Новую Гвинею называют «островом папуасов». В пере-воде с индонезийского папу-ва — «кучеряавый» .
Племена папуасов и правда тем-новолосы и кучерявы.
Остров уто-пает в тропических лесах; там жарко и влажно, почти каждый день льют дожди.
В таком климате лучше держаться повыше от грязной и мокрой земли.
Поэтому в Новой Гвинее почти нет стоящих на земле жилищ: обычно они под-няты на сваи и могут стоять даже над водой.
Величина дома зависит от того, сколько человек в нем будет жить: одна семья или целое селение. Для селения строят дома до 200 метров длиной.
Самый распространенный тип построй-ки — прямоугольный дом с двускатной крышей.
Сваи обычно поднимают дом на два-четыре метра над землей, а племя комбаев вообще предпочи-тает высоту 30 метров. Только там, веро-ятно, они и чувствуют себя в безопасности.
Все дома папуасы строят без гвоздей, пилы и молотка, с помощью каменного топора, которым вла-деют виртуозно.
Строительство свайного дома требует хо-роших технических навыков и знаний.
На сваи укладывают продольные бревна, на них — поперечные перекладины, а свер-ху — тонкие жерди.
Попасть в дом можно по бревну с зарубками: сначала в своеоб-разную переднюю, больше похожую на «ве-ранду». За ней находится жилое помеще-ние, отделенное перегородкой из коры.
Окон не делают, свет проникает отовсюду: и через вход, и через щели в полу и стенах. Крышу кроют лис-тьями саговой пальмы.

все картинки кликабельны

Самое удивительное жилище папуа-сов — дом на дереве. Это настоящий тех-нический шедевр. Обычно его сооружают на крупном дереве с развилкой на высоте 6—7 метров. Развилку используют как главную опору дома и привязывают к ней горизонтальную прямоугольную раму — это фундамент и одновременно пол дома.
На раме крепятся столбы каркаса. Рас-чет здесь должен быть предельно точным, чтобы эту конструкцию выдержало дерево.
Нижняя площадка делается из коры саго-вой пальмы, верхняя — из досок пальмы кентии; крышу кроют пальмовыми
листьями, вместо стен циновки. На нижней площадке устроена кухня, и здесь же хранится нехитрый домашний скарб. (из книги "Жилища народов мира" 2002)

Злые, дикие и поедающие себе подобных - вот, пожалуй, главные характеристики, которыми принято описывать племенных жителей Папуа-Новой Гвинеи. Однако в реальности все обстоит несколько иначе - слухи о жестокости и людоедстве, процветающих на этих островах, явно сильно преувеличены. По крайней мере, туристы, отважившиеся познакомиться лично с культурой папуасов, утверждают, что местные аборигены вполне приветливы, хотя вначале и кажутся весьма суровыми и мрачными. Об этом, кстати, писал в своем дневнике и Миклухо-Маклай, русский этнограф-путешественник, проживший с дикими племенами не один год. Ученый почти сразу раскрыл простодушие этих людей, описав свое первое явление на острове так: «Исключая двух или трёх царапин, никто не решался нанести мне тяжёлую рану». Надо сказать, что с тех пор (а было это в 1870 году) сердечной доброты папуасы не утратили и по-прежнему готовы мирно вести разговоры, если только вы не покуситесь на их земли, женщин и… свиней.

Каменный XXI век

За прошедшие века мало изменился не только психологический портрет дикарей, но и все устройство их бытия. Этнографы, тщательно изучившие папуасский мир, сошлись во мнении, что многие племена до сих пор сохранили в своей повседневной жизни признаки строя времен каменного века. Большинство папуасов, будучи далеки от прогресса и Большого света, живут точно так же, как жили их предки. Да, конечно, какие-то признаки современного мира на острова все-таки проникли (вместо перьев и пальмовых листьев аборигены теперь облачаются в ткани), но в целом уклад жизни остается таким же, как и много веков назад.

Однако было бы абсолютной ложью говорить, что с появлением белых людей на этих землях жизнь папуасов никак не изменилась. С момента создания европейцами горной промышленности и развития в стране туризма часть коренных жителей покинула свои родовые общины и занимается извозом гостей, разработкой месторождений, обслуживанием магазинов и так далее. Сегодня можно уже говорить о том, что в Гвинее формируется прослойка предпринимателей и фермеров. А многие традиции и обряды либо бесследно исчезли, либо превратились в туристические аттракционы.

Планы племени - в жизнь!

Как и много лет назад, основная доля папуасского населения живет общинно-родовым строем. В рамках отдельно взятого племени, как и в каменном веке, нет места частной собственности, моногамным отношениям, классовой градации и государственным законам. Все крупные работы, будь то сбор урожая или война с соседним племенем, община делает сообща. Совместно же решаются все споры, отмечаются праздники, исполняются магические обряды. Даже, казалось бы, сугубо личные вопросы вроде выбора невесты или время вступления в брак тоже решаются совместно.

Живут папуасы в основном за счет ручного земледелия, собирательства и гораздо реже - охоты. С появлением европейцев немаловажную роль в функционировании племени стало играть свиноводство, хотя мясо здесь едят очень редко, из соображений экономии заменяя его бататом, кокосом и бананами.

Само племя представляет собой объединение больших семей, притом понимание «большой семьи» здесь сильно отличается от европейского и порой насчитывает порядка 30-40 человек. Что примечательно, основа ячейки дикого общества - женщины, многочисленные жены одного мужчины, главы семейства.

Кто в доме хозяин?

Ну и какое же племя без вождя! Узнать его очень легко: сосредоточенное лицо, брутальный вид, пронизывающий взгляд. Его мнение авторитетно и редко подлежит обжалованию. Более того, даже когда вождь умирает, к его обернутому в пальмовые листья телу еще долгое время приходят соплеменники, жаждущие получить частичку мудрости покинувшего мир вождя.

Племенной властитель Папуа не только командует общиной, но и лечит её, ибо по совместительству является шаманом и врачевателем. Только вождю известно, какую болезнь и чем лечить и как правильно проводить мальчикам обрезание - обязательную процедуру для посвящения юнцов в мужчины. Кроме этого, вождь стерилизует женщин племени, если та родила двух и более детей. Увы, территория обитания племени сильно ограничена, переезжать с насиженного места община не имеет права, поэтому за рождаемостью в семьях ведется строгий контроль.

Мужчины правят миром

Кто-то скажет, что сегодня в Папуа совсем не считаются с правами женщин, но история свидетельствует, что раньше ситуация выглядела куда менее лицеприятно. Не так давно во всех папуасских племенах (а в некоторых - до сих пор) существовали так называемые Мужские дома. Вхожи в него были только взрослые представители сильного пола (те, которые многоженцы!), а женщинам вход строго воспрещался. И, правда, негоже женщине отвлекать мужчин от важных мыслей и бесед. А вещи в Мужском доме действительно обсуждались важные. Совет решал, какой выкуп следует предложить за невесту, какой из семей племени требуется увеличение жилплощади, как разделить собранный урожай и кто из воинов достоин отправиться на охоту.

