Пало́мничество Чайльд-Гаро́льда - поэма в четырёх частях, написанная лордом Джорджем Байроном . Она публиковалась между 1812 и 1818. Посвящение поэмы - обращение к Ианте (в ориг. - Ianthe ), под именем которой скрыта дочь его английских знакомых. «Паломничество Чайльд-Гарольда» описывает путешествия и размышления пресыщенного молодого человека, который разочаровался в жизни полной удовольствий и веселья и ищет приключений в незнакомых землях. В более широком смысле, это выражение меланхолии и разочарования, которые ощущает поколение, утомлённое эпохой Великой французской революции и последовавших за ней наполеоновских войн. Обозначение главного героя происходит от старинного английского титулования childe («чайльд ») - средневекового обозначения молодого дворянина, который был ещё только кандидатом в рыцари. Этот титул, как указывает автор поэмы, был выбран как наиболее сообразный со старинной формой стихосложения .

Поэма содержит элементы, которые принято считать автобиографичными, так как Байрон создаёт часть сюжетной линии исходя из опыта, полученного во время путешествий по Средиземноморью вообще, и в частности Албании, Испании, Португалии, Эгейскому морю и Греции в 1809-1811 годах . «Ианта » - это его ласковое обращение к Шарлотте Харли, 13-летней дочери Леди Оксфорд (прапрабабушки художника Фрэнсиса Бэкона). В целесообразности издания первых двух частей Байрон чрезвычайно сомневался, поскольку очень многое в них было напрямую сопоставимо с его личностью и судьбой. Они были изданы Джоном Мюрреем по настоянию друзей Байрона в 1812 и принесли как произведению, так и его автору неожиданное внимание общественности. Байрон позже писал: «я проснулся однажды утром и узнал, что знаменит».

Байронический герой

Поэма выявила в себе первый пример байронического героя. Идея байронического героя несет в себе множество следующих различных характеристик:

• Герой должен иметь высокий уровень интеллекта и восприятия, а также - быть в состоянии легко приспособиться к новым ситуациям и использовать хитрость для собственной выгоды. Так, Чайльд-Гарольд прекрасно образован, воспитан и умен, а также наделен внешней привлекательностью, стилем и тактом. Кроме очевидного очарования, которое это автоматически создает, он борется со своей честной прямотой, будучи склонным к колебанию настроения или биполярным стремлениям.
• В целом, герою присуща непочтительность к любой власти, - таким образом, создаётся изображение байронического героя как изгнанника или изгоя.
• Также у героя есть склонность быть высокомерным и циничным, потворствуя саморазрушительному поведению, которое сочетается с потребностью обольщения женщин.
• Таинственность героя - безусловно усиливающий фактор его сексуальной привлекательности, однако ещё более провоцирующий его частое столкновение с теми или иными проблемами.

Характер байронического героя частотен в романах, фильмах и пьесах.

Структура произведения

Поэма состоит из четырёх песен, написанных спенсеровой строфой , имеющей в себе восемь строк ямбического пентаметра , дополняемых одним александрийским стихом (двенадцатисложной ямбической строкой), и имеет структуру рифмы ABABBCBCC.

Интерпретации

Чайльд Гарольд стал проводником для собственных убеждений Байрона. В предисловии к третьей книге Байрон признаёт тот факт, что его герой - только расширение взгляда на себя самого. Согласно позиции Джерома Макганна, маскируя себя в образе литературного персонажа, Байрон смог выразить следующий взгляд: «самая большая трагедия человека состоит в том, что он может осознать совершенство, которого он не может достигнуть».

Ссылки

Примечания

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Паломничество Чайльд-Гарольда" в других словарях:

Герой поэмы английского поэта Джорджа Гордона Байрона (1788 1824) «Паломничество Чайльд Гарольда» (1812 1818). Неспособность реализовать себя в привычных рамках существования, неудовлетворенность жизнью, непонимание со стороны окружающих толкают… … Словарь крылатых слов и выражений

Чайльд-Гарольд - крыл. сл. Герой поэмы Байрона «Паломничество Чайльд Гарольда» (1812 1818), крайний индивидуалист, пресыщенный рассеянной, полной наслаждений жизнью. Бездеятельность, одиночество и оторванность Чайльд Гарольда от его среды толкают его на путь… … Универсальный дополнительный практический толковый словарь И. Мостицкого

В Средневековье словом чайльд (англ. childe, child буквально «ребёнок», др. англ. Cild «молодой лорд») называли дворянского сына, который пока не достиг титула рыцаря или ещё не заслужил своих шпор. Как ранг в рыцарстве, этот термин… … Википедия

