Масштабная выставка классика немецкого экспрессионизма «Эмиль Нольде. Цвет - это жизнь» открылась в Национальной галере Шотландии . Более ста работ - живопись, рисунки, акварели, гравюры - привезли в Эдинбург из коллекции Фонда Эмиля Нольде в Зеебюле.

Выставка охватывает все периоды творчества художника - от ранней импрессионистической живописи, мощного расцвета экспрессионизма в 1910–1930 годах до поздних акварелей, созданных Нольде в 1940-е.

Нольде - маг цвета, открывший совершенно новые возможности живописи. Начав с увлечения импрессионизмом, в 1900-х он присоединился к группе «Мост», ставшей колыбелью немецкого экспрессионизма. Впрочем, с «Мостом» Нольде продержался всего два года, затем продолжил собственный путь в искусстве. Его способность писать оглушающими цветами, как будто наполненными внутренним светом и даже звуком, нашла свое воплощение в нескольких сюжетных линиях. Нольде удивительно эмоционально переосмыслил библейскую историю, приблизив ее к современности. Еще одним сюжетом стала ночная жизнь Берлина с ее кабаре, кафе и театрами. Жена Нольде Ада была танцовщицей, так что он имел возможность видеть это карнавальное существование изнутри. Еще один значительный сюжет - мощные пейзажи, звучащие как средневековые оратории.

1930-е годы стали для художника периодом испытаний. Он увлекся идеями фашизма и вступил в НСДАП. Организаторы предупреждают, что на выставке есть работы, которые могут «огорчить» зрителя. Это, например, «Martydom 1921», где распятый Христос осмеян персонажами с семитскими чертами. Из-за политических взглядов и членства в НСДАП на творчестве Нольде навсегда останется печать сожаления.

Впрочем, нацисты не ответили ему взаимностью, искусство Нольде признали дегенеративным, а его живопись заняла центральное место на известной выставке «Дегенеративное искусство». У Нольде конфисковали более 1000 произведений, которые были частично уничтожены, частично проданы. Он получил запрет на художественную деятельность и, уединившись в своем доме в Зеебюле, писал акварели подпольно, зарывая их в собственном саду. Эта «ненаписанная живопись» была так же светоносна и оглушительна, как и его предыдущие работы.

После войны Нольде был реабилитирован, вновь взялся за кисть, работал до самой смерти и даже был приглашен на легендарную выставку .

Для тех, кому на нынешнюю выставку попасть не удастся, организаторы сняли объемный ролик, подробно показывающий экспозицию, который можно увидеть на сайте музея.

Emil Nolde
«Free Spirit»
1906
© Nolde Stiftung Seebüll

Emil Nolde
«Party»
1911
© Nolde Stiftung Seebüll

Emil Nolde
«Exotic Figures II»
1911
© Nolde Stiftung Seebüll

Emil Nolde
«Prophet»
1912
© Nolde Stiftung Seebüll

Emil Nolde
«Candle Dancers»
1912
© Nolde Stiftung Seebüll

Emil Nolde
«Junks» (red)
1913
© Nolde Stiftung Seebüll

Emil Nolde
«Bay»
1914
© Nolde Stiftung Seebüll

Emil Nolde
«Landscape / North Friesland»
1920
© Nolde Stiftung Seebüll

Ро-дил-ся в кре-сть-ян-ской се-мье. Обу-чал-ся резь-бе по де-ре-ву на ме-бель-ной фаб-ри-ке Г. За-уэр-ма-на и в Шко-ле ху-дожественной резь-бы по де-ре-ву во Фленс-бур-ге (1884-1888 годы), за-тем ра-бо-тал в ка-че-ст-ве рез-чи-ка и ри-со-валь-щи-ка на ме-бель-ных фаб-ри-ках в Мюн-хе-не, Кар-лс-руэ (где од-но-вре-мен-но по-се-щал Шко-лу ху-дожественного ре-мес-ла) и Бер-ли-не.

