершенным ничтожеством в сравнении с сыном простолюдина; без него он со всеми своими министрами слаб и беспомощен. Махосадха выручает его во всех невзгодах и фактически управляет государством. (Заметим, что характер царя повторяется в основных чертах в джатаке иного жанра - ее мы упоминали выше - под животной маской льва, он же переходит потом в обрамляющую повесть «Панчатантры»

под именем Пингалаки.) Другой тип монарха представляет собой образ претендующего на мировое господство могущественного завоевателя Брахмадатты Чулани, индийского Пикрохоля, - совет Кеватты в палийской повести действительно напоминает известную сцену в созданном много веков спустя в иной культуре романе Рабле. И этот образ, как и образ советника Кеватты, отмечен авторской иронией, явно сказывающейся в грубоватом юмо

Предисловии

ре сценки с попугаем, подслушивающим тайные замыслы будущих завоевателей. Преградой честолюбивым планам Брахмадатты опять-таки становится мудрость простолюдина Махосадхи.

В борьбе с царем Брахмадаттой и брахманом Кеваттой, жестокими и коварными противниками, Махосадха одерживает не одну победу, несмотря на явное неравенство сил. Борьба длится упорно и непримиримо до окончательного поражения царя панчалов. В описании осады Митхилы и дальнейшей войны с Брахмадаттой, как и в повести в целом, реальное перемежается фантастическим, н о очевидно, что в какой-то мере здесь запечатлелась и действительная практика внешней и внутренней политики древнеиндийских государств с характерной для них развитой системой секретных служб и шпионажа, теоретическую разработку которой мы находим в известной «Артхашастре» и других санскритских трактатах, посвященных политической науке (ср. также художественное отражение этой практики в классической драме «Перстень Ракшасы» Вишакхадатты, русский перевод которой читатель найдет в книге «Классическая драма древней Индии», изданной в 1984 г.).

Но не только в суде и на войне, в искусстве разведки и дипломатии проявляется необыкновенная мудрость Махосадхи. «Повесть о большом подземном ходе» воспевает созидательную деятельность человека, ее герой - великий строитель. Воздвижение прекрасного дворца создает ему славу, которая приводит его ко двору царя. Он укрепляет Митхилу, строит новый город на берегу Ганги; к этому побуждают его военные цели, но знаменательно, что главными помощниками его в борьбе с могущественным врагом становятся умелые мастера, плотники, строители, сопровождающие его в походе. Здесь напрашивается любопытная параллель с другой большой джатакой, помещенной в нашем сборнике, - «Джатакой о влюбленном царе», упоминавшейся выше. Там царственный герой в скромном обличье тщетно прибегает к своему мастерству в различных ремеслах, чтобы завоевать расположение кичливой возлюбленной; царевна признает его достоинства только после военной победы.

Победу же Махосадхе над царем панчалов дает сооружение великолепного подземного чертога, которое и венчает деяния героя и дает название повести. В гиперболическом описании «большого подземного хода»

звучит восхищение творческим гением человека-созидателя, чудесами, творимыми умелыми руками; здесь в древнем тексте запечатлена мечта о будущих технических свершениях и изобретениях человеческого ума.

Выше мы упоминали о входящем в книгу джатак цикле рассказов на популярный в восточных литературах и особенно характерный для буддийской традиции мотив изобличения женской порочности и женского коварства. В самой «Повести о большом подземном ходе» в начальной

Предисловие

части эту тему представляет вставная история Голакалы, а в завершающей части основного повествования против героя плетет интригу царица Нанда со своими придворными дамами. Но в то же время самыми верными и надежными друзьями Махосадхи оказываются мудрые и благородные женщины, изображаемые в повести чрезвычайно привлекательно: царица Митхилы, явно превосходящая умом своего супруга, - она благодарна герою, спасшему ее жизнь и честь; Амарадеви, жена героя, не уступающая ему в мудрости и изобретательности; в последней части повести - мудрая отшельница Бхери (сцена ее немой «беседы» с Махосадхой напоминает эпизод из того же знаменитого романа Рабле - диспут Панурга и ученого англичанина, - правда, в джатаке в этом описании отсутствует сатирическое начало). В этом признании внутренних достоинств женщины и права ее на уважение - тоже черта нового мировоззрения общества, постепенно освобождающегося от предрассудков порабощающей женщину морали патриархата.