Кому из молодых женщин племени и, что важнее, - за кого нужно было выходить замуж, тоже решал Мужской дом. При этом чувства несчастной, конечно же, в расчет не брались. А поскольку женить молодых людей из одного племени было нельзя (это приравнивалось к инцесту), то юную особу ждала весьма незавидная участь. Впрочем, положение молодой женщины в племени всегда имело временный статус. Проживали они в своей общине лишь до замужества, после которого они переезжали в племя своего супруга. Несмотря на совместную деятельность, барьер между супружеской парой сохраняется всю жизнь: он живет в Мужском доме, она - в женской хижине, он владеет своим имуществом, она - своим. Так что духовным единением влюбленной пары в Папуа-Новой Гвинее даже не пахнет!

Стенка на стенку

Обычаи и традиции папуасских племен сильно отличаются, а потому ритуалы друг друга им совершенно непонятны. Шутка ли: одних только языков на этих островах насчитывается порядка 700. Так что со взаимопониманием здесь дела обстоят неважно, а когда следует решить взаимные вопросы по владению землей, женщинами и свиньями, папуасы берутся за топор войны. Выступать с боем здесь не только способ уладить спор, но и дело чести для каждого мужчины.

Ежегодно случается несколько таких межплеменных вооруженных столкновений. Основанием для объявления серьезной войны является кража или убийство. За пострадавшего папуаса, как предписывает традиция, вступается все племя, но и община злодея тоже не остается в долгу. Чаще всего используется традиционное оружие: луки, стрелы, топоры и копья, но в последнее время папуасы стали прибегать и к огнестрельному оружию. Если вожди враждующих племен не смогут договориться мирно, военные действия могут продолжаться месяцами, а то и годами.

Война танцев

И все-таки не всегда папуасы воют на ножах! В августе на островах проходят бои совершенно иного свойства - танцевальные. В это время у подножия одной из самых высоких гор - горы Вильгельм - собирается около сотни племен со всех уголков Папуа-Новой Гвинеи, чтобы сразиться в танцевальном мастерстве на традиционном фестивале Синг-Синг, посвященном Дню независимости страны.

Кому-то покажется, что этот праздник барабанов, костюмов, песен и плясок не более, чем туристическая уловка, но корни этого мероприятия уходят аж в каменный век. Далекие предки папуасов проводили нечто подобное в честь победы над соседней общиной или в честь перемирия (все с тем же соседним племенем). В 50-х годах ХХ века фестиваль получил статус официального праздника и проводился, чтобы сблизить враждующие общины. Пока рядовые члены племени танцевали и коллективно поедали арбузы, вожди достигали важных соглашений. Материальная польза от фестиваля, когда на танцевальный поединок стали приезжать туристы, стала лишь дополнительным бонусом.

Готовиться к мероприятию папуасы начинают с самого раннего утра. Работы предстоит много: нужно всех раскрасить в «фирменные» цвета, нарядить в листья пальм, перья птиц, бусы из клыков и собачьих костей, распределить танцевальные партии. Все силы бросаются на то, чтобы максимально доходчиво рассказать зрителям в безумных плясках и песнопениях о традициях, ритуалах и устройстве своего племени. Посмотреть на это красочное шоу съезжаются туристы со всего света. И есть ради чего: этот праздник считается самым масштабным в мире собранием туземных племен.

Новая Гвинея притягивает внимание исследовательских групп необычностью их уклада. Кроме этого, нравы и обычаи современных племен имеют долгую историю – так жили их предки, и именно это интересно для этнографических экспедиций.

Особенности быта народа Новой Гвинеи

Количество человек, живущих в одном дворе-семье, достигает 40 человек. Их жилье представляет собой дом из травы и бамбука на сваях – так племя Папуа спасает себя от возможного наводнения. Огонь мужчины добывают обычным для них способом – трением. Мясо народ Папуа ест редко – свинья считается домашним животным и оберегается, но иногда попадает на огонь. Также добывают змей, грызунов кускусов. Возделывание огорода папуасам также не чуждо, основным орудием труда является палка-копалка. Они выращивают батат, ямс. В день папуасы совершают два приема пищи. Жевание смеси листьев, бетели - обычное для папуасов занятие – оно одурманивает и успокаивает.

Семейные обычаи

Во главе племени стоят старейшины, которые пользуются авторитетом, и их решение считается последним. Если он умирает, его тело смазывают снадобьем, заворачивают в листья – так его готовят к копчению. Тело коптят на протяжении нескольких месяцев – получается мумия. Такой обычай был у предков современных папуасов. Он означал жизнь старейшины после . В праздники сидячая мумия присутствовала на торжестве. Сейчас такая мумия считается реликвией, т.к. современные народы не знают секрета ее создания.

Женский возраст для вступления в брак – от 11 до 14 лет. Решение о браке принимает старейшина. Накануне свадьбы родители невесты принимают сватов, которые им дарят бетель. Родственники обеих сторон должны договориться и о цене невесты. В назначенный свадебный день жених со своим племенем идет к невесте. Обычай выкупать невесту, присутствует и в этой культуре. Иногда совершается похищение невесты. Свадебными цветами у папуасов считаются и , именно в наряд таких цветов разодета невеста. Кроме этого, на нее вешают , которые составляют сумму выкупа. Далее следует свадебный пир.

Интересно, что покинувшая свое племя невеста не забирает свои вещи – они делятся между членами общины. Мужчины живут от женщин и детей отдельно. Не исключено и многоженство. К некоторым местам женщине вообще приближаться запрещено. Женщинам отведена обычная роль – ведение хозяйства, их обязанностью также считается сборка кокосов и бананов. После одного родственника женщине отрубают одну фалангу пальца. Со родственников связано и ношение бус весом 20 кг., которые женщина носит 2 года.

Муж и жена уединяются в отдельных хижинах. Интимные отношения свободны, допускаются супружеские измены.

Девочки живут рядом с мамами, а мальчики по достижении семилетнего возраста переходят к мужчинам. В мальчике воспитывают воина – прокол носа острой палочкой считается посвящением.

Верят папуасы в природы. Далекие от цивилизации, они перенимают опыт своих предков и передают его от поколения к поколению.

С палубы «Дмитрия Менделеева» виден берег Новой Гвинеи — Берег Маклая. Звучит команда: «Отряду этнографов приготовиться к высадке!»