В 1892-1897 годы пре-по-да-вал ри-су-нок в Про-мыш-лен-но-ре-мес-лен-ном му-зее в Санкт-Гал-ле-не (Швей-ца-рия), на-чал ин-те-ре-со-вать-ся современной литературой и искусством, так-же за-ни-мать-ся аль-пи-низ-мом. Уже в ран-нем твор-че-ст-ве об-ра-тил-ся к ак-ва-ре-ли, тех-ни-ку ко-то-рой всё вре-мя со-вер-шен-ст-во-вал (пей-за-жи; «Порт-рет мо-ло-дой де-вуш-ки», 1898 год, фонд Ноль-де, Зе-бюлль), пер-вая кар-ти-на мас-лом - «Гор-ные ве-ли-ка-ны» (1895-1896 годы). Ис-пол-нял так-же ри-сун-ки для «гор-ных поч-то-вых кар-то-чек».

Учил-ся в ху-дожесвтенной шко-ле Ф. Фе-ра в Мюн-хе-не (1898 год) и у А. Хёль-це-ля в Да-хау (1899 год), ос-во-ил тех-ни-ку офор-та. По-се-тил Ми-лан, Ве-ну; в му-зе-ях изу-чал твор-че-ст-во современных ху-дож-ни-ков. В 1899-1900 годы в Па-ри-же за-ни-мал-ся в ака-де-мии Р. Жю-лиа-на (1900 год), по-зна-ко-мил-ся с твор-че-ст-вом Э. Де-га, Э. Ма-не и В. Ван Го-га; на Все-мир-ной вы-став-ке 1900 года его осо-бый ин-те-рес при-влек-ли не-ев-ро-пей-ские куль-туры (искусство при-ми-ти-ва).

С 1902 года из-брал псев-до-ним по названием род-ной де-рев-ни; в 1903-1916 годы жил пре-имуществено на о. Аль-сен. В 1904-1905 годы по-се-тил Ита-лию; по воз-вра-ще-нии до-мой из-учал ра-бо-ты П. Го-ге-на на его пер-со-наль-ной вы-став-ке в Вис-ма-ре. В Бер-ли-не соз-дал се-рию гра-вюр «Фан-та-зии», от-ме-чен-ных свое-об-ра-зи-ем тех-ни-ки и вы-ра-зи-тель-но-стью ху-дожественного язы-ка. Яр-кий ко-ло-ризм и спон-тан-ность пись-ма его ран-них кар-тин («Вес-на в ком-на-те», 1904 год, фонд Ноль-де, и др.) при-влек-ли вни-ма-ние ху-дож-ни-ков дрез-ден-ско-го объ-е-ди-не-ния «Мост»; в 1906-1907 годы Э.Нольде вхо-дил в это объ-е-ди-не-ние. В 1907 году в Бер-ли-не по-зна-ко-мил-ся с Э. Мун-ком; из-бран членом бер-лин-ско-го Се-цес-сио-на (1908 год), по-сле раз-ры-ва с этим объ-е-ди-не-ни-ем стал од-ним из ор-га-ни-за-то-ров «Но-во-го Се-цес-сио-на» в Бер-ли-не (1910-1912 годы).

С конца 1900-х - начала 1910-х годов пол-но-стью скла-ды-ва-ет-ся не-по-вто-ри-мый твор-че-ский об-лик Э. Нольде как од-но-го из главных пред-ста-ви-те-лей немецкого экс-прес-сио-низ-ма . Пей-за-жи Э. Нольде по-ра-жа-ют свои-ми «цве-то-вы-ми бу-ря-ми», дра-ма-тической на-пря-жён-но-стью ви-де-ния ми-ра («Сад у Бур-хар-да», 1907 год, Вест-фаль-ский му-зей ис-то-рии искусства и куль-ту-ры, Мюн-стер; «Крас-ные и жёл-тые ро-зы», 1907 год, Му-зей Валь-ра-фа-Ри-хар-ца, Кёльн; «Ку-риль-щи-ца си-га-рет», 1907 год, фонд Ноль-де; «Сад цве-тов», 1908 год, Ху-дожесвтенный му-зей, Дюс-сель-дорф).