«Повесть о большом подземном ходе» выделяется, как мы отмечали, во всей книге джатак значительностью своего художественного и культурно-исторического содержания. Параллели ее сюжетам находят в персидской литературе, в повестях о Хийкаре, в арабских сказках «Тысячи и одной ночи». По-видимому, она пользовалась особенной популярностью, и с достаточным основанием известный австрийский индолог и литературовед М. Винтерниц (1863-1937) называет ее «народной книгой».

В целом джатаки палийской книги написаны безыскусной прозой, стиль которой отмечен простотой и выразительностью, и стихами, большей частью довольно незамысловатыми, а нередко даже тяжеловесными; выше мы упоминали о различном происхождении стихов и прозы в дошедшем тексте памятника, не всегда между собой гармонирующих.

Особенно в первых частях книги стихи назидательного содержания обычно суховаты и художественно непритязательны. В последних частях, в произведениях больших жанров, язык художественного описания несколько усложняется, обогащается арсенал выразительных средств.

Более ярки и метрически разработаны стихи в больших джатаках-поэмах; знатоки отмечают родство некоторых описаний в «Повести о Вессантаре» с поэтическим стилем «Рамаяны».

Уже более ста лет тому назад Джатаки привлекли к себе внимание западных исследователей как один из ранних памятников повествовательной литературы, занимающий заметное место в истории мировой культуры. Особое внимание уделялось вопросу о происхождении «бродячих сюжетов», встречающихся в «Джатаках», проблеме приоритета

Предисловие

греческих или индийских версий сюжетов, общих для басен Эзопа и палийского памятника, и т. п. Сходство сюжетов, однако, не всегда объясняется заимствованием, и странствование их - процесс сложный, требующий тщательного изучения. В Джатаках, помимо «бродячих сюжетов», представляет интерес выявление некоторых сюжетных архетипов, последующее воплощение которых в мировой литературе с заимствованием явно не связано. Так, помещенная в нашем сборнике «Джатака о странствии по адам» (541) предвосхищает сюжет Дантовой «Божественной комедии», рассказ о Тикхинамантине в конце «Повести о большом подземном ходе» воспроизводит экспозицию сюжета о Гамлете. Сюжеты Джатак пока не изучены в полной мере, и обстоятельное литературоведческое исследование этого памятника еще впереди.

Уже в 1929 г. виднейший российский востоковед и культуролог С. Ф. Ольденбург обратил внимание на исключительную ценность содержащихся в тексте Джатак исторических данных; с того времени материал палииского памятника все более широко используется в работах по истории древней Индии. Из Джатак, как мы указывали, можно почерпнуть много сведений о социальной жизни тогдашней Индии. Так, мы узнаём о разложении древней системы варн; высокое происхождение уже не обеспечивает безбедное существование для представителей двух высших варн - брахманов (жречества) и кшатриев (воинской аристократии), из джатаки 495 читатель узнает о брахманах лекарях, слугах, возницах, ремесленниках, охотниках и т.

Д., в джатаке 531 кшатрий (правда, это влюбленный царь) занимается ремеслом горшечника, садовника, повара. С другой стороны, эти тексты свидетельствуют о возвышении роли третьего сословия, о чем мы уже говорили. Мы узнаём из Джатак многое о материальной культуре эпохи, о ремеслах, о градостроительстве, о развитии торговли и торговых путях, о различных формах земельной собственности, об общинной собственности на землю и жизни деревенской общины, о формах наемного и рабского труда, о положении рабов и т. д. Но и в области исторического содержания данные «Джатак»

еще не исчерпаны исследователями.