- (англ. Childe Harold) герой поэмы Дж.Г.Байрона «Паломничество Чайлд Гарольда» (1812 1818). Ч. Г, первый романтический герой поэзии Байрона, не является характером в традиционном смысле слова. Это абрис характера, воплощение смутного влечения души … Литературные герои

Джордж Гордон, лорд (George Gordon Byron, 1788–1824) английский поэт. Р. в Лондоне, происходил из древнего знатного, обедневшего и опустившегося рода, учился в аристократической школе в Гарроу, потом в Кембриджском университете; в 1806 анонимно… … Литературная энциклопедия

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Байрон (значения). Джордж Ноел Гордон Байрон George Byron … Википедия

- (Byron) (1788 1824), английский поэт романтик; член палаты лордов. В 1816 покинул Великобританию, жил в Италии. В поэмах «Паломничество Чайльд Гарольда» (1812 18), «Шильонский узник» (1816), «восточных» поэмах 1810 х гг. (в том числе «Гяур»,… … Энциклопедический словарь

Координаты: 38°07′05″ с. ш. 23°58′42″ в. д. / 38.118056° с. ш. 23.978333° в. д. … Википедия

- (Byron, George Gordon) ДЖОРДЖ ГОРДОН БАЙРОН (1788 1824), один из величайших английских поэтов романтиков. Родился 22 января 1788 в Лондоне. Его мать, Кэтрин Гордон, родом шотландка, была второй женой капитана Д. Байрона, первая жена которого… … Энциклопедия Кольера

В туманном Альбионе живет юноша по имени Чайльд Гарольд. Всю жизнь он провел в распутстве и неге, предаваясь любым соблазнам. Когда же ему исполняется 19 лет, он почувствовал пресыщение, страна ему кажется тюрьмой, а дом – могилой. Он решает уехать в путешествие. Он покидает дом, не прощаясь с родными, и всю дорогу страдает от одиночества, думая о том, что нет у него ни друзей, ни любви.

Первый город, в который прибывает Гарольд – Лисабон. Первое время его пленяет красота нового города и герою кажется, что здесь он обретен покой, но достаточно скоро, его взгляд меняется и город становится ему противный. Чайльд мучается упреками совести за то, что он предавался порокам и растерял свою юность. Он едет дальше и посещает Испанию. Идут размышления и скорбь автора о потерянной славе и могуществе этой страны, описание былых сражений. Далее он рассказывает об испанских женщинах, которые оставили гитару и женские дела, и пошли с мужьями на поле брани. Но, несмотря на их жесткость и мужественность, они сохранили женственность и кажутся автору благородней английских салонных сплетниц. Далее идет описание корриды, показывая темпераментность испанцев. В заключении песни, автор восславляет Испанию и ее жителей, которые будут бороться за свободу до конца.

Вторая песнь начинается с того, что Чайльд приезжает в Грецию. Здесь автор также скорбит о былом величии Эллады, которую бесстыдно ограбили заморские варвары. Далее Гарольд любуется на море и размышляет и морских путешествиях, а также – о дружбе и человеческих взаимоотношениях. Здесь, глядя на море, он верит, что любил и что любили его, но понимает, что в светской толпе он вновь будет одинок. На память ему приходит любовь к прекрасной Флоренс, но даже она хотела только победы над ним. Глядя на природу, Чайльд убеждает себя, что только она искренняя с ним и не отвергает его. Следующий причал героя – в Албании. Здесь описывается красота природы страны, а также суровую добродетель ее население. Гордость и храбрость албанских сынов, которые не предают друзей и страну. Однако мыслями лирический герой вновь возвращается к Греции, призывая ее восстать на борьбу за свободу. Она должна вновь восстать из пепла и превратится в то могущественное государство, перед которым трепетали Персия и Троя. Далее герой возвращается в мыслях к родному дому и возлюбленной, образ которой не смогло стереть время.

В третьей песни, после недолгого пребывания дома, Гарольд уезжает в Бельгию и Германию. В начале поездки герой чувствует себя пленником среди светского общества. Он одинок и все больше отдаляется от людей. Цели, к которым он стремился – высокие идеалы и жизненный смысл – не достигнуты, но теперь Чайльд теряет их. В то же время он смотрит на крах империи Наполеона и победу антифеодальных монархий.

Четвертая песнь по сути – гимн итальянскому освободительному движению. В ней Чайльд Гарольд исчезает, а на первый план выходит автор, который прямо обращается к читателю.