Все ближе пальмы, подступившие к узкой полосе пляжа. За ними скрыта деревня Бонгу. Слышен шорох кораллового песка под днищем лодки. Мы выпрыгиваем на берег и оказываемся посреди толпы темнокожих людей. Они извещены о нашем приезде, но держатся настороженно. Мы чувствуем на себе изучающие, даже хмурые порой взгляды. — Тамо Бонгу, кайе! (Люди Бонгу, здравствуйте!) — восклицает член нашей экспедиции Н. А. Бутинов. Сколько раз он произносил в каюте корабля эти слова, записанные Миклухо-Маклаем сто лет назад. Лица папуасов выражают явное недоумение. По-прежнему стоит тишина. Неужели здесь сменился язык? Однако Бутинова не так легко смутить:

— О тамо, кайе! Га абатыра симум! (О люди, здравствуйте! Мы с вами, братья!) — продолжает он.

Внезапно папуасы преображаются; они заулыбались, закричали: «Кайе! Кайе!» И под одобрительные крики повели нас в хижину для приезжих.

Между хижинами — кокосовые пальмы. Только над главной площадью — просторной, чисто подметенной — кроны пальм не закрывают небо.

Вместе с юношей по имени Кокал мы подходим к небольшой хижине. Кокал местный. Ему лет двадцать. Он окончил начальную школу в Бонгу и поступил было в колледж в городке Маданг, но через год вернулся домой: отец не смог платить за обучение. С первого дня этот смышленый парень стал энергичным помощником этнографического отряда. Вот и сейчас он знакомит меня с папуасом Дагауном. Жаркий день. Дагаун сидит на террасе своего дома, наслаждаясь тенью. Чтобы пожать ему руку, нам приходится пригнуться — так низко свисает крыша из листьев кокосовой пальмы.

Дагауну лет сорок — сорок пять. Он одет, как многие мужчины Бонгу, в шорты и рубашку. На лице татуировка — обозначенная сизым пунктиром дуга под левым глазом и над бровью. Волосы подстрижены коротко. Пышные прически с гребнями и локонами, знакомые нам по рисункам Миклухо-Маклая, ушли в прошлое, но за ухом пылает рубином красный цветок. До сих пор мужчины всех возрастов любят носить в волосах цветы, листья растений, перья птиц. У хижины остановился, глазея на нас, мальчик лет семи в полотнище вокруг бедер; над его теменем задорно торчит белое петушиное перо. Руку Дагауна над бицепсом обвивает сплетенный из травы браслет. Это старинное украшение, зарисованное Маклаем, по-прежнему носят и мужчины и женщины. Кокал толкует что-то Дагауну, а тот смотрит на меня с любопытством, видно не совсем понимая, что же мне нужно.

— Он согласен, — говорит мне Кокал.

Здесь я должен огорчить читателя, если он ожидает, что после этих слов этнограф начнет расспрашивать папуасов о чем-то необычайно таинственном и экзотическом, ну, скажем, о секретах колдовства, и в результате беседы благодаря личному обаянию или удачному стечению обстоятельств папуасы все расскажут, приведут этнографа к потайной пещере и покажут древний обряд... Все это, конечно, случается, но мы, этнографы, не заняты лишь охотой за экзотикой. Мы изучаем не отдельные яркие черты народной жизни, а культуру народа в целом, то есть все, чем живет народ, — и хозяйство, и верования, и пищу, и одежду. Здесь, в Бонгу, наш отряд должен был проследить изменения в культуре папуасов за сто лет, протекшие со времен Н. Н. Миклухо-Маклая. Короче говоря, нам предстояло выяснить, насколько отличаются от описанных им приемы земледелия и охоты, орудия труда, язык, песни и танцы, прически и украшения, домашняя утварь, быт и привычки и так далее, и так далее...

И к Дагауну я пришел с весьма прозаической целью — подробно описать его хижину.

Н. Н. Миклухо-Маклай, взглянув на современные дома, не узнал бы Бонгу. В его время в хижинах были земляные полы, а сейчас они стоят на сваях. Стала несколько иной форма крыш. Из хижин исчезла важная деталь старого быта папуасов — нары для еды и спанья. Эти нары были необходимы в прежнем доме, теперь же надобность в них отпала, их заменил пол из расщепленных бамбуковых стволов, который возвышается метра на полтора над землей. Это мы замечаем сразу, с первого взгляда. А сколько еще новых предметов вошло в жизнь? Только строгий реестр всех вещей правильно отразит соотношение нового и старого.

Кокал ушел, и роль переводчиков охотно взяли на себя два мальчика лет по десяти, одетые в чистые шорты и ковбойки. В школах обучение ведется на английском, и многие молодые люди Бонгу неплохо владеют этим языком. Насколько нам легче работать, чем Н. Н. Миклухо-Маклаю, которому пришлось самостоятельно познавать местный диалект, порою месяцами пытаясь понять значение слова! Кроме того, в Бонгу, как и во многих районах Новой Гвинеи, вторым родным языком папуасов стал пиджин-инглиш — приспособленный к меланезийской грамматике английский язык. С точки зрения англичанина, это варварское искажение английского языка, приправленное примесью папуасских слов, тем не менее пиджин широко в ходу и на других островах Меланезии, и на нем уже возникла обширная литература. В Бонгу пиджин-инглиш знают и женщины, и дети. Мужчины предпочитают говорить на нем, когда речь заходит о важных делах, об отвлеченных предметах. «Это наш большой язык», — пояснил мне роль пиджин-инглиш один из папуасов. Почему большой? Потому что местный диалект этой деревни действительно очень «маленький» язык: на нем говорят только в Бонгу; в каждой из окрестных деревень свои наречия, непохожие друг на друга.

Папуасский дом надежно защищает внутреннюю жизнь семьи от постороннего взора: перегородки, пристроенные к глухой стене из расщепленных стволов бамбука, образуют комнаты. В хижине Дагауна две небольшие комнатушки. «В одной живу я, в другой женщины», — пояснил Дагаун. В комнате хозяина нет окон, но свет проникает сквозь многочисленные щели между стволами бамбука, и хорошо видна вся скромная обстановка. Справа от двери у стены лежит железный топор в соседстве с аккуратно закрытой пустой консервной банкой. Тут же черная деревянная посудина с металлической крышкой и плоский котелок. Угол заполняют несколько деревянных блюд и две плетеные корзины. Прямо против двери на стене красуются два небольших барабана, а за балку, подпирающую крышу, заткнуты еще два топора, большой, наподобие сабли, железный нож и пила. На тумбочке стоит стеклянный стакан с ножницами да пустые баночки от крема...

Не буду утомлять читателя описанием. Ничего экзотического не было и в женской комнате. Ни черепов, мрачно глядящих пустыми глазницами, ни ярко раскрашенных масок. Все выглядело буднично, по-деловому. И тем не менее, исследуя обстановку небогатого папуасского дома, я увлекся: вещи помогали узнать кое-что новое о папуасской старине.

