Повести. Запутанное дело

Как много ожиданий! Молодой человек вступает в жизнь полным надежд. И оказывается невостребованным. Сколько добра проявляли к нему в детстве родители, оберегая от суровых реалий. Мальчик вырос и чувствовал силу, способную помочь ему найти место в жизни. Получив наставление, он поехал в столицу. Нашёл ли себя он в большом городе? Насколько успешно он применил полученные прежде знания? Салтыков ответил на это в произведении “Запутанное дело” . Укорив государство, в дальнейшем Михаил вынужден был отправиться в Вятку, отбывать наказание ссылкой.

Отец говорил сыну, чтобы тот смирялся и жил. Какие бы беды на него не сыпались, как бы не вело себя общество, полагается спокойно принимать происходящее и достойно нести бремя честного человека. Никакого разврата и свободомыслия, только создание положительного представления о себе. Куда мог устроиться молодой человек с такими наставлениями? Он старался соответствовать ожиданиям родителей, но данные ими на дорогу деньги тратились, и вот главному герою произведения Салтыкова остался единственный путь – уподобиться большинству.

Ничего не имея, молодой человек отныне ведёт вызывающий образ жизни, претендуя на то, для обладания чем у него не хватает денежных средств и способностей. Не готовый к такому поведению, главный герой не найдёт понимания среди тех, кто живёт сходными принципами. Безусловно, сказалось воспитание. Взращенный в оранжерее под пристальным вниманием ласковых глаз и заботливых рук, сможет быть достойным других, если они согласятся его принять. Но кому в столице нужен человек из провинции?

Хочешь жить – прилагай усилия: такое наставление следовало дать. Ничего не получается просто так, будь ты хоть трижды благовоспитанным человеком. Работу найти не сможешь, следовательно – будешь лишён возможности зарабатывать на жизнь, значит предстоит переосмыслить родительский наказ. И он будет обязательно переосмыслен, если главный герой не захочет мирно принять голодную смерть. Сызмальства не приученный к суровым реалиям, молодой человек до конца не сможет приспособиться к порядкам общества. Это к вопросу о том – почему сорняк способен расти везде, а культурные цветы обязательно чахнут без чужой заботы. Человек не цветок – о себе он должен думать без надежды на помощь других.

Не будем предполагать, чем Салтыков не угодил власти, описав представленную выше ситуацию. Каждое поколение увидит, что представленное на страницах “Запутанного дела” случалось во все времена. Всегда были заботливо воспитанные, проигрывающие борьбу представленным с малых лет себе. Всякое хорошее обязательно подвержено надлому, получая в результате пересмотр жизненной философии, вплоть до полной замены представлений об истинной стороне положительного понимания действительности.

Ориентация на социальную неустроенность стала свойственной всему раннему творчеству Салтыкова. Ранее описав онегинский случай отказа молодого человека от симпатий девушки в силу страха перед необеспеченным будущим, Михаил в черновиках проработал обратный случай, когда уже девушка вынуждена отказать мужчине, приводя в доказательство ряд разумных причин. Во-первых, ей семнадцать лет, а ему – сорок. Во-вторых, она не желает отвечать ему взаимностью, ибо женщине труднее после интимной близости вернуть утраченную порядочность. Произведение с таким содержанием получило название “Глава” – при жизни Салтыкова не публиковалось.

Зачем тогда придавать значение оставшемуся в черновиках? Салтыков не посчитал нужным, но исследователи его творчества решили иначе. Они бережно восстановили текст, по содержанию отнесли его к 1847 году, разумно найдя сходные черты с произведением “Противоречия”. Читателю остаётся внимать доставшемуся ему наследию: у него есть возможность лучше представлять мысли писателя.

Дополнительные метки: салтыков щедрин запутанное дело критика, анализ, отзывы, рецензия, книга, Mikhail Saltykov-Shchedrin A Complicated Affair analysis, review, book, content

Данные произведения вы можете приобрести в следующих интернет-магазинах:
Ozon

Это тоже может вас заинтересовать:
–

ПРИМЕЧАНИЯ

ЗАПУТАННОЕ ДЕЛО

Впервые напечатано в журнале "Отечественные записки", 1848, No 3, отд. I, стр. 50-120 (ценз. разр. - 29 февраля). Подзаголовок - "Случай". Подпись: "М. С". Рукопись неизвестна. В настоящем томе повесть воспроизводится по тексту "Отечественных записок" с устранением опечаток и некоторых явных недосмотров.

Отсутствие рукописи и авторской датировки не позволяют точно определить время работы Салтыкова над "Запутанным делом". Упоминающиеся в повести газетно-журнальная полемика "об эмансипации животных", слухи об эпидемии холеры и недовольстве петербургских извозчиков относятся к сентябрю 1847 - январю 1848 года, когда "Запутанное дело" и было, очевидно, написано. В начале 1848 года Салтыков прочел только что законченную повесть В. Е. Канкрину, который "был в восторге от нее". Воспользовавшись дружескими связями с И. И. Панаевым, Канкрин передал рукопись в "Современник". Панаев, познакомившись с нею, отклонил повесть Салтыкова, мотивируя отказ цензурными затруднениями [А. Я. Панаева, Воспоминания, Гослитиздат, М., 1956, стр. 360 - 361]. "Запутанное дело" было принято редакцией "Отечественных записок".

В 1863 году Салтыков-Щедрин включил "Запутанное дело" в сборник "Невинные рассказы", значительно сократив текст повести и стилистически выправив его (см. т. 3 наст. изд.). Учитывая, что в 1848 году повести ставились в вину "полутаинственные намеки", сатирик счел их небезопасными и в обстановке цензурных гонений 1863 года. Писатель устранил в большинстве случаев раскатистое "р-р-р" Беобахтера - своеобразный сатирический намек на "революционаризм" этого персонажа (стр. 213, строки 19-20, стр. 214, строки 1-2); снял многократные описания угрожающе-энергического жеста пассажира "с надвинутыми бровями" (стр. 233, строки 31-34, стр. 235, строки 1-3), сократил рассуждение о "резиньясьйон" французской нации (стр. 237, строки 22-25); убрал рассказ "сына природы", потерпевшего за свою откровенность (стр. 256, строки 17-22), намек Пережиги на случай с заживо зарытым исправником (стр. 273, строки 24-30 и др.).