Идея поэмы – выражение тоски и разочарования, которые охватили общество после Великой Французской революции и наполеоновских войн, и мечта о возрождении некогда могущественных и красивых империй (Греция, Италия, Испания). Также в поэме автор критикует светскую жизнь своего времени, ее пошлость и неискренность.

О произведении

Когда под нажимом руки знаменитого русского писателя Пушкина Александра Сергеевича появлялась очередная крылатая строчка, которая могла полностью определить весь облик и характер его любимых героев: «Москвич в Гарольдовом плаще», ее автор, кажется, совсем не стремился поразить читателей так явно бросающейся в глаза необычностью и уникальностью.

Основные цели, скорее всего можно догадаться, были не столь амбициозны, хотя нельзя отрицать, что не менее ответственны: вместить в пару слов, пару фраз главное настроение и ощущение времени тех лет, дать полнейшее воплощение мировоззренческого взгляда и одновременно - житейского, поведенческой «позе» довольно обширного общества молодёжи того времени (кстати не только отечественной, но и зарубежной), чьё понимание собственного отличия от окружающего перелилось в формы романтического непонимания.

Пожалуй, самым красочным представителем этого откровенно говоря, странного взгляда на мир стал Байрон, а главным литературным персонажем, который абсолютно полностью и законченно воплотил эту этико-эмоциональную составляющую, - важный персонаж его полной, производившейся в течении чуть ли не десятилетия лирической поэмы тех времен - произведения, которому Байрон обязан по праву появившемуся всенародному признанию и любви не одного поколения читателей.

Надо отметить, что у автора были все доводы в письме к своему другу Джону Хобхаузу, удалось характеризовать «Паломничество Чайльд Гарольда» как «самое масштабное, самое наполненное мыслями и наиболее крупное по своему охвату из всех произведений, написанных когда либо мной».

Но всё-таки создавая это произведение автор даже не смел предположить, что именно оно сможет охватить такое количество читателей, стать признанным и уважаемым на несколько десятилетий вперед. Такое признание, это пожалуй самая лучшая хвала и честь для любого автора.

Для автора в данном произведении стал новаторским не только взгляд на действительность, которая царила вокруг в те годы, но и кардинально новым стало отношение к романтическому настрою главного героя и повествователя.

Стоит отметить интересный факт, что развиваясь постепенно к финалу пьесы, слияние автора и повествователя достигает своего финального момента, который собственно говоря и становиться ключевым моментом всей пьесы.
То, что автор и повествователь как бы сливаются в одно целое легко можно определить и принять за необыкновенно чуткое отношение к конфликтам окружающего главного героя мировоззрение на окружающий мир, которое кстати по задумке автор и становиться главным персонажем этого известного и знаменитого произведения.

А вообще людям очень хорошо известны самые разные моменты жизни Байрона, и понимая это автор старается не скрывать что-то, а показывать всё как есть на самом деле, без каких либо масок.

Очень интересным моментом в пьесе становиться отражение лирического образа главного героя, хотя стоит отметить, что некоторым читателям и критикам этот образ вовсе не кажется лирическим.

ПАЛОМНИЧЕСТВО ЧАЙЛЬД-ГАРОЛЬДА

L"univers est une espèce de livre, dont on n"a lu que la première page quand on n"a vu que son pays. J"en ai feuilleté un assez grand nombre, que j"ai trouvé également mauvaises. Get examen ne m"a point ete infructueux. Je haïssais ma patrie. Toutes les impertinences des peuples divers, parmi lesquels j"ai vécu, m"ont réconcilié avec elle. Quand je n"aurais tiré d"autre bénéfice de mes voyages que celui-là, je n"on regretterais ni les frais ni les fatigues.

ПРЕДИСЛОВИЕ

(к песням первой и второй)

Бóльшая часть этой поэмы была написана в тех местах, где происходит ее действие. Она была начата в Албании, а те части, которые относятся к Испания и Португалии, основаны на личных наблюдениях автора в этих странах. Я упоминаю об этом как о ручательстве за верность описаний. Сцены и пейзажи, набросанные здесь автором, рисуют Испанию, Португалию, Эпир, Акарнанию и Грецию. На этом поэма покуда остановилась. Осмелится ли автор повести читателя по Ионии и Фригии в столицу Востока, зависит от того, как будет принято его творение. Эти две песни - не более чем проба.