В се-рии «Осен-ние мо-ря» (I-XIX; 1910-1911 годы) он опе-ри-ру-ет гус-то на-ло-жен-ны-ми пла-ста-ми крас-ных, зе-лё-ных, ос-ле-пи-тель-но бе-лых кра-сок, тре-вож-но вспы-хи-ваю-щих на поч-ти чёр-ном фо-не и соз-даю-щих ощу-ще-ние фан-тас-ма-го-рич-но-сти при-ро-ды (к мор-ским пей-за-жам Э. Нольде бу-дет воз-вра-щать-ся на про-тя-же-нии все-го творческого пу-ти).

Од-но-вре-мен-но в ра-бо-тах, на-ве-ян-ных ноч-ной жиз-нью Бер-ли-на и те-ат-раль-ны-ми по-ста-нов-ка-ми М. Рейн-хард-та («В ноч-ном ка-фе», «За сто-лом с ви-ном», обе 1911 год; «Та-нец сре-ди све-чей», 1912 год, все - фонд Ноль-де), по-яв-ля-ет-ся гро-те-ск-но-фан-та-стическое на-ча-ло, по-лу-чив-шее даль-ней-шее раз-ви-тие в се-рии двух-фи-гур-ных ком-по-зи-ций с пер-со-на-жа-ми-мас-ка-ми («Вои-тель и жен-щи-на», 1913 год; «Принц и на-лож-ни-ца», 1918 год, обе - фонд Ноль-де; «Меч-та-тель», 1919 год, Му-зей Шпрен-гель, Ган-но-вер). В этих кар-ти-нах ху-дож-ник соз-да-ёт гро-те-ск-ную ти-по-ло-гию че-ло-ве-че-ских стра-стей и их столк-но-ве-ний в дра-ма-тических си-туа-ци-ях.

В 1911 году по-се-тил Бель-гию и Ни-дер-лан-ды с це-лью изу-че-ния кар-тин Рем-бранд-та и Ф. Хал-са; по-се-тил Дж. Эн-со-ра. Важ-ней-шее ме-сто в твор-че-ст-ве Э. Нольде 1909-1913 годы за-ни-ма-ет ре-лигиозная те-ма-ти-ка: цикл кар-тин «Тай-ная ве-че-ря» («При-час-тие»; Государственный му-зей ис-кусств, Ко-пен-га-ген), «Трои-ца» (Ста-рая национальная га-ле-рея, Бер-лин) и «По-ру-га-ние Хри-ста» (Му-зей объ-е-ди-не-ния «Мост», Бер-лин; все 1909 год); «Хри-стос и де-ти» (1910 год, Му-зей современного искусства, Нью-Йорк), трип-тих «Ле-ген-да о Ма-рии Еги-пет-ской» (Кун-ст-хал-ле, Гам-бург); 9-ча-ст-ный по-лип-тих «Жизнь Хри-ста» для церкви Ной-кир-хе в Ни-бюл-ле (1911-1912 годы, ны-не - в фон-де Ноль-де) - од-но из са-мых зна-чительных его про-из-ве-де-ний, в ко-то-ром еван-гель-ские об-ра-зы, па-ра-док-саль-но со-че-таю-щие гру-бую пер-во-здан-ность с ост-рой гро-те-ск-но-стью, на-де-ле-ны не-ис-то-вой си-лой эмо-ций - от ра-до-ст-но-го оза-ре-ния до бо-ли и стра-да-ния, а па-те-тическая си-ла кра-сок до-сти-га-ет сво-его апо-гея.