Однако большинство купюр - изъятие повторений, длиннот, натуралистических деталей - следует отнести за счет возросшего мастерства. В тексте 1863 года отсутствуют предупреждение Самойлы Петровича об "актерках" и авторский комментарий к нему (стр. 201-202, строки 20-28, 1-8), сцена ежедневного осмотра Пережигой дохлой кошки (стр. 209, строки 34-40), рассказ "венгерки" о наследственной склонности к потению (стр. 234, строки 13-27) и др.

Несмотря на большую правку, "Запутанное дело" и в редакции 1863 года осталось во многом типичной повестью сороковых годов, сохранив характерные особенности мировоззрения молодого Салтыкова. Подготавливая к печати второе и третье издания "Невинных рассказов" (1881, 1885) и первое собрание сочинений (1889), Салтыков-Щедрин продолжал работать над "Запутанным делом", совершенствуя его в стилистическом отношении. Но значительных сокращений и изменений, по сравнению с правкой 1863 года, сделано не было.

В настоящем томе, где собраны произведения молодого Салтыкова, повесть воспроизводится в редакции 1848 года, отразившей в полной мере творческий опыт и социально-философские искания писателя в первый период его деятельности, завершившейся арестом и ссылкой.

Весь комплекс общественно психологических проблем "Запутанного дела" неразрывно связан с напряженной обстановкой второй половины сороковых годов, когда вопрос "о судьбе низших классов" стал одним из "самых важных вопросов современности" ["Современник", 1847, No 12, отд. III, стр. 141].

В атмосфере оживленных толков об отмене крепостного права и ожидания революционных событий во Франции Белинский требовал от писателей "натуральной школы" "возбуждения гуманности и сочувствия" к угнетенной части общества, особо выделяя произведения Достоевского, Некрасова, Буткова и др., чья "муза любит людей на чердаках и в подвалах" ["Петербургский сборник" - "Отечественные записки", 1846, No 3, отд. V, стр. 9. Ср. В. Г. Белинский, т. IX, стр. 554].

Против унижения человеческой личности была направлена беллетристика и публицистика Герцена. Его внимание занимало "положение людей, проливавших кровь и пот, страдавших и измученных" ["Письма из Avenue Mangny". - "Современник", 1847, No 11, отд. I, стр. 128. Ср. А. И. Герцен, т. V, стр. 236].

В октябре 1847 года на страницах "Современника" печатаются самые острые антикрепостнические рассказы Тургенева "Бурмистр" и "Контора", спустя месяц появляется повесть Григоровича "Антон Горемыка", страстный протест против бесправия и нищеты народа. В этом же направлении развивалась мысль петрашевцев: "Что видим мы в России? - спрашивал Н. А. Момбелли. - Десятки миллионов страдают, тяготятся жизнию, лишены прав человеческих, зато в то же время небольшая каста привилегированных счастливцев, нахально смеясь над бедствиями ближних, истощается в изобретении роскошных проявлений мелочного тщеславия и низкого разврата" ["Дело петрашевцев", т. I, изд. АН СССР, М. - Л. 1937, стр. 290- 291.]

Основным мотивом творчества Салтыкова также становится противопоставление изнемогающего от нужды бедняка богатым бездельникам, "жадным волкам", завладевшим жизнью. Как и в первой повести, Салтыков стремился обнажить трагическую сторону бедности, которая была для героя "Противоречий" "неизбежным синонимом смерти". В "Запутанном деле" эта мысль стала идейным и художественным центром повествования о гибели "будто лишнего на свете" Ивана Самойлыча Мичулина.

В истолковании житейской философии "бедного человека" Салтыков вновь перекликался с Милютиным, который анализировал не только экономическую, но и нравственную природу "пауперизма", чтобы "дать истинное понятие о действительной глубине этой общественной раны". "Если бедный, - подчеркивал Милютин, - повсюду видит вокруг себя достаток, изобилие и даже роскошь, то сравнение своей судьбы с судьбою других людей должно естественно еще более усиливать его мучения и к страданиям физическим прибавлять страдания нравственные" ["Пролетарии и пауперизм в Англии и во Франции" - "Отечественные записки", 1847, No 1, отд. II, стр. 8. Ср. В. А. Милютин, Избранные произведения, стр. 166].

Именно эти трагические контрасты - источник горестных раздумий Мичулина, воплощенных и в его аллегорических снах. Сила обличения социального неравенства возрастает с каждым новым видением Мичулина.

Первый сон Мичулина о неожиданном превращении в "баловня фортуны", несмотря на печальную развязку, выдержан в гоголевских, сочувственно насмешливых тонах. Второй сон по существу был развернутой иллюстрацией к скорбным раздумьям Нагибина относительно участи бедняка, решившегося иметь семью. Переосмыслив сюжет некрасовского стихотворения "Еду ли ночью по улице темной" ["Современник", 1847, No 9], Салтыков нарисовал картину, "полную жгучего, непереносимого отчаяния", усилив обличение и протест введением аллегорического мотива "жадных волков", которых "надо убить" - "всех до одного".

Эти мрачные видения завершает образ социальной пирамиды, символизирующей задавленность, бесправие, "умственный пауперизм", "нравственную нищету" угнетенных масс, олицетворяемых Мичулиным, голова которого была "так изуродована тяготевшей над нею тяжестью, что лишилась даже признаков своего человеческого характера".

В изображении Мичулина Салтыков шел от традиционных представлений о "маленьком человеке", сложившихся под влиянием Гоголя и Достоевского. К гоголевским повестям восходил в "Запутанном деле" эпизод с украденной шинелью, описание смерти Мичулина, первый сон его, ощутимо перекликающийся с грезами Пискарева, характеристика Петербурга с его безобразной нищетой и безумной роскошью. Однако Салтыков не повторил Гоголя; его Мичулин был своеобразным синтезом обездоленного "бедного человека" и рефлектирующею философа типа Нагибина. Это был тот самый "бедный человек", в котором "образованность", по словам Милютина, "развила сознание собственного достоинства и множество самых разнообразных потребностей" ["Отечественные записки", 1847, No 1, отд. II, стр. 8]. Мичулин пытается осмыслить свое "бедственное положение" и найти какие-то выходы из "обстоятельств", которые "так плохи, так плохи, что просто хоть в воду".