Вымышленный герой был введен в поэму с целью связать ее отдельные части: это, однако, не означает, что автор не намерен допускать отступления. Друзья, мнение которых я высоко ценю, предостерегали меня, считая, что кое-кто может заподозрить, будто в этом вымышленном характере Чайльд-Гарольда я изобразил реально существующую личность. Такое подозрение я позволю себе отвергнуть раз и навсегда. Гарольд - дитя воображенья, созданное мною только ради упомянутой цели. Некоторые совсем несущественные и чисто индивидуальные черты, конечно, могут дать основание для таких предположений. Но главное в нем, я надеюсь, никаких подозрений не вызовет.

Излишне, может быть, говорить, что титул «Чайльд» (вспомним Чайльд-Уотерс, Чайльд-Чайльдерс и т. п.) был мною выбран как наиболее сообразный со старинной формой стихосложения.

«Прости, прости!» в начале первой песни навеяно «Прощанием лорда Максвелла» в «Пограничных песнях», изданных м-ром Скоттом.

В первой части, где речь идет о Пиренейском полуострове, можно усмотреть некоторое сходство с различными стихотворениями, темой которых является Испания; но это только случайность, потому что, за исключением нескольких конечных строф, вся эта песнь была написана в Леванте.

Спенсерова строфа, принадлежащая одному из наших наиболее прославленных поэтов, допускает огромное разнообразие. Д-р Битти говорит об этом: «Недавно я начал поэму в стиле Спенсера, его строфой. Я хочу в ней дать полный простор моим склонностям и сделать ее то шутливой, то возвышенной, то описательной, то сентиментальной, нежной или сатирической - как подскажет настроение. Если не ошибаюсь, размер, выбранный мной, в одинаковой степени допускает все эти композиционные ходы…»

Опираясь на такие авторитеты и на пример многих выдающихся итальянских поэтов, я не стану оправдываться в том, что мое сочинение построено на таких же сменах и переходах. Если мои стихи не будут иметь успеха, я буду удовлетворен сознанием, что причина этой неудачи кроется только в исполнении, но не в замысле, освященном именами Ариосто, Томсона и Битти.

Лондон, февраль 1812

ДОПОЛНЕНИЕ К ПРЕДИСЛОВИЮ

Я ждал, пока наши периодические листки не израсходуют свою обычную порцию критики. Против справедливости этой критики в целом я ничего не могу возразить; мне не пристало оспаривать ее легкие порицания, и возможно, что, будь она менее доброй, она была бы более искренней. Но, выражая всем критикам и каждому в отдельности свою благодарность за их терпимость, я должен все-таки высказать свои замечания по одному только поводу. Среди многих справедливых упреков, которые вызвал характер моего «странствующего рыцаря» (я все-таки, несмотря на многочисленные признаки обратного, утверждаю, что это характер вымышленный), высказывалось мнение, что он, не говоря уже об анахронизмах, ведет себя очень нерыцарственно, между тем как времена рыцарства - это времена любви, чести и т. п. Но теперь уже известно, что доброе старое время, когда процветала «любовь добрых старых времен, старинная любовь», было как раз наиболее развратным из всех возможных эпох истории. Те, кто сомневается в этом, могут справиться у Сент-Пале во многих местах, и особенно во второй части (стр. 69). Обеты рыцарства исполнялись не лучше, чем все другие обеты, а песни трубадуров были не менее непристойны и, уж во всяком случае, менее изысканны, чем песни Овидия. В «Судах любви», «Беседах о любви, учтивости и любезности» гораздо больше занимались любовью, чем учтивостью и любезностью. Смотри об этом Роллана и Сент-Пале.

Какие бы возражения ни вызывал в высшей степени непривлекательный характер Чайльд-Гарольда, он был, во всяком случае, настоящим рыцарем - «не трактирным слугой, а тамплиером». Между прочим, я подозреваю, что сэр Тристрам и сэр Ланселот были тоже не лучше, чем они могли быть, при том, что это персонажи высокопоэтические и настоящие рыцари «без страха», хотя и не «без упрека». Если история установления «Ордена Подвязки» не вымысел, то, значит, рыцари этого ордена уже несколько столетий носят знак графини Сэлисбери, отнюдь не блиставшей доброй славой. Вот правда о рыцарстве. Берку не следовало сожалеть о том, что времена рыцарства прошли, хотя Мария-Антуанетта была так же целомудренна, как и большинство тех, во славу которых ломались копья и рыцарей сбрасывали с коней.

За время от Баярда до сэра Джозефа Бенкса, самого целомудренного и знаменитого рыцаря старых и новых времен, мы найдем очень мало исключений из этого правила, и я боюсь, что при некотором углублении в предмет мы перестанем сожалеть об этом чудовищном маскараде средних веков.