К примеру, скамейка с железной полоской на одном конце — новшество в папуасском быту. Она сменила заостренную раковину — старинный примитивный инструмент для извлечения мякоти кокосового ореха. Я уже не раз видел, как пользуются этой скамейкой. Женщина, сидя на ней, держит обеими руками половинку расколотого ореха и трет его мякотью о зазубренный край неподвижного железного скребка; внизу подставлена посудина. Удобно! Трудно сказать, кто придумал это остроумное приспособление, однако вызвано к жизни оно другим нововведением — мебелью, которая постепенно распространяется в папуасских деревнях. Сто лет назад папуасы сидели на нарах или прямо на земле, поджав под себя ноги. Сейчас они предпочитают сидеть как европейцы, на возвышении, будь то табурет, чурбан или скамейка. И утвердиться в быту новое орудие могло только тогда, когда привыкли сидеть на скамейке. Вот почему оно встречается и на других островах Меланезии (а, скажем, в Полинезии, где островитяне по-прежнему сидят «по-турецки», такого скребка не встретить).

В каждом папуасском доме можно увидеть и лист железа, благодаря которому, безбоязненно разводят огонь на тонком бамбуковом полу. Судя по форме этих железных листов, они скорее всего изготовляются из бочек для бензина.

Подобные приобретения папуасского быта, конечно, выглядят убогими на фоне стандартов современной промышленности, но они помогают понять особенности процесса культурных преобразований на Берегу Маклая. Обновление местной культуры в условиях контакта с современной цивилизацией, во-первых, было довольно скудным, во-вторых, не сводилось только к одним прямым заимствованиям. Папуасы также приспосабливали новые материалы или сделанные совсем для других нужд вещи к старым привычкам, к своему образу жизни. Значит, при соприкосновении с европейской цивилизацией самостоятельное развитие традиционной культуры не прекратилось. Кое-какие культурные навыки папуасы перенимали, видимо, и не от европейцев: свайные дома, которых прежде не было в Бонгу, в прошлом веке уже встречались на островке Били-Били. А мужская набедренная повязка папуасов, наподобие юбки, явно копирует полинезийскую лава-лава.

Предметы фабричного производства, появившиеся в домах жителей Бонгу, сами по себе для этнографа не интересны, но за ними стоит более важное новшество в жизни папуасов — деньги: ведь теперь приходится платить деньгами и за глиняные горшки, которые по-прежнему привозят из деревни Бил-Бил (сейчас она на побережье, а не на островке Били-Били). Деньгами платят и за деревянные блюда — табиры. Папуасы хорошо знают, что такое деньги. Услышав (и слегка удивившись), что в СССР не ходят австралийские доллары, папуасы попросили показать им советские деньги. Деньги были разложены на бревне, выброшенном прибоем на песчаный берег; все подходили к бревну и внимательно разглядывали их.

Бонгу — бедная деревня. Здесь нет даже ни одного велосипеда. Приобретают папуасы, как правило, вещи первой необходимости — металлические орудия, ткани, одежду, керосиновые лампы и карманные электрические фонари. Предметов, которые в местных условиях выглядят роскошью (наручные часы, транзистор), очень немного. Тем не менее среди хижин Бонг уже стоят три лавочки, которые содержат сами папуасы. Откуда же берут папуасы деньги и для уплаты налога, и для платы за обучение, и чтобы купить нужные вещи в местных лавчонках?

За деревней, на самом краю леса, у дороги, ведущей в соседнее селение, мы останавливаемся у плотного высокого плетня.

— Вот наш огород. Здесь растут таро и ямс, — говорит Кокал.

Лес дышит непривычными запахами тропических растений и цветов, перекликается щебетом незнакомых птиц.

— У нас нет амбаров, — объясняет Кокал. — Все здесь, в огороде. Каждый день женщины выкапывают столько клубней, сколько нужно, и приносят домой.

Я вспоминаю, что в женской комнате дома Дагауна устроены полати — для хранения провизии, как мне объяснили, — но они были совершенно пусты.

— Мы не сажаем все время на одном и том же участке, — продолжает Кокал. — Через три года огород разбивают в другом месте. Мы тоже собираемся в августе расчистить новый участок.

Два месяца работы — и огород готов.

Совсем как сто лет назад... Но по ту сторону дороги, будто за границей, разделяющей два мира, на обширном лугу, обнесенном изгородью из жердей, набирается сил новая отрасль деревенского хозяйства: среди сочной травы у подножия холма пасутся коровы. Эта привычная для русского глаза картина чужда древним традициям Берега Маклая. Впервые сюда привез корову и бычка Миклухо-Маклай.

Папуасы помнят рассказы о появлении в деревне первых животных, которых их деды приняли за «больших свиней с зубами на голове» и хотели сразу же убить и съесть; когда же бычок разъярился, все бросились наутек.

Но попытка Миклухо-Маклая не удалась, и коровы завезены сюда вновь недавно, по инициативе австралийской администрации, заинтересованной в поставках мяса в центр округи, порт Маданг. Хотя стадо принадлежит папуасам, все мясо они продают в Маданг и даже молока коровьего не пьют — нет привычки.

Другой источник денег — мякоть кокосового ореха. Ее сушат и продают скупщикам в Маданге. Ради сохранности кокосовых пальм жители Бонгу добровольно отказались от домашних свиней, ведь прожорливые свиньи портят молодые всходы кокосов. Прежде свиней было много (по описаниям Миклухо-Маклая, они бегали за женщинами по деревне, как собаки). А теперь я увидел только одного поросенка, сидевшего под хижиной в клетке. Так новшества в экономике частично видоизменили традиционное хозяйство папуасов.

Но основные занятия остались теми же, что и прежде, — земледелие, охота, рыболовство. Рыбу ловят привычными дедовскими способами: сетью, острогой, вершами. Охотятся до сих пор с копьями и стрелами, с помощью собак. Правда, старина начинает отступать, куплены уже несколько ружей. Но как недавно это произошло — всего три-четыре года назад! А в земледелии почти без перемен. Разве что появилась железная мотыга.

— А в любом месте можно разбить огород? — спрашиваем мы Кокала. Для нас, этнографов, этот вопрос очень важен.

И тут мы слышим то, чего не знал Миклухо-Маклай. Вся земля вокруг деревни поделена между кланами, из которых состоит население Бонгу. На земле клана, в свою очередь, выделены участки для семей, и хозяева могут устроить огород только на своем участке.

— За семьей навсегда закреплен один и тот же кусок земли?

— Да. От дедушки я слышал, что в его время были какие-то переделы участков внутри клана, но это было давно. И когда клан Гумбу переселился в Бонгу, забросив свою деревню Гумбу, он совсем не получил земли на новом месте, его огороды остались на прежних местах.

Возвращаясь в деревню, мы натолкнулись в зарослях на двух девушек в ярких платьях, которые железными тесаками рубили сухие деревца на дрова (тут все по Миклухо-Маклаю: этой работой мужчины не утруждали себя и в его времена).