Существенно отличается Мичулин и от "бедных людей" Достоевского, хотя, по сравнению с "маленьким человеком" Гоголя, герой "Запутанного дела" гораздо ближе к рассуждающим Девушкину или Голядкину, нежели к безмолвно покорному Башмачкину. Салтыков стремился показать в "Запутанном деле" сложность душевного мира бедняка с его "внешней робостью" и "скрытой амбицией", его "ропотом и либеральными мыслями", "выражающими протест личности против внешнего насильственного давления" [Н. А. Добролюбов, Сочинения, т. 7, Гослитиздат, М. - Л. 1963 стр. 250-256]. Однако характер протеста в повести Салтыкова значительно отличается от позиции Достоевского с его широким толкованием гуманизма, лишенным той суровой непримиримости, которая была присуща "Запутанному делу". Сцена столкновения Мичулина с "нужным человеком", напоминающим гоголевское "значительное лицо" (ср. "Шинель"), контрастировала с идиллическим описанием встречи "преданного начальству" Девушкина с "его превосходительством", который не только "пожалел" несчастного чиновника и помог ему деньгами, но, по словам Макара Алексеевича, - "сами мне, соломе, пьянице, руку мою недостойную пожать изволили" ("Бедные люди", 1846).

Анализ угнетенной психики Мичулина был подчинен Салтыковым осмыслению и "исследованию" социальной действительности, отражением и следствием которой была "больная" душа Мичулина, измученного размышлениями о "смысле и значении жизни, о конечных причинах и так далее". Мичулин в сущности, решал те же "проклятые вопросы", которые задавал Валинскому Нагибин в повести "Противоречия", требуя объяснения, "отчего бы это одни в каретах ездят, а мы с вами пешком по грязи ходим".

Но теперь герой Салтыкова напряженно ищет возможности действовать, чтобы по крайней мере не умереть с голода. В отчаянии он даже решается нарушить "отцовский кодекс" "смиренномудрия, терпения и любви", вступая в гневные пререкания с "нужным человеком". Однако попытки Мичулина найти "свою роль" в жизни кончались плачевно - "для него нет места, нет, нет и нет".

Одним из объектов критики Салтыкова явились характерные для учений утопических социалистов представления о возможности утверждения справедливого общественного строя путем пропаганды этических идеалов, в частности христианской заповеди о любви к ближнему. "Самое общество", - заявлял, например, Петрашевский вслед за Сен-Симоном и Фейербахом на страницах "Карманного словаря иностранных слов", - должно стать "практическим осуществлением завета братской любви и общения, оставленного нам спасителем одним словом, чтоб каждый сознательно полюбил ближнего, как самого себя" ["Философские и общественно-политические произведения петрашевцев", стр. 187, см. также стр. 339].

Ироническая тема "распростертых объятий" проходит через всю повесть, начиная от намека на "истину насчет распростертых объятий", мерещившуюся отцу Мичулина, и кончая встречей Ивана Самойлыча с "сыном природы", предложившим "соединиться в одни общие объятия".

Ядовитый шарж на теоретиков мечтательной "любви" к человечеству" и "объятий" дан в образе поэта Алексиса Звонского.

По предположению П. Н. Сакулина, Салтыков использовал для сатирической характеристики Звонского некоторые детали из биографии поэта-петрашевца А. Н. Плещеева с его "анонимной восторженностью" и "социальной грустью" [П. Н. Сакулин, Социологическая сатира - "Вестник воспитания", 1914, No 4, стр. 9]. К этой гипотезе присоединился В. И. Семевский, указав, что "недоросль из дворян" Звонский, подобно Плещееву, не кончил университетского курса и публиковал фельетоны в газетах [В. И. Семевский, Салтыков-петрашевец - "Русские записки", 1917, No 1, стр. 39].

С не меньшей иронией очерчен в повести образ друга Звонского - "кандидата философии" Вольфганга Антоныча Беобахтера (по-немецки - наблюдатель), "непременно требовавшего ррразрушения" и намекавшего "крошечным движением руки сверху вниз" на падение ножа гильотины. По мнению В. И. Семевского [Там же, стр. 40], такие крайние мнения, как Беобахтер, из всех петрашевцев мог выражать Н. А. Спешнев, с которым Салтыков встречался на "пятницах" Петрашевского. Сторонник "немедленного восстания", Спешнев, путешествуя по Европе, специально изучал историю и опыт тайных обществ (например, Бланки, Барбеса) с целью организации революционного переворота в России.

Призывы к восстанию и революционному террору в условиях русской действительности сороковых годов казались Салтыкову столь же утопическими, как и воззвания к "всеобщей" любви, поэтому он прямо указывал, что "разногласия" между Беобахтером и Звонским "только в подробностях", а "в главном они оба держатся одних и тех же принципов", оставаясь в пределах созерцательной теории. Как и Звонский, Беобахтер оказался совершенно бессильным перед "запутанным делом" Мичулина, порекомендовав ему, вместо действительной помощи, "крохотную книжонку из тех, что в Париже, как грибы в дождливое лето, нарождаются тысячами".

К сознанию общественной несправедливости и стихийному протесту Мичулин пришел под воздействием самой жизни, а не книжных представлений о ней. Убедившись на практике, что "безмолвное склонение головы" грозит голодной смертью, Мичулин начинает задумываться над "образом мыслей Беобахтера". С особенной силой эти настроения овладели Мичулиным в театре, когда, под влиянием героической музыки, ему грезились "обаятельный дым" восстания и возмущенная толпа, которую он хотел бы видеть в действительности. Облекая "бунтарские" мысли Мичулина в форму сна, грез, бреда, Салтыков подчерчивал смутность и неопределенность его вольнолюбивых намерений, оттеняя их призрачность ироническим описанием обитателей "гарнира" и неожиданных союзников Мичулина, ограбивших его после уверений в "любви и братстве". Самой гибелью Мичулина, так и не решившего вопрос о своем "жизненном назначении", Салтыков еще раз указывал, что дело мичулиных остается пока "запутанным", и пробуждал мысль о необходимости коренных изменений в положении "страдающего человечества"

Во второй своей повести Салтыков глубже усвоил идейно-эстетические принципы "натуральной школы". Вместо "затейливых силлогизмов" и отвлеченных рассуждении Нагибина насчет А, В и С , "спокойно и без труда наслаждающихся жизнью", в "Запутанном деле" предстают совершенно конкретные колоритные фигуры, выписанные в резкообличительных тонах. Владельцы "щегольских дрожек", раздражительный "нужный человек", грозный "набольший", сердитый Бородавкин, "угрюмый" приказчик и старый волокита из мичулинских снов - все они, с разных сторон, демонстрировали непримиримость социальных противоречий в формах жизни действительной.