Теперь я предоставляю Чайльд-Гарольду продолжать свою жизнь таким, каков он есть. Было бы приятнее и, конечно, легче изобразить более привлекательный характер. Было бы легко притушить его недостатки, заставить его больше делать и меньше говорить, но он предназначался отнюдь не для того, чтобы служить примером. Скорее следовало бы учиться на нем тому, что ранняя развращенность сердца и пренебрежение моралью ведут к пресыщенности прошлыми наслаждениями и разочарованию в новых, и красоты природы, и радость путешествий, и вообще все побуждения, за исключением только честолюбия - самого могущественного из всех, потеряны для души, так созданной, или, вернее, ложно направленной. Если бы я продолжил поэму, образ Чайльда к концу углубился бы, потому что контур, который я хотел заполнить, стал бы, за некоторыми отклонениями, портретом современного Тимона или принявшего поэтическую форму Зелуко.

Когда под пером А. С. Пушкина рождалась крылатая строка, исчерпывающе определявшая облик и характер его любимого героя: «Москвич в Гарольдовом плаще», ее создатель, думается, отнюдь не стремился поразить соотече­ственников бьющей в глаза оригинальностью. Цель его, уместно предположить, была не столь амбициозна, хотя и не менее ответственна: вместить в одно слово превалирующее умонастроение времени, дать емкое воплощение мировоз­зренческой позиции и одновременно - житейской, поведенческой «позе» довольно широкого круга дворянской молодежи (не только российской, но и европейской), чье сознание собственной отчужденности от окружающего отлилось в формы романти­ческого протеста. Самым ярким выразителем этого критического мироощущения явился Байрон, а литературным героем, наиболее полно и законченно воплотившим этот этико-эмоциональный комплекс, - титульный персонаж его обширной, создававшейся на протяжении чуть ли не десятилетия лирической поэмы «Паломничество Чайльд Гарольда» - произведения, которому Байрон обязан был сенсационной международной известностью.

Вместив в себя немало разнообразных событий бурной авторской биографии, эта написанная «спенсеровой строфой» (название данной формы восходит к имени английского поэта елизаве­тинской эпохи Эдмунда Спенсера, автора нашумевшей в свое время «Королевы фей») поэма путевых впечатлений, родившаяся из опыта поездок молодого Байрона по странам Южной и Юго-Восточной Европы в 1809-1811 гг. и последующей жизни поэта в Швейцарии и Италии (третья и четвертая песни), в полной мере выразила лирическую мощь и беспреце­дентную идейно-тематическую широту поэтического гения Байрона. У ее создателя были все основания в письме к своему другу Джону Хобхаузу, адресату ее посвящения, характе­ризовать «Паломничество Чайльд Гарольда» как «самое большое, самое богатое мыслями и наиболее широкое по охвату из моих произведений». На десятилетия вперед став эталоном романтической поэтики в общеевро­пейском масштабе, она вошла в историю литературы как волнующее, проникновенное свидетельство «о времени и о себе», пережившее ее автора.

Новаторским на фоне современной Байрону английской (и не только английской) поэзии явился не только запечатленный в «Паломничестве Чайльд Гарольда» взгляд на действи­тельность; принципиально новым было и типично романтическое соотношение главного героя и повествователя, во многих чертах схожих, но, как подчеркивал Байрон в предисловии к первым двум песням (1812) и в дополнении к предисловию (1813), отнюдь не идентичных один другому.

Предвосхищая многих творцов романтической и построман­тической ориентации, в частности и в России (скажем, автора «Героя нашего времени» М. Ю. Лермонтова, не говоря уже о Пушкине и его романе «Евгений Онегин»), Байрон констатировал в герое своего произведения болезнь века: «ранняя развращенность сердца и пренебрежение моралью ведут к пресыщенности прошлыми наслаждениями и разочарованию в новых, и красоты природы, и радость путешествий, и вообще все побуждения, за исключением только честолюбия - самого могущественного из всех, потеряны для души, так созданной, или, вернее, ложно направленной». И тем не менее именно этот, во многом несовершенный персонаж оказывается вместилищем сокровенных чаяний и дум необыкновенно проница­тельного к порокам современников и судящего современность и прошлое с максима­листских гуманистических позиций поэта, перед именем которого трепетали ханжи, лицемеры, ревнители официальной нравственности и обыватели не только чопорного Альбиона, но и всей стонавшей под бременем «Священного Союза» монархов и реакционеров Европы. В заключи­тельной песне поэмы это слияние повествователя и его героя достигает апогея, воплощаясь в новое для больших поэтических форм XIX столетия художественное целое. Это целое можно определить как необыкновенно чуткое к конфликтам окружающего мыслящее сознание, которое по справед­ливости и является главным героем «Паломничества Чайльд Гарольда».