— Заготовлять дрова можно только на своем участке или далеко в лесу, — заметил Кокал.

Вокруг деревни нет ни одного дерева, которое никому бы не принадлежало, и, поднимая с земли упавший кокосовый орех, вы посягаете на чужую собственность.

Казалось бы, с появлением денег древняя коллективная форма собственности должна исчезнуть. Но в жизни не всегда случается то, что должно быть в теории. Вот вам пример: стадо коров, приносящее доллары, принадлежит всей деревне! Деревня сообща владеет и большим участком, засаженным кокосовыми пальмами. Деревенский сход решает, как распорядиться вырученными за мясо или копру деньгами. Однако человек, который нанимается работать на плантации к австралийцам, остается полноправным хозяином своего заработка.

Приход «Дмитрия Менделеева» послужил поводом для генеральной репетиции перед большим празднеством. Через десять дней в Бонгу должны были сойтись на многолюдное торжество гости из всех деревень округи. И хотя праздник собирались провести, в общем, так, как принято в этих местах, по замыслу он был необычен. Папуасы готовились отметить юбилей Миклухо-Маклая! (Как нам сказали, идею подал учитель, а население Берега Маклая горячо поддержало ее.) К сожалению, мы не могли остаться на праздник: корабль принадлежит океанологам, а их работа требовала продолжать рейс. И тогда папуасы согласились показать нам те выступления, которые они приберегли для юбилейных дней.

Сначала была исполнена пантомима — первое появление Маклая в деревне. Три папуаса целились из луков в человека, который поднимался по тропке от берега к деревне. Воины одеты были в старинные набедренные повязки из луба, над замысловатыми головными уборами колыхались яркие перья птиц. Маклай, напротив, был сугубо современен: шорты, серая рубашка. Что поделать, наш капитан М. В. Соболевский не мог предположить заранее, что его попросят участвовать в папуасской пантомиме... Воины не желали допускать Маклая в деревню. Стрелы угрожающе дрожали на туго натянутых тетивах. Мгновение — и чужестранец умрет. Но зрители улыбаются. Было видно, что вооруженные воины сами боятся человека, спокойно идущего навстречу. Они пятятся, спотыкаются, падают, увлекая на землю друг друга... А сто лет назад это была совсем не игра.

Показали нам и старинные танцы. Старинные? И да и нет: кроме них, в Бонгу пока ничего другого не танцуют. Убранство танцоров не изменилось — та же темно-оранжевая лубяная повязка на бедрах, те же украшения. Прошлое еще очень близко и дорого жителям Бонгу. Папуасы не только помнят танцевальные наряды дедов и прадедов (это было нетрудно проверить по рисункам Миклухо-Маклая), но и любуются ими. Наиболее оригинальное среди папуасских украшений формой напоминает гантель. Гантель из раковин висит на груди, но во время танца ее обычно держат зубами — так требуют древние каноны красоты. Над головами танцоров развеваются птичьи перья и стебли какой-то травы. Целые букеты из растений и цветов засунуты за набедренную повязку у спины, благодаря чему танцор приятен для обзора со всех сторон. Танцоры сами поют и стучат в барабаны-окамы, выполняя, так сказать, обязанности и хора, и оркестра.

В Бонгу курят и мужчины, и женщины. Советские сигареты имели у папуасов большой успех. И вдруг начальник нашего отряда Д. Д. Тумаркин обнаружил, что наш запас сигарет иссяк. Катер только что отошел, увозя приглашенных на прием к начальнику экспедиции танцоров и уважаемых людей деревни. Значит, в ближайшие часы связи с «Дмитрием Менделеевым» не будет...

— Сплаваем за сигаретами на папуасском каноэ? — предложил я. — Все равно нужно ознакомиться с местной лодкой.

Тумаркин запротестовал:

— А если каноэ перевернется? Здесь акулы! — Но вскоре сдался, не уверенный, впрочем, что поступает правильно.

Папуасские каноэ длинным рядом лежат на берегу. Их в деревне штук двадцать. У Кокала своей лодки нет, и он отправился за разрешением взять каноэ у своего дяди, местного пастора. Вскоре он возвратился с веслом, мы снесли лодку к воде и отчалили от берега, Узкая лодка выдолблена из цельного древесного ствола. Прикрепленная к ней на расстоянии около метра толстая жердь-балансир придает лодке устойчивость. Над лодкой почти до самой жерди тянется широкий помост, на который Кокал и усадил нас двоих и своего приятеля.

Все каноэ папуасов Бонгу устроены по древнему образцу. Но несколько лет назад произошел гигантский скачок через эпохи: первобытный водный транспорт общины обогатился судном двадцатого века. Несколько прибрежных деревень, Бонгу в том числе, сообща приобрели катер и стали содержать моториста-папуаса; на этом катере отвозят копру в Маданг.

Мы пришвартовали каноэ к трапу «Дмитрия Менделеева». Кокал ни разу не бывал на борту такого большого корабля. Но неожиданно оказалось, что он жаждет увидеть на советском судне прежде всего своих односельчан. Тех самых, с которыми может и так общаться каждый день. Все остальное — корабль, компьютеры, радары и т. д. — интересует его куда меньше. Мы поднялись в конференц-зал. Здесь за столом с угощениями чинно сидели танцоры и самые уважаемые люди деревни. Украшения из раковин, кабаньих клыков, цветов и птичьих перьев несколько неправдоподобно смотрелись на фоне застекленных полок с Большой Советской Энциклопедией. Кокал, однако, вовсе не мечтал присоединиться к элите Бонгу. Нет, он желал лишь быть замеченным. Он удобно расселся на кожаном диванчике напротив распахнутой двери конференц-зала, с независимым видом поглядывая по сторонам, словно привык именно так проводить воскресный досуг. Он рассчитал безошибочно. Его увидели, и на лицах уважаемых людей выразилось изумление. Глава деревенского совета, Каму, даже вышел в коридор и что-то спросил: видимо, как очутился Кокал на корабле. Кокал небрежно показал на нас и вновь развалился на диванчике.

Не знаю, сколько времени он мог бы так просидеть. Мы уже запаслись сигаретами, а Кокал все не желал уходить. Увести его удалось лишь после того, как он был представлен начальнику экспедиции и обменялся с ним рукопожатием.

Этот незначительный эпизод указал нам на первые трещины в былой социальной структуре деревни. Сто лет назад юноша не осмелился бы без разрешения появиться среди старших. Ах эти новые времена... Люди начинают находить опору для утверждения собственной личности вне привычных норм деревенской жизни. Для одних эта опора — деньги, заработанные на стороне. Другим же, как, например, Кокалу, смелость уравнять себя со старейшинами дает образование. И все же волнение, с каким Кокал демонстрировал себя влиятельным односельчанам, говорит о силе былых взаимоотношений в папуасской деревне.