Острота проблематики, антикрепостническая направленность (см. рассказы Пережиги о жестоком обращении с крепостными и расправе крестьян над исправником), насыщенность политически смелыми реминисценциями из прогрессивной философской и социально-экономической литературы (см. намеки на отрицание бога Фейербахом, споры Беобахтера и Звонского, эзоповское описание разговора в карете) сразу привлекли к повести Салтыкова внимание и передовых и консервативных кругов русской общественности.

"Не могу надивиться глупости цензоров, пропускающих подобные сочинения, - писал П. А. Плетнев 27 марта 1848 года, еще не дочитав до конца "Запутанного дела". - Тут ничего больше не доказывается, как необходимость гильотины для всех богатых и знатных" [Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым", т. 3, СПб 1896, стр. 209].

"Разрушительный дух повести" встревожил сотрудников III Отделения, один из которых (М. Гедеонов) составил специальную записку о "Запутанном деле". "Богатство и почести, - писал секретный цензор III Отделения, определяя "общий смысл" повести, - в руках людей недостойных, которых следует убить всех до одного. Каким образом уравнять богатство? Не карательною ли машиною кандидата Беобахтера, то есть гильотиною? Этот вопрос, которым дышит вся повесть, не разрешен сочинителем, а потому именно объясняется заглавие повести "Запутанное дело".

"Среди всеобщей паники" в связи с французской революцией "Запутанное дело" и "Сорока-воровка" Герцена, по словам М. Н. Лонгинова, "сделались поводами к уголовной процедуре над литературой" [Салтыков-Щедрин в воспоминаниях современников", стр. 772]. Салтыков был арестован властями и по решению Николая I сослан в Вятку как автор повестей, - речь шла и о "Противоречиях", - "все изложение" которых "обнаруживает вредный образ мыслей и пагубное стремление к распространению идей, потрясших уже всю Западною Европу и ниспровергших власти и общественное спокойствие" [Архивные документы цитируются по книге С. Макашин, Салтыков-Щедрин, - где они были приведены впервые, см. стр. 288, 279-280, 293].

Радикальная молодежь, возбужденная революционными событиями во Франции, увидела в "Запутанном деле" прямой выпад против самодержавно-крепостнического строя. В кружке И. И. Введенского, куда входили Чернышевский, Благосветлов и др., "очень хорошо знали и близко принимали к сердцу ссылку Салтыкова" [А. Н. Пыпин, Мои заметки, 1910, стр. 77].

Трагический образ "пирамиды из людей" был воспринят в передовых кругах как выступление Салтыкова против самодержавно-крепостнического строя, наверху которого "стоит император Николай и давит одних людей другими" [В. В. Берви-Флеровский, Воспоминания - "Голос минувшего", 1915, No 3, стр. 139, см. также Н. Г. Чернышевский, Полн. собр. соч., т. I, Гослитиздат, М., 1939, стр. 356. Подробнее о восприятии "Запутанного дела" в 40-х годах см.: С. Макашин, Салтыков-Щедрин, стр. 273-296].

"Запутанное дело", наделавшее, по свидетельству Чернышевского, "большого шума" в сороковые годы, продолжало "возбуждать интерес в людях молодого поколения" ["Материалы для биографии Н. А. Добролюбова", М., 1890, стр. 316]. В середине пятидесятых годов Добролюбов, наряду с повестью Герцена "Кто виноват?", пытался пропагандировать среди молодежи и произведение Салтыкова, разъяснив причины и значение успеха "Запутанного дела" у демократического читателя в статье "Забитые люди". "Ни в одном из "Губернских очерков" его не нашли мы в такой степени живого, до боли сердечной прочувствованного отношения к бедному человечеству, как в его "Запутанном деле", напечатанном 12 лет тому назад. Видно, что тогда были другие годы, другие силы, другие идеалы. То было направление живое и действенное, направление истинно гуманическое, не сбитое и не расслабленное разными юридическими и экономическими сентенциями, и, если бы продолжалось это направление, оно, без сомнения, было бы плодотворнее всех, за ним последовавших". Противопоставляя "Запутанное дело" либеральной обличительной беллетристике, Добролюбов утверждал далее, что повесть Салтыкова не только указывала основной источник зла, но и пробуждала "мужественную мысль" о борьбе с ним ["Современник", 1861, No 9, стр. 119. Ср. Н. А. Добролюбов, т. 7, стр. 244].

Стр. 201. . ..беленькая - ассигнация сторублевого достоинства.

Стр. 205. Вакштаф - сорт табака.

Стр. 208. Прийди в чертог, ты мой драгой. - Слова из популярной в тридцатые - сороковые годы арии из оперы Ф. Кауера и С. И. Давыдова "Русалка" (либретто Н. С. Краснопольского).

Стр. 210. читал-таки на своем веку и Бруно Бауэра, и Фейербаха... - Произведения Л. Фейербаха, особенно "Сущность христианства" (1841), деятельно изучались в передовых кружках сороковых годов, где пользовались популярностью и книги Бруно Бауэра (см. примеч. к стр. 248). Ф. Г. Толь, например, выступал на "пятницах" Петрашевского с рефератом о Бауэре и Фейербахе, не отделяя учения великого материалиста от атеистических деклараций Бауэра, маскирующих его субъективно-идеалистический взгляд на природу и общество (см. В. И. Семевский, Из истории общественных идей в России в конце 40-х годов, 1917, стр. 44, "Дело петрашевцев", т. II, стр. 165).

Бинбахер-то все на своем стоит? все говорит, что главного-то, набольшего-то и нет? - Салтыков намекает на отрицание бога Л. Фейербахом. С учением Фейербаха петрашевцы связывали новый этап в развитии философии, когда она, "вмещая в себе материализм, считает божество не чем иным, как общей и высшей формулой человеческого мышления, переходит в атеизм" ("Карманный словарь иностранных слов" - В книге "Философские и общественно-политические произведения петрашевцев", стр. 184). Ироническое наименование Фейербаха Бинбахером бытовало в лексике передовой молодежи сороковых годов, возможно заимствовавшей его из повести Салтыкова (см. Н. Г. Чернышевский, т. XIV, стр. 206, 791).

Стр. 211. ... чудовищно колоссальной карательной машины. - Речь идет о гильотине.