В 1913-1914 годы Э. Нольде со-вер-шил пу-те-ше-ст-вие в Но-вую Гви-нею (че-рез Рос-сию, Ки-тай, Ко-рею, Япо-нию, Фи-лип-пи-ны) в со-ста-ве эт-но-гра-фических экс-пе-ди-ции. Бо-га-тые впе-чат-ле-ния от зна-ком-ст-ва с эк-зо-ти-кой Вос-то-ка, куль-ту-рой и бы-том на-ро-дов Океа-нии вы-ра-зи-лись в его мно-го-численных ра-бо-тах («Тро-пи-че-ское солн-це», «Се-мья», обе - фонд Ноль-де; «Тро-пи-че-ский лес», там же и Гор. Кун-ст-хал-ле, Би-ле-фельд, все 1914 год; «На-тюр-морт», 1915 год, фонд Ноль-де). По воз-вра-ще-нии Э. Нольде с 1916 года по-се-лил-ся в до-ме «Утен-варф», не-да-ле-ко от род-ной де-рев-ни, с 1927 года до кон-ца жиз-ни жил в до-ме, по-стро-ен-ном по собств. про-ек-ту в Зе-бюл-ле, вре-мя от вре-ме-ни со-вер-шая по-езд-ки в ев-ропейские стра-ны (Ве-ли-ко-бри-та-нию, Фран-цию, Ита-лию, Швей-ца-рию; в Ис-па-нии изу-чал кар-ти-ны Д. Ве-ла-ске-са и Ф. Гойи и соз-дал боль-шое ко-ли-че-ст-во ак-ва-ре-лей).

В 1920-1930-е годы Э. Нольде про-дол-жал ра-бо-тать над ра-нее сло-жив-шим-ся те-ма-тическим ре-пер-туа-ром: северные пей-за-жи и ви-ды южных мо-рей («Мо-ре», 1930 год, га-ле-рея Тейт, Лон-дон), ти-пы-мас-ки, ком-по-зи-ции на ре-лигиозные сю-же-ты. Его жи-во-пис-ная кон-цеп-ция не ме-ня-ет-ся, но фор-мы ста-но-вят-ся бо-лее обоб-щён-ны-ми, фи-гу-ры стя-ги-ва-ют-ся в плот-ную ком-по-зицию («Ис-ку-ше-ние Ио-си-фа», 1921 год; «Иу-да у пер-во-свя-щен-ни-ков», 1922 год, обе - фонд Ноль-де). Ра-бо-тал так-же в тех-ни-ках ли-то-гра-фии («Ка-фе-шан-тан III», 1907 год, «Тан-цов-щи-ца», 1913 год, и др.) и гра-вю-ры на де-ре-ве [в т. ч. «Про-рок» (1912 год; см. иллюстрацию к статье Кси-ло-гра-фия), «Мо-ло-дая па-ра» (1917 год)].