Это сознание не назовешь иначе как тончайшим сейсмографом действи­тельности; и то, что в глазах непредубеж­денного читателя предстает как безусловные художественные достоинства взволнованной лирической исповеди, закономерно становится почти непреодолимым препятствием, когда пытаешься «перевести» порхающие байроновские строфы в регистр беспристрастной хроники. Поэма по сути бессюжетна; весь ее повество­ва­тельный «зачин» сводится к нескольким, ненароком оброненным, строкам об английском юноше из знатного рода, уже к девятнадцати годам пресытившемся излюбленным набором светских удовольствий, разочаро­вавшемся в интеллек­туальных способностях соотече­ственников и чарах соотече­ственниц и - пускающемся путешествовать. В первой песне Чайльд посещает Португалию, Испанию; во второй - Грецию, Албанию, столицу Оcманской империи Стамбул; в третьей, после возвращения и непродол­жи­тельного пребывания на родине, - Бельгию, Германию и надолго задерживается в Швейцарии; наконец, четвертая посвящена путешествию байроновского лирического героя по хранящим следы величественного прошлого городам Италии. И только пристально вглядевшись в то, что выделяет в окружающем, что выхватывает из калейдо­ско­пи­ческого разнообразия пейзажей, архитектурных и этногра­фических красот, бытовых примет, житейских ситуаций цепкий, пронзительный, в полном смысле слова мыслящий взор повествователя, можем мы вынести для себя представление о том, каков в гражданском, философском и чисто человеческом плане этот герой - это байроновское поэтическое «я», которое язык не поворачивается назвать «вторым».

И тогда неожиданно убеждаешься, что пространное, в пять тысяч стихов лирическое повествование «Паломничества Чайльд Гарольда» - в определенном смысле не что иное, как аналог хорошо знакомого нашим современникам текущего обозрения международных событий. Даже сильнее и короче: горячих точек, если не опасаться приевшегося газетного штампа. Но обозрение, как нельзя более чуждое какой бы то ни было сословной, национальной, партийной, конфессио­нальной предвзятости. Европа, как и ныне, на рубеже третьего тысячелетия, объята пламенем больших и малых военных конфликтов; ее поля усеяны грудами оружия и телами павших. И если Чайльд выступает чуть дистанци­рованным созерцателем разверты­вающихся на его глазах драм и трагедий, то стоящий за его плечами Байрон, напротив, никогда не упускает возможности высказать свое отношение к происходящему, вглядеться в его истоки, осмыслить его уроки на будущее.

Так в Португалии, строгие красоты чьих ландшафтов чаруют пришельца (песнь 1-я). В мясорубке наполео­новских войн эта страна стала разменной монетой в конфликте крупных европейских держав; И у Байрона нет иллюзий по части истинных намерений их правящих кругов, включая те, что определяют внешнюю политику его собственной островной отчизны. Так и в Испании, ослепляющей великолепием красок и фейерверками национального темперамента. Немало прекрасных строк посвящает он легендарной красоте испанок, способных тронуть сердце даже пресыщенного всем на свете Чайльда («Но нет в испанках крови амазонок, / Для чар любви там дева создана»). Но важно, что видит и живописует носительниц этих чар повествователь в ситуации массового общественного подъема, в атмосфере общенародного сопротивления наполео­новской агрессии: «Любимый ранен - слез она не льет, / Пал капитан - она ведет дружину, / Свои бегут - она кричит: вперед! / И натиск новый смел врагов лавину. / Кто облегчит сраженному кончину? / Кто отомстит, коль лучший воин пал? / Кто мужеством одушевит мужчину? / Все, все она! Когда надменный галл / Пред женщинами столь позорно отступал?»

Так и в стонущей под пятой османской деспотии Греции, чей героический дух поэт старается возродить, напоминая о героях Фермопил и Саламина. Так и в Албании, упорно отстаивающей свою национальную самобытность, пусть даже ценой каждодневного кровопро­литного мщения оккупантам, ценой поголовного превращения всего мужского населения в бесстрашных, беспощадных гяуров, грозящих сонному покою турок-поработителей.