уж как же тут без него обойдешься! Это в ихней земле - ну, там свистни раз-два - все и готово! - "Без него"- то есть без царя. Пережига переосмысляет по-своему мнение "таинственного Бинбахера" о "главном", "набольшем" (см. примеч. к стр. 210).

Стр. 212. Алексис в стихах своих постоянно изображал груди, вспаханные страданьем... "страданье, горе и тоска" - В лирике А. Н. Плещеева 1845-1848 годов, как, впрочем, и в поэзии Д. Д. Ахшарумова, С. Ф. Дурова и других поэтов либерального крыла петрашевцев, против которого направлен был, очевидно, образ Звонского (см. выше, стр. 421), преобладали мотивы "безотчетной грусти". Ср., например, строки Плещеева: "Страдать за всех, страдать безмерно, лишь в муках счастье находить...", "И впала грудь моя, истерзана тоскою", "Страданьем и тоской твоя томится грудь" и т.п. (А. Н. Плещеев, Стихотворения, "Библиотека поэта", Л. 1948, стр. 56, 60-62, 69).

"Ведь в наши дни спасительно страданье!" - строка из поэмы Тургенева "Параша" (1843), строфа V.

вот как тут прихлопнет, да там притиснет, да в другом месте... тогда... - Таинственное "тогда" Беобахтера, как и его любовь к словам, заключающим в себе букву "р", - эзоповские обозначения слов революция, революционное восстание.

Стр. 214. ... искоса поглядывал на него, как Бертрам на Роберта - Речь идет о героях романтико-фантастической оперы Д. Мейербера "Роберт-Дьявол" (либретто Э. Скриба и Ж. Делавиня), ставившейся в Петербурге Итальянской оперой в 1847-1848 годах. Бертрам - дьявол-искуситель, посланный на землю, чтобы заставить своего сына Роберта любой ценой подписать договор с адом.

Стр. 216 "Уголино" - романтическая драма Н. Полевого, впервые поставленная в Петербурге в 1837-1838 годах и возобновленная в театральные сезоны 1846-1848 годов. В "Уголино" знаменитый трагедийный актер В. А. Каратыгин исполнял роль Нино, возлюбленного Вероники.

Стр. 223. бонкретьенам - сорт груш.

Стр. 232. карета, придуманная в пользу бедных людей... "при сем удобном случае", он подумал бы, может быть, о промышленном направлении века. - Здесь и дальше текст насыщен рядом злободневных откликов на появление омнибусного транспорта и на возникшую в связи с этим нововведением газетно-журнальную дискуссию "о пользе и выгоде публичных рессорных карет", в которых "можно за гривенник прокатиться из одного конца в другой, и притом прокатиться покойно, удобно и даже в приятной компании" ("Современник", 1847, No 12, отд. IV, "Современные заметки", стр. 172).

Стр. 234. Красная - ассигнация десятирублевого достоинства.

Стр. 235. ... если взглянуть на дело, например, со стороны эмансипации животных. - Вопрос об "эмансипации животных" был поднят в статьях В. С. Порошина о баснях Крылова ("Санкт-Петербургские ведомости", 1847, NoNo 113-116) и долго не сходил со страниц газет и журналов. "Отечественные записки" охарактеризовали выступление В. С. Порошина как "энергический протест на безжалостное обращение наших земляков с животными. Лошадь, это доброе, умное и в высшей степени полезное создание, возбуждает в нем сострадание" ("Отечественные записки", 1847, No 8, отд. VIII, стр. 71; см. также No 11, отд. VIII, стр. 76, 1848, No 1, отд. V, стр. 13). В противовес этим толкам о "гуманном" отношении к лошадям, "Современник" указал на "бедственное" положение трудового люда, откликнувшись на полемику характеристикой голодного, жестокого и беспросветного быта петербургских извозчиков ("Современник", 1848, No 2, отд. IV, "Современные заметки", стр. 151 -155). В таком же ироническом смысле упомянут вопрос об "эмансипации животных" и в повести Салтыкова.

Стр. 235. Да ведь это все пуф! это все французы привезли! - иронический отклик на фельетон "Ведомостей Санкт-Петербургской городской полиции" от 19 сентября 1847 г, No 206. Полицейская газета осудила позицию "Санкт-Петербургских ведомостей", усмотрев в статьях В. С. Порошина и А. П. Заболоцкого (см. ниже) подрыв патриотических чувств, попытку "выставить" русский народ "злее и жестче всех народов Европы" и намерение "вводить иностранные учреждения, несогласные ни с климатом, ни с характером, ни с потребностями народа. Что хорошо и полезно за границею, то может быть у нас худо или даже вредно".

Стр. 235-236. Извозчики - вот главное дело... как хлебца-то нет, он и пошел, а уж как пошел, так известно, что будет! - Здесь и в других местах в разговор в карете вплетены злободневные намеки на ходившие в Петербурге толки и слухи о том, что недовольство столичных извозчиков введением конкурирующих с ними городских омнибусов может принять форму открытого возмущения, "бунта".

Стр. 236. ... читали ли вы в "Петербургских ведомостях" артикль? - Речь идет о статье "О жестоком обращении с животными". Автор ее А. П. Заболоцкий поддержал В. С. Порошина (см. выше), переводя разговор в план общих рассуждений о гуманизации нравов на примере "обширной деятельности Английского королевского общества защиты животных", направленной в конечном счете на совершенствование морали простолюдинов. В "Нескольких словах ответа" В. С. Порошин подхватил мысль о "нравственном воспитании простолюдина" путем внедрения и на русской почве "человечного" обращения с лошадьми и т.п. ("Санкт-Петербургские ведомости", 1847, NoNo 201 и 202 от 3 и 6 сентября).

Стр. 237. "резиньясьйона", кроме французов, нигде не найти. - В словах "господина с портфелем", питавшего надежду "поднять умирающее человечество из праха" посредством экономических преобразований, содержится, по-видимому, намек на утопические проекты французских социалистов и экономистов, предлагавших реформировать распределение общественных благ по принципу равенства и сознательных уступок (resignation) со стороны имущих классов в пользу бедноты (см. об этом В. А. Милютин, Опыт о народном богатстве, или О началах политической экономии - "Современник", 1847, No 12). В конце 1847 года, в частности, об этом неоднократно писал Прудон, отстаивая идею "экономической революции" посредством кредита и народного банка (см., например, Le representant du peuple, 1847, No 1). Эти проекты Прудона были отмечены "Современником" (1847, No 12, отд. IV, стр. 220).