Традиционная социальная организация Бонгу примитивна — у папуасов раньше не было ни четко оформленных органов коллективной власти, ни вождя.

Теперь к прежнему общественному устройству добавились некоторые новые черты. Бонгу, например, управляется деревенским советом. Его члены — старейшины кланов. По-видимому, создание совета лишь оформило древнюю традицию. А вот наш знакомый Каму не принадлежит к числу старейшин. Просто австралийские власти увидели в нем энергичного и сообразительного человека, с которым можно найти общий язык. Каму представляет свою деревню в районном «Совете местного управления», созданном в начале 60-х годов, и, таким образом, осуществляет контакт администрации с общиной.

За короткий срок нашему отряду — восьмерым этнографам — удалось много узнать о жизни и традициях папуасов Бонгу. Сто лет назад на Берегу Маклая царил каменный век. А что увидели мы теперь? Век железа, эпоху раннего классообразования? Дать оценку современной культуры папуасов Бонгу нелегко. Облик этой деревни стал иным. Здесь много новшеств — одни бросаются в глаза, другие становятся очевидными лишь после долгих расспросов. Папуасы говорят по-английски и на пиджин-инглиш, пользуются ружьями и керосиновыми лампами, читают библию, обладают знаниями, почерпнутыми из австралийских учебников, покупают и продают за доллары. Но старина еще жива. Что же преобладает?

Вновь возникают перед глазами картины, увиденные в Бонгу. Спускаются сумерки. Мимо хижин усталой походкой идет полуголая женщина в короткой юбке. Она возвращается с огорода и несет клубни таро, ямса и бананы в плетеной сумке, укрепленной лямками на лбу. Такие сумки были и при Н. Н. Миклухо-Маклае. Другая женщина очищает от верхнего волокнистого слоя кокосовый орех при помощи палки, укрепленной в земле заостренным концом вверх. На площадке у дома горит костер, в глиняном горшке, как и сто лет назад, варится разрезанное на ломти таро... Нововведения в Бонгу как бы наложились на привычный жизненный уклад деревни, не изменив его существенно. Реформы в хозяйстве допущены только ради сношений с внешним миром и мало затронули быт. Быт остался старым: тот же распорядок дня, то же распределение функций. Среди вещей, окружающих папуаса, немало новых, но предметы эти поступают в деревню готовыми и не порождают новых занятий. К тому же жизнь в Бонгу не зависит от импорта. Деревня соприкасается с внешним миром, но еще не стала его придатком. Если бы вдруг по какой-либо причине связь Бонгу с современной цивилизацией прервалась, маленькая община не испытала бы потрясения и легко вернулась к образу жизни предков, ибо она и отошла от него недалеко. В этом нет ничего удивительного: колониальная администрация не торопилась сделать папуасов современными людьми. Да и обособленное положение Бонгу сильно ограждало деревню от внешних влияний. Хотя Бонгу всего километрах в двадцати пяти от Маданга, из-за топких болот дороги нет. Устойчивая связь возможна только по воде. Туристы в Бонгу не заглядывают...

Что же касается того, к какой стадии развития отнести сегодня папуасов Бонгу, нам, этнографам, предстоит еще немало работы, чтобы найти термин, который обозначил бы их своеобразную культуру, соединившую наследие первобытности и кое-какие подачки цивилизации двадцатого века.

В. Басилов, кандидат исторических наук

Проживая в Бевани свои первые ознакомительные дни, увидев тот интерес, который проявляли к моей персоне эти люди, я решил не уезжать обратно в Лидо, а продолжать жить здесь. На сколько это затянется, я не знал, но уезжать мне не хотелось. Их забота обо мне, уход, подход и все эти улыбки сформировали во мне стойкую симпатию к ним и чувство домашнего комфорта. Мы привязались друг к другу и ощутили искренние бескорыстные чувства. Проще говоря, Сомбой стал моим новым домом, а эти люди - моей новой семьёй.

Возможно, многие из вас не понимают, как это, вот так приехать в незнакомое место, на Край света, к чёрту на кулички, войти в новое общество и стать там своим. Но таковы эффекты путешествия, и чем из более дальних земель ты приехал, тем более ты желанный гость для местных. А в Папуа - Новой Гвинее путешественники - редкость, тем более, в таких непопулярных местах, как Бевани. И чем больше ты непохож на них, тем сильнее к тебе будет привязанность и интерес к твоей персоне.

Пошли стираться на ручей

Про жителей Сомбоя

Пожалуй, познакомлю вас с ними. Глава деревни - консул Том Сепи , его вы уже знаете, но его фото у меня, к сожалению нет. У Тома 4 сына: Саймон (28), Сапель (24), Джордж (20), Роберт (16) и 2 дочери, одна из которых Келис (19), вторую забыл. Три старших сына трудоустроены в малазийской компании водителями, а самый младший учится в Порт-Морсби. Старшие братья женаты и имеют детей, Келис ещё не замужем.

Моим самым лучшим другом, напарником и главным гидом в мире папуасов стал Джимми Ива . С ним я проводил больше всего своего времени. Джимми около 55 лет, у него есть жена и 6-ро детей: старший сын Грегори (20), старшая дочь Куин (19), средняя дочь Стэйлин (16-18), Сэрон (14) и самый младший сын Ива (6), имя младшей дочери я даже не знал. Дочь Куин Джимми назвал в честь Британской Королевы, а сына Ива, так же, как и фамилия, т.е. Ива по фамилии Ива. Джимми -такой весельчак!

Ива и большой банан

Уплетают пандан

Папуасы

Перечислять всех, кого я помню - смысла нет, но замечу, что это всё одна семья, и, так или иначе, они все друг другу родственники, хоть и с разными фамилиями. Вступать в брак с кем-то из этой семьи они не могут, поэтому для брака выбирают себе женихов и невест из других деревень. Семья очень большая! Каждый раз, когда я видел нового человека, чаще всего он оказывался каким-нибудь родственником кому-либо, кто находился в тот момент рядом со мной.

Интересно то, что у них существует норма называть своих дядь и тёть папами и мамами. Т.е. у тебя есть отец, у него 4-ро братьев - так всех их папуас будет тоже называть Дэдди, т.е. папа. Точно так же с мамами. В таких условиях просто невозможно понять, кто кому папа, а кто кому мама. Я помню, возмущался даже, говоря, что не может быть двух пап или двух мам, они так смеялись надо мной, видя путаницу в моей голове. Потом я переспрашивал, кто является кому биологическими родителями, в итоге составил некое дерево их родства в своей голове, ветки которого оказались настолько ветвистыми и запутанными, но со временем путаница прошла, и я начал понимать, кто кому какой родственник.