Дис-кре-ди-та-ция при-шед-ши-ми к вла-сти в Гер-ма-нии на-цио-нал-со-циа-ли-ста-ми со-вре-мен-но-го («вы-ро-див-ше-го-ся») искусства бы-ла на-прав-ле-на пре-ж-де все-го про-тив Э. Нольде и Э. Бар-ла-ха. В 1937 гдоу вла-стя-ми бы-ли кон-фи-ско-ва-ны из му-зе-ев 1052 его ра-боты (часть со-жже-на). На мюн-хен-ской вы-став-ке «Де-ге-не-ра-тив-но-го ис-кус-ст-ва» (1937 год) бы-ло пред-став-ле-но 29 кар-тин Э. Нольде; в 1940 году большая часть ра-бот в его мас-тер-ской так-же бы-ла изъ-я-та, ху-дож-ни-ку бы-ло за-пре-ще-но за-ни-мать-ся твор-че-ст-вом. Э. Нольде от-ка-зал-ся эмиг-ри-ро-вать; в 1941 году был ис-клю-чён из Им-пер-ской па-ла-ты ис-кусств. Ху-дож-ник про-дол-жал ра-бо-тать втай-не; около 1 тыс. не-боль-ших ак-ва-ре-лей, соз-дан-ных им до кон-ца вой-ны, по-лу-чи-ли назв. «не-на-пи-сан-ных кар-тин». Ра-бо-тая пре-имущественно на по-рис-той бу-ма-ге, пред-ва-ри-тель-но ув-лаж-нён-ной, он вир-ту-оз-но ис-поль-зо-вал бо-га-тые воз-мож-но-сти ак-ва-ре-ли. Под его ки-стью спон-тан-но воз-ни-ка-ли ту-ман-ные, вол-ную-щие пей-за-жи, рас-пус-каю-щие-ся цве-ты, за-дум-чи-вые или смею-щие-ся ли-ца, фи-гу-ры за-га-доч-ных, фан-та-стических пер-со-на-жей. Слу-чай-ные на-плы-вы и сгу-ще-ния крас-ки в со-еди-не-нии с це-ле-на-прав-лен-ны-ми маз-ка-ми при-да-ют фор-ме осо-бую суг-ге-стив-ную вы-ра-зи-тель-ность («Не-рав-ная па-ра», «Муж-чи-ны и жен-щи-ны», «Го-ря-щая кре-пость», «Мо-ре и крас-ное солн-це», все - фонд Ноль-де). По-сле окон-ча-ния вой-ны по мо-ти-вам «не-на-пи-сан-ных кар-тин» Э. Нольде на-пи-сал свыше 100 по-ло-тен. По его за-ве-ща-нию, в Зе-бюл-ле в 1957 году ос-но-ван му-зей - фонд Ады (же-ны ху-дож-ни-ка) и Эми-ля Ноль-де.

Сочинения:

Briefe aus den Jahren 1894-1926 / Hrsg. M. Sauerlandt. B., 1927. Hamb., 1967;

Das eigene Le-ben, 1867-1902. 8. Aufl. Köln, 2002;

Jahre der Kämpfe, 1902-1914. 7. Aufl. Köln, 2002;

Welt und Heimat, 1913-1918. 4. Aufl. Köln, 2002;

Reisen, Ächtung, Befreiung, 1919-1946. 6. Aufl. Köln, 2002;

Mein Leben. 2. Aufl. Köln, 2008.

(1956-04-13 ) (88 лет)

Живопись

Напишите отзыв о статье "Нольде, Эмиль"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Нольде, Эмиль

– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.

В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.

Вскоре после завершения своего грандиозного Нольде начинает слеудующий цикл. Он не такой огромный, но всё равно и не одна картина - в этот раз это триптих, о святой Марии Египетской . Вообще-то выбор темы несколько странный (и это даже не вдаваясь в психоаналитические глубины) - Мария Египетская почитается в православных версиях христианства, известна, но гораздо менее чтима в католицизме, а уж про простестантские церкви мне вообще трудно что-то сказать - уж больно щекотлива её биография.

Вот тут Мария ещё вовсю блудодействует в притонах Александии:

Emil Nolde - Die Heilige Maria von Aegypten. Im Hafen von Alexandrien - Мария Египетская в Александрии (1912)

Вот тут -

она уже молится перед иконой храма в Иерусалиме

Emil Nolde - Die Heilige Maria von Aegypten - Моление Марии Египетской перед Храмом (1912)

А здесь её нетленный прах уже вот-вот погребёт в пустыне святой Зосима, при активном содействии льва.

Emil Nolde - St.Mary of Egypt in the Desert - Погребение Марии Египетской в Пустыни (1912)

Cуществует ещё одна картина про Марию Египетскую, на которой Зосима протягивает ей плащ, но она официально не входит в этот триптих.

До своего огромного, чуть было не написал - кругосветного - путешествия в Папуа Новую Гвинею и обратно в 1913-4 годах, Нольде написал ещё несколько библейских работ, например:

Emil Nolde - Die Heiligen Drei Konige (The Three Magi, Три Волхва) - (1912)

а также несколько "перерисовок", когда он рисовал картины с имеющихся у него в коллекции статуэток, вроде Мадонны с Младенцем или Иуды; есть даже одна мозаика с Мадoнной, которую он выложил по своему раннему рисунку в 1912 году.