Стр. 243. "Разгульна, светла и любовна" - первая строка распространенной среди студенчества тридцатых - сороковых годов песни на слова Н. М. Языкова (1828) (см. Н. М. Языков, Полное собрание стихотворений, "Academia", 1934, стр. 325).

Стр. 244. картине, изображавшей погребение кота мышами. - Речь идет об известной лубочной картине "Погребение кота мышами", созданной в XVIII веке. В картине отражено недовольство приверженцев старины преобразованиями Петра, который изображен в виде лежащего на дровнях кота, связанного мышами (Д. А. Ровинский, Русские народные картинки, кн. первая, СПб. 1881, стр. 395-396).

Стр. 245. давно уже носились слухи насчет какой-то странной болезни... которая равнодушно приглашала на тот свет. - Здесь и дальше имеется в виду эпидемия холеры. "Холера, раскинувшая свои широкие объятия на всю Россию, - записывал А. В. Никитенко 2 ноября 1847 года, - медленным, но верным шагом приближается к Петербургу" (А. В. Никитенко. Дневник, т. I, Гослитиздат, М., 1955, стр. 308).

Стр. 248. А подлец Бинбахер-то! Знать ничего не хочет! ничего, говорит, не надо! все уничтожу, все с глаз долой! - Сатирический отклик на широковещательный, но поверхностный радикализм Бруно Бауэра, привлекавший к нему симпатии оппозиционной молодежи сороковых годов. В своих книгах "Критика евангельской теории Иоанна" (1840) и "Критика синоптических евангелий" (1841 - 1842) Бауэр "не щадил ни религии вообще, ни христианского государства" (см. примечания Г. В. Плеханова к книге Ф. Энгельса "Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии", М., 1931, стр. 104).

Стр. 253. давали какую-то героическую оперу. - Речь идет об опере Джакомо Россини "Вильгельм Телль", либретто И. Би и В. Жуй (1829). По требованию цензуры эта опера с ярко выраженным национально-освободительным содержанием ставилась в Петербурге по измененному либретто Р. М. Зотова под названием "Карл Смелый". Однако опера сохранила свое героическое звучание. "Знаете ли вы, - писал театральный рецензент "Современника", - что-нибудь свежее, несокрушимее россиниевского "Карла Смелого?" ("Современник", 1847, No 1, отд. IV, стр. 76). Революционизирующее воздействие "Вильгельма Телля" на передовую петербургскую молодежь Салтыков-Щедрин отмечал потом неоднократно, например в статье "Петербургские театры" (1863). См. примеч. к стр. 255.

Стр. 254. да и какая еще толпа! - вовсе не та, которую он ежедневно привык видеть на Сенной или на Конной. - Размышления Мичулина о героической толпе народного восстания и обыденной рыночной толпе известных торговых площадей столицы интересны как один из первых набросков мыслей Салтыкова о народе, "воплощающем идею демократизма", и "народе историческом", еще не поднявшемся до сознания своего положения и роли в истории. См. об этом в примечаниях к очерку "Глуповское распутство" (т. 4 наст. изд.) и "Истории одного города" (т. 8 наст. изд.).

Стр. 255. . ..он хочет сам бежать за толпою и понюхать заодно с нею обаятельного дыма. - Имеется в виду второе действие оперы (см. примеч. к стр. 253), в котором вольнолюбивые швейцарцы обсуждают план восстания и клянутся сбросить иго австрийского тирана. "Есть места в "Вильгельме Телле", при которых кровь кипит, слезы на ресницах", - записывал Герцен в дневнике 1843 года, говоря о "захватывающем" действии и музыки, и "самой драмы, развиваемой в опере" (А. И. Герцен, т. II, стр. 313).

Стр. 257. ... ты нам давай барабанов - вот что! - Намек на "Марсельезу" (1792), в которой воплощена музыка революции - маршеобразные ритмы, дробь барабанов, громыхание пушечных лафетов и т.п.

Стр. 265. ... колонны... составляют совершенно правильную пирамиду... сделаны вовсе не из гранита или какого-нибудь подобного минерала, а все составлены из таких же людей. - Создавая этот образ имущественно-правовой иерархии, Салтыков переосмысливает знаменитую пирамиду Сен-Симона. "Гранитное" основание ее составляли рабочие, средние слои "из ценных материалов" - ученые, люди искусства, а верхняя часть - дворяне, правители и прочие "богатые тунеядцы", поддерживающие "великолепный алмаз" - королевскую власть, была из позолоченного гипса (Сен-Симон, Избранные сочинения, т. II, стр. 330-331). К образу сен-симоновской пирамиды близок образ "свода", составленного из дворянства, буржуазии и народа, в романе Жорж Санд "Странствующий подмастерье", который читал Салтыков - См. примеч. к стр. 102). Народ, предупреждала Ж. Санд, сумеет сбросить с себя "нависший свод" и "выпрямиться во весь рост" (Ж. Санд, Избранные сочинения, т. I, M 1950, стр. 717). Сон Мичулина о пирамиде послужил одним из главных пунктов обвинения, которое предъявил к повести Салтыкова, после вмешательства III Отделения, так называемый "меншиковский" цензурный комитет, члены которого "нашли", что "в этом сне нельзя не видеть дерзкого умысла - изобразить в аллегорической форме Россию" (К. С. Веселовский, Отголоски старой памяти - "М. Е. Салтыков-Щедрин в воспоминаниях современников", стр. 412-414).

Стр. 267. бледная смерть pallida mors ... Вы читали Горация. - Имеются в виду строки из оды Горация к другу Луцию Сестию ("Злая сдается зима "), кн. I, ода 4: "Бледная ломится смерть одной все и тою же ногою //В лачуги бедных и в царей чертоги" (Квинт Гораций Флакк, Полное собрание сочинений, "Academia", M- Л 1936, стр. 13).

Стр. 273. А вот в Голландии... - цензурная замена России.

Александр Алексеевич Богданов

Запутанное дело

Поезд подходил к станции Бологое.

В третьем классе, по обыкновению, было душно, тесно и накурено. Пассажиры, успевшие перезнакомиться между собой, вели нескончаемую беседу.

Около самого выхода из вагона в дружной оживленной кучке сидели: белокровная болезненная женщина в нанковой рыжей коротайке и черном платочке, с ребенком на руках: плотный краснощекий мужичина в поддевке и ватном суконном картузе, – по-видимому, прасол; солдат с тремя медалями и Георгием; неопределенный господин в очках и строгий благообразный старик с библейской седой бородой, белыми пушинами бровей и длинными прядями волос, подстриженных почти у плеч. Старик походил на сектанта.