Иные интонации появляются на устах Байрона-Гарольда, замедлившего шаг на грандиозном пепелище Европы - Ватерлоо: «Он бил, твой час, - и где ж Величье, Сила? / Все - Власть и Сила - обратилось в дым. / В последний раз, еще непобедим, / Взлетел орел - и пал с небес, пронзенный…»

В очередной раз подводя итог парадок­сальному жребию Наполеона, поэт убеждается: военное противо­стояние, принося неисчислимые жертвы народам, не приносит освобождения («То смерть не тирании - лишь тирана»). Трезвы, при всей очевидной «еретичности» для своего времени, и его размышления над озером Леман - прибежищем Жан-Жака Руссо, как и Вольтер, неизменно восхищавшего Байрона (песнь 3-я).

Французские философы, апостолы Свободы, Равенства и Братства, разбудили народ к невиданному бунту. Но всегда ли праведны пути возмездия, и не несет ли в себе революция роковое семя собственного грядущего поражения? «И страшен след их воли роковой. / Они сорвали с Правды покрывало, / Разрушив ложных представлений строй, / И взорам сокровенное предстало. / Они, смешав Добра и Зла начала, / Все прошлое низвергли. Для чего? / Чтоб новый трон потомство основало. / Чтоб выстроило тюрьмы для него, / И мир опять узрел насилья торжество».

«Так не должно, не может долго длиться!» - восклицает поэт, не утративший веры в исконную идею исторической справед­ливости.

Дух - единственное, что не вызывает у Байрона сомнения; в тщете и превратностях судеб держав и цивилизаций, он - единственный факел, свету которого можно до конца доверять: «Так будем смело мыслить! Отстоим / Последний форт средь общего паденья. / Пускай хоть ты останешься моим, / Святое право мысли и сужденья, / Ты, божий дар!»

Единственный залог подлинной свободы, он наполняет смыслом бытие; залогом же человеческого бессмертия, по мысли Байрона, становится вдохновенное, одухотворенное творчество. Потому вряд ли случайно апофеозом гарольдовского странствия по миру становится Италия (песнь 4-я) - колыбель общечело­веческой культуры, страна, где красноречиво заявляют о своем величии даже камни гробниц Данте, Петрарки, Тассо, руины римского Форума, Колизея. Униженный удел итальянцев в пору «Священного Союза» становится для повествователя источником незатихающей душевной боли и одновременно - стимулом к действию.

Хорошо известные эпизоды «итальянского периода» биографии Байрона - своего рода закадровый комментарий к заключи­тельной песне поэмы. Сама же поэма, включая и неповторимый облик ее лирического героя, - символ веры автора, завещавшего современникам и потомкам незыблемые принципы своей жизненной философии: «Я изучил наречия другие, / К чужим входил не чужестранцем я. / Кто независим, тот в своей стихии, / В какие ни попал бы он края, - / И меж людей, и там, где нет жилья. / Но я рожден на острове Свободы / И Разума - там родина моя…»

ЧАЙЛЬД-ГАРОЛЬД

ЧАЙЛЬД-ГАРОЛЬД (англ. Childe Harold) -герой поэмы Дж.Г.Байрона «Паломничество Чайлд-Гарольда» (1812-1818). Ч.-Г, первый романтический герой поэзии Байрона, не является характером в традиционном смысле слова. Это абрис характера, воплощение смутного влечения души, романтического недовольства миром и самим собой. Биография Ч.-Г. типична для всех «сынов своего века» и «героев нашего времени». По словам Байрона, «бездельник, развращенный ленью», «как мотылек, резвился он порхая», «свой век он посвящал лишь развлеченьям праздным», «и в мире был он одинок» (перевод В.Левика). Разочарованный в дружбе и любви, наслаждении и пороке, Ч.-Г. заболевает модной в те годы болезнью - пресыщением и решает покинуть родину, ставшую для него тюрьмой, и отчий дом, кажущийся ему могилой. «В жажде новых мест» герой пускается странствовать по свету, в ходе этих странствий становясь, как и сам Байрон, космополитом или гражданином мира. Причем скитания героя совпадают с путевым маршрутом самого Байрона в 1809-1811 и в 1816-1817 гг.: Португалия, Испания, Греция, Франция, Швейцария, Италия.