Затем был нихилый такой закос под любовь трип больше года длинной; почти все написанные в нём работы конфисковывают в Порт Саиде (началась война, а Египет в то время ещё был британской колонией), хотя потом, много позже, ему удастся большую их часть вызволить.

Вернувшись в Берлин, Нольде начал осваивать новые для него темы - сибиряки России, другие туземцы (таки немецкий Гоген !), даже Будды какие-то замелькали на его картинках. Но вскоре он начал вновь писать и на библейские мотивы. Вот лишь несколько работ:

Emil Nolde - Saint Symeon and the Women - Симеон (Юродивый) с женщинами (1915)

С этой картиной могут возникнуть непонятки ; в христианстве существует целый ряд Св.Симеонов - например, Симеон Столпник , простоявший 37 лет на столпе, или Симеон Теолог - сочинитель гимнов. Но это не про них, а про так называемого Симеона Юродивого (или Simeon the Holy Fool), который умело косил под сумасшедшего, и на одной из страниц своей биографии действительно вломился голым в женское отделение бани. Видно, что версия Нольде несколько отличается от переполоха и быстрого изгнания, случившихся в оригинале.

Emil Nolde - Entry into Jerusalem - Восшествие в Иерусалим (1915)

Emil Nolde - The Last Judgement - Страшный Суд (1915)

Emil Nolde - Simeon Meets Mary in the Temple - Cимеон Богоприимец встречает Марию в Храме (1915)

А тут "шутник" Нольде изобразил совсем другого Симеона, так называемого Богоприимца ; к предыдущему он не имеет никакого отношения (хотя вот кто теперь знает? вдруг Нольде их неслучайно написал одного за другим?)

Emil Nolde - The Tribute Money (1915)

Это не очень широко известный, но милый сюжет из Матфея, когда Иисус, чтобы заплатить храмовый сбор, попросил Петра выловить рыбу, во рту которой должна была найтись монета в четыре драхмы.

Emil Nolde - Grablegung (Burial) - Погребение (1915)

Emil Nolde - Philistines - Филистимляне (1915)

Затем в библейских мотивах наступил большой перерыв (я не знаю, почему). Следующий большой всплеск случился в 1921 году, когда он создаёт свой очередной (а заодно и последний) триптих Мученичества (Martyrdom). Подобно Житиям , сохранился первоначальный набросок:

У меня сейчас есть репродукция только центральной части в цвете -

Левая и правая панели - черно-белые репродукции в моём собственном раскрасе:

Затем - Изгнание из Рая

Emil Nolde - Verlorenes Paradies (Paradise Lost) (1921)

Emil Nolde - Joseph"s Temptation - Исушения святого Иосифа (1921)

(Иосифа, в отличие от Антония, искушали не демоны, а вполне красивая женщина - точнее, не искушала, а соблазняла; ясно дело, он не поддался ).

Emil Nolde - Judas with the High Priests - Иуда с Первосященниками (1922)

Ещё одно Поклонение волхвов

Emil Nolde - Anbetung (Adoration) (1922)

В последующие годы он написал ещё несколько работ, но у меня нет их репродукций. В 1926 пишутся Грешники и Благовещение (последней тоже нет)

Emil Nolde - Die Sünderin (The Sinner) (1926)

Затем снова перерыв, до 1929, в котором опять пишется несколько работ сразу, включая красивейшую

Emil Nolde - So Ihr Nicht Werdet Wie Die (Except Ye Become as Little Children) (1929)

На русский это переводится как "истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное" .

Вслед за этой работой он Нольде пишет очень странную работу, которые даже неплохо относящиеся к его творчеству критики посчитали "выходящей за рамки". Эта картина сейчас называется Экстаз (но опять, это не оригинал, а раскрашенный мной ч/б).

Изначально планировалось, что это буде Непорочное Зачатие (Immaculate Conception) (ах, если бы тут было зеркало!).

Но потом, видимо, даже у Нольде дрогнула рука или что там обычно дрожжит, и он заменил название на Экстаз.