Про время

А еще многие папуасы не знают, сколько им лет и дату своего рождения. Эта информация не играет для них особой роли, дни рождения они не празднуют. Когда проживаешь в деревне без электричества, когда каждый день одинаков, а рассвет и закат наступают в одно и то же время, то чувство времени как-то притупляется. Элементарно даже нет необходимости знать, сколько сейчас времени. Если солнце только встаёт - пора идти на работу, если садиться - пора готовить ужин, утром разбудят петухи. Нет никаких графиков, режимов. Когда папуасская женщина рожает ребенка, то часто бывает, что никто не знает сегодняшнее число. Поэтому многие папуасы, когда я спрашивал их возраст, не могли мне ответить ничего, особенно девушки. Сначала я думал, что они стесняются сказать, но потом понял, что они просто не знают своего возраста.

Обычный день

Про образование

Школа в Папуа - Новой Гвинее имеет 12 классов. 3 вида школ Elementary, Primary, High school. Т.е. Начальная, средняя и высшая школа. Далеко не все дети заканчивают 12 классов, большая часть - 8. Многие ограничиваются лишь 5-6. Все учебные материалы - строго на английском. Не потому, что нельзя издавать на местном языке, а потому, что они издаются в Австралии, а австралийцы считают, что папуасы обязаны знать английский, поскольку ПНГ - их бывшая колония и до сих пор колония Великобритании. Кстати, многие молодые люди не умеют говорить по-английски, это значит то, что они вообще не учились в школе. Многие дети идут в первый класс и в 10 лет, и даже позже. Та же Келис (ей 19) по-английски знает всего пару слов, т.е. мы с ней вообще не могли говорить, и если мы друг другу что-то объясняли, то показывали на пальцах, языком жестов.

Школа

Ученики

Также в Папуа - Новой Гвинее имеется высшее образование. В крупных городах, таких как Порт-Морсби, Лэй, Маданг, Горока, Маунт-Хаген имеются университеты. Образование - дорогое, позволить себе учёбу могут немногие. Вот, к примеру, у Тома, только один сын Роберт поехал учиться в столичный ВУЗ, остальные дети окончили лишь школу, и то не все классы.

Про язык

В Папуа - Новой Гвинее существует порядка 800 национальных языков. Далеко не все из них используются и далеко не все до сих пор живы, но их там очень много. Кроме того, существует ещё два международных языка: Ток Писин и Моту . На Пиджинге говорят в основном на западной части ПНГ, на Моту - на восточной и островах. Ну и, конечно, английский является международным языком, который понимают все. Кстати, пиджинг - это производное английского, или простой английский. Пиджинг я совсем не учил, ибо это ни к чему, но английский свой зато за 2,5 месяца проживания подправил неплохо.

Про брак

В лучших традициях патриархального общества, общество в ПНГ является мужецентричным, т.е. патриархальным, собственно. Мужчина - номер один, а женщина - номер два после мужчины. Так же, как и у мусульман, папуасский мужчина может иметь несколько жён, и обществом это никак не осуждается, а считается нормой. Конечно, многие жёны будут ревновать своих мужей, и, возможно, даже ненавидеть своих конкуренток, но зачастую они дружат и вместе контактируют. Всё зависит от самой женщины. В Сомбое есть такой парень - Смит , ему около 50, и у него 4 жены и 13 детей. Всех он обеспечивает, работая в городе. В других местах бывают и гораздо большие семьи.

Папуасская мама кормит малыша (жена Смита и его сын Нелли)

Джессика (19 лет) и её две дочери, муж живёт с другой

Официальный брак особо тут не ценят и нечасто его заключают, ценность этой бумажки (сертификата) почти нулевая. Нет, конечно, в городской среде эта бумажка как-то фигурирует в каких-то бюрократических заморочках, но в деревне - всем всё равно. Браком тут начинают считать любое сожительство, если мужчина и женщина проживают вместе на одной жилплощади, в одной комнате. Я и сам был женат на местной девушке из Сомбоя и жил вместе с ней всё это время, поэтому стал членом их семьи, но подробности, пожалуй, опустим.

Не сказать, что браки крепкие, как и всякое любое сожительство, их брак может легко расторгаться. Мужчины уходят к другим женам, зачастую просто бросая свои семьи. Многие женщины изменяют мужьям и далеко не все хранят свою верность. Однако крепких счастливых семей я наблюдал очень много. В большей степени это связано с их набожностью: чем менее набожны люди, тем вероятнее в их жизни будут присутствовать различные пороки, в том числе и измены.

Про религию

Папуасы провинции Сандаун в большей своей массе - Адвентисты седьмого дня, т.е. протестанты. В других провинциях имеются католики и даже мусульмане проживают в горных регионах. Жители Бевани тоже адвентисты, им, как и иудеям, положено молиться в субботу, а не в воскресенье, как православным и католикам. Запрещено употреблять алкоголь, мясо некоторых животных, таких как свинья, бандикут и некоторых других. Я бывал на службе один раз и много раз общался с пасторами - они охотно тянулись пообщаться с "просвещённым вайтманом". Мы разговаривали о политике, о мировых тенденциях, науке и прочих общих вопросах, они, в свою очередь, пользуясь случаем, пытались мне проповедовать Слово Божье.

Церковь Адвентистов седьмого дня, Сомбой

На службе

Как внук марксиста, я вам скажу, что в подобном обществе религия играет очень важную роль, и она необходима для построения фундаментов этого общества. Религиозные люди благочестивы, воспитаны, культурны, тянутся к труду и созиданию. Матёрые грешники тянутся к алкоголю, марихуане, блуду и тунеядству. Получается, что религия в этом обществе является двигателем прогресса и его развития, и это, возможно единственное полезное, что принесли вайтманы на их остров.

Про разгильдяйство

Далеко не все папуасы - правоверные христиане, большая часть далеки от догматов Церкви и соблюдения Заповедей. Молодые мужчины уважают употребление алкогольных напитков. А чаще всего они пьют либо пиво "SP " (South Pacific, 4,5% , стоимость 7-8 кина), либо ром "Warrior " (50% , стоимость ~20-30 кина). От алкоголя у многих просто рвёт башню и они становятся дурными. Могут подраться, могут кричать всю ночь что-то, короче, в пьяном угаре папуасы весьма неприятны. Также часто пьяные мужья бьют своих жён, зачастую совсем небезосновательно. Я старался избегать их, когда они употребляли алкоголь, но это было сложно, потому что они это делали каждые выходные.

Покупают SP в пивной лавке

Ещё многие парни любят курить марихуану, выращивают у себя на плантациях. Сигареты в ПНГ все индонезийского производства, привозят из-за границы. Также популярен местный табак "Брус " (растение табак обыкновенный). Из него крутят различные самокрутки и курят от всей души, также имея никотиновую зависимость. В продаже как сам брус, так и газетки. Одна газетка стоит 3 кина. Если у нас газеты выбрасываются на помойку, иной раз даже непрочтенными, то там любая бумага на вес золота - вся идёт на самокрутки.