Сменяющиеся картины разных стран, национального быта, важнейших событий политической истории образуют ткань поэмы Байрона, эпической и лирической в одно и то же время. Прославляя Природу и Историю, поэт воспевает вольный героизм национально-освободительных движений своего времени. Призыв к сопротивлению, действию, борьбе составляет основной пафос его поэмы и предопределяет сложность отношения Байрона к созданному им литературному герою. Границы образа Ч.-Г.- пассивного созерцателя величественных картин открывающейся перед ним мировой истории - сковывают Байрона. Лирическая сила соучастия поэта оказывается столь мощной, что, начиная с третьей части, он забывает о своем герое и ведет повествование от своего лица.

«В последней песне пилигрим появляется реже, чем в предыдущих, и поэтому он менее отделим от автора, который говорит здесь от своего собственного лица,- писал Байрон в предисловии к четвертой песне поэмы.- Объясняется это тем, что я устал последовательно проводить линию, которую все, кажется, решили не замечать, <...> я напрасно доказывал и воображал, будто мне это удалось, что пилигрима не следует смешивать с автором. Но боязнь утерять различие между ними и постоянное недовольство тем, что мои усилия ни к чему не приводят, настолько угнетали меня, что я решил затею эту бросить - и так и сделал». Таким образом к финалу поэмы, обретающей все более и более исповедальный характер, от ее героя остаются лишь романтические атрибуты: посох паломника и лира поэта.

Лит.: Дьяконова Н.Я. Байрон в годы изгнания. Л., 1974; Великий романтик. Байрон и мировая литература. М., 1991.

Е.Г.Хайченш

Литературные герои. - Академик . 2009 .

Смотреть что такое "ЧАЙЛЬД-ГАРОЛЬД" в других словарях:

Герой поэмы английского поэта Джорджа Гордона Байрона (1788 1824) «Паломничество Чайльд Гарольда» (1812 1818). Неспособность реализовать себя в привычных рамках существования, неудовлетворенность жизнью, непонимание со стороны окружающих толкают… … Словарь крылатых слов и выражений

Сущ., кол во синонимов: 1 разочарованный (4) Словарь синонимов ASIS. В.Н. Тришин. 2013 … Словарь синонимов

См. разочарованный Словарь синонимов русского языка. Практический справочник. М.: Русский язык. З. Е. Александрова. 2011 … Словарь синонимов

- (иноск.) человек разочарованный (намек на Childe Harold заглавие соч. Байрона) Ср. Чайльд Гарольд необходимо должен быть разочарован без того он и не Чайльд Гарольд... Таким он прикидывался перед княжною. Он говорил ей... все общеизвестные… …

Чайльд Гарольдъ (иноск.) человѣкъ разочарованный (намекъ на Childe Harold заглавіе соч. Байрона). Ср. Чайльд Гарольдъ необходимо долженъ быть разочарованъ безъ того онъ и не Чайльд Гарольдъ... Такимъ онъ прикидывался передъ княжною. Онъ говорилъ… … Большой толково-фразеологический словарь Михельсона (оригинальная орфография)

Чайльд-Гарольд - крыл. сл. Герой поэмы Байрона «Паломничество Чайльд Гарольда» (1812 1818), крайний индивидуалист, пресыщенный рассеянной, полной наслаждений жизнью. Бездеятельность, одиночество и оторванность Чайльд Гарольда от его среды толкают его на путь… … Универсальный дополнительный практический толковый словарь И. Мостицкого

Чайльд-Гарольд - Смотри также герой одноименной поэмы Байрона. Как Chield Harold, угрюмый, томный, в гостиных появлялся он (Евг. Он. , I, 38). Прямым Онегин Чайльд Гарольдом вдался в задумчивую лень (IV, 44). Ужели (Евгений) подражанье, ничтожный призрак, иль… … Словарь литературных типов

Чайльд Гарольд - Ч айльд Гар ольд, а … Русский орфографический словарь

Чайльд Гарольд - Р. Ча/йльд Гаро/льда (лит. персонаж) … Орфографический словарь русского языка

- (иноск.) пресыщенный жизнью Ср. Но к жизни вовсе охладел. Как Child Harold, угрюмый, томный, В гостиных появлялся он... А.С. Пушкин. Евг. Онегин. 1, 38. Ср. Чем ныне явится?.. Гарольдом, квакером, ханжой?.. Там же. 8, 8. Ср. Byron. Child Harold (… Большой толково-фразеологический словарь Михельсона

Книги

• Дон-Жуан. Паломничество Чайльд-Гарольда , Джордж Гордон Байрон. "Дон-Жуан" и "Паломничество Чайльд-Гарольда" - шедевры английского поэта эпохи романтизма Джорджа Гордона Байрона - гения и "властителя дум", непревзойденного мастераромантических поэм.…