"... The last painting is rather strange, I was thinking of something like the Immaculate Conception, in deep yellow and glowing red, violet and... - should one not be able, and allowed to paint something like that, too".

В 1931м пишется милый Отшельник на Дереве

Emil Nolde - Eremit in Baum (Hermit in Tree) (1931)

но и ещё несколько работ. В 1933 - очередное Поклонение

Emil Nolde - The Adoration of Magi (1933)

В 1940м, уже после осуждения и позорящего показа его работа на Дегенеративном Искусстве, и совсем незадолго до запрета писать и продавать картины он пишет Садовника - технически, может, и не библейская работа, но которой хорошо бы завершить библейский ряд.

Emil Nolde - The Great Gardener (1940)

Ан нет, после войны он напишет ещё несколько картин (которых, у меня пока нет, правда).

Как я и говорил, это далеко не все работы, посколько Нольде много писал и акварелей, и гравюр, а это часть его творчества мне пока вообще мало знакома.

Какие тут можно сделать выводы? Ну, налицо "большая роль в творчестве", я как-то не знал про это. Очень, очень странный выбор тем, раздолье и разгулье для психоаналитиков. Может, и не очень очевидная, но какая-то связь с коммерческим успехом (эти работы намного лучше продавались, чем в среднем у него). И самое важное (но труднее всего артикулируемое) - их влияние на его уход от реализма, в самых разных смыслах, и приход - я даже не хочу это называть эспрессионизму, это бестолковое слово - а к какому-то фантазму, к его совершенно нечеловеческому, но при этом как раз глубоко-человеческому эмоционализму .

«Одинокий волк» Эмиль Нольде (Emil Nolde, 1867-1956) не любил, когда его называли экспрессионистом, и искренне радовался тому, что на это звание претендовали футуристы и конструктивисты. Один из лучших немецких художников, он не желал делить свое искусство с другими, неохотно примыкал к творческим объединениям, всегда был недоволен собой и считал живопись смыслом жизни.

О том, что некий мальчик Ганс Эмиль Хансен станет великим художником, его родные догадывались по картинам, которые он рисовал мелом на стенах хозяйственных построек. Малыш «создавал» их в свободное от работы время, а большую часть дня проводил, трудясь на благо своей несостоятельной семьи. Это надолго закрыло для него дорогу в искусство. Только в зрелом возрасте Эмиль Хансен вновь занялся рисованием под псевдонимом, который стал известен во всем мире.

Это произошло в 1902 году, когда художник женился на актрисе Аде Вилструп и вместе с ней переехал в Берлин. Вдохновленный тихими радостями семейной жизни, Эмиль много работал, что позволило ему заявить о себе как о талантливом художнике.

За несколько лет до этого Нольде создал открытки с изображением швейцарских гор, которые очень нравились людям и расходились огромными тиражами. Деньги от их продажи позволили Эмилю заняться профессиональным художественным образованием. И, несмотря на то, что его учебу сложно назвать систематической, молодой человек очень упорно трудился и постоянно расширял круг своих интересов.
В сюжетах первых работ Нольде преобладали библейские мотивы и природная тематика, что было вполне естественно для человека, воспитанного в религиозной семье и проживающего на живописном севере. Даже псевдоним художник взял в честь небольшой деревни, суровые пейзажи которой навсегда покорили его меланхолический разум.

В природе Нольде нет места декоративности, а ее «дикая» красота сконцентрирована на сущности окружающего мира. Даже переписывая в двадцатый раз картину «Осеннее море», художник стремился не столько к тому, чтобы запечатлеть разные состояния стихии, сколько пытался передать прямую связь между неизменным духом природы и собственной душой.