На русский язык впервые отдельные джатаки из палииского канона были переведены в 70-х гг. позапрошлого века создателем отечественной индологической школы И. П. Минаевым (1840-1890), одним из тех первых исследователей языка и литературы пали, которые положили начало систематическому их изучению. В 1895 г. С. Ф. Ольденбург опубликовал рецензию на предпринятый тогда первый полный перевод Джатак на английский язык. После этого палийские джатаки долгое время не привлекали внимания российского востоковедения. Только в 1964 г. в сборнике «Повести, сказки, притчи древней Индии» были

Предисловие

в переводе В. В. Вертоградовой опубликованы переводы на русский язык двадцати повестей из первых трех книг «Джатак^. Принадлежащие тому же автору переводы еще десяти джатак помещены были в книге «Поэзия и проза древнего Востока», вышедшей в 1973 г. в составе «Библиотеки всемирной литературы». В 1979 г. Б. А. Захарьин опубликовал сборник «Джатаки», включающий переводы избранных текстов из первой книги палийского собрания. Наконец, в 1989 году были изданы «Повести о мудрости истинной и мнимой», куда вошли переводы более 50 джатак, выполненные Б. А. Захарьиным, А. В. Парибком и В. Г. Эрманом.

Настоящее издание воспроизводит, местами с небольшой правкой, тексты, вошедшие в последнюю из названных книг. В него не включены переводы Б. А. Захарьина, отличающиеся как жанром (исключительно рассказы о животных и бытовые новеллы), так и авторской манерой.

Произведения в сборнике расположены в основном согласно их порядку в палийском своде Джатак, за исключением вынесенной в начало «Джатаки о споре Правды с Кривдой». Она служит своего рода эпиграфом ко всей книге. У «Джатаки о нерадивом царе» (520) опущено весьма краткое обрамление. Названия джатак во всех случаях не подлинные, но предложены переводчиками. Мы решились на эту вольность, идя навстречу привычкам русского читателя. Палийские же названия всегда формальны и с литературной точки зрения случайны; чаще всего они даются по имени главного человеческого персонажа, либо по названию вида существ, одним из которых был бодхисаттва в данной джатаке. Так, мы встречаем названия «Куша-джатака» (в данной книге - «Джатака о влюбленном царе»), «Ними-джатака» («Джатака о странствии по адам»), «Джатака о куропатке» и т. д. В сущности, это даже не названия текстов, а простое указание на то, кем (это выражено первым компонентом заглавия, например царем по имени Куша) родился (поскольку по исходному значению слово джатака переводится «связанное с рождением») бодхисаттва в одной из прошлых жизней. Стало быть, как произведения словесности палийские джатаки были безымянны.

Стихотворный текст, функционально не обусловленный художественной структурой повествования, местами переведен ритмической прозой. Все переводы выполнены по остающемуся каноническим изданию В. Фаусбёля, опубликованному в Лондоне в 1877-1897 гг. По этому же изданию указаны и порядковые номера джатак, именно ими обычно пользуются при ссылках на джатаки в литературоведческих и буддологических трудах.

–  –  –

ДЖАТАКИ

ДЖАТАКА О СПОРЕ ПРАВДЫ С КРИВДОЙ (457) «Заслуги и почёт лишь я дарую...» - это Учитель произнес в роще

Джеты по поводу Девадатты, когда тот провалился сквозь землю. Однажды в зале для слушания дхармы " монахи завели такой разговор:

«Девадатта встал Татхагате поперек дороги, почтенные, потому он и провалился сквозь землю». Учитель пришел и спросил: «О чем вы сейчас беседуете, монахи?» Монахи объяснили. «Это теперь, о монахи, он замахнулся на колесо моей победоносной проповеди и потому провалился сквозь землю, в прошлом же он замахнулся на колесо в колеснице Правды - и тоже провалился сквозь землю, тотчас оказался в страшном аду Нёзыби», - произнес Учитель и рассказал о былом.

Похожие работы:

«На правах Шамсутдинов Шамиль Абдуллович МЕТОДИКА ФИЗИЧЕСКОЙ ПОДГОТОВКИ ДОПРИЗЫВНОЙ МОЛОДЕЖИ В УСЛОВИЯХ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНОЙ ШКОЛЫ 13.00.04 теория и методика физического воспитания, спортивной тренировки, оздоровительной и адаптивной физической культуры АВТОРЕФЕРАТ л^ Работа выполнена на кафедре управления физической культурой Федерального государственного образовательногх) учреждения высшего профессионального образования «Уральский государственный университет физической культуры» Научный...»