Беседовали без определенной темы. Солдат передавал впечатления войны и расспрашивал про урожай и про деревню, о которой он стосковался. Женщина жаловалась на дороговизну, ругала торговцев грабителями и кровопийцами. Прасол неловко кряхтел и, словно оправдываясь перед кем-то, возражал сиплым фальцетом:

– Торговое сословие не причинно!.. Тут надо тоже правильное понимание иметь, в чем главный корень оборотов… Первое дело расстройство транспорту, а второе курс рублю… На торговцев тоже, бывает, рубль на рубль накладывают.

– На вас рубель, а вы два!.. – горячилась женщина. – Набьете вот этакие пуза, и притка вас не берет… Тыщи огребаете…

– Как кому посчастливит тоже!.. – возражал прасол. – Кто огребает, а кто в трубу вылетает… Пожалуй еще, и в тюрьму ненароком попадет.

– Кто совесть имеет, тот, не попадет… – строго и внушительно сказал седобородый сектант. – А что многие из вас ради мирских благ сатане душу продали – это тоже верно!

Под станцией Бологое неопределенный господин в очках сошел. Освободилось место, на которое подсел новый пассажир, духовная особа в синем поношенном подряснике, войлочной шляпе, широких сапогах и с серым брезентовым чемоданом. Прасол поморщился, но потеснился, чтобы дать место. Ребенок заплакал.

– Нишкни ты!.. – цыкнула на него женщина. – А то вот дьячок в мешок посадит… Дьячок, посади моего Васеньку в мешок!..

Духовная особа ласково нагнулась к ребенку:

– Молчи, молчи, голубок!.. Видишь, какой у меня мешок большой!

Ребенок вытаращил глаза на его черную окладистую бороду и замолчал.

Пока у Бологого поезд стоял, беседа прервалась. Смотрели в окна на станционное здание и на жандарма, расхаживавшего по платформе. Солдат сбегал в буфет за кипятком, достал из холщового мешка хлеб с кусками ярко-красной, начавшей уже портиться колбасы и расположился пить чай.

– Ишь какая теснота!.. Не знаю, где и примоститься, кипяточком попариться!..

После долгих хлопот и приспособлений ему удалось устроиться. Он поставил свой жестяной чайник на пол, на холщовый мешок положил хлеб с колбасой и на коленях приспособил белую эмалированную кружку.

– По-походному!..

– Ничего!.. – благожелательно заметила женщина, отодвигая ноги дальше от чайника. – В тесноте, да не в обиде…

Прасол поспешил завести знакомство с духовной особой.

– Отец дьякон будете?..

Тот, кого приняли за дьякона или дьячка, ответил не сразу. Вытер платком лоб, расправил плечи и сказал мягким, добродушным тоном:

– Да вроде как будто отца дьякона… Сам вот не знаю, кто… дьякон или священник!..

Все с любопытством повернулись в его сторону.

– Удивления даже достойно!.. – подтвердил он. – Вроде как бы по пословице: едет туда, сам не знает куда, едет кто, сам невесть что… Но всякие коловратности происходят на свете, – особенно, ежели принять ко внимание военное время… И то, что случилось со мною, весьма даже назидательно…

Прасол и прочие вытянули шеи и жадно приготовились слушать. Заметив это, духовная особа словоохотливо начала:

– Вот уже шестой раз за время пути рассказываю я эту историю… И все, кто слышал ее, повергались в изумление. Пожалуй, расскажу еще раз вам. Все равно до Петрограда времени много…

– А вы в Петроград, отец дьякон, едете?..

– В Петроград… Во Святейший Синод… Итак, приступаю… Надо вам заметить, что я рукоположен во дьяконы епископом Антонием. Не слышали про такового?.. А до дьяконства я был псаломщиком в селе Лаишеве, там и прадед мой, и дед, и отец тоже в дьячках состояли, там и померли… Образования я маленького, – дошел только до второго класса семинарии, – риторики, как по-старинному выражались. Так что искусства словесности тоже вкусил, – всякие там понятия о тропах и метафорах и прочих украшениях речи. И не по малограмотности курса не кончил, шел я по первому разряду, а обстоятельства семейной жизни так сложились. Умер папаша, – остались у меня две сестры на руках, одну меньшую, Оленьку, надо в епархиальном учить, другая Варя – горбатенькая калека, замуж такую не выдашь, да еще больная мамаша на руках. Вот все сие и связало меня по рукам. По успехам же моим меня на казенный бы счет в бурсу взяли. И мамаша, будь она здорова, могла бы просфорней просуществовать не хуже других. Только у мамаши грудная болезнь открылась, и посему должен был я сказать всем своим мечтам о священстве finis.

Женщина с ребенком вздохнула.

– Наша сестра обязательно так, – через детей болеет. Шутка молвить, вот у меня их было девять человек… Ежели всех выносить, то никакого здоровья не хватит. Сколько вас у вашей мамашеньки было?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сейчас уже никто не помнит, были ли когда-нибудь бараны вольными животными. Бараны во все времена служили человеку. Люди выводили разные породы рогатых животных. Одни шли на мясо

Бедный волк

Волк - самый страшный хищник в лесу. Он не щадит ни зайцев, ни овец. Он в состояние убить весь скот у обычного мужика и оставить его семью голодать. Но и мужик, разозлившийся волка без наказания, не оставит.

Богатырь

В некоторой стране родился Богатырь. Родила его и вырастила Баба-яга. Он вырос высокий и грозный. Родительница его отдыхать уехала, и получил он свободу невиданную.

Верный Трезор

Трезор находился на сторожевой службе у купца Воротилова Никанора Семеновича. Верно, службу нес Трезор, с поста охраны никуда не отлучался.

Ворон-челобитчик

Жил на свете один старый ворон, он с тоской вспоминал давние времена, когда все было по - другому, вороны не воровали, а честным путем добывали себе еду. У него болело сердце от таких дум.

Вяленая вобла

Вяленая вобла – это произведение Михаила Евграфовича Салтыкова – Щедрина, русского писателя с великим сатирическим талантом.

Гиена

Рассказ - поучение «Гиена» - это рассуждение о том, как некоторые люди схожи с гиенами.