Энергию мира Нольде представлял в цвете, считая его главным выразительным средством. А у природы художник «заимствовал» краски, без которых не мыслил ни один свой пейзаж. Об этом пристрастии Эмиля однажды писал его современник Вильгельм Гаузенштейн:

«Нольде пишет горячими красками, которые как будто выломаны прямо из грубой земли, взяты из глубины лиловых озер, выдавлены из волчьих ягод»

В колористических и сюжетных решениях Нольде был близок эстетике творческой группы «Мост». Это объединение стало одним из немногих, программу которого художник принимал. Он был участником всех «мостовских» выставок и лично помогал в разработке манифеста. Свое искусство Эмиль Нольде делил с экспрессионистами «Моста» на протяжении полутора лет, после чего покинул группу, но не потерял связей с бывшими товарищами.

При этом Нольде все менее охотно выбирался на публичные мероприятия, был редким гостем на выставках и все чаще уединялся в четырех стенах собственного дома. Такие резкие перемены с художником произошли в 1909 году, тогда же в его творчестве появилась религиозная тема, и он написал ряд картин на библейские сюжеты.

Герои работ «Тайная вечеря», «Распятие» и «Положение во гроб» находятся в непосредственной близости к зрителю, из-за чего складывается стойкое убеждение в том, что древняя история свершается прямо здесь и сейчас.

От высоких и духовных тем Нольде сделал смелый шаг в пропасть грубости и фантасмагории. Этим отличались картины, связанные с темой «большого города», на которых художник изобразил Гамбург низов общества, населенный китайскими матросами и развеселившимися в ближайшем ресторане парочками. Такой мир тоже привлекал Эмиля, поэтому в 1913 году он совершил путешествие в Новую Гвинею, побывав заодно в России, Японии и Китае.

Нольде с каждым днем укреплял свои позиции в художественных кругах, его признавало общество, ему благоволили критики. Он, никогда не интересующийся политикой, был настолько одержим своим творчеством, что не заметил, как оно оказалось связанным с идеей немецкого национального духа. С 1920 года Эмиль Нольде, считающий себя истинным немцем и не смирившийся с участью быть датским подданным, вступил в партию национал-социалистов.

Но надежды художника на союз тоталитарного режима с подлинным искусством потерпели крах. Безусловно, первое время правящие круги Германии принимали экспрессионизм, и Нольде пользовался популярностью. Но очень скоро он заметил негативные изменения, происходившие в его стране, и все больше боялся потерять свое «место под солнцем». Он использовал любые средства, чтобы утвердиться как настоящий немецкий художник и подтвердить свою лояльность режиму. В ход пошли даже доносы на коллег, в которых указывалось на их неарийское происхождение. Так Нольде стал единственным крупным модернистом, который встал на сторону нацизма.

Но даже такие отчаянные перемены не спасли художника. В 1937 году модернизм и его течения в Германии были объявлены «дегенеративным искусством», а все модернистские творения подлежали изъятию. Всего пострадали около 1400 художников и 20 тысяч произведений искусства. И «лидером» в этом безумном списке стал сам Эмиль Нольде. У него конфисковали более 1000 картин, одни из которых были сожжены, другие – проданы. Правда, некоторые полотна автору удалось вернуть.

На этом разбирательство с так называемым представителем «дегенеративного искусства» не закончилось. В августе 1941 году его исключили из Имперской палаты изобразительных искусств и запретили заниматься профессиональной художественной деятельностью.

Нольде переселился из Берлина в Гольштейн, где построил дом-мастерскую. Здесь художник тайком от инспектора работал над маленькими акварелями. Он не рисовал маслом, опасаясь, что его «выдаст» специфический запах краски. Несмотря на домашний арест, Эмиль Нольде создал почти 1300 акварелей, которые он называл «ненаписанными картинами».

О художнике вновь заговорили и признали его выдающийся талант в послевоенное время. В 1950 году он получил премию Венецианской биеннале, а через три года правительство ФРГ наградило его медалью «За заслуги в области науки и искусств».

В то время Эмиль Нольде стал еще реже выходить из дома, отдавая всего себя искусству. В своей студии он трудился до 15 апреля 1956 года – последнего дня, когда художник держал в руках кисть и выводил ею замысловатый узор на холсте.