Рувим Исаевич Фраерман

Фраерман Рувим Исаевич - прозаик.

С 1916 - студент Харьковского технологического института. В 1917 для прохождения производственной практики отправился на Дальний Восток, где его застали события революции и Гражданской войны. В Николаевске вступил в ряды амурских партизан, сотрудничал в партизанской газ. «Красный клич», затем был назначен комиссаром партизанского отряда, в задачу которого входила охрана побережья от японских интервентов и установление советской власти среди местного населения - эвенков (старое название тунгусы), нивхов (гиляки), нанайцев (гольды) и др. «С этим партизанским отрядом,- вспоминал писатель уже в 1970-е в автобиографическом очерке "Поход", - я прошел тысячи километров... по непроходимой тайге на оленях... Я узнал и полюбил всем сердцем и величественную красоту этого края, и ее бедные, угнетенные при царизме народы. Особенно я полюбил тунгусов, которые в нужде и бедствиях сумели сохранить в чистоте свою душу, любили тайгу, знали ее законы и "вечные законы дружбы человека с человеком"». Вместе с отрядом, присоединившимся позднее к регулярным частям Красной Армии, он оказался в Якутске, где занимался редактированием газеты «Ленский коммунар» и в качестве ее корреспондента был послан на Сибирский съезд работников печати в Новониколаевск (старое название Новосибирска).

В Новосибирске произошла встреча с Ем. Ярославским , который, по признанию писателя, сыграл немалую роль в его творческой судьбе: он был «полон всяких журналистских планов, литературных интересов» и привлек его к работе по созданию журнала «Сибирские огни».

В 1921 Фраерман поехал в Москву на республиканский съезд и по рекомендации Ем.Ярославского был принят на работу в Российское телеграфное агентство: начался новый - московский - период его жизни. Но истоки творческого пути писателя лежат в Сибири, именно здесь началась его литературная деятельность, сначала на страницах партизанских газет, затем в «Советской Сибири», где, по воспоминаниям В.С.Фраерман, Ярославский напечатал и первое стихотворение Фраерман «Белоруссия», и далее - в журнале «Сибирские огни». И уехав из Сибири, он долгое время не порывал с ее литературной жизнью, о чем красноречиво свидетельствует такой, например, факт: в 1925 он прислал заявление с просьбой принять его в ССП (Союз сибирских писателей). На страницах «Сибирских огней» в 1924 появляется первое прозаическое произведение писателя - повесть «Огневка» (№3), в 1925 - повесть «На мысу» (№1), в 1926 - рассказ «Соболя» и большое сюжетное стихотворение «На рассвете» (№1-2), в 1933 (№3-4, 5-6) - повесть «Афанасий Олешек (Охотская повесть)», выходившая позднее под названием «Никичен».

Уже став широко известным литератором, Фраерман признается в «добром чувстве» к известному в стране сибирскому журналу, подчеркнет, какой хорошей творческой школой явилось сотрудничество с ним. Сибирь в целом стала мощной побудительной силой его творческого развития. Почерпнутый здесь жизненный опыт, необыкновенной глубины и яркости впечатления стали неисчерпаемым источником мотивов, сюжетов и образов, определили эмоциональный тон и внутренний пафос его произведений. Способность видеть поэтически-притягательный облик действительности в ее буднях и повседневности, умение передать красоту, обаяние и душевное богатство простого человека, к какой бы национальной среде он ни принадлежал, при этом - особое внимание к быту, обычаям, психологии сибирских народов предстают как характерные черты творческого мира Фраермана. Тяготение к лирико-по-этической тональности повествования, эмоционально-приподнятому изобразительному стилю дало основание К.Паустовскому причислить его к писателям социалистического романтизма. В отличие от многих современных ему писателей революцию и Гражданскую войну он увидел не в столкновении непримиримых классовых сил и неостановимой вражды двух миров, а в пафосе героики и веры в неизбежное обновление жизни. В полной мере это относится к лучшим его произведениям на инонациональную тему - повестям «Васька-гиляк» (1929) и «Афанасий Олешек» (1933). В 1934 Фраерман вместе с А.Фадеевым, П.Павленко и А.Гидашем, откликнувшись на призыв только что прошедшего I съезда писателей быть ближе к жизни, снова приехал на Дальний Восток: под впечатлением от этой поездки написаны рассказ «Несчастье Ан Сенена» (1935) и повесть «Шпион» (1937). Отмеченные неповторимые колоритом картин национальной жизни, богатством и точностью этнографических деталей, органичным включением в развитие действия элементов приключенческого жанра, легкой иронией изображения встречи «детей природы» с цивилизацией, «Повести о Дальнем Востоке» были переизданы в 1938, и критика отметила «большое живописное мастерство» писателя.

Более всего Фраерман известен читателю как автор повести «Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви» (1939). Вышедшая из печати в суровые для страны годы сталинских репрессий и предвоенного напряжения международной обстановки, она захватывала глубиной лирико-романтического тона в изображении свежести и чистоты первой любви, сложного мира «переходного возраста» - расставания с детством и вступления в мятежный мир юности. Привлекала авторская убежденность в непреходящей ценности простых и естественных человеческих чувств - привязанности к родному дому, семье, природе, верности в любви и дружбе, межнациональному сообществу. В 1962 по мотивам повести был создан одноименный фильм.

В годы Великой Отечественной войны Фраерман вступил в ряды народного ополчения, участвовал в боях, сотрудничал в армейской газ. Военная тема нашла отражение в рассказе-очерке «Подвиг в майскую ночь» (1944) и повести «Дальнее плавание» (1946). В первые послевоенные годы написана (совместно с П.Зайкиным) историко-биографическая повесть «Жизнь и необыкновенные приключения капитана-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца» (1946-48), где тщательности архивных изысканий не противоречит такая устойчивая черта творческого почерка писателя, как использование элементов приключенческого жанра. К годам революции и Гражданской войны на Дальнем Востоке возвращает его роман «Золотой василек» (1963). Перу Фраермана принадлежат многочисленные - в разных жанрах - произведения для детей: сб. «Желанный цветок» (1953), представляющий собой обработку китайских и тибетских сказок, книга об А.Гайдаре «Любимый писатель детей» (1964), книга очерков «Испытание души» (1966) и др. Произведения Фраермана переведены на языки народов СССР и иностранные языки.

Цельное и объективное представление о творчестве Фраермана затруднено в силу нескольких обстоятельств, обретших в литературоведении неправомерную устойчивость. Одно из распространенных заблуждений связано с представлением о Фраермане как исключительно детском писателе, что сужает диапазон исследовательской мысли о нем, мешает понять особенности его творческой эволюции, неизбежно обрекает на односторонность и прямолинейность суждений о ней. Лирико-ро-мантическая окрашенность повествования, свежесть чувств, чистота и непосредственность эмоционального тона его произведений много способствовали тому, чтобы они особенно полюбились детям, но, как известно, такого рода «художественные особенности» никогда не были противопоказаны и эстетическим вкусам взрослого читателя. Многое из того, что появилось в «Детгизе», в действительности имеет более широкую адресованность. Но дело не только в этом. Писателю принадлежат и такие вещи, которые ни в какой мере детям не предназначались, и уж во всяком случае начинался Фраерман отнюдь не как детский писатель. Эта односторонность отношения к писателю проистекает во многом из-за разорванности его творческого пути, неполноты представлений о раннем периоде творчества, из-за несобранности произведений воедино. Даже на исходе его жизненного пути возникал недоуменный вопрос: один и тот же ли это Фраерман, который написал «Дикую собаку Динго...» и который сотрудничал в сибирской прессе. «Весной 1971 года,- рассказывает писатель,- когда я был в Переделкино, подошел ко мне сибирский писатель-историк тов.Шелагинов и спросил меня - не тот ли я Фраерман, который в 1929 году в Ново-Николаевске давал для газеты "Советская Сибирь" отчеты о процессе барона Унгерна. Я ответил, что я и есть тот самый Фраерман, что я действительно работал секретарем "Советской Сибири"...» (см. очерк «Поход» в книге «Жизнь и творчество Р.Фраермана»).

Л.П.Якимова

Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 3. П - Я. с. 592-594.

Далее читайте:

Русские писатели и поэты (биографический справочник).

Сочинения:

Избранное. М., 1958;

Готовы ли вы к жизни? М., 1962;

Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви: избранные повести. М., 1973.

Литература:

Блинкова М. Р.И.Фраерман: критико-биографический очерк. М., 1959;

Николаев В.Н. Путник, шагающий рядом: Очерк творчества В.Фраермана. М., 1974;

Жизнь и творчество Р.Фраермана / сост. Вл.Николаев и В.С.Фраерман. М., 1981;

Якимова Л. «...Чувство края как целого». Сибирский мотив в творчестве Р.И.Фраермана // Литература и литераторы Сибири. Новосибирск, 1988.

Рувим Фраерман

Батумская зима 1923 года ничем не отличалась от обычных тамошних зим. Как всегда, лил, почти не переставая, теплый ливень. Бушевало море. Над горами клубился пар.

На раскаленных мангалах шипела баранина. Едко пахло водорослями прибой намывал их вдоль берега бурыми валами. Из духанов сочился запах кислого вина. Ветер разносил его вдоль дощатых домов, обитых жестью.

Дожди шли с запада. Поэтому стены батумских домов, выходившие на запад, обивали жестью, чтобы они не гнили.

Вода хлестала из водосточных труб без перерыва по нескольку суток. Шум этой воды был для Батума настолько привычным, что его уже перестали замечать.

В такую вот зиму я познакомился в Батуме с писателем Фраерманом. Я написал слово «писатель» и вспомнил, что тогда ни Фраерман, ни я еще не были писателями. В то время мы только мечтали о писательстве, как о чем-то заманчивом и, конечно, недостижимом.

Я работал тогда в Батуме в морской газете «Маяк» и жал в так называемом «бордингаузе» – гостинице для моряков, отставших от своих пароходов.

Я часто встречал на улицах Батума низенького, очень быстрого человека со смеющимися глазами Он бегал по городу в старом черном пальто. Полы пальто развевались от морского ветра, а карманы были набиты мандаринами Человек этот всегда носил с собой зонтик, но никогда его не раскрывал Он просто забывал это делать.

Я не знал, кто этот человек, но он нравился мне своей живостью и прищуренными веселыми глазами. В них, казалось, все время перемигивались всякие интересные и смехотворные истории.

Вскоре я узнал, что это – батумский корреспондент Российского телеграфного агентства – РОСТА и зовут его Рувим Исаевич Фраерман Узнал и удивился потому, что Фраерман был гораздо больше похож на поэта, чем на журналиста.

Знакомство произошло в духане с несколько странным названием «Зеленая кефаль» (Каких только названий не было тогда у духанов, начиная от «Симпатичного друга» и кончая «Не заходи, пожалуйста».)

Был вечер Одинокая электрическая лампочка то наливалась скучным огнем, то умирала, распространяя желтоватый сумрак.

За одним из столиков сидел Фраерман с известным всему городу вздорным и желчным репортером Соловейчиком.

Тогда в духанах полагалось сначала бесплатно пробовать все сорта вина, а потом уже, выбрав вино, заказать одну-две бутылки «за наличный расчет» и выпить их с поджаренным сыром сулугуни.

Хозяин духана поставил на столик перед Соловейчиком и Фраерманом закуску и два крошечных персидских стаканчика, похожих на медицинские банки. Из таких стаканчиков в духанах всегда давали пробовать вино.

Желчный Соловейчик взял стаканчик и долго, с презрением рассматривал его на вытянутой руке.

– Хозяин, – сказал он, наконец, угрюмым басом, – дайте мне микроскоп, чтобы я мог рассмотреть, стакан это или наперсток.

После этих слов события в духане начали разворачиваться, как писали в старину, с головокружительной быстротой.

Хозяин вышел из за стойки. Лицо его налилось кровью В глазах сверкал зловещий огонь. Он медленно подошел к Соловейчику и спросил вкрадчивым, но мрачным голосом:

– Как сказал?

Микроскопий Соловейчик не успел ответить.

– Нет для тебя вина! – закричал страшным голосом хозяин, схватил за угол скатерть и сдернул ее широким жестом на пол – Нет! И не будет! Уходи, пожалуйста!

Бутылки, тарелки, жареный сулугуни – все полетело на пол Осколки со звоном разлетелись по всему духану За перегородкой вскрикнула испуганная женщина, а на улице зарыдал, икая, осел.

Посетители вскочили, зашумели, и только один Фраерман начал заразительно хохотать.

Он смеялся так искренне и простодушно, что постепенно развеселил и всех посетителей духана А потом и сам хозяин, махнув рукой, заулыбался, поставил перед Фраерманом бутылку лучшего вина – изабеллы – и сказал примирительно Соловейчику:

– Зачем ругаешься? Скажи по-человечески Разве русского языка не знаешь?

Я познакомился после этого случая с Фраерманом, и мы быстро сдружились Да и трудно было не подружиться с ним – человеком открытой души, готовым пожертвовать всем ради дружбы.

Нас объединила любовь к поэзии и литературе. Мы просиживали ночи напролет в моей тесной каморке и читали стихи. За разбитым окном шумело во мраке море, крысы упорно прогрызали пол, порой вся наша еда за день состояла из жидкого чая и куска чурека, но жизнь была прекрасна Чудесная действительность дополнялась строфами Пушкина и Лермонтова, Блока и Багрицкого (его стихи тогда впервые попали в Батум из Одессы), Тютчева и Маяковского.

Мир для нас существовал, как поэзия, а поэзия – как мир.

Молодые дни революции шумели вокруг, и можно было петь от радости перед зрелищем счастливой дали, куда мы шли вместе со всей страной.

Фраерман недавно приехал с Дальнего Востока, из Якутии. Там он сражался в партизанском отряде против японцев. Длинные батумские ночи были заполнены его рассказами о боях за Николаевск-на-Амуре, об Охотском море, Шантарских островах, буранах, гиляках и тайге.

В Батуме Фраерман начал писать свою первую повесть о Дальнем Востоке. Называлась она «На Амуре». Потом, после многих авторских придирчивых исправлений, она появилась в печати под названием «Васька-гиляк». Тогда же в Батуме Фраерман начал писать свой «Буран» – рассказ о человеке в гражданской войне, повествование, полное свежих красок и отмеченное писательской зоркостью.

Удивительной казалась любовь Фраермана к Дальнему Востоку, его способность ощущать этот край как свою родину. Фраерман родился и вырос в Белоруссии, в городе Могилеве-на-Днепре, и его юношеские впечатления были далеки от дальневосточного своеобразия и размаха – размаха во всем, начиная от людей и кончая пространствами природы.

Подавляющее большинство повестей и рассказов Фраермана написаны о Дальнем Востоке. Их с полным основанием можно назвать своего рода энциклопедией этой богатой и во многих своих частях еще неведомой нам области Советского Союза.

Книги Фраермана – совсем не краеведческие. Обычно, книги по краеведению отличаются излишней описательностью. За чертами быта жителей, за перечислением природных богатств края и всех прочих его особенностей исчезает то, что является главным для познания края – чувство края, как целого. Исчезает то особое поэтическое содержание, которое присуще каждой области страны.

Поэзия величавого Амура совершенно иная, чем поэзия Волги, а поэзия тихоокеанских берегов очень разнится от поэзии Черноморья. Поэзия тайги, основанная на ощущении непроходимых девственных лесных пространств, безлюдия и опасности, конечно, иная, чем поэзия среднерусского леса, где блеск и шум листвы никогда не вызывает чувства затерянности среди природы и одиночества.

Книги Фраермана замечательны тем, что очень точно передают поэзию Дальнего Востока. Можно открыть наугад любую из его дальневосточных повестей – «Никичен», «Ваську-гиляка», «Шпиона» или «Собаку Динго» и почти на каждой странице найти отблески этой поэзии. Вот отрывок из «Никичен».

«Никичен вышла из тайги. Ветер пахнул ей в лицо, высушил росу на волосах, зашуршал под ногами в тонкой траве. Кончился лес. Его запах и тишина остались за спиной Никичен. Только одна широкая лиственница, словно не желая уступать морю, росла у края гальки и, корявая от бурь, качала раздвоенной вершиной. На самой верхушке сидел, нахохлившись, орел-рыболов. Никичен тихо обошла дерево, чтобы не потревожить птицу. Кучи наплавного леса, гниющих водорослей и дохлой рыбы обозначали границу высоких приливов. Пар струился над ними. Пахло влажным песком. Море было мелко и бледно. Далеко у воды торчали скалы. Над ними серыми стаями носились кулики. Между камнями ворочался прибой, качая листья морской капусты. Его шум окутал Никичен. Она слушала. Раннее солнце отражалось в ее глазах. Никичен взмахнула арканом, будто хотела накинуть его на эту тихую зыбь, и сказала: „Капсе дагор, Ламское море!“ (Здравствуй, Ламское море!)»

Прекрасны и полны свежести картины леса, рек, сопок, даже отдельных цветов-соранок – в «Собаке Динго».

Весь край в рассказах Фраермана как бы появляется из утреннего тумана и торжественно расцветает под солнцем. И, закрывая книгу, мы чувствуем себя наполненными поэзией Дальнего Востока.

Но главное в книгах Фраермана – это люди. Пожалуй, никто из наших писателей еще не говорил о людях разных народностей Дальнего Востока – о тунгусах, гиляках, нанайцах, корейцах – с такой дружеской теплотой, как Фраерман. Он вместе с ними воевал в партизанских отрядах, погибал от гнуса в тайге, спал у костров на снегу, голодал и побеждал. И Васька-гиляк, и Никичен, и Олешек, и мальчик Ти-Суеви и, наконец, Филька – все эти кровные друзья Фраермана, люди преданные, широкие, полные достоинства и справедливости.

Если до Фраермана существовал только один образ замечательного дальневосточного следопыта и человека – Дерсу Узала из книги Арсеньева об Уссурийском крае, то сейчас Фраерман утвердил этот обаятельный и сильный образ в нашей литературе.

Конечно, Дальний Восток дал Фраерману только материал, пользуясь которым он раскрывает свою писательскую сущность, высказывает свои мысли о людях, о будущем и передает читателям свою глубочайшую веру в то, что свобода и любовь к человеку – это главное, к чему мы должны всегда стремиться. Стремиться на том, как будто коротком, но значительном отрезке времени, который мы зовем «своей жизнью».

Стремление к усовершенствованию самого себя, к простоте человеческих отношений, к пониманию богатств мира, к социальной справедливости проходит через все книги Фраермана и выражено им в словах простых и искренних.

Выражение «добрый талант» имеет прямое отношение к Фраерману. Это-талант добрый и чистый. Поэтому Фраерману удалось с особой бережностью прикоснуться к таким сторонам жизни, как первая юношеская любовь.

Книга Фраермана «Дикая собака Динго, или повесть о первой любви» – это полная света, прозрачная поэма о любви между девочкой и мальчиком. Такая повесть могла быть написана только хорошим психологом.

Поэтичность этой вещи такова, что описание самых реальных вещей сопровождается ощущением сказочности.

Фраерман не столько прозаик, сколько поэт. Это определяет многое как в его жизни, гак и в творчестве.

Сила воздействия Фраермана и заключена главным образом в этом его поэтическом видении мира, в том, что жизнь предстает перед нами на страницах его книг в своей прекрасной сущности. Фраермана с полным основанием можно причислить к представителям социалистического романтизма.

Может быть, поэтому Фраерман иной раз предпочитает писать для юношества, а не для взрослых. Непосредственное юношеское сердце ему ближе, чем умудренное опытом сердце взрослого человека.

Как-то так случилось, что с 1923 года жизнь Фраермана довольно тесно переплеталась с моей и почти весь его писательский путь прошел у меня на глазах. В его присутствии жизнь всегда оборачивалась к вам своей привлекательной стороной. Даже если бы Фраерман не написал ни одной книги, то одного общения с ним было бы достаточно, чтобы погрузиться в веселый и неспокойный мир его мыслей и образов, рассказов и увлечений.

Сила рассказов Фраермана усиливается его тонким юмором. Этот юмор то трогателен (как в рассказе «Писатели приехали»), то резко подчеркивает значительность содержания (как в рассказе «Путешественники вышли из города»). Но кроме юмора в своих книгах, Фраерман еще удивительный мастер юмора в самой жизни, в своих устных рассказах. Он широко владеет даром, который встречается не так уж часто, – способностью относиться с юмором к самому себе.

Самая глубокая, самая напряженная деятельность человека может и даже должна сопровождаться живым юмором. Отсутствие юмора свидетельствует не только о равнодушии ко всему окружающему, но и об известной умственной тупости.

В жизни каждого писателя бывают годы спокойной работы, но бывают иногда годы, похожие на ослепительный взрыв творчества. Одним из таких подъемов, таких «взрывов» в жизни Фраермана и ряда других, родственных ему по духу писателей, было начало тридцатых годов. То были годы шумных споров, напряженной работы, нашей писательской молодости и, пожалуй, наибольших писательских дерзаний.

Сюжеты, темы, выдумки и наблюдения бродили в нас, как молодое вино. Стоило сойтись за банкой свинобобовых консервов и кружкой чая Гайдару, Фраерману и Роскину, как тотчас же возникало поразительное соревнование эпиграмм, рассказов, неожиданных мыслей, поражавших своей щедростью и свежестью. Смех порой не затихал до утра. Литературные планы возникали внезапно, тотчас обсуждались, приобретали порой фантастические очертания, но почти всегда выполнялись.

Тогда уже все мы вошли в широкое русло литературной жизни, уже выпускали книги, но жили все так же, по-студенчески, и временами Гайдар или Роскин, или я гораздо сильнее, чем своими напечатанными рассказами, гордились тем, что нам удалось незаметно, не разбудив бабушку Фраермана, вытащить ночью из буфета последнюю припрятанную ею банку консервов и съесть их с невероятной быстротой. Это было, конечно, своего рода игрой, так как бабушка – человек неслыханной доброты – только делала вид, что ничего не замечает.

То были шумные и веселые сборища, но никто из нас не мог бы допустить и мысли, что они возможны без бабушки, – она вносила в них ласковость, теплоту и порой рассказывала удивительные истории из своей жизни, прошедшей в степях Казахстана, на Амуре и во Владивостоке.

Гайдар всегда приходил с новыми шутливыми стихами. Однажды он написал длинную поэму обо всех юношеских писателях и редакторах Детского издательства. Поэма эта затерялась, забылась, но я помню веселые строки, посвященные Фраерману:

В небесах над всей вселенной,

Вечной жалостью томим

Зрит небритый, вдохновенный,

Всепрощающий Рувим…

Это была дружная семья – Гайдар, Роскин, Фраерман, Лоскутов. Их связывала и литература, и жизнь, и подлинная дружба, и общее веселье.

Это было содружество людей, преданных без страха и упрека своему писательскому делу. В общении выковывалась общность взглядов, шло непрерывное формирование характеров, как будто сложившихся, но всегда юных. И в годы испытаний, в годы войны все, кто входил в эту писательскую семью своим мужеством, а иные и героической смертью доказали силу своего духа.

Вторая полоса жизни Фраермана после Дальнего Востока была накрепко связана со Средней Россией.

Фраерман – человек, склонный к скитальчеству, исходивший пешком и изъездивший почти всю Россию, нашел, наконец, свою настоящую родину Мещерский край, лесной прекрасный край к северу от Рязани.

Этот край является, пожалуй, наилучшим выражением русской природы с ее перелесками, лесными дорогами, поемными приобскими лугами, озерами, с ее широкими закатами, дымом костров, речными зарослями и печальным блеском звезд над спящими деревушками, с ее простодушными и талантливыми людьми-лесниками, паромщиками, колхозниками, мальчишками, плотниками, бакенщиками. Глубокая и незаметная на первый взгляд прелесть этой песчаной лесной стороны совершенно покорила Фраермана.

С 1932 года каждое лето, осень, а иногда и часть зимы Фраерман проводит в Мещерском крае, в селе Солотче, в бревенчатом и живописном доме, построенном в конце девятнадцатого века гравером и художником Пожалостиным.

Постепенно Сологча стала второй родиной и для друзей Фраермана. Все мы, где бы мы ни находились, куда бы нас ни забрасывала судьба, мечтали о Солотче, и не было года, когда бы туда, особенно по осени, не приезжали на рыбную ловлю, на охоту или работать над книгами и Гайдар, и Роскин, и я, и Георгий Шторм, и Василий Гроссман, и многие другие.

Старый дом и все окрестности Солотчи полны для рас особого обаяния. Здесь были написаны многие книги, здесь постоянно случались всяческие веселые истории, здесь в необыкновенной живописности и уюте сельского быта все мы жили простой и увлекательной жизнью. Нигде мы так тесно не соприкасались с самой гущей народной жизни и не были так непосредственно связаны с природой, как там.

Ночевки в палатке вплоть до ноября на глухих озерах, походы на заповедные реки, цветущие безбрежные луга, крики птиц, волчий вой, – все – это погружало нас в мир народной поэзии, почти в сказку и вместе с тем в мир прекрасной реальности.

Мы с Фраерманом исходили многие сотни километров по Мещерскому краю, но ни он, ни я не можем считать, положа руку на сердце, что мы его знаем. Каждый год он открывал перед нами все новые красоты и становился все интереснее-вместе с движением нашего времени.

Невозможно припомнить и сосчитать, сколько ночей мы провели с Фраерманом то в палатках, то в избах, то на сеновалах, то просто на земле на берегах Мещерских озер и рек, в лесных чащах, сколько было всяких случаев то опасных, то трагических, то смешных, – сколько мы наслышались рассказов и небылиц, к каким богатствам народного языка мы прикоснулись, сколько было споров и смеха, и осенних ночей, когда особенно легко писалось в бревенчатом доме, где на стенах прозрачными каплями темного золота окаменела смола.

Писатель Фраерман неотделим от человека. И человек неотделим от писателя. Литература призвана создавать прекрасного человека, и к этому высокому делу Фраерман приложил свою умелую и добрую руку. Он щедро отдает свой талант величайшей задаче для каждого из нас – созданию счастливого и разумного человеческого общества.

Рувим Исаевич Фраерман родился 22 (10) сентября 1891 года в Могилёве. Отцу, мелкому подрядчику, пришлось по долгу службы много путешествовать, и он часто брал с собой в поездки сына. Этим путешествиям писатель обязан своими первыми детскими впечатлениями. Однако кочевая жизнь послужила причиной того, что Рувим довольно поздно начал учёбу в Могилёвском реальном училище он был гораздо старше своих одноклассников. Но это обстоятельство не помешало раскрыться таланту мальчика. Учитель словесности Солодков заметил юное дарование и всячески поддерживал его творческие способности. Первые стихи Рувима Фраермана были опубликованы в училищном журнале «Труд ученика».

После училища юноша поступил в Харьковский технологический институт, откуда после третьего курса был направлен на практику на Дальний Восток. Это был суровый 18-й год, бушевала Гражданская война, и деятельный молодой человек, конечно, не мог остаться в стороне от этих событий. Он примкнул к революционному движению, а во время японской оккупации поддерживал связи с подпольщиками. Революционное дело стало делом его жизни, и Фраерман в качестве комиссара партизанского отряда отправляется в глухую тайгу - устанавливать советскую власть среди тунгусов и остаётся в этом краю надолго.

После ДальнегоВостока Р.И. Фраерман работал в Батуми. Там начал писать свою первую повесть «На Амуре», которую впоследствии назвали «Васька – гиляк.» Большинство повестей и рассказов написано Фраерманом о Дальнем Востоке. Весь край будто появляется из утреннего тумана и торжественно расцветает под солнцем.

Вторая полоса жизни Фраермана после Дальнего Востока была накрепко связана со Средней Россией. Фраерман - человек, склонный к скитальчеству, исходивший пешком и изъездивший почти всю Россию, нашёл, наконец, свою настоящую родину - Мещёрский край, лесной прекрасный край к северу от Рязани. Глубокая и незаметная на первый взгляд прелесть этой песчаной лесной стороны совершенно покорила Фраермана.

С 1932 года каждое лето, осень, а иногда и часть зимы Фраерман проводит в Мещёрском крае, в селе Солотче. Постепенно Солотча стала второй родиной и для друзей Фраермана, и не было года, когда бы туда, особенно по осени, не приезжали они на рыбную ловлю, на охоту или работать над книгами. Фраерман, не любивший большие города, в том числе Москву, подолгу жил в рязанской Мещёре, в Солотче – краю сосновых лесов над Окой. Эти места стали его второй малой родиной. А.Гайдар К.Паустовский Р.Фраерман

С самого начала Великой Отечественной Рувим Фраерман на передовой. Участник Великой Отечественной войны: боец 22-го полка 8-й Краснопресненской дивизии народного ополчения, военный корреспондент на Западном фронте. В январе 1942 года тяжело ранен в бою, в мае демобилизован.В ополчении он сотрудничает в газете «Защитник Отечества». В очерках «Минометчик Мальцев», «Военный хирург», «Генерал», «Подвиг», «Подвиг в майскую ночь» он рассказывает о самоотверженной борьбе против фашизма, описывает героические подвиги солдат и офицеров.Великой Отечественной войныЗападном фронте После войны писатель пишет ещё ряд повестей для подростков «Дальнее плавание», «Испытание души» и др. Фраерману принадлежит заслуга исследования творчества А. Гайдара, его героически погибшего друга и соратника. Он посвящает этой теме сборник статей «Жизнь и творчество Гайдара» (1951) и книгу- очерк «Любимый писатель детей» (1964).

Рувиму Фраерману удалось в своих произведениях нарисовать историю страны на примере жизни обычных людей, без которых эта история немыслима. Смерть Рувима Фраермана положила конец этой своеобразной летописи. Писатель скончался 27 марта Прожить жизнь свою достойно на земле – это тоже большое искусство, быть может, даже более сложное, нежели любое иное мастерство. Р.И. Фраерман

По-немецки "der freier Mann" означает вольного, свободного, лишённого предрассудков человека. По духу Рувим Исаевич Фраерман полностью соответствовал скрытому смыслу своей фамилии. Фраерман прожил чрезвычайно долгую для немилосердной эпохи жизнь – 81 год. В шуточных стихах, сочинённых Аркадием Гайдаром, он запечатлён так: "В небесах над всей Вселенной, Вечной жалостью томим, Зрит небритый, вдохновенный Всепрощающий Рувим".

История создания повести Замысел повести «Дикой собаки динго...» возник на Дальнем Востоке, когда Р.И.Фраерман был в партизанском отряде и в походах наблюдал много примеров дружбы тунгусских мальчиков-подростков с русскими девочками. Местом действия в повести тоже стал Дальний Восток. Автор думал над книгой долгие годы, но зато написал её быстро,«с легким сердцем», за один месяц в рязанской деревне Солотчи (в декабре 1938 года). - Напечатана в 1939 году в журнале «Красная новь». Деревня Солотчи Чёрный Тунгус

«Мне захотелось подготовить сердца моих юных современников к грядущим жизненным испытаниям. Рассказать им что-то хорошее о том, как много в жизни прекрасного, ради чего можно и нужно пойти на жертвы…Показать очарование первых робких встреч, зарождение любви высокой, чистой, готовность умереть за счастье любимого, за товарища, за того, кто с тобой плечом к плечу, за мать, за свою Отчизну.» Р.Фраерман

Главные герои повести: Таня Сабанеева – пятнадцатилетняя школьница. Она испытывает первое чувство любви, которая приносит ей мучительные страдания. Коля Сабанеев –приёмный сын Таниного отца и Надежды Петровны, его второй жены. Он невольно становится причиной разлада отношений между дочерью и отцом. Очень тонкий, умный, способный на искреннее чувство.

Хронотоп Время действия год – тревожное предвоенное время Место действия – Дальний Восток, суровый, холодный край Но повесть получилась очень-очень тёплая. А еще эмоциональная и красивая. Пронзительная повесть. До слёз. Такая чистая, такая не по- детски серьёзная. Как это удалось автору?

Семейные проблемы Кто виноват в том, что родители разошлись и Таня растёт без отца? Как отец решил исправить свою ошибку? Как Таня относится к отцу? Простила ли она его? Когда это произошло? Почему, когда приехал отец, мама с Таней решают уехать из города? Отец поздно понял, каких больших радостей лишил он себя, устранившись от воспитания дочери. «… люди живут вместе, когда любят друг друга, а когда не любят, они не живут вместе – они расходятся. Человек свободен всегда. Это – закон на вечные времена.»

Буран Коля только в буран увидел Таню настоящую: решительную и умелую, заботливую и нежную, тревожащуюся о нём и уверенную в себе. «Так шла она долго, не зная, где город, где берег, где небо – всё исчезло, скрылось в этой белой мгле. Одинокой казалась среди вьюги эта девочка с лицом, обледенелым от пота, держащая на руках своего ослабевшего друга. Она шаталась от каждого порыва ветра, падала, снова вставала, протягивала вперёд только одну свободную руку. И вдруг почувствовала под своим локтём верёвку… Во мгле, без всяких видимых признаков, не глазами, ослеплёнными снегом, не пальцами, помертвевшими от стужи, но своим тёплым сердцем, так долго искавшим в целом мире отца, почувствовала она его близость здесь, в холодной, угрожающей смертью пустыне.»

Настоящий друг Чем Филька отличается от других ребят? Он унаследовал от дедов умение читать великую книгу природы, с самого раннего детства уяснил себе основной закон суровой таёжной жизни – никогда не оставлять человека в беде, первый из своего рода приближается к знаниям, культуре. Как Филька доказывает Тане свою преданность? Что сделал Филька, чтобы Таня навсегда, как он думал, осталась с ним?

«... плечи его, облитые солнцем, сверкали, как камни, а на груди, тёмной от загара, выделялись светлые буквы, выведенные очень искусно. Она прочла: «ТАНЯ». -Неужели же всякий след исчезнет? Может быть, что- нибудь и останется? - Что-нибудь должно остаться. Всё не может пройти. Иначе куда же…куда же девается наша дружба навеки?

Встречей верных друзей – Тани и Фильки – открывается действие повести; ему первому она рассказывает о своём странном желании увидеть дикую собаку Динго. Их последней встречей повесть заканчивается. В момент прощания с Филькой, со своим родным городом, с детством Таня больше уже не вспоминает об экзотической собаке: она поняла, что и близкией мир полон чудес и неожиданностей. Многое из того, что для нее недавно было неясным, загадочным, прояснилось, стало значительно более понятным. Детство закончилось. Таня стала взрослой.

О происхождении собаки динго до сих пор ведутся споры. Ясно только, что динго – не коренной австралийский житель, её завезли на материк, хоть и очень давно. Даты колеблются между 4 и 6 тысячелетиями, по одной из версий динго прибыла с человеком из Индии, по другой – из Индонезии. От обычных домашних собак динго не отличается ни по строению, ни внешне. Единственное отличие: чистокровные динго не умеют лаять, они только рычат или воют. Встретив в Австралии удачные условия, собаки ушли от человека, одичали. Они легко расправились с местными хищниками, например, сумчатым волком. И сейчас среди благодушной сумчатой фауны Австралии динго – единственный хищник. Почему повесть так называется: «Дикая собака динго, или Повесть о первой любви»?

Мы прощаемся с нашими героями. Но эта повесть о мире юности, где водится дикая собака динго и цветет волшебный цветок саранка, настолько светла и прозрачна, что почти не испытываешь грусти в конце, когда Таня уезжает. Душевное благородство, душевная сила героев помогли им по-доброму проститься с детством и вступить в юность. И на прощанье писатель Р.И. Фраерман словно хочет нам сказать: «Горе и счастье, грусть и веселье чередуются в жизни. Если тебя постигла беда, будь отважен, береги друзей, будь внимателен к людям.»

Дикая собака Динго» советский художественный фильм, снятый режиссёром Юлием Карасиком по повести Рувима Фраермана «Дикая собака динго, или Повесть о первой любви» на киностудии «Ленфильм» в 1962 году. Фильм посмотрели 21,8 млн зрителей.советскийЮлием КарасикомРувима ФраерманаДикая собака динго, или Повесть о первой любви«Ленфильм»1962 году

Николай ТимофеевНиколай Тимофеев - отец Тани Инна Кондратьева Инна Кондратьева - мать Тани Ирина Радченко - вторая жена отца Ирина Радченко Тамара Логинова Тамара Логинова - учительница литературы Анна Родионова - Женя Анна Родионова В ролях: Автор сценария Анатолий ГребневАнатолий Гребнев Режиссёр Карасик ЮлийКарасик Юлий Оператор Вячеслав ФастовичВячеслав Фастович Художники Виктор Волин, Александр ВекслерАлександр Векслер Композитор Исаак ШварцИсаак Шварц Монтаж С. Горакова Грим А. Буфетова Костюмы В. Рахматуллина Гран-При «Золотой Лев святого Марка», Премия «Золотая Ветвь» на МКФ в Венеции (Италия, 1962) Съёмочная группа: Награды:

К.Г.Паустовский

РУВИМ ФРАЕРМАН

Батумская зима 1923 года ничем не отличалась от обычных тамошних зим. Как всегда, лил, почти не переставая, тёплый ливень. Бушевало море. Над горами клубился пар.
На раскалённых мангалах шипела баранина. Едко пахло водорослями - прибой намывал их вдоль берега бурыми валами. Из духанов сочился запах кислого вина. Ветер разносил его вдоль дощатых домов, обитых жестью.
Дожди шли с запада. Поэтому стены батумских домов, выходившие на запад, обивали жестью, чтобы они не гнили.
Вода хлестала из водосточных труб без перерыва по нескольку суток. Шум этой воды был для Батума настолько привычным, что его уже перестали замечать.
В такую вот зиму я познакомился в Батуме с писателем Фраерманом. Я написал слово «писатель» и вспомнил, что тогда ни Фраерман, ни я ещё не были писателями. В то время мы только мечтали о писательстве, как о чём-то заманчивом и, конечно, недостижимом.
Я работал тогда в Батуме в морской газете «Маяк» и жил в так называемом «Бордингаузе» - гостинице для моряков, отставших от своих пароходов.
Я часто встречал на улицах Батума низенького, очень быстрого человека со смеющимися глазами. Он бегал по городу в старом чёрном пальто. Полы пальто развевались от морского ветра, а карманы были набиты мандаринами. Человек этот всегда носил с собой зонтик, но никогда его не раскрывал. Он просто забывал это делать.
Я не знал, кто этот человек, но он нравился мне своей живостью и прищуренными весёлыми глазами. В них, казалось, всё время перемигивались всякие интересные и смехотворные истории.
Вскоре я узнал, что это батумский корреспондент Российского телеграфного агентства - РОСТА и зовут его Рувим Исаевич Фраерман. Узнал и удивился, потому что Фраерман был гораздо больше похож на поэта, чем на журналиста.
Знакомство произошло в духане с несколько странным названием «Зелёная кефаль». (Каких только названий не было тогда у духанов, начиная от «Симпатичного друга» и кончая «Не заходи, пожалуйста».)
Был вечер. Одинокая электрическая лампочка то наливалась скучным огнём, то умирала, распространяя желтоватый сумрак.
За одним из столиков сидел Фраерман с известным всему городу вздорным и желчным репортёром Соловейчиком.
Тогда в духанах полагалось сначала бесплатно пробовать все сорта вина, а потом уже, выбрав вино, заказать одну-две бутылки «за наличный расчёт» и выпить их с поджаренным сыром сулугуни.
Хозяин духана поставил на столик перед Соловейчиком и Фраерманом закуску и два крошечных персидских стаканчика, похожих на медицинские банки. Из таких стаканчиков в духанах всегда давали пробовать вино.
Желчный Соловейчик взял стаканчик и долго, с презрением рассматривал его на вытянутой руке.
- Хозяин, - сказал он наконец угрюмым басом, - дайте мне микроскоп, чтобы я мог рассмотреть, стакан это или напёрсток.
После этих слов события в духане начали разворачиваться, как писали в старину, с головокружительной быстротой.
Хозяин вышел из-за стойки. Лицо его налилось кровью. В глазах сверкал зловещий огонь. Он медленно подошёл к Соловейчику и спросил вкрадчивым, но мрачным голосом:
- Как сказал? Микроскопи?
Соловейчик не успел ответить.
- Нет для тебя вина! - закричал страшным голосом хозяин, схватил за угол скатерть и сдёрнул её широким жестом на пол. - Нет! И не будет! Уходи, пожалуйста!
Бутылки, тарелки, жареный сулугуни - всё полетело на пол. Осколки со звоном разлетелись по всему духану. За перегородкой вскрикнула испуганная женщина, а на улице зарыдал, икая, осёл.
Посетители вскочили, зашумели, и только один Фраерман начал заразительно хохотать.
Он смеялся так искренне и простодушно, что постепенно развеселил и всех посетителей духана. А потом и сам хозяин, махнув рукой, заулыбался, поставил перед Фраерманом бутылку лучшего вина - изабеллы - и сказал примирительно Соловейчику:
- Зачем ругаешься? Скажи по-человечески. Разве русского языка не знаешь?
Я познакомился после этого случая с Фраерманом, и мы быстро сдружились. Да и трудно было не подружиться с ним - человеком открытой души, готовым пожертвовать всем ради дружбы.
Нас объединила любовь к поэзии и литературе. Мы просиживали ночи напролёт в моей тесной каморке и читали стихи. За разбитым окном шумело во мраке море, крысы упорно прогрызали пол, порой вся наша еда за день состояла из жидкого чая и куска чурека, но жизнь была прекрасна. Чудесная действительность дополнялась строфами Пушкина и Лермонтова, Блока и Багрицкого (его стихи тогда впервые попали в Батум из Одессы), Тютчева и Маяковского.
Мир для нас существовал, как поэзия, а поэзия - как мир. <…>
Фраерман недавно приехал с Дальнего Востока, из Якутии. Там он сражался в партизанском отряде против японцев. Длинные батумские ночи были заполнены его рассказами о боях за Николаевск-на-Амуре, об Охотском море, Шантарских островах, буранах, гиляках и тайге.
В Батуме Фраерман начал писать свою первую повесть о Дальнем Востоке. Называлась она «На Амуре». Потом, после многих авторских придирчивых исправлений, она появилась в печати под названием «Васька-гиляк». Тогда же в Батуме Фраерман начал писать свой «Буран» - рассказ о человеке в гражданской войне, повествование, полное свежих красок и отмеченное писательской зоркостью.
Удивительной казалась любовь Фраермана к Дальнему Востоку, его способность ощущать этот край как свою родину. Фраерман родился и вырос в Белоруссии, в городе Могилёве на Днепре, и его юношеские впечатления были далеки от дальневосточного своеобразия и размаха - размаха во всём, начиная от людей и кончая пространствами природы. <…>
Книги Фраермана - совсем не краеведческие. Обычно книги по краеведению отличаются излишней описательностью. За чертами быта жителей, за перечислением природных богатств края и всех прочих его особенностей исчезает то, что является главным для познания края, - чувство края как целого. Исчезает то особое поэтическое содержание, которое присуще каждой области страны. <…>
Книги Фраермана замечательны тем, что очень точно передают поэзию Дальнего Востока. Можно открыть наугад любую из его дальневосточных повестей - «Никичен», «Ваську-гиляка», «Шпиона» или «Собаку Динго» и почти на каждой странице найти отблески этой поэзии. Вот отрывок из «Никичен».
«Никичен вышла из тайги. Ветер пахнул ей в лицо, высушил росу на волосах, зашуршал под ногами в тонкой траве. Кончился лес. Его запах и тишина остались за спиной Никичен. Только одна широкая лиственница, словно не желая уступать морю, росла у края гальки и, корявая от бурь, качала раздвоенной вершиной. На самой верхушке сидел, нахохлившись, орёл-рыболов. Никичен тихо обошла дерево, чтобы не потревожить птицу. Кучи наплавного леса, гниющих водорослей и дохлой рыбы обозначали границу высоких приливов. Пар струился над ними. Пахло влажным песком. Море было мелко и бледно. Далеко из воды торчали скалы. Над ними серыми стаями носились кулики. Между камнями ворочался прибой, качая листья морской капусты. Его шум окутал Никичен. Она слушала. Раннее солнце отражалось в её глазах. Никичен взмахнула арканом, будто хотела накинуть его на эту тихую зыбь, и сказала: «Капсе дагор, Ламское море!» (Здравствуй, Ламское море!)»
Прекрасны и полны свежести картины леса, рек, сопок, даже отдельных цветов-саранок - в «Собаке Динго».
Весь край в рассказах Фраермана как бы появляется из утреннего тумана и торжественно расцветает под солнцем. И, закрывая книгу, мы чувствуем себя наполненными поэзией Дальнего Востока.
Но главное в книгах Фраермана - это люди. Пожалуй, никто из наших писателей ещё не говорил о людях разных народностей Дальнего Востока - о тунгусах, гиляках, нанайцах, корейцах - с такой дружеской теплотой, как Фраерман. Он вместе с ними воевал в партизанских отрядах, погибал от гнуса в тайге, спал у костров на снегу, голодал и побеждал. И Васька-гиляк, и Никичен, и Олешек, и мальчик Ти-Суеви и, наконец, Филька - всё это кровные друзья Фраермана, люди преданные, широкие, полные достоинства и справедливости. <…>
Выражение «добрый талант» имеет прямое отношение к Фраерману. Это - талант добрый и чистый. Поэтому Фраерману удалось с особой бережностью прикоснуться к таким сторонам жизни, как первая юношеская любовь.
Книга Фраермана «Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви» - это полная света, прозрачная поэма о любви между девочкой и мальчиком. Такая повесть могла быть написана только хорошим психологом.
Поэтичность этой вещи такова, что описание самых реальных вещей сопровождается ощущением сказочности.
Фраерман не столько прозаик, сколько поэт. Это определяет многое как в его жизни, так и в творчестве.
Сила воздействия Фраермана и заключена главным образом в этом его поэтическом видении мира, в том, что жизнь предстаёт перед нами на страницах его книг в своей прекрасной сущности. <…>
Может быть, поэтому Фраерман иной раз предпочитает писать для юношества, а не для взрослых. Непосредственное юношеское сердце ему ближе, чем умудрённое опытом сердце взрослого человека.
Как-то так случилось, что с 1923 года жизнь Фраермана довольно тесно переплеталась с моей и почти весь его писательский путь прошёл у меня на глазах. В его присутствии жизнь всегда оборачивалась к вам своей привлекательной стороной. Даже если бы Фраерман не написал ни одной книги, то одного общения с ним было бы достаточно, чтобы погрузиться в весёлый и неспокойный мир его мыслей и образов, рассказов и увлечений.
Сила рассказов Фраермана усиливается его тонким юмором. Этот юмор то трогателен (как в рассказе «Писатели приехали»), то резко подчёркивает значительность содержания (как в рассказе «Путешественники вышли из города»). Но кроме юмора в своих книгах, Фраерман ещё удивительный мастер юмора в самой жизни, в своих устных рассказах. Он широко владеет даром, который встречается не так уж часто, - способностью относиться с юмором к самому себе. <…>
В жизни каждого писателя бывают годы спокойной работы, но бывают иногда годы, похожие на ослепительный взрыв творчества. Одним из таких подъёмов, таких «взрывов» в жизни Фраермана и ряда других, родственных ему по духу писателей, было начало тридцатых годов. То были годы шумных споров, напряжённой работы, нашей писательской молодости и, пожалуй, наибольших писательских дерзаний.
Сюжеты, темы, выдумки и наблюдения бродили в нас, как молодое вино. Стоило сойтись за банкой свинобобовых консервов и кружкой чая Гайдару, Фраерману и Роскину, как тотчас же возникало поразительное соревнование эпиграмм, рассказов, неожиданных мыслей, поражавших своей щедростью и свежестью. Смех порой не затихал до утра. Литературные планы возникали внезапно, тотчас обсуждались, приобретали порой фантастические очертания, но почти всегда выполнялись.
Тогда уже все мы вошли в широкое русло литературной жизни, уже выпускали книги, но жили всё так же, по-студенчески, и временами Гайдар, или Роскин, или я гораздо сильнее, чем своими напечатанными рассказами, гордились тем, что нам удалось незаметно, не разбудив бабушку Фраермана, вытащить ночью из буфета последнюю припрятанную ею банку консервов и съесть их с невероятной быстротой. Это было, конечно, своего рода игрой, так как бабушка - человек неслыханной доброты - только делала вид, что ничего не замечает.
То были шумные и весёлые сборища, но никто из нас не мог бы допустить и мысли, что они возможны без бабушки, - она вносила в них ласковость, теплоту и порой рассказывала удивительные истории из своей жизни, прошедшей в степях Казахстана, на Амуре и во Владивостоке.
Гайдар всегда приходил с новыми шутливыми стихами. Однажды он написал длинную поэму обо всех юношеских писателях и редакторах Детского издательства. Поэма эта затерялась, забылась, но я помню весёлые строки, посвящённые Фраерману:

Это была дружная семья - Гайдар, Роскин, Фраерман, Лоскутов. Их связывала и литература, и жизнь, и подлинная дружба, и общее веселье. <…>
Вторая полоса жизни Фраермана после Дальнего Востока была накрепко связана со Средней Россией.
Фраерман - человек, склонный к скитальчеству, исходивший пешком и изъездивший почти всю Россию, нашёл, наконец, свою настоящую родину - Мещорский край, лесной прекрасный край к северу от Рязани. <…>
С 1932 года каждое лето, осень, а иногда и часть зимы Фраерман проводит в Мещорском крае, в селе Солотче, в бревенчатом и живописном доме, построенном в конце девятнадцатого века гравёром и художником Пожалостиным.
Постепенно Солотча стала второй родиной и для друзей Фраермана. Все мы, где бы мы ни находились, куда бы нас ни забрасывала судьба, мечтали о Солотче, и не было года, когда бы туда, особенно по осени не приезжали на рыбную ловлю, на охоту или работать над книгами и Гайдар, и Роскин, и я, и Георгий Шторм, и Василий Гроссман, и многие другие. <…>
Невозможно припомнить и сосчитать, сколько ночей мы провели с Фраерманом то в палатках, то в избах, то на сеновалах, то просто на земле на берегах Мещорских озёр и рек, в лесных чащах, сколько было всяких случаев - то опасных, то трагических, то смешных, - сколько мы наслышались рассказов и небылиц, к каким богатствам народного языка мы прикоснулись, сколько было споров и смеха и осенних ночей, когда особенно легко писалось в бревенчатом доме, где на стенах прозрачными каплями тёмного золота окаменела смола. <…>

ВЕСЁЛЫЙ ПОПУТЧИК
(глава из повести «Бросок на юг»)

На улицах Батума я часто встречал маленького человека в расстёгнутом старом пальто. Он был ниже меня ростом, этот весёлый, судя по его глазам, гражданин.
Ко всем, кто был ниже меня, я испытывал дружеское расположение. Просто мне было легче жить на свете, если находились такие люди. Хотя и ненадолго, но я переставал стесняться своего роста. <…>
Дожди в Батуме могли длиться неделями. Мои ботинки никогда не просыхали. Если бы не это обстоятельство, вызывающее приступы малярии, то я давно примирился бы с дождями. <…>
…Свет ламп во время таких дождей кажется особенно уютным, помогает читать, а то даже и вспоминать стихи. И мы их вспоминали вместе с маленьким человеком. Фамилия его была Фраерман, а звали его в разных случаях жизни по-разному: Рувим Исаевич, Рувим, Рувец, Рува, Рувочка и, наконец, Херувим. Это последнее прозвище придумал Миша Синявский, и никто, кроме Миши, его не повторял. <…>
Фраерман попал в редакцию «Маяка» очень просто.
Для газеты нужны были телеграммы Российского телеграфного агентства (РОСТА). Мне сказали, что для этого надо пойти к корреспонденту РОСТА по Батуму Фраерману и договориться с ним.
Фраерман жил в гостинице с пышным названием «Мирамаре». Вестибюль гостиницы был расписан темноватыми фресками с видами Везувия и апельсиновых рощ в Сицилии.
Фраермана я застал в позе «мученика пера». Он сидел за столом и, схватившись левой рукой за голову, правой что-то быстро писал и при этом тряс ногой.
Я тотчас узнал в нём того маленького незнакомца с развевающимися полами пальто, который так часто растворялся передо мной в дождливой перспективе батумских улиц.
Он отложил перо и посмотрел на меня смеющимися, добрыми глазами. Покончив с телеграммами РОСТА, мы тотчас же заговорили о поэзии.
Я заметил, что все четыре ножки кровати в номере стояли в четырёх тазах с водой. Оказывается, это было единственное средство от скорпионов, бегавших по всей гостинице и вызывавших оторопь у постояльцев.
В комнату вошла коренастая женщина в пенсне, подозрительно посмотрела на меня, покачала головой и сказала очень тонким голосом:
- Мало я имею мороки с одним поэтом, с Рувимом, так он уже нашёл себе второго дружка - поэта. Это же чистое наказание!
Это была жена Фраермана. Она всплеснула руками, рассмеялась и тотчас же начала жарить на керосинке яичницу-глазунью с колбасой. <…>
С тех пор Фраерман забегал в редакцию по нескольку раз в день. Иногда он оставался ночевать.
Все самые интересные разговоры происходили ночью. Фраерман рассказывал свою биографию, и я, конечно, завидовал ему.
Сын бедного маклера по дровяным делам из города Могилёва-губернского, Фраерман, как только вырвался из семьи, бросился в гущу революции и народной жизни. Его понесло по всей стране, с запада на восток, и остановился он только на берегу Охотского (Ламского) моря. <…>
Фраерман вступил в отряд партизана Тряпицына в Николаевске-на-Амуре. Город этот был похож по своим нравам на города Клондайка.
Фраерман дрался с японцами, голодал, блуждая с отрядом по тайге, и всё тело у него под швами гимнастёрки было покрыто кровавыми полосами и рубцами - комары прокусывали одежду только на швах, где можно было засунуть тончайшее жало в тесный прокол от иглы.
Амур походил на море. Вода курилась туманами. Весной в тайге вокруг города зацвели саранки. С их цветением пришла, как всегда неожиданно, большая и тяжкая любовь к нелюбящей женщине.
Я помню, что там, в Батуме, после рассказов Фраермана я ощущал эту жестокую любовь как собственную рану.
Я видел всё: и бураны, и лето на море с его дымным воздухом, и кротких гиляцких детей, и косяки кеты, и оленей с глазами удивлённых девочек.
Я начал уговаривать Фраермана записать всё, что он рассказывал. Фраерман согласился не сразу, но писать начал с охотой. По всей своей сути, по отношению к миру и людям, по острому глазу и способности видеть то, что никак не замечают другие, он был, конечно, писателем.
Он начал писать и сравнительно быстро закончил повесть «На Амуре». Впоследствии он переменил её название на «Васька-гиляк». Она была напечатана в журнале «Сибирские огни». С этого времени в литературу вошёл ещё один молодой писатель, отличавшийся проницательностью и добротой.
Теперь по ночам мы не только занимались разговорами, но и читали и правили повесть Фраермана.
Мне она нравилась: в ней было заложено много того ощущения, какое можно назвать «дыханием пространства» или - ещё точнее - «дыханием больших пространств». <…>
С батумских времён наши жизни - фраермановская и моя - множество лет шли бок о бок, взаимно друг друга обогащая.
Чем мы обогащали друг друга? Очевидно, своим любопытством к жизни, ко всему, что происходило вокруг, самым приятием мира в его поэтической сложности, любовью к земле, к своей стране, к своему народу, любовью очень кровной, простой, вросшей в сознание тысячами самых мельчайших корней. И если корни растения могут пробить землю, почву, на какой они растут, взять её влагу, её соли, её тяжесть и её загадки, то мы любили жизнь именно так. Я говорю здесь «мы», так как уверен, что у Фраермана отношение к природе походило на моё. <…>

ПРИМЕЧАНИЯ

Очерк К.Паустовского «Рувим Фраерман» приводится с сокращениями по изданию: Паустовский К.Г. Собр. соч.: В 8 т. - М.: Худож. лит., 1967-1970. - Т. 8. - С. 26-34.
Глава «Весёлый попутчик» из повести К.Паустовского «Бросок на юг» (по словам автора, пятой по счёту из автобиографического цикла «Повесть о жизни») приводится с сокращениями по изданию: Паустовский К.Г. Бросок на юг // Паустовский К.Г. Собр. соч.: В 8 т. - М.: Худож. лит., 1967-1970. - Т. 5. - С. 216-402.

Лоскутов Михаил Петрович (1906-1940) - русский советский писатель. Родился в Курске. С 15 лет на журналистской работе. Летом 1926 года переехал в Ленинград. В 1928 году вышли в свет три его книги, одна из которых - «Конец мещанского переулка» - представляет собой сборник юмористических рассказов, очерков и фельетонов. О покорении пустыни Каракумы - книги очерков и рассказов для детей «Тринадцатый караван» (1933, переизд. - 1984) и «Рассказы о дорогах» (1935). Детям адресованы также «Рассказы о говорящей собаке» (переизд. - 1990).

Роскин Александр Иосифович (1898-1941) - русский советский писатель, литературовед, театральный и литературный критик. Родился в Москве. Погиб на фронте в годы Великой Отечественной войны. Автор биографической повести для детей об А.П.Чехове:
Роскин А.И. Чехов: Биогр. повесть. - М.-Л.: Детиздат, 1939. - 232 с. - (Жизнь замечат. людей).
Роскин А.И. Чехов: Биогр. повесть. - М.: Детгиз, 1959. - 174 с.

РОСТА (Российское телеграфное агентство) - центральный информационный орган Советского государства с сентября 1918 года до июля 1925 года. После образования ТАСС (Телеграфного агентства Советского Союза) РОСТА стало агентством РСФСР. В марте 1935 года РОСТА было ликвидировано, а его функции переданы ТАСС.

Рувим Исаевич Фраерман (1891-1972) - советский детский писатель, прозаик. Участник Гражданской и Великой Отечественной войн, военный корреспондент на Западном фронте.

Биография

Родился 10 (22) сентября 1891 года в Могилёве (ныне Беларусь) в бедной еврейской семье. В 1915 году окончил реальное училище. Учился в Харьковском технологическом институте (1916). Работал счетоводом, рыбаком, чертёжником, учителем. Участвовал в Гражданской войне на Дальнем Востоке (в партизанском отряде Якова Тряпицына). Участник Николаевского инцидента. Редактор газеты «Ленинский коммунист» в Якутске. Член СП СССР с 1934 года.

Боец писательской роты

Участник Великой Отечественной войны: боец 22-го полка 8-й Краснопресненской дивизии народного ополчения, военный корреспондент на Западном фронте. В январе 1942 года был тяжело ранен в бою, в мае демобилизован.

Был знаком с К. Г. Паустовским и А. П. Гайдаром.

Творчество

Автор повестей, преимущественно для детей, «Огнёвка» (1924), «Буран» (1926), «Васька-гиляк» (1929) - частично описаны «николаевские события», «Вторая весна» (1932), «Никичен» (1933), «Шпион» (1937), и романа «Золотой василёк» (1963).

Наиболее известное произведение - «Дикая собака динго, или Повесть о первой любви» (1939). «У Таниного отца уже давно есть новая семья, и вся его любовь досталась приёмному сыну Коле. Девочка глубоко страдает, она, как ей кажется, ненавидит отца. За пеленой обиды Таня не замечает, как сердце её заполняет новое, неизведанное, но такое сильное и пронзительное чувство - первая любовь». В романе описан Николаевск-на-Амуре, таким, каким он его запомнил, до гибели города от рук «тряпицынцев» в 1920 году, хотя, внешне действие перенесено в советское время.

По повести поставлены художественный фильм (1962) и радиоспектакль (1971). В радиоспектакле приняли участие И. С. Саввина, О. П. Табаков, О. Н. Ефремов, Г. Сайфулин, Е. Н. Козырева, Е. Коровина, Г. Новожилова, А. Ильина, А. А. Консовский и другие, режиссёр (радио) - Лия Веледницкая, песню Н. Н. Матвеевой «Синее море» исполнила Е. А. Камбурова.

Сочинения

• «Буран». М., «Федерация», 1929.
• «22 на 36. Письма о МТС». М.-Л.. ОГИЗ-ГИХЛ, 1931
• «Васька-гиляк». М.-Л., ОГИЗ-ГИХЛ, 1932
• «Вторая весна», М., Молодая гвардия, 1933.
• «Никичен», 1933.
• «Соболя», М., Детиздат, 1935.
• «Шпион», М.-Л.,Детиздат, 1937, 1938.
• «Дикая собака динго, или Повесть о первой любви» // Журнал «Красная новь», 1939, № 7;
  • экранизация - «Дикая собака динго» (художественный фильм), 1962.
• «Повести о Дальнем Востоке», М., Советский писатель,1938.
• «Дикая собака Динго» М., Советский писатель, 1939
• «Рассказы», М., Правда, 1939.
• «Подвиг в майскую ночь» М.-Л., Детгиз, 1944
• «Дальнее плавание», М.-Л., Детгиз, 1946.
• «Ласточки». М.-Л., Детгиз, 1947 (совместно с П. Д. Зайкиным)
• «Плавания Головнина», 1948 (совместно с П. Д. Зайкиным)
• «Повести и рассказы», 1949.
• «Желанный цветок», 1953.
• «Подвиг в майскую ночь». Сталинабад, 1954
• «Наш Гайдар» // «Жизнь и творчество А. П. Гайдара», под ред. Р. Фраермана, 1964.
• «Жизнь и необыкновенные приключения капитана-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца», 1946 (совместно с П. Д. Зайкиным).
• «Непоседа» М., 1956
• «Золотой василёк», М., Детгиз, 1963.
• «Любимый писатель детей». М., Московский рабочий, 1964
• «Готовы ли вы к жизни?» М., Политиздат, 1965
• «Испытание души». М., Политиздат, 1966