Господа Головлевы

Автор в своем произведении показал, к какому исходу приводит «головлевщина». Несмотря на трагичность развязки романа, Салтыков-Щедрин дает понять, что в самом опустившемся, лживом и выжившем из ума человеке возможно пробуждение совести.

Деревенский пожар

Произведение «Деревенский пожар» повествует нам о трагических событиях, произошедших в деревне Софонихе. Жарким июньским днем, когда все бабы и мужики работали в поле, в селении произошел пожар.

Дикий помещик

В рассказе говорится о зажиточном помещике, у которого было всё, кроме ума. Больше всего на свете его печалили простые мужики, и очень он хотел, чтобы их не было на его земле. Получилось так, что его желание исполнилось, и остался он один в своём поместье

Дурак

В стародавние времена произошла эта история. Жили на свете муж с женой, они были довольно умны, а родился у них сын – дурак. Родители спорили, в кого же он такой уродился, и назвали младенца Иванушкой.

История одного города

За столетнюю историю сменилось 22 градоначальника. И обо всех архивариусы, составлявшие летопись, писали правдиво. Город торговал квасом, печенкой и вареными яйцами.

Карась идеалист

Произошёл спор между карасём и ершом. Ёрш доказывал, что нельзя всю жизнь прожить и не обманывать. Карась – идеалист главный герой рассказа. Проживает в тихом месте и ведёт дискуссии по поводу того, что рыбы не могут, есть друг друга.

Кисель

Кухарка сварила кисель, и позвала всех к столу. Господа с удовольствием отведали кушанье, да и деток своих накормили. Всем понравился кисель, он был очень вкусным. Поварихе наказали каждый день готовить это блюдо

Коняга

Коняга – замученная кляча с выпяченными ребрами, свалявшейся гривой, отвислой верхней губой, разбитыми ногами. Каторжной работой замучен Коняга

Либерал

В одной стране жил либерал, который, в силу собственных прихотей, весьма скептически относился ко многим вещам. Личные взгляды и убеждения вынуждали его порой высказывать недоверчивые суждения о происходящем вокруг.

Медведь на воеводстве

Сказка состоит из маленьких рассказов о трёх героях – Топтыгиных. Все три были посланы Львом (по сути – монархом) в дальний лес на воеводство.

Орел-меценат

В этом произведении власть в лесах-полях захватывает Орёл. Понятно, что он не лев, даже не медведь, что орлы обычно живут разбоем… Но этот Орёл решил другим пример дать, пожить как помещик.

Повесть о том как один мужик двух генералов прокормил

В данном произведении рассказывается о том, как два генерала, привыкшие жить без забот и не умеющие ничего делать, попали на необитаемый остров. Одолел их голод, стали они искать пропитание, но так как не были приспособлены

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин родился 15 (27) января 1826 года в селе Спас-Угол Тверской губернии в старинной дворянской семье. Начальное образование будущий писатель получил в домашних условиях – с ним занимались крепостной живописец, сестра, священник, гувернантка. В 1836 года Салтыков-Щедрин обучался в Московском дворянском институте, с 1838 – в Царскосельском лицее.

Военная служба. Ссылка в Вятку

В 1845 году Михаил Евграфович оканчивает лицей и поступает на службу в военную канцелярию. В это время писатель увлекается французскими социалистами и Жорж Санд, создает ряд заметок, повестей («Противоречие», «Запутанное дело»).

В 1848 году в краткой биографии Салтыкова-Щедрина наступает длительный период ссылки – за вольнодумие он был отправлен в Вятку. Там писатель прожил восемь лет, сначала служил канцелярским чиновником, а после был назначен советником в губернском правлении. Михаил Евграфович часто ездил в командировки, во время которых собирал информацию о провинциальной жизни для своих произведений.

Государственная деятельность. Зрелое творчество

Вернувшись в 1855 году из ссылки, Салтыков-Щедрин поступил на службу в министерство внутренних дел. В 1856-1857 годах были опубликованы его «Губернские очерки». В 1858 году Михаила Евграфовича назначили вице-губернатором Рязани, а затем Твери. Параллельно писатель печатался в журналах «Русский вестник», «Современник», «Библиотека для чтения».

В 1862 году Салтыков-Щедрин, биография которого ранее была связана больше с карьерой, чем с творчеством, покидает государственную службу. Остановившись в Петербурге, писатель устраивается работать редактором в журнал «Современник». Вскоре выходят его сборники «Невинные рассказы», «Сатиры в прозе».

В 1864 году Салтыков-Щедрин вернулся на службу, заняв должность управляющего казенной палаты в Пензе, а затем в Туле и Рязани.

Последние годы жизни писателя

С 1868 года Михаил Евграфович уходит в отставку, активно занимается литературной деятельностью. В этом же году писатель становится одним из редакторов «Отечественных записок», а после смерти Николая Некрасова занимает пост ответственного редактора журнала. В 1869 – 1870 годах Салтыков-Щедрин создает одно из самых известных своих произведений – «История одного города» (краткое содержание) , в котором поднимает тему отношений народа и власти. Вскоре издаются сборники «Признаки времени», «Письма из провинции», роман «Господа Головлевы».

В 1884 году «Отечественные записки» были закрыты, и писатель начинает печататься в журнале «Вестник Европы».

В последние годы творчество Салтыкова-Щедрина достигает кульминации в гротеске. Писатель издает сборники «Сказки» (1882 – 1886), «Мелочи жизни» (1886 – 1887), «Пешехонская старина» (1887 – 1889).

Умер Михаил Евграфович 10 мая (28 апреля) 1889 года в Санкт-Петербурге, похоронен на Волковском кладбище.

Хронологическая таблица

Другие варианты биографии

Во время обучения в лицее Салтыков-Щедрин публиковал свои первые стихотворения, однако быстро разочаровался в поэзии и навсегда оставил это занятие.
Михаил Евграфович сделал популярным литературный жанр социально-сатирической сказки, направленной на разоблачение людских пороков.
Ссылка в Вятку стала поворотным моментом в личной жизни Салтыкова-Щедрина – там он познакомился со своей будущей женой Е. А. Болтиной, с которой прожил 33 года.
Пребывая в вяткинской ссылке, писатель переводил труды Токвиля, Вивьена, Шерюеля, делал заметки о книге Беккари.
В соответствии с просьбой в завещании, Салтыков-Щедрин был похоронен рядом с могилой Ивана Сергеевича Тургенева .