Про труд

В ПНГ трудоустроены всего где-то 20% населения, остальные - занимаются сельским, крестьянским хозяйством, спекуляциями или просто бездельничают. Как и во всех народах, среди папуасов есть лодыри и трудоголики, кто хочет - тот зарабатывает деньги, кто не хочет - валяет дурака. Про обычные работы говорить не будем - они, как и везде, но скажу про безработных. Для того, чтобы добыть деньги, чаще всего папуасы занимаются спекуляцией каких-либо товаров, в основном, из Индонезии, благо граница совсем близко. Пользуются популярностью сигареты поштучно, одна сигарета стоит 1-2 кина, в зависимости от марки.

Плантация таро

Продажа бруса

Продают битлнат, 3 орешка + горчица = 1 кина

Сушка ванили

Копчёная рыба на продажу

Также продают брус (табак), битлнат, овощи и фрукты, копченую рыбу (при этом не засаливают), различные шмотки, dvd-диски и прочий китайский ширпотреб. В Бевани большая часть мужчин (и женщин тоже) трудоустроены на плантациях масляничной пальмы, труд такого работника оплачивается повременно и стоит 3,2 кина в час. Около половины заработной платы среднего мужчины уходит на SP и курево, остальная часть на еду для себя и своей семьи. Из соседнего дистрикта Нуку люди привозят ваниль и продают её в Ванимо, ваниль, выращенная в Бевани, более худшего качества, стоимость 1 кг сушеной ванили - 600 кина.

Про еду

Если в России самым главным продуктом является хлеб, то на Новой Гвинее - это саго . Саго производят из сердцевины саговой пальмы и представляет оно желеобразную безвкусную массу, которую я есть не могу, либо жаренное саго, напоминает лепешки. Вторым по популярности продуктом, как и в Юго-Восточной Азии, является рис. Рис варят на кокосовом молоке, а также, в качестве подлива, добавляют тушеные листья съедобных дикорастущих растений, которые женщины собирают в лесу.

Жаренный саго

Саго с жареной рыбкой

Завтрак робинзона

Мясо бандикута, рис с тунцом и тушеной тыквой

Листья дикоросов тушатся

Пандан

Из белковой пищи едят консервированные тунец или макрель. Куринные яйца или мясо кур. Иногда мясо дикого зверя: свиньи, казуара, оленя, бандикута. Где люди живут в бассейнах рек, то там употребляется огромное количество рыбы постоянно. Из овощей: огурцы, тыква, таро, ямс, батат, маниок (касава), томаты, чеснок. Из фруктов: бананы, арбузы, пандан, манго, папайя, цитрусовые, кокосы, ананасы. Готовят папуасы ужасно! Курицу варят минуты 2, как только побелеет - сразу достают и начинают есть её резиновое мясо. Мясо зверя запекают на огне, забывая посолить, часто не пропекают куски. Разнообразием пища не отличается, довольно скучная. ПНГ - это не та страна, куда нужно ехать за кулинарными изысками. Под конец моего пребывания в ПНГ рис с тунцом настолько мне надоел, что я буквально уже не мог его есть -ел бананы, батат и бичпакеты, которые, кстати, используют еще и как подливку к рису.

Про добычу пищи

Саговую пальму культивируют в огородах, также выращивают бананы и другие культурные растения. Огороды не похожи на наши грядки на дачах - это просто кусок джунглей, где растут культурные растения, при этом могут быть заросшими другими дикорастущими растениями, различными лианами и т.д. В общем, нет необходимости в постоянной их вырубке, но, тем не менее, огороды стараются содержать в чистоте. Особого ухода огород не требует - посадил, и само вырастет. Не надо ни поливать, не удобрять, только лишь пропалывать иногда - и всё. Бананы так вообще растут сами, и следить за ними не нужно.

Охотник

На охоту ходят часто, зверя - полно. Многие мужчины используют огнестрельное гладкоствольное оружие, купленное зачастую нелегально, и привезенное через индонезийскую границу. Другие пользуются традиционными луками, копьями, гарпунами. Мелкого зверя, такого как бандикут, добывают петельными самоловами.

В новом доме, уже в роли члена их семьи

Находясь на этих обетованных землях, вкушая плоды природы - "молоко и мёд", с каждым новым днём привыкая к своему новому состоянию души - тело моё и вся моя плоть до последнего атома старалось мимикрировать под окружающую меня среду. Я становился одним из них и получал от этих метаморфоз искреннее неподдельное удовлетворение. Я радовался тому, что отдаляюсь от прежнего мира и каждый новый день на этих землях - это новый шаг в сторону от того загнившего Вавилона, к которому я и сам имею неаккуратность принадлежать, являясь целиком и полностью его продуктом. Я - вайтман, белый дьявол, точно такой же, как и все те колонисты и эксплуататоры, которые привозили сюда Цивилизацию, уничтожая всё живое и неживое, со своими корыстными мотивами. И чем больше я жил здесь, чем больше я размышлял об этом, тем больше я стыдился своего европеоидного происхождения!

Всеми силами я старался показать себя не как вайтмана, белого господина с Большой земли, а как такого же, как и они, простого человека, ибо человек человеку всегда - друг, товарищ и брат! И они понимают это, и поэтому я так легко нашёл с ними общий язык и словно матёрый шпион, вошёл в их круг доверия, стал действительным членом их открытого общества, их большой семьи.

Роль господина меня совсем не устраивала, и я всячески пресекал любые попытки видеть во мне что-то такое. Я поощрял любое панибратство и всегда, при удобном моменте, напоминал им, что мы все одинаковы и различий в нас почти нет. Да они и неглупые люди совсем, это только на первый взгляд кажется, что они дикари, как какие-то неандертальцы или австралопитеки, но уверяю вас, это не так! Несмотря на то, что у них нет телевизора, нет компьютеров с интернетом, даже радио - и то одно на всю деревню, все вещи, которые я говорил им на своём ломаном английском, они понимали.

Мне смешны все те, кто при удобном случае употребляет слово "папуас" как ругательство или способ обозначения кого-то дикарём, невеждой. Кто насмехается над этим словом, считая себя при этом апогеем развития человеческой Цивилизации и научно-технического прогресса! Папуасы отнюдь не хуже любого из нас. И да, безусловно, у них, как и у всякого любого общества, есть свои паршивые овцы и свои самородки, но и в нашем обществе неужто ли все и каждый являются самородками?! Так и там любой отдельно взятый папуас совсем не виноват в том, что родился здесь, а не в Великобритании, что вынужден учиться в сельской школе, а не в престижном Оксфорде. Он не виноват, что в его деревню не провели электричество и уж точно не виноват, что его богатая страна является таким бедным государством! Он так же, как и другие, может быть лодырем и трудоголиком, умным и дураком, честным, и негодяем.