Теодор Жерико, «Плот Медузы»

Теодор Жерико - французский художник начала XIX в., в творчестве которого соединились черты классицизма, романтизма и реализма. Родился художник в Руане, получил очень хорошее образование, проходя обучение в лицее. Способности к рисованию проявились у мальчика еще в лицейские годы, особенно он любил рисовать животных. В 1808 г. Теодор Жерико стал учеником Карла Верне, ведущего художника-анималиста Франции. Затем он перешел в мастерскую Герена, сторонника классицизма, где овладел искусством рисунка и композиции. Первое публичное выступление Жерико как художника состоялось в Салоне в 1812 г., где он представил большое полотно под названием «Офицер конных егерей императорской гвардии, идущий в атаку».

В 1817 г. художник совершил путешествие в Италию, где занимался изучением искусства Возрождения. После возвращения из Италии Жерико обратился к изображению героических образов. Его взволновали события, связанные с гибелью фрегата «Медуза». При кораблекрушении из 140 человек экипажа спаслись только 15. Они сумели высадиться на плот, и их 12 дней носило по морю, пока спасенных не подобрал бриг «Аргус». Как утверждали многие, катастрофа произошла по вине капитана, который был взят на судно по протекции.

Эти события явились сюжетом для масштабной картины художника, которая называется «Плот "Медузы"». На огромном полотне изображены люди на плоту, только что заметившие на горизонте корабль. Они ведут себя по-разному. Некоторые уже сошли с ума и никак не реагируют на это событие, другие полумертвы от усталости. Но есть и те, кто с надеждой всматривается в даль горизонта. Жерико выбрал верхнюю точку обзора. Это позволило ему разместить всех персонажей на переднем плане. Контраст лежащих без сил фигур и фигур, подающих сигналы кораблю, создает динамику картины.

Цветовая гамма картины очень сурова и мрачна, лишь изредка кое-где появляются пятна яркого света. Сам стиль изображения, точность и скульптурность в прорисовке человеческих тел говорят о том, что работа выполнена в художественной манере классицизма. Однако сюжет картины - современный и весьма конфликтный - позволяет отнести это произведение к числу шедевров романтизма. Впервые художником были показаны динамично сменяющиеся психологические состояния людей, бурный драматический конфликт со стихией.

Жерико очень долго и тщательно работал над своим полотном. Он делал многочисленные зарисовки бушующего моря, наброски людей на плоту. На картине есть портретные изображения действительных участников событий - врача Савиньи и инженера Корреара. Они оба спаслись в ужасной катастрофе и позировали Жерико во время написания картины. Художника интересовала ситуация борьбы человека со стихией и героическая победа над ней. Однако общественный резонанс, вызванный появлением данной работы, был очень велик. Дело в том, что многие восприняли ее как политический протест против существующих порядков. Упор делался на то, что капитан «Медузы» был принят на судно по чьей-то протекции, следовательно, в случившейся катастрофе были повинны взяточничество и коррупция.

Именно из-за этого картина была принята критикой довольно сдержанно и не была приобретена государством. После окончания работы над картиной Теодор Жерико совершил путешествие в Англию, где его полотно имело огромный успех. В Англии художник занимался созданием литографий, делал небольшие зарисовки нищих, крестьян, бродяг. Здесь же он написал свою последнюю большую картину «Скачки в Эпсоме».

Вернувшись во Францию, Жерико продолжал работать над созданием портретов. Теперь его моделями становятся пациенты психиатрической клиники, люди со сломленной психикой. Художник изобразил их с глубоким сочувствием. Последние свои работы Жерико писал уже смертельно больным. После неудачного падения с лошади он 11 месяцев был прикован к постели.

Теодор Жерико умер очень рано, в возрасте 33 лет. Спустя некоторое время после его смерти картина «Плот "Медузы" » была признана первым творением романтизма. Однако, с другой стороны, английские литографии и портреты сумасшедших позволяют отнести Жерико к провозвестникам реализма.

Судьбу великого русского художника Александра Андреевича Иванова можно назвать глубоко трагичной. Родившись в семье профессора Академии художеств, Александр с детства впитал вольнолюбивые идеи. Он с презрением относился к затхлости и косности, царившей в то время в России, вообще, и в Академии художеств, в частности.