«Тематический мониторинг российских СМИ Московский дом национальностей 23 ноября 2015 Содержание выпуска: Московский дом национальностей Министерство иностранных дел республики Казахстан, 21.11.2015 В Москве состоялась встреча представителей национально-культурных автономий казахов в России 20 ноября 2015 г. в Московском доме национальностей состоялась встреча представителей национально-культурных автономий казахов в России. Во встрече, организованной Посольством Республики Казахстан в...»

«Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова Высшая школа перевода II Международный научнопрактический форум «Языки. Культуры. Перевод» 1 – 9 июля 2014г. Материалы Издательство Московского университета УДК 81; 001.32; 81:005.74 ББК 81.2; II Международный научно-практический форум «Языки. Культуры. Перевод». 0 – 09 июль 2014 г. материлы: электронное издание. М.: Издательство Московского университета, 2014. – 292 c. ISBN 978-5-9-01-0960В сборник включены материалы докладов,...»

«Министерство образования и культуры Тульской области Департамент культуры Тульской области Государственное учреждение культуры «Тульская областная универсальная научная библиотека» ТУЛЬСКИЙ БИБЛИОГИД Библиографический указатель местных изданий Выпуск 9 Т УЛА 2011 ББК 91.9:76 (2Р-4Тул) Т82 Тульский библиогид [Электронный ресурс] : библиографический указатель местных изданий. Вып. 9 / сост.: А. А. Маринушкина, М. В. Шуманская; отв. ред. Ю. Е. Богомолова; отв. за вып. Л. И. Королева;...»

«Культура и текст №2, 201 http://www.ct.uni-altai.ru/ Blum-Kulka, S. Learning to say what you mean in a second language: A study of the speech act performance of learners of Hebrew as a second language // Applied Linguistics, 3(1), 1982. – P. 29-59. Clark, H.H. Using language. – Cambridge, 1996. Fox, K. Watching the English. The Hidden Rules of English Behaviour. – L.: Hodder & Stoughton, 2005. Green, G.M. How to get people to do things with words // Syntax and semantics. – N.Y., 1975. Vol.3:...»

«РУССКИЙ ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА В ПРОСТРАНСТВЕ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ г. Гранада, Испания, 13–20 сентября 2015 года МАТЕРИАЛЫ XIII КОНГРЕССА МАПРЯЛ В 15 томах Том 9 НАПРАВЛЕНИЕ Русский язык в межкультурной коммуникации Санкт-Петербург УДК (063) ББК 81.2Рус Р89 ЗАТРАТЫ НА РЕАЛИЗАЦИЮ ПРОЕКТА ЧАСТИЧНО ПОКРЫТЫ ЗА СЧЕТ СРЕДСТВ, ПРЕДОСТАВЛЕННЫХ ФОНДОМ «РУССКИЙ МИР» Рецензенты Л. А. Вербицкая, Р. Беленчикова, Р. Гусман Тирадо, Д. Ю. Дэвидсон, Лю Лиминь, А. Мустайоки, Ю. Е. Прохоров, Т....»

«РУССКИЙ ЯЗЫК И ЛИТЕРАТУРА В ПРОСТРАНСТВЕ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ г. Гранада, Испания, 13–20 сентября 2015 года МАТЕРИАЛЫ XIII КОНГРЕССА МАПРЯЛ В 15 томах Том 13 НАПРАВЛЕНИЕ 12 Русский язык в интернет-пространстве Санкт-Петербург УДК (063) ББК 81.2Рус Р89 ЗАТРАТЫ НА РЕАЛИЗАЦИЮ ПРОЕКТА ЧАСТИЧНО ПОКРЫТЫ ЗА СЧЕТ СРЕДСТВ, ПРЕДОСТАВЛЕННЫХ ФОНДОМ «РУССКИЙ МИР» Рецензенты Л. А. Вербицкая, Р. Беленчикова, Р. Гусман Тирадо, Д. Ю. Дэвидсон, Лю Лиминь, А. Мустайоки, Ю. Е. Прохоров, Т....»

«МИНИСТЕРСТВО МОЛОДЕЖИ И СПОРТА РЕСПУБЛИКИ МОЛДОВА ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ФИЗИЧЕСКОГО ВОСПИТАНИЯ И СПОРТА СТРАТЕГИЯ РАЗВИТИЯ ФИЗИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ И СПОРТА В РЕСПУБЛИКЕ МОЛДОВА НА ПЕРИОД 2013-2020 ГГ. КИШИНЭУ, 2012 Под редакцией Манолаки В. Г., доктор хабилитат педагогических наук, профессор, мастер спорта, заслуженный тренер Республики Молдова СОДЕРЖАНИЕ ВВЕДЕНИЕ..6 1. СТРАТЕГИЯ РАЗВИТИЯ ФИЗИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ И СПОРТА В РЕСПУБЛИКЕ МОЛДОВА (В. Г. Манолаки, В. Дорган, М. Быргэу, Н. Амброси, А....»

« теоретического синтеза концепции социального партнерства как эволюции идей солидарности, согласия, «общественного договора». Приводится систематизация современных интерпретаций этого феномена. Впервые проводится социологический анализ интегративности социального партнерства: особенностей его структуры и функций как социального действия, как...»

«Рональд Инглхарт, фонд Кристиан Вельцель либеральная Модернизация, миссия культурные изменения библиотека и демократия фонда либеральная миссия Ronald Inglehart, Christian Welzel Modernization, Cultural Change, and Democracy The Human Development Sequence Cambridge University Press New York Рональд Инглхарт, Кристиан Вельцель Модернизация, культурные изменения и демократия Последовательность человеческого развития фонд либеральная миссия новое издательство УДК 316.75 ББК 71.4(2) И59 Серия...»

«РАЗДЕЛ 1. Исходные данные и конечный результат освоения дисциплины 1.1 Цели и задачи дисциплины, ее место в учебном процессе 1.1.1 Основной целью изучения дисциплины «Культурология» является формирование у будущих бакалавров и специалистов знаний базовых, ключевых понятий, составляющих теоретическую основу для понимания проблематики культуры, принципов развития культурологических учений, существа основных проблем современной культурологии.Основными задачами дисциплины являются: выяснить...»

«Обязательный экземпляр документов Архангельской области. Новые поступления сентябрь 2015 год Естественные науки Техника Сельское и лесное хозяйство Здравоохранение. Медицинские науки. Физкультура и спорт Общественные науки. Социология. Статистика Исторические науки Экономика Политические науки. Юридические науки. Государство и право Политические науки. Юридические науки Сборники законодательных актов региональных органов власти и управления Образование Искусство Филологические науки...»

«СОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ НОРМ, РЕГЛАМЕНТИРУЮЩИХ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПО РЕСТАВРАЦИИ ОБЪЕКТОВ КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ Половцев Игорь Николаевич заместитель генерального директора ООО «Архитектурная мастерская Сахновского», РФ, Санкт-Петербург E-mail: [email protected] IMPROVEMENT OF THE NORMS REGULATING ACTIVITIES FOR RESTORATION OF OBJECTS OF CULTURAL HERITAGE Igor Polovtsev Architectural bureau of Sakhnovsky LTD, deputy CEO, Russia, Saint-Petersburg АННОТАЦИЯ Статья посвящена анализу реставрационных правил как...»

« этноконфессиональные и социокультурные проблемы в контексте глобализации ПАМЯТИ А.М. ПЕТРОВА Москва ИВ РАН УДК 316.7 ББК 60.55(5) С 83 РЕЦЕНЗЕНТЫ д.и.н. В.А. Тюрин; д.и.н. А.М. Хазанов Ответственные редакторы и редакторы-составители к.и.н. О.П. Бибикова, к.э.н. Н.Н. Цветкова На 1 стр. бложки помещена каллиграфия Хассана Мас"уди, сделанная в 1983 г....»

«КОНТРОЛЬНО-СЧЕТНАЯ ПАЛАТА ИРКУТСКОЙ ОБЛАСТИ ОТЧЕТ №08/12 по результатам совместного контрольного мероприятия «Проверка выплаты заработной платы с начислениями на нее работникам учреждений культуры за 2014 год и истекший период 2015 года» 15.05.2015 г. г.Иркутск Рассмотрен на коллегии КСП области 15.05.2015 и утвержден распоряжением председателя КСП области от 15.05.2015 №49-р. Цель контрольного мероприятия: Проверка выплаты заработной платы с начислениями на нее работников муниципальных...»