В 1830 г. Иванов покидает Россию и уезжает в Италию. Там он прожил более четверти века, и все это время было посвящено созданию огромного полотна «Явление Христа народу». Начиная работу, Иванов, по обыкновению, обратился к религиозному сюжету. Он запечатлел момент, когда пророк Иоанн Креститель указывает собравшимся вокруг него людям на приближающегося Иисуса Христа и обещает им грядущее счастье. Творческий импульс для создания этой картины возник у Иванова благодаря дружбе с Н.В. Гоголем, который в то время также жил в Риме.

Еще в одном из ранних произведений Иванова - «Аполлон, Гиацинт и Кипарис» - были воплощены раздумья художника о преображении человека при соприкосновении с возвышенным будь то величие человека или красота природы замыслом, которым проникнута и картина «Явление Христа народу». Содержание картины в большей или меньшей степени известно всем: Иоанн Предтеча, крестящий иудейский народ на берегу Иордана во имя ожидаемого Спасителя, видит идущим к нему Того, во имя Которого он крестит. Этот момент духовного видения Иванов и запечатлел на своей картине.

Художник Теодор Жерико, зачинатель романтизма во Франции, прославился рядом произведений и особенно картиной «Плот Медузы». Она стала не менее известна, чем «Ночной дозор» Рембрандта, «Клятва Горациев» Давида, «Боярыня Морозова» Сурикова. Художник мастерски выразил в ней глубокие размышления над судьбами людей, силой обстоятельств поставленных на край гибели, смог сказать весомые слова о современности. Именно поэтому историк середины прошлого века Жюль Мишле, вспоминая картину, произнес справедливые слова: «Я говорил и повторяю вновь: в тот момент Жерико был Францией».

В ноябре 1817 года, вскоре после возвращения Жерико из Италии, в Париже вышла книга «Гибель фрегата Медуза». Ее авторы повествовали о трагическом происшествии в океане. В Сенегал была отправлена экспедиция из четырех кораблей, на которых везли солдат, нового губернатора колонии, чиновников с семьями. Во время бури корабли сопровождения отстали от фрегата, и у западного побережья Африки «Медуза» села на мель и затонула. Чтобы спасти экипаж, был построен плот, который буксировался шлюпками к берегу, находившемуся сравнительно недалеко. Однако команда шлюпок, в которых разместилось высшее начальство, испугалась шторма и перерубила буксирные канаты. Плот со 150 матросами и солдатами оказался брошен в открытом океане. Тринадцать дней его носило среди волн, в живых осталось не более десяти человек. Многие умерли от истощения, других смыло волнами, некоторые погибли в битве за остатки съестных припасов или сошли с ума. Ответственность за трагедию ложилась на командующего экспедицией, получившего это назначение по протекции короля.

Катастрофа у берегов Африки привлекла широкое общественное внимание не только роковыми последствиями случившегося. Оппозиция обвинила в катастрофе политический режим Реставрации, наступивший после падения империи Наполеона. Вывод был ясен: правительство Бурбонов покровительствовало аристократам, не считаясь с интересами нации. История гибели фрегата «Медуза» не могла не взволновать Жерико. Его вера в человеческое достоинство была оскорблена, ненависть к существующему режиму получила еще одно подтверждение.

Не следует думать, что Жерико хотел только перевести содержание книги на язык живописи. При всем том, что он знал ее почти наизусть, она послужила лишь импульсом для большой самостоятельной работы. Жерико стал искать встречи с участниками события, которые остались в живых. Так складывался особый метод художника: воссоздание события. Используя силу воображения, заново прочитывая документы, беседуя со свидетелями, художник постепенно создал собственную модель ситуации, предельно приблизив ее к действительности.

Жерико встретился с авторами книги «Гибель фрегата Медуза». Плотник с «Медузы» исполнил по его просьбе уменьшенную копию плота. Художник вылепил из воска фигурки людей и расставил их так, как если бы то были действительные персонажи трагедии. Он отправляется и на побережье моря, чтобы написать несколько этюдов с волнами и грозовым небом. Наконец посещает больничные морги Парижа, рисует и пишет красками тела умерших, беседует и с врачами, узнавая о последствиях лишений, их влиянии на человеческий организм. Все это понадобилось художнику, чтобы быть правдивым в передаче трагического события.

Свыше ста штудий относятся к подготовительному периоду создания картины «Плот Медузы». Здесь и беглые наброски пером, и продуманно построенные гуаши, и Живописные этюды, и несколько скульптурных групп. Первоначально Жерико обуревали разные замыслы, путем многих проб он приходит к окончательному решению. Менее всего художника влекло изображение сцены спасения, ибо смысл трагедии остался бы неясен при таком решении.

Большое значение приобрела работа над сценами битвы на плоту. Возможно, был момент, когда художник верил, что именно этот сюжет будет окончательным. Жерико показывает полузатонувший плот среди бушующих волн, атлетически сложенные люди борются за лучшее место около мачты с парусом, за питьевую воду, продукты. Мелькают топоры, сабли, некоторые срываются в воду, видна группа людей или уже полностью отчаявшихся, или обращающихся с мольбой к небу. Но все это не говорит о печальном исходе, и потому живописец отказывается от данного решения.

Его увлекает новая тема: ожидание спасительного корабля теми, кто остался в живых. Так композиционные поиски подошли к итогу. В трагической истории высвечено одно мгновение, когда все еще неясно, неопределенно. Груды трупов, сцены агонии, безумные лица, робкая надежда. Словно чудо возник на горизонте силуэт корабля-спасителя, и магическая сила заставила вскочить нескольких людей, у которых сохранились разум и воля. Но заметит ли корабль этих несчастных, сказать трудно.

Новый замысел вобрал в себя все лучшее, найденное на предшествующих стадиях разработки сюжета. Художник стремится к предельной концентрации драматического действия, разнообразию чувств, поражающих своей сложной гаммой. Увеличивается число участников, жесты становятся разнообразнее. Жерико уточняет композиционные группы, выверяет пространственные построения. Несколько эскизов масляными красками позволяют уточнить и будущий колористический строй картины.

Почти год длилась работа над ней. В мастерской был подготовлен громадный холст размером около пяти метров в высоту и семи в ширину. Уединившись от всех, заперев мастерскую для посторонних, Жерико взялся за кисти. Только самым ближайшим знакомым и друзьям было разрешено посещать художника, да и то потому, что многие позировали для отдельных фигур будущей композиции. Среди них живописец Э. Делакруа, ставший после смерти Жерико главой романтизма во французском искусстве.

Жерико нанес на холст рисунок всей композиции, очень четкий, без деталей. Он писал фигуру за фигурой так, что казалось, перед ним белая стена, к которой таинственным образом приклеены фрагменты скульптур. Такой эффект создавала сильная рельефная моделировка. Потом настал и самый ответственный момент: объединение всех фрагментов в единое целое. Стремясь найти общий тон для фигур, художник делал их цвет все темнее и темнее, так что тела кажутся смуглыми, а тени черными. Думается, что в начале работы Жерико и не предполагал этого. Усиливая контраст освещенного и затемненного, он активно использовал битум, который привлек его прозрачным коричневым тоном. Однако краска оказалась химически нестабильной, так что к настоящему времени колорит картины стал еще более холодным и темным.

Итак, работа завершена. Жерико создал произведение, в котором тогда любой узнал бы приметы известного кораблекрушения. Он выразил при этом и общечеловеческий смысл трагедии: в мир смерти и отчаяния приходит надежда.

Расположение фигур в пространстве, почти хаотичное на первый вгляд, глубоко продумано. На первом плане «фриз смерти» из шести поверженных гигантов. Их фигуры даны в натуральную величину. С мертвецов сорвана одежда, что делает их тела еще более жалкими. Художник показывает, как страшна смерть, которую никто не замечает, никто не оплакивает. Отец, положивший руку на тело сына, обезумел от горя. Вокруг него те, кто предался отчаянию. Небольшой интервал отделяет группу мертвых и отчаявшихся от тех, кто поверил в спасение. Их движение зарождается в центре картины, следуя композиционной диагонали, и завершается фигурой негра-сигнальщика, вставшего на бочку. Кажется, что и плот устремляется в ту сторону, куда обращены взоры обретающих надежду людей. Около мачты темные силуэты, это те, кто сомневается в счастливом исходе. В композиции, как можно заметить, нет главных действующих лиц, одного «героя». Тема произведения раскрывается в богатстве изобразительных мотивов, выражающих поведение и самочувствие каждого. Вместе с тем все они одна группа, единый ансамбль.

Колорит картины почти монохромен. Тусклые, как бы помертвевшие краски характеризуют образы с какой-то безжалостной откровенностью. Бронзовый торс негра-сигнальщика эффектно рисуется на фоне желтовато-серебристого, высветленного неба, переходящего в легкую голубизну. Вода вдали словно светится, фосфоресцирует. Хлопья пены падают на доски плота. За плотом поднимается гигантская волна, готовая ввергнуть оставшихся в пучину океана.

Фигуры в картине исполнены в размер натуры. Так потом будут работать такие крупнейшие художники-реалисты, как Г. Курбе во Франции, В. Суриков в России. Это должно было усилить впечатление реальности происходящего.

Произведение Жерико в августе 1819 года появилось на очередной выставке Салона. Пришлось изменить его название, и «Плот Медузы» стал называться «Сценой кораблекрушения», хотя ни для кого не оставался секретом истинный сюжет. Критики из разных политических лагерей много писали о картине. Из придворных кругов доносились голоса, порочащие произведение, либеральные и оппозиционные круги, напротив, его возносили. Один из восторженных почитателей картины, заметив на груди несчастных награды ордена Почетного легиона, намекал, что только наполеоновским храбрецам под силу выдержать такое испытание. Но характерно, что никто не сказал о мастерстве художника, о достоинствах картины как произведения искусства.

В русском журнале «Московский телеграф» за 1830 год было верно написано: «...с каким презрением Жерико должен был смотреть на этих судей, разбиравших его прекрасное произведение как будто рапорт о разбитии королевского фрегата «Медуза», воспоследовавшем по неосторожности вахтенного офицера». В одном из писем сам живописец описал охватившее его разочарование. «Художник, как шут, должен уметь относиться с полным безразличием ко всему, что исходит от газет и журналов». И тем не менее Жерико глубоко переживал за судьбу своего произведения. Минутами он впадал в мрачное состояние духа. Только успех «Плота Медузы» в Англии, куда его привезли после закрытия Салона, несколько его утешил.

После смерти Жерико в начале 1824 года его друзья способствовали тому, чтобы холст был передан в Лувр. Многие художники последующих поколений учились, глядя на него. Само произведение, с его драматизмом, новаторскими композиционными решениями, эмоциональностью стало одним из важнейших в истории французского романтизма. Действительность, воспринятая в историческом масштабе, с обликом современника, его чувствами, вот главное в картине Жерико. Этим она оказала решительное воздействие на все развитие прогрессивного искусства в Европе.

Эта картина о каннибализме

Теодор Жерико, «Плот «Медузы»

История вышла некрасивая. История, которую французские власти постарались замять. О ней практически сразу «забыли» — до выставки в Парижском Салоне 1819 года, где автор, Теодор Жерико, продемонстрировал свою картину публике.

Конечно, здесь речь идет нес столько о каннибализме, сколько о вневременных ценностях и общечеловеческих сложностях.

С которыми мы – не в таком страшном и диком виде – но сталкиваемся постоянно.

факты о Плоте фрегата «Медуза»

Военный фрегат «Медуза», окутанный героическим флером после наполеоновских войн, вышел в спокойный торгово-круизный рейс. И, не доплыв до Африки, потерпел крушение.
Капитан приказал построить плот и перенести на него груз, чтобы освободить корабль.
Плот построили, но судно дало трещину. Люди запаниковали; капитан спустил шлюпки на воду: часть людей поместилась в них (в том числе и капитан).
Большинство было размещено на плоту, который буксировали шлюпки.
Ночью, осознав, что шлюпки не в силах тянуть тяжелый плот (со 150 людьми), капитан приказал…
…обрубить канаты.
Шлюпки ушли, а плот остался в море.
Шлюпки достали берегов и люди (в том числе капитан и губернатор), бывшие на них, спаслись.
Представьте ужас и панику оставшихся на плоту, когда утром они обнаружили, вернее – не обнаружили лодок.
На плоту произошло разделение на классы – пассажиры и офицеры с одной стороны, солдаты и моряки – с другой.
В первую ночь было убито (и покончили жизнь самоубийством) 20 человек.
На четвертый день в живых осталось 67 человек.
На 5 день начался каннибализм.
Взрезали вены самым слабым и пили их кровь.
Плавание длилось тринадцать дней. К моменту, когда выживших подобрал корабль, их осталось 15.
Из спасенных умерло уже на корабле 5.
Итого из 150 человек, 13 дней назад попавших на плот, выжило 10 человек.

О самой картине «Плот «Медузы»

Теодор Жерико написал момент, когда на горизонте измученные и обезумевшие от горя люди увидели корабль.

На первом плане – старик, безучастный и опустошенный. Все, что он может, – удерживать сползающее в воду тело своего сына, которое он сумел защитить от голодных попутчиков.

Композицией из четырех групп персонажей художник сформировал энергичную диагональ: от мертвых тел взгляд скользит к центру плота (где пробуждается надежда) до группы людей, призывающих к спасению. В них чувствуется сила, они энергично машут тряпками, они практически спасены!

Цена этого спасения – с ними; на всю жизнь…

На картине нет основного героя, каждый главный и каждый второстепенен. У каждого – свои эмоции, свои силы. Кто-то гибнет прямо перед спасением, его покидает жизнь на глазах у зрителя. Кто, наоборот, пробуждается; кто-то не проснется никогда.

Картина была облита волнами критики.

От «Зачем ворошить старое» до художественных оценок, не всегда справедливых.

Огромный холст (491х716 см) со своим страшным (и позорящим французскую нацию) сюжетом не годился ни для дворца, ни для холла респектабельного дома. После смерти художника картину выкупил на аукционе за 6 000 франков (Лувр не давал больше 5 000) друг Теодора Жерико, Дедре-Дорси.

Будучи владельцем картины, он отказался от выгодного предложения из США и позднее уступил полотно Лувру за те же 6 000 франков с условием, чтобы картина находилась в постоянной экспозиции.

Там ее и можно увидеть сегодня, если кто-то доберется до 77 зала галереи Денон Лувра (1 этаж).

Картину «Плот "Медузы"» художник создавал около года. Перед тем как начать картину Жерико обрил себе голову. Художник нуждался в уединении и покое. Поэтому он обрил голову, чтобы ни с кем не видеться. Он заперся у себя в студии и вышел, только когда закончил свой шедевр.

«На полотне Жерико «Плот "Медузы"» нет героя, зато увековечены безымянные люди, страдающие и достойные сочувствия. В композиции картины художник верен традиции классической живописи: все полотно занимает пирамидальная группа скульптурно вылепленных, объемных человеческих тел. Персонажи картины даже в минуты отчаяния сохраняют величие. И лишь страстное движение, которым проникнута вся группа, нарушает равновесие. Композиция картины построена на двух пересекающихся диагоналях, которые должны были подчеркнуть и стремление людей туда, где виднеется спасительный корабль, и стихийное встречное движение ветра, надувшего парус и относящего плот прочь. Резкое освещение сверху контрастно подчеркивает напряжение героев картины.» [Тропинин 1989: 305]

Как мы видим, на полотне основное движение развивается по диагонали в направлении друг к другу. Здесь прослеживаются традиции барокко. Также стоит отметить резкие контрасты света и тени, которые в данной ситуации создают сильную эмоциональную нагрузку и стойкое психическое напряжение. Следует упомянуть, что романтики, как и представители барокко, в отличие от классицистов, обращаются к крайним проявлениям эмоций. Напомним, что в классицизме присутствует строгость форм и выверенность линий, строгое подчинение каноном этого жанра, что находит свое отражение в произведениях, созданных в традициях этого жанра. Чего нельзя сказать о жанре барокко, где эмоции выходят на первый план. Таким образом, человек в этой концепции не подчиняется разуму, а живет и действует во власти чувств. Герой, обуреваемый эмоциями, в большинстве случаев не контролирует себя, отсюда различные конфликты с социумом и просто окружающим миром. Таким образом, мы можем видеть, что картина находится на стыке классицизма и барокко, что отчетливо прослеживается в смешении этих традиций при изображении художником трагического сюжета. Это можно объяснить тем, что художник жил и творил во время, если и не борьбы, то противодействия, этих двух направлений.

«Цветовая гамма картины очень сурова и мрачна, лишь изредка кое-где появляются пятна яркого света. Сам стиль изображения, точность и скульптурность в прорисовке человеческих тел говорят о том, что работа выполнена в художественной манере классицизма. Однако сюжет картины - современный и весьма конфликтный - позволяет отнести это произведение к числу шедевров романтизма. Впервые художником были показаны динамично сменяющиеся психологические состояния людей, бурный драматический конфликт со стихией.» [Турчин 1982: 295]

Также стоит отметить цветовое решение, к которому прибегает автор на своем полотне. На картине мы видим оттенки холодного красного, темно-синего и грязно-серого и коричневого, которые символизируют общую безысходность и трагичность положения людей, находящихся на терпящем бедствие плоту. Таким образом, данная цветовая гамма создает гнетущую атмосферу уныния и безвыходности, но вместе с тем на картине мы можем наблюдать яркие пятна белого цвета, которые в свою очередь могут символизировать надежду на лучшее светлое будущее.

«Колорит картины почти монохромен. Тусклые краски характеризуют образ с какой-то безжалостной откровенностью. Вода вдали словно светится, хлопья пены падают на доски плота. За плотом поднимается гигантская волна, готовая ввергнуть оставшихся в пучину океана.» [Воротников 1997: 153]

Стоит отметить, что на картине есть портретные изображения действительных участников событий - врача Савиньи и инженера Корреара. Они оба спаслись в ужасной катастрофе и позировали Жерико во время написания картины. Следует подчеркнуть, что художника интересовала ситуация борьбы человека со стихией и героическая победа над ней. Отсюда, можно сделать вывод, что автор размышлял над проблемой выживания человека в экстремальных условиях на грани человеческих возможностей организма, что непосредственно находит свое отражение на полотне. Но это не единственная проблема, которой коснулся Жерико в своей работе. Он также размышлял на темы взаимного сосуществования людей в социуме. Его картина, точнее образ тонущих люди на ветхом плоту, является аллегорией людей, находящихся в затруднительных и нестабильных условиях в обществе. Следует провести реминисценцию с книгой Джулиана Барнса «История мира в 10,5 главах», а именно с пятой главой этого постмодернистского романа второй половины двадцатого века (1989 г.). В своей книге автор рассматривает ряд общечеловеческих проблем в философском аспекте. Барнс обращает внимание читателей на некомпетентность морских офицеров фрегата «Медуза», коррумпированность Королевского флота, бессердечное отношение представителей правящего класса к тем, кто находится рангом ниже. В более широком смысле можно подразумевать действия людей, которые живут и выживают за счет других, вопреки благу других людей. Отражение этой проблемы мы можем видеть и на полотне Жерико, где множество человеческих образов подразделяется на живых людей, смотрящих с надеждой на виднеющуюся вдали точку на горизонте, отдаленно напоминающую силуэтом судно; и на бездыханные человеческие тела, статично лежащие в причудливо уродливых положениях на ветхом плоту. Все люди изображены в своеобразном клубке из сплетенных человеческих тел. Живые и мертвые. Художник тем самым аллегорично показывает связь между жизнью и смертью, её неразрывность.

Каннибализм, описанный пятой главе романа Барнса, стал своеобразным итогом кровавой бойни на ветхом плоту, ставшем жалким приютом на две недели терпящей бедствие группе людей. У Жерико на полотне нет шокирующе кровавых подробностей и фрагментов, ярко представляющих каннибализм. Но мы можем видеть подобие этому в образе двух мужчин, когда один вцепился зубами в спину другого.

Жерико на своей картине запечатлел момент приближающегося спасения в виде еле виднеющегося корабля на горизонте. Реакция на это действие различна. Часть людей утратила всяческую надежду на избавление от мук и страданий, смирилась с приходом своей скорой смерти; другая группа энергично размахивает руками в сторону приближающегося корабля, пытаясь тем самым привлечь наибольшее внимание экипажа судна. Они, как мы можем видеть, не пали духом и верят в ближайшее спасение.

В книге Д. Барнса аллегорией надежды и скорого спасения является белая бабочка, которая, по рассуждениям людей на плоту, может обитать только вблизи суши.

«Иные же увидели в этой обыкновенной бабочке знамение, вестницу Неба, белую, как Ноев голубь. Даже скептики, не верящие в Божий промысел, осторожно согласились с тем обнадеживающим соображением, что бабочки недалеко от твердой земли». [Барнс 2005: 133]

На полотне художник не изобразил белокрылой бабочки, но символом приближающегося спасения является светлая цветовая гамма, красками которой художник расписал небо вдоль линии горизонта. В отличие от цветового решения вокруг людей, находящихся на плоту. Тем самым художник небесным просветлением символизирует надежду на спасение, которая появилась вместе с кораблем на горизонте.

Список использованной литературы

картина плот жерико барнс

1. Барнс Д. - М.: АСТ:ЛЮКС, 2005.

2. Тропинин В.А. (под ред. М.М.Раковской). - М: Изобразительное искусство, 1982.

3. Турчин В.С. Теодор Жерико. - М: Изобразительное искусство, 1982.

4. Филимонова С.В. История мировой художественной культуры. - Мозырь: Белый ветер, 1997.

5. 100 художников XX века 1999.

В июле 1816 г. близ островов Зелёного Мыса корабль «Медуза» под командованием неопытного капитана, получившего должность по протекции, сел на мель. Капитан и его приближённые уплыли в шлюпках, бросив на произвол судьбы плот со ста пятьюдесятью матросами и пассажирами, из которых выжило только пятнадцать человек. Взволнованный этим событием известный представитель романтизма Теодор Жерико задумал создать картину, изображающую не столько отчаяние и надежду потерпевших кораблекрушение, сколько жестокость, глупость и несправедливость французского общества, которое, предав революцию, изменило идеалам «Свободы, равенства и братства».

Еще недавно друзья удивлялись смелости его замысла и были даже готовы отговорить художника от дерзкой затеи. Но Теодор был непреклонен.

Поймите же наконец! - горячился он. - На протяжении тринадцати суток несчастные носились на плоту в океане». Из ста сорока семи человек только пятнадцать остались в живых. Полуобезумевшие и обессиленные, они были найдены среди трупов своих погибших товарищей. И все это по вине вздорного капитана, старого монархиста, который был восстановлен в правах в 1815 году после падения Наполеона, хотя не плавал уже более двадцати лет! Именно по его приказу плот с людьми был брошен не произвол судьбы. Нет, я напишу большую картину, и вы поймете, что такое трусость аристократов, столь близких сердцу нашего благословенного Людовика XVIII...

Молодой художник с жаром берется за работу. В госпитале Монж он делал этюды прямо у постелей больных. Но чтобы придать творению реалистичность, надо знать все, что произошло на этом адском плоту. Он встречается с Корреаром, простым матросом, и Савиньи, вторым хирургом фрегата «Медуза», пережившими страшную драму. Назойливая мысль сверлит мозг: если они выжили, то почему? Как трудно отделить правду от лжи в нагромождении фактов, легенд, слухов и сплетен!

Мы следовали кильватерной колонной из четырех кораблей, чтобы доставить новый французский гарнизон в Сен-Луи-дю-Сенегаль. Где это видано, мосье Жерико, чтобы потерять из виду позади идущие корабли? А все капитан Шомаре. Ничтожный и спесивый человек, он создал на борту «Медузы» невыносимую атмосферу: старый эмигрант-монархист, к тому же бездарный моряк, он пользовался любым поводом, чтобы унизить офицеров. Отлично помню, как на пути к Мадейре по приказу Шомаре в открытом море был оставлен без помощи маленький юнга, случайно свалившийся за борт...

Корреар перебивает Савиньи:

Капитан даже не знал, где мы находимся! Когда «Медуза» села на мель Арген, он думал, что корабль в ста милях от нее! Людям пришлось покинуть фрегат, но боже, какой беспорядок царил при этом! Нерешительность капитана сторицей передалась остальным. При высадке с корабля невероятная. Паника охватила команду, пассажиров и солдат. Четыреста человек с трудом разместились в шести шлюпках и на бревнах наспех сколоченного плота. Солдаты дрались прикладами, чтобы занять места раньше пассажиров. Плот размером двадцать на семь метров то и дело кренился в стороны под тяжестью ста сорока семи человек. Вначале шлюпки взяли его на буксир, но затем, не предупредив, обрубили канаты...

Не упустить, скорее записать каждое слово! В силах ли он будет воссоздать страшный момент, когда оцепеневшая толпа обреченных видит, как обрубают канат!

Ему кажется, будто он сам переживает отчаяние людей, брошенных на произвол судьбы в открытом океане. Изредка он делает наброски с лица и жестов Корреара.

Художник едет в Гавр посмотреть на море, которое никогда не писал, и разыскивает там плотника с «Медузы». Он привозит его в Париж, чтобы тот в его мастерской построил точно такой же плот, какой он когда-то связал из бревен на мели Арген. Затягивая узлы на пеньковых тросах, моряк рассказывает:

В первую ночь двадцати человек упали в море.

Офицеры?

О нет, - отвечает плотник, мрачно усмехаясь. - Эти господа были посредине плота. На другой день три пассажира бросились в воду, чтобы покончить с собой. Под вечер вспыхнул первый мятеж: недовольные восстали против офицеров. Ночь напролет на плоту люди дрались, в ход пошли ножи, палки, кулаки.

Приходится, как клещами, вытягивать из памяти очевидца подробность за подробностью. Одно за другим слова этого человека рисуют перед внутренним оком художника чей-то жест или позу.

На четвертый день нас оставалось шестьдесят три, - продолжает плотник. - Обезумевшие люди ползали по палубе и кусали друг друга за ноги. Кое-кто бредил. На восьмой день на плоту было уже только двадцать семь человек. Мари-Зинаидаида, маркитантка из Сенегала, умерла в тот же вечер... и ее тело...

Словно не замечая замешательства плотника, Теодор настойчиво спрашивает:

Что вы ели? Что вы пили?

Там было пять бочонков с вином. Некоторые пытались пить морскую воду. Что касается еды...

Воцаряется тягостное молчание. Плотник о чем-то умалчивает, и, видимо, неспроста.

Когда вас нашел «Аргус», на веревках сушились куски мяса. Откуда они взялись?

На плот падали летучие рыбы. Мы пожирали их сырыми...

Но ведь вы ели... трупы людей!

Моряк опускает голову.

На одиннадцатый день было принято бесчеловечное решение. Наши раненные съедали порции других. Поэтому их бросили в море. Покрытые язвами, одурманенные голодом и солнцем, мы ничего не соображали. Наконец, на двенадцатый день мы увидели парус. О, это выглядело как мираж. Никто уже не верил в спасение. А те, кто еще хранил хоть каплю надежды, лежали в полном изнеможении. Только Жан-Шарль, матрос-негр, стал размахивать рубашкой...

Вот как! Этот бедняга, которого все презирали за черный цвет кожи, имел больше присутствия духа, чем другие! Обязательно нарисовать, как он зовет спасительный корабль.

Увы, «Аргус» нас не увидел. Мы орали как оглашенные из последних сил, размахивали руками. Смешно: как будто за десять миль могли разглядеть жалкую скорлупку среди бескрайних просторов океана! Люди потеряли всякую надежду...

Теперь надо заставить старика вспомнить положение каждого из оставшихся на плоту, их одежду.

Прошла еще одна сумасшедшая ночь. Но вот провидение, должно быть, сжалилось над нами. Назавтра «Аргус» случайно заметил нас и подобрал...

Жерико уже видит всю сцену.

Теперь только расставить натурщиков по местам и придать им нужные позы. Негр Жозеф, профессиональный натурщик, играет роль Жана-Шарля. Делакруа позирует, изображая другого страдальца. Жерико пишет в каком-то исступлении. Он требует от всех абсолютной тишины и прерывает работу лишь затем, чтобы пойти в госпиталь, сделать там портрет умирающего.

Поехав навестить сына, Жерико встречает своего друга Лебрена, больного желтухой, и тотчас набрасывает эскиз. Ему нужен особый типаж - достаточно мрачный, чтобы отразить переживания отца, у которого на коленях лежит мертвый сын...

В 1819 году двухлетний труд завершен. Но перед тем, как отправить картину на выставку, художник еще и еще раз всматривается в огромное полотно. Справа видна дыра в плоту. За одну ночь появляется изображение полуобнаженного человека, погруженного в воду.

И вот, наконец, выставка. Члены жюри пришли оценить необычное творение.
Затянутые в сюртуки и скованные высокими тугими галстуками, они не скрывают
своего негодования.

Зачем потребовалось изображать именно эту гадость? Неужели иссякли антич-ные сюжеты? Написал бы Цезаря, Горация, что ли, или Брута - словом, что-нибудь классическое, - брюзжит один.

Мы не можем согласиться с названием «Плот «Медузы», - заключает председатель жюри. - Это нанесет неслыханное оскорбление чести королевского флота, авторитету морской администрации. Пусть наречет картину «Сцена кораблекрушения».

Жерико не возражает, ибо знает: молодежи все равно известна история бедствия. Катастрофа «Медузы», бездарность ее командира не сходят с уст публики. На открытии салона вокруг картины Жерико жадно толпится народ.

Это обвинение, брошенное в лицо режиму, - поговаривают журналисты.

Картину Теодора Жерико жюри относит к XI классу. После салона ее вешают в угол, подальше от любопытных глаз. Государство отказывается купить ее для музея, хотя Жерико, работавший над нею два года, отчаянно нуждается в деньгах.

Покажем «Медузу» в Англии, - неожиданно предлагает английский импресарио Баллок. - Мои соотечественники без ума от морских сюжетов и всегда рады позлословить по адресу французских моряков.

Жерико надеется на признание у английской публики. Он сопровождает картину в Лондон и другие города Англии. С радостью видит он давку у своей картины и вслушивается в комментарии знатоков.

На родине Жерико ожидает сюрприз: сенсационный шум вокруг его детища. Капитан де Шомаре вынужден предстать перед военным судом. Изо всех сил выуживают адвокаты «смягчающие обстоятельства». И вот морской трибунал приговаривает подсудимого к... трем годам тюрьмы. Что ж из того, что из-за его трусости погибло 130 человек? Ведь он старый заслуженный монархист, верноподданный короля, каких мало.

Выйдя из заключения, Шомаре думает: «Наконец-то можно все забыть!» Но до самого смертного часа, на протяжении еще 20 лет своей жизни, он не мог выйти из дому, чтобы его не окружили жители деревни, выкрикивавшие оскорбления подлому